И тут пришла беда

Он вдруг смягчился, голос его стал почти ласковым:

– Мы приуглядим тут за всеум, Велимира.

– Спасибо, – прошептала ведьма, и Евсей с удивлением услышал в её дрожащем, сбивающемся голосе слёзы, – спасибо…

Дрожеки хлынули к ним зелёной приливной волной – в этот раз Евсей даже не дрогнул. К нему подскочил Морошка, прижимая ладони к огромным глазищам, из которых капали и катились по лицу желтовато – янтарные слёзы, точно древесная смола.

– Проущай, – всхлипнул он, – ты был слаувным… – Он торопливо отвернулся, утирая слёзы кисточкой хвоста.

Евсей совсем растерялся. Он поднял руки – и заставил себя легко, почти невесомо коснуться его плеча.

– Не переживай так, – сказал он, стараясь звучать легко и беззаботно, – мы будем осторожны…

Морошка только махнул рукой.

– Не пеуриживай, – пробурчал он, – стаунешь тут не пеуриживать, коугда вы в паусть Змеую леузете… Знаук моуй не теуряй, – вдруг серьёзно сказал он, заглянув в лицо Евсею, – при сеубе деуржи, слышишь. И приугляди за Беуривоем, – он прижал руку туда, где должно было биться у него сердце, – ох и неуспокойно мне, ох и неуспокойно… Беуреги сеубя, ладно?!

Евсей растроганно отвёл взгляд. Вот, оказалось, чего ему не хватало все эти годы – чтобы кто – то волновался о нём, чтобы кто – то заботился…

Как же не хотелось ему уходить – от леса, где все тропки подчинялись ведьминой воле, от дрожеков, что не щадя себя спасали ему жизнь, от близкой пещеры, где ждала их в сиянии драгоценностей Змеиная царица, что была так могущественна – туда, в неизвестность, волку в пасть, как сказал Морошка…

Но идти было нужно.

– А Бажен провожать не придёт? – Спросил Евсей, краем глаза поглядывая на новые Велимирины серьги.

– А мы уже попрощались, – ответила та и бросила на него быстрый лукавый взгляд.

Поначалу он не понял, а потом даже задохнулся на секунду – а точно ли она спала, пока они с Беривоем собирали ягоды? Одному Калосу известно, что происходило в избе..

Тоненькие белые стволы были перевязаны десятками пёстрых девичьих лент, а длинные золотые серьги ветвей украшали серьги настоящие – здесь девушки оставляли их, когда из невест становились жёнами.

На самой большой берёзе, стоявшей в центре рощи, развевалась на ветру лишь одна лента, зато у её корней, на роскошном ковре, лежали богатые подношения – сладкий мёд, пряжа, вышитые рушники и усыпанные каменьями кокошники.

Под ней, нерешительно заламывая руки, стояла Забава в простой пёстрой понёве и ситцевой шугайке, косы её были прикрыты платком. У её ног лежала молоденькая девушка, рыжая и веснушчатая. Завидев их, Забава с облегчением выдохнула и бросилась к Велимире.

– Госпожа! – Испуганно позвала она. – Она не хотела меня одну отпускать, следом увязалась, мне пришлось её маком усыпить в самой роще матери Жребы! Что будет – то теперь, а?

– Так не убила же, – пожала плечами Велимира, – и вообще, если мы спасём эти земли от прихода старых богов, тебе ещё и спасибо скажут.

– Здравствуй, Евсей, – печально поздоровалась Забава и снова обратилась к Велимире, – а ей ничего не будет? Уже второй раз её так усыпляю… Ну а что я могла поделать? – Всплеснула она руками, точно её кто – то укорял. – Даже в священную рощу меня одну отпускать не хотела, следом увязалась… Мол, двоих мольбы богиня охотнее услышит.

Ведьма подошла к чернавке и, осторожно присев, обхватила ладонью её голову.

