И тут пришла беда

– Т-тихо, шалунья, – сказал он, ласково проведя пальцем по её чёрному носу, – наколешься н-ненароком.

Евсею неловко и странно было находиться здесь – сложно было поверить, что чистоплотный и трудолюбивый Беривой жил в избе со столь бедным, даже нищим убранством – рассохшиеся стены, почерневшая печь, простые деревянные миски…

– А тут вот, в-вишь ты, – смущённо улыбнулся тот, – порвал сегодня утром. А ты х-хотел чего – то, Евсей?

Тот собрался с духом и выпалил:

– Я хочу сделать Фрасибулу подарок!

Беривой внимательно взглянул на него, отложил своё дело и улыбнулся – даже в тусклом свете, проникающем в избу через грязные окна из бычьего пузыря были видны смешинки в его глазах.

– Что ж-же ты хочешь ему п-подарить? – Спросил он, положив голову на широкие ладони.

– Не знаю, – буркнул Евсей, отвернувшись, – я думал у тебя спросить – вдруг ты чего подскажешь. Что он любит?

– Книги, – пожал плечами Беривой, – все, что Д-драга Горынична у себя д-держит, давно прочёл. П-подари ему какую – нибудь – обрадуешь.

У Евсея болезненно сжалось сердце. В Белию они сумели привезти лишь два Откровения да одно жизнеописание, что были дороги на этих землях ему больше всякого золота. Ему ту же стало стыдно – сам захотел доброго приятеля порадовать, сам же жадничает…

– Нет, – вдруг с облегчением понял он, – если Фрасибул так в мудрости книжной преуспел, он всё, что мы с учителем привезли, давным – давно прочёл.

Беривой задумался, поглаживая Душеньку.

– Н-не знаю, ч-что и сказать, – кормить его кормят, одевать одевают, т-травы ему змеи н-носят… Колец всяких, д-драгоценностей, зелий у н-него предостаточно…

Евсей пригорюнился. Неужели хотя бы это доброе дело успехом не закончится?

– Знаю, – вдруг улыбнулся Беривой, – давай – ка ему с-сладких ягод наберём – ух, к-как он их любит!

– Но это же что – то… Совсем обычное, понимаешь? – Неловко возразил Евсей. – Я хотел чего – то такого…

– Дорог н-не подарок, – ответил мягко мужчина, – а з-забота, понимаешь? П-пойдём, от чистого с-сердца любой дар х-хорош.

Беривой знал лесные тропы, как свои пять пальцев – и, ловко перекинув через локоть лукошко, казавшееся по сравнению с ним совсем крошечным, провёл Евсея к диким густым зарослям тёмной спелой брусники. Рядом с ними они встретили лося – развесистые рога, умный взгляд – и Евсей уже приготовился бросаться за спину Беривою, но тот, даже не взглянув на них, величественно удалился прочь.

Выдохнув, Евсей поспешил к манящим светлым листьям.

– Х-хороша, красавица, – сказал Беривой, погладив куст, словно малого ребёнка, – з-знаешь, какой отвар д-душистый из листьев выходит…

– А Фрасибул, – вдруг невпопад сказал Евсей, – он хороший… ящер?

Душенька возмущённо пискнула откуда – то со дна лукошка.

– Очень, – серьёзно ответил Беривой, – он д-добрый, и умный, и п-приветливый… Да ты и сам, д-должно быть, знаешь.

– Знаю, – рассеянно отозвался тот, – он лучше всех, кого я когда – либо знал в Бонуме… Отчего его, а не их, считают преступниками против Калоса?!

Беривой растерянно пожал плечами – он, кажется, не ожидал такого напора.

– Велимира, Фрасибул, Морошка, ты, – перечислял Евсей, загибая пальцы, – ваши жизни в глазах любого из дефенторов ничего не стоят! Так почему вы были ко мне добры, как никто, кроме учителя?

Он отвернулся, стараясь скрыть навернувшиеся вдруг на глаза злые слёзы, и в расстройстве закинул в рот целую пригоршню ягод.

– Думается мне, – сказал Беривой, подвинувшись ближе к нему, – что л-людям всегда нужен враг – не мы, т-так кто – то другой. Так х-хорошо, когда знаешь, к-кто виноват во всех твоих бедах…Но главное – не т-то, что тебе г-говорят, а то, что ты думаешь об этом сам.

Евсей задумчиво мотнул головой.

– Я думаю, – сказал он, упрямо выставив вперёд подбородок, – что Велимире не мешало бы поучиться вежеству.

Беривой вдруг засмеялся, высоко подняв голову.

– Не надо, – ласково сказал он, – она умная д-девочка, знает, г-где смолчать надо – а уж с нами пускай язвит, с-сколько вздумается.

– А Морошка хороший, – продолжал Евсей, – он ласковый – как кот. У нас в Бонуме не любили котов, говорили, что они – посланники Калоса, а в княжеских хоромах жило много кошек. И Фрасибул – он такой… Он словно светится изнутри, и всех вокруг согревает. И ты хороший, – повернулся он к Беривою, – не спорь, я знаю, ты так не думаешь – но изо всех ты мне больше всего напомнил учителя… С тобой не страшно.

И, устыдившись своих слов, он с головой нырнул в кусты. Он чувствовал, как горели ярким пламенем его уши.

– Спасибо, Евсей, – донёсся до него тихий голос Беривоя, – ты тоже… Тоже.

Пару мгновений прошли в молчании, прерывавшемся лишь на громкое сопение Душеньки, да шелест листьев в вышине.

– А я когда – то х-ходил в дружине, – вдруг робко сказал Беривой.

– Правда? – Оживился Евсей. – Расскажи!

На него вдруг накатило такое чувство умиротворения, какое бывало в глубоком детстве – вот они с мамой идут в лес по грибы да по ягоды – на ней платок, ярко – ярко голубой, как весеннее небо, и подол подколот, она смеётся и рассказывает ему, как в детстве с девчонками лазала через забор ко злому дружиннику, у которого были самые сладкие яблоки во всём селении… Он, подхваченный этим чувством беззаботности, обирал кусты совсем как тогда – ягоду в лукошко, ягоду в рот, ягоду в лукошко, ягоду в рот, и громко дивился рассказам Беривоя, охал, ахал и восхищался. Так их