– Нет, – сказала она, выпрямляясь, – не волнуйся, купеческая дочь, она просто хорошенько выспится.

Евсей нахмурился.

– Беривой сказал, что тебе нельзя колдовать, – напомнил он.

Велимира закатила глаза.

– Ворожить – не колдовать, – она ловко закинула узелок себе за спину, – ничего со мной не будет. Ну, госпожа, – кивнула она Забаве, – пойдём?

Та кивнула, перебирая в пальцах пуговицы на шугайке. Евсей тихонько вздохнул – никто из них не был готов, никто из них не был достаточно силён…

– Не волнуйся, госпожа, – через силу улыбнулся он Забаве, – думаю, ваши боги будут нам благоволить…

Забава поправила котомку за спиной и робко, по – доброму, кивнула ему.

– Тогда идёмте, – приказала Велимира и первой двинулась по усыпанной листьями тропинке.

Когда они подошли к берегу реки, уже начинало темнеть, и на небе показался белый кусочек луны, но солнце, скрытое за тучами, ещё не уступило тьме. Беривой ждал их у высоких сосен с корявой песочной корой и тёмными иглами, почти протыкавшими небо насквозь. Травы здесь не росло – землю покрывал мягкий ковёр из засохших жёлтых игл, по которому было приятно и беззвучно ступать.

Велимира встала рядом с Беривоем, взглянула на кромку воды, которая с тихим шелестом набегала на берег и откатывалась вновь и вновь.

– Давно ждёшь? – Спросила она.

– Н-нет, – пожал плечами Беривой, и по бегавшему взгляду Евсей понял – лжёт, – здрава будь, З-забава Твердятична.

– Здравствуй, Беривой, – ласково отозвалась та и подвинулась ближе к Евсею, отчего им на секунду овладело довольство.

У воды гулял ветер, отчего было зябко, и воздух был напоен свежим запахом воды.

– Госпожа, – вдруг сказала Забава, – дорога опасная, неприглядная – по деревням да по лесам, а ещё сколько нам на корабле с одними мужчинами плыть…

– И к чему это ты? – Ответила Велимира, не отрывая взгляда от светло – синих волн.

– Не лучше ли нам будет назваться, ну… – Она пожала плечами, – мужними? Пускай господин Евсей зовёт меня своей женой, – она виновато взглянула на него, – а Беривой Болеславович тебя – своей невестой.

Велимира скривилась так, будто съела что – то одновременно кислое, горькое и ядовитое.

– Фу! – Красноречиво заявила она. – Я же выросла у Беривоя на глазах – кошмар! Даже думать об этом противно! Нет уж, пускай наоборот будет.

– Да, госпожа, – сдержанно поддакнул Беривой, – пускай уж лучше наоборот.

– Если вам не будет неловко или неприятно… – Робко обратилась Забава к Беривою.

– Ни в к-коем случае, – улыбнулся тот, – великой ч-честью для меня будет называть в-вас своей женой – пусть д-даже понарошку. Д-думаю, – он коварно усмехнулся уголком губ, – все с-станут мне завидовать.

Забава смущённо махнула рукой, щёки её окрасились нежным румянцем.

– А тебе завидовать не станут, женишок, – ехидно заявила Велимира и Евсей отвернулся, чтобы незаметно закатить глаза. Вот уж повезло так повезло – ничего не скажешь.

– А Беривой пускай будет моим отцом, – увлечённо продолжала Велимира, – по – моему, очень хорошо – мужчина со своей новой женой и дочерью едут на зимнюю ярмарку в столицу, а жених дочерин, – она бросила коварный взгляд в сторону Евсея, – следом увязался.

– Едут. – Вдруг объявил Беривой, и все настороженно повернули головы к востоку – оттуда, из – за крутого речного поворота, должна была выйти ладья.

Вскоре она и правда показалась – окрашенный рыже – розовыми красками заката, большой, крепкий, с высоким гордым носом, по бортам которого висели красные, синие и жёлтые щиты, и надувался белый парус, на котором красовалась конская голова. От неё вскоре отделилась небольшая лодочка и запрыгала по волнам прямиком к ним.

Когда она пристала, Евсей увидел двоих, сидящих в ней – светловолосого, совсем молодого парня, крепкого и коренастого, и рыжеволосого и рыжебородого доброго молодца, украшенного десятками шрамов и золотой серьгой в ухе.

У берега рыжеволосый мужчина соскочил с лодки и богатырским усилием втащил её на берег.

– Здравствуй, Велимира, – повернулся он к ним, сияя улыбкой ярче солнца, – Здрав будь, Беривой Болеславич, давненько не виделись!

– И тебе не хворать, Дружина Ярославович, – ухмыльнулась Велимира, – поцеловалась бы с тобой в честь радостной встречи, да я девушка приличная, почти замужняя…

Беривой крепко обхватил протянутую руку Дружины Ярославовича, и несколько долгих мгновений мужчины глядели друг другу в глаза. Наконец, посадник Кострика через силу улыбнулся и спросил, кивнув на Евсея с Забавой.

– Что за красавцев с собой повезём?

– Это Забава Твердятична, купеческая д-дочь, и… – Беривой запнулся.

– Владимир, – тут же вставил Евсей, натянуто улыбаясь и изо всех сил стараясь сделать так, чтобы его голос не дрожал, – рад знакомству, господин – я много слышал о тебе!

– Здравствуй, здравствуй, – смеясь, повторил Дружина Ярославович, – добрым молодцам мы всегда рады на нашем корабле! – Он поклонился Забаве. – А вам, милая девушка, боюсь, придётся прятаться – иначе все мои воины шеи свернут, на вас глядючи.

– Благодарю, славный господин, – рассмеялась Забава.

– А это помощник мой, Ратша, – сказал Кострицкий посадник, потрепав парня по волосам – тот довольно зажмурился, – славный парнишка, добрый воин – уж ты его не обижай, Велимира!

Со смехом он подал ведьме руку, помогая той забраться в лодку. Только он обернулся к Забаве, как та уже вспорхнула на берег сама, так ловко, точно каждый день по рекам плавала, и села, скромно сложив руки на коленях.

– Давай руку, Евсей, – негромко позвал его Беривой, – я п-помогу.

Евсей смутился – если уж Забава сумела забраться в лодку сама, то ему, мужчине, стыдно было просить помощи… Но окинув взглядом крепкий деревянный борт, он понял, что сам не справится никак – не так уж часто он на лодках плавал… Мрачно схватившись за Беривоя, он оказался внутри. От Кострицкого посадника – человека бравого, военного, прославленного, и его помощника он ждал насмешек, но те даже не взглянули в его сторону.

Лодка легко и быстро заскользила по синим волнам. Покачиваясь из стороны в сторону, прикрывая лицо от холодных мелких капель, Евсей понял – всё, что было до того – поход к Змеиной царице, срубленная яблоня и даже разговор с Меровой – было баловством, детской игрой. Теперь им предстояла серьёзная борьба.

*непослушание, упрямство

*нечистый дух

Глава 29

Дружина Ярославович не первый день знал и Велимиру, и Беривоя, а потому сказку об отце, едущем на ярмарку с дочерью – невестой и молодой женой, рассказывать не пришлось. Велимира отделалась от любопытствующего посадника коротким «Яра приказала», – и тот сразу замахал руками – понял, мол, – и пообещал укротить своих людей, если они вдруг полезут с расспросами.

Отдали им две крохотные горницы рядом с носом ладьи – для девушек и для мужчин. Отвёл их туда Ратша, без своего господина вмиг ставший неприветливым и даже суровым, помог разложить вещи, окидывая их поочерёдно ледяным взглядом светлых – светлых, почти прозрачных глаз. Евсей ёжился и при первой же возможности постарался забиться как можно дальше в угол, оставив говорить с Ратшей Беривоя.

– Кошку к себе не пускайте, – напоследок сказал тот, собираясь выйти обратно, под потемневшее небо, – она поначалу уснёт, а потом средь ночи вопить примется.

– Какую ещё кошку? – Удивился Беривой. – Не п-припомню, чтобы Д-дружина Ярославович на корабль кошек б-брал.

Ратша недовольно сузил глаза, пожал могучими плечами.

– Влезла к нам, не заметили, – коротко сказал он, – уже когда далеко от берега отплыли, показалась. Дружина Ярославович выбрасывать не велел.

С коротким полупоклоном Ратша скрылся за дверью, а Евсей наморщил лоб, стараясь вспомнить – не была ли кошка добрым знаком для Белийцев? В княжеских хоромах их было полным – полно, но в деревнях к ним относились настороженно.

– Разве кошка – не прислужница богини Меровы? – Спросил он у Беривоя, наконец вспомнив. – Как же посадник не испугался, что она выбрала кого – то на корабле, чтобы забрать в Ледяную крепость?

– О, – улыбнулся Беривой, присев на краешек кровати и постаравшись вытянуть ноги, – это старый обычай, что з-зародился ещё в те в-времена, когда в Б-белии княжили старые боги. Т-ты же знаешь, – он повернулся к Евсею, – что они д-друг друга на дух не п-переносили?

Евсей кивнул с лёгкой усмешкой.

– Жог и Мерова ещё т-терпели друг друга, – продолжил Беривой, поглаживая короткую бороду, в которой проглядывала седина, – а вот Змея… И т-те, кто поклонялся одному б-богу, у другого ходили в н-немилости. Вот и, с-скажем, если нужно б-было слугам Меровы п-переправиться через вотчину Змея – а все д-до единого воды з-земные и п-подземные ему принадлежали – то б-брали с собой кошку, чтобы т-та волею б-богини Змея отпугивала.

– Как интересно, – ухмыльнулся Евсей.

Его вдруг охватила гордость – все, кто верил в Калоса, были под его защитой, и никому не приходилось брать с собой кошек, молиться и дрожать, лишь бы не утопили в холодной воде… Впрочем, его радость быстро сошла на нет, стоило лишь вспомнить резню аскофалов и сожжённых за ведьмовство женщин, многие из которых были даже неповинны в грехе колдовства.

Ему вдруг остро, непреодолимо захотелось, чтобы учитель оказался рядом – легонько обнял за плечи, улыбаясь ласково и немного рассеянно, и сказал что – нибудь такое правильное, такое красивое…

Он подтянул свой маленький узелок поближе, снял сапоги и залез на кровать с ногами, в тусклом свете лучины разглядывая усталое лицо Беривоя.

– Не бойся, – мягко сказал тот, – с нами ничего не с-случится.

– А вдруг? – Упрямо возразил Евсей. – Вдруг та русалка соврала, и водяной потопит эту несчастную ладью?

Слуга Песмноса вполне мог устроить и не такое, и Евсей грешным делом начином сомневаться, что молитвы и Знаки уберегут его.

– Мёртвые н-не лгут, – убеждённо ответил Беривой, – да и, д-думаю я, водяному не д-до того будет – Д-драга Горынична обид не прощает и не з-забывает.

Кровать была мала Беривою, и ему пришлось забавно подогнуть ноги под себя, как порой спали дети. Вытянув шею, он задул лучину, и горница погрузилась в непроглядный, чёрный мрак.

– Будем спать, – сказал он, – утро вечера мудренее.

Когда Евсей проснулся, он не знал – в горнице светлее не стало, а Беривой всё ещё спал, тихонько похрапывая. В тишине было слышно его дыхание – спокойное, размеренное. Какое – то время Евсей просто лежал, глядя во мрак, но после решился всё же встать и на ощупь пойти к двери.

– Куда ты? – Сонно спросил его Беривой.

Евсей выругался про себя – конечно, разбудил его, он же слышит почти как зверь! – и ответил:

– Пить хочу, пойду спрошу воды.

– А, – едва слышно отозвался Беривой, поворочался и снова засопел.

Отворив дверь, Евсей опасливо огляделся по сторонам и сделал шаг на качающееся дерево. Он не первый раз путешествовал по воде, и ему не становилось на кораблях худо, как некоторым бедолагам, но всё же он побаивался – и высокой воды за бортом, и шаткого пола, и насмешливых мужчин, что правили вёслами. Впрочем, горько усмехнулся он сам себе, мало было того, чего он не боялся.

Небо над головой было черно и звёздно, и укрывали его занавеси из тёмно – тёмно синих туч. Вода за бортом тоже была непривычно чёрной, будто плыли они по реке из вара, корабельной смолы, который добывали из сосен, что крепостной стеной обступали берега. Было спокойно, но ветрено – как бывает всегда у воды, и ветер был сыр и холоден, и нёс с собой брызги воды.

Корабельщики в большинстве своём спали на тех же досках, на которых днём правили, укрывшись плащами и положив головы на руки, и лишь немногие остались сидеть за вёслами при слабом свете сальных свеч. Пристально всмотревшись, Евсей с удивлением узнал среди них Ратшу – его светлые волосы и крепкие плечи, которые мерно опускались и поднимались следом за вёслами. Ратша тоже увидел его – недовольно нахмурился, но промолчал. Осторожно, стараясь двигаться у самого борта и не привлекать к себе внимания, Евсей двинулся дальше. «Какая огромная луна, – вдруг рассеянно подумал он, – с неё сейчас глядят на нас всех Лунные девы…». В Бонуме им запрещали молиться Астре, Аэлите и Алкмене – говорили, что они тоже всего лишь создания Калоса, и помощи просят у них те неразумные люди, что не отвыкли ещё от обширных молебнов языческим богам, но Евсею вдруг захотелось обратиться именно к ним. Луна светит ведь надо всеми землями, а значит, что и учитель, может быть, сейчас смотрит именно на неё – если не заперт в подземелье, как ведьма.

«Госпожи Лунные девы, – мысленно взмолился он, – когда – то Калос спас вас от надругательств и поместил на небо, чтобы вы освещали дороги всему роду человеческому – защитите моего учителя, помолитесь за него перед Калосом – может, ваши просьбы он услышит охотнее, чем мои…».

– Евсей! – Вдруг раздался едва слышный голос.

На миг он даже задохнулся от восторга и благоговения – Лунные девы услышали его!

– Евсей! – Раздался голос громче и, к своему разочарованию, Евсей узнал его – звали не величественные Лунные девы, а дева вполне себе земная.

Он обернулся и увидел Забаву на маленькой скамье у противоположного борта – она закуталась в тёплый платок и с улыбкой махала ему рукой, подзывая к себе. Евсей тяжело вздохнул и постарался подавить вспыхнувшее раздражение. «Ты не настолько уж праведник, – напомнил он себе, широкими шагами пересекая ладью, – чтобы Лунные девы стали с тобой говорить».

– Здравствуй, – улыбнулась она, разведя руками, – прости – не могла сама к тебе подойти.

Подойдя поближе, он понял, почему – на её коленях сладко спала, свернувшись в клубочек, рыжая маленькая кошка.

– Не спится? – Спросила она, с сочувствием заглянув ему в глаза. – Да ты садись, в ногах правды нет. Я слышала, – продолжила она, когда Евсей присел около неё, – что в первое время многим на кораблях не спится – непривычно.

– А тебе? – Спросил он, глядя в звёздное небо.

– А мне, – сказала она, осторожно проведя рукой по тёплым кошкиным ушам, – не впервой. – Она со смешком пожала плечами, и платок сполз с одного из них. – Понимаешь, когда я была помладше, отец брал меня с собой во все свои походы – на корабле ли, пешими ли… Меня и брата. Мы ночевали порой и верхом на лошадях, и в телегах, укрывшись старыми мешками, и вот, – она повела рукой вокруг, – под открытым небом, посреди реки. Славное то было время…

Евсей взглянул на неё с уважением.

– Думаю, – робко начал он, – это было нелегко…

Забава мечтательно провела рукой по гладкому дереву.

– Конечно, – охотно согласилась она, – но… – Она смущённо посмотрела на него. – Тебе, наверное, неприятно слышать об этом, да? Ты прости меня, если что…

– Нет, вовсе нет, – всплеснул он руками от удивления, – почему ты так подумала?

– Я слышала, – серьёзно ответила она, разгладив юбку, – что в Откровении Калоса пишут, что праведной женщине надлежит проводить дни дома, подле мужа и детей. Думаю, девушка, что хвалится тем, что спала в телеге, достойной считаться не станет…

– Думаю, – со смешком ответил Евсей, – Валиорская женщина не отправилась бы с нами через реку, чтобы помочь в нашей беде… Да и потом, – он наигранно весело махнул рукой, – я от самих проводов вашей богини жил в одной избе с Велимирой – потому мне любая девушка сейчас покажется образцом благонравия.

Забава смутилась, отвела взгляд.

– Она тебя как – то обидела? – Неловко спросила она.

– Нет, – задумался тот, – вернее, обидела, но после прощения просила… Да и помогла она мне очень, – он неловко впился ногтем в ладонь, – думаю, мало кто на её месте стал бы возиться с малоизвестным мальчишкой… Но вот благонравной её назвать тяжело.

– Это правда,– тут же повеселела та, – думаю, для колдовства всё же нужен характер. Во скольких землях я не бывала, а ни одной добродушной ведьмы не встретила, представляешь! – Она хихикнула и неосторожно шевельнулась – кошка недовольно приподняла голову. – Спи, спи, милая, я тебя не тревожу.

Евсей хотел было спросить про Радомилу Ершовну – как же, такая тихая и робкая, а в ведьмы подалась – но не стал. Столь тихой, безмятежной ночью не хотелось говорить ни о ведьмах, ни о смерти – да и к тому же Евсей догадывался, что в услужение к старой богине от хорошей жизни не идут.

– А где вы бывали? – Спросил он потому с большим любопытством.

– О, – радостно оживилась Забава, – тут уж проще спросить, где не бывали! По всей Белии ездили, и по северным землям, что за рекой Вельгой, и в Валиор заезжали, конечно – даже с куманами одно время отец торговал! А уж сколько всего навидались, – он зажмурилась, откинув голову назад, – а всё одно – кажется, не хватит и целой жизни, чтобы на все земные чудеса поглядеть! Увидишь Валиорские храмы с фресками да витражами, побываешь в богатых покоях с прудами, выложенными мрамором, с величавыми колоннами да диковинными штуками, что воду переносят – и покажется, будто теперь – то точно ничему удивляться не станешь – ан нет! Проплывали мы холодным, северным морем под высокими фьордами, окутанными снегом – казалось, с них смотрят на нас сами боги. – Забава оживилась, глаза её заблестели, и она стала говорить куда быстрее, перебирая нежными пальцами кошачью шёрстку. – А видал ли ты когда – нибудь цветущую степь! И едут по ней кони с чёрными жёсткими гривами, задевая копытами алые – алые тюльпаны… Меня в степи куманские девчонки гаданиям по костям учили – только у меня так скверно выходило! – Она весело хихикнула. – Я одной на милого кости бросала – и нагадала, будто он к другой уйдёт – а тот возьми, да на следующий день к ней посватайся! – Она взглянула на Евсея и вдруг съёжилась, и огонь в глазах потух. – Извини, я опять заболталась… Как сорока, трещу.

– Но мне нравится, как ты говоришь, госпожа, – тут же с жаром возразил ей Евсей, – так хорошо и складно у тебя выходит!

Несмотря на его слова, Забава не приободрилась, только улыбнулась – совсем слабо, для виду.

– Думаю, – тихо сказала она, – у господина и у самого есть сказ, которым он бы меня попотчевал. Вы же, говорят, с Агафоном Мисерикордским по землям отправились, чтобы нести слово вашего бога?

Евсей досадливо махнул рукой.

– Нечего рассказывать, – сказал он, чувствуя, как разговор засыхает, точно речка, перекрытая тяжёлым камнем, – в Валиоре нам не рады были – мы почти сразу оттуда уехали, в Белии мы полгода у князя гостили. Только недавно выбрались – и чем всё обернулось…

Они немного посидели, пригорюнившись.

– Отчего же отец теперь тебя с собой не берёт? – Обречённо спросил Евсей, прекрасно понимая, какой будет ответ.

– Неприлично девице с отцом по землям разным шататься, – рассеянно отозвалась Забава, точно повторяя чьи – то слова, – и девочку – то с собой брать не след, а уж когда она в брачный возраст вошла… Нужно дома сидеть и, – она тяжело вздохнула, – принимать женихов.

– И что? – Евсей почувствовал, как отчего – то в груди всё сдавило. – Ходят?

– Ходят, – устало кивнула головой Забава, – да только так же и уходят. Погляди, – она печально указала на свои уши, – я до сих пор не то, что женой – невестой не стала, хотя одного возраста с Велимирой.

Кошка вдруг резво спрыгнула с Забавиных колен, презрительно оглянулась на них и скрылась в темноте, смешно переваливаясь с боку на бок.

– Отчего же так? – Удивился Евсей, но у него будто отлегло от сердца. – Если уж ты, госпожа, им не по нраву, то, верно, они и Жребой довольны не будут.

В слабом свете трепещущего огонька Евсею показалось, будто её щёки порозовели.

– Да полно, господин, – Забава смущённо прикрыла лицо краем платка, – не так уж я, видно, хороша…

Евсей, набрав побольше воздуха в грудь, хотел было броситься уверять её в обратном, как вдруг прямо над его ухом раздался насмешливый голос:

– Так уж прямо и нехороша! – Евсей подпрыгнул от неожиданности и обернулся – Велимира стояла в тени у борта, сложив руки на груди. – Да была б ты хоть рябая, косая и хромоногая, женихи всё едино перед порогом толпились бы – по имени твоего отца! Думается мне, – она хитро ухмыльнулась, – тебе просто – напросто замуж не хочется.

– Велимира! – Вырвался у него недовольно.

Забава выглядела так, будто её наотмашь ударили. Она растерянно открывала и закрывала рот, точно рыба, выброшенная на сушу.

– Ну же, – подбодрила её Велимира, – скажи, не бойся!

Но Евсей уже встал, загородив собой Забаву.

– Тебя никто не звал в разговор. – Жёстко отрезал он. – Иди куда шла.

Велимира удивлённо приподняла бровь, и Евсей наконец осознал, что он только что сказал и кому. Ему вдруг стало так страшно, что вспотели и затряслись руки – а ну как она сейчас обидится? Вдруг она решит, что этот болтливый мальчишка вовсе не сдался ей, что он только мешается под ногами, и прямо сейчас выбросит его за борт?

– Госпожа, – жалобливо произнесла Забава, – зачем ты так со мной?

– Что? – Кажется, взаправду растерялась Велимира. – Я что – то не так сказала?

– О д-да, – хмыкнули откуда – то сбоку, и Евсей второй раз дёрнулся от испуга, – тебя кто учил с людьми г-говорить, Веля?

– Ты да Яра, – фыркнула она и придвинулась ближе, придержавшись за борт, – прости, Забава Твердятична! Я не собиралась тебя обижать! Но мне и вправду интересно – ты, такая завидная невеста, всем от ворот поворот даёшь – почему?

– Веля, – обречённо покачал головой Беривой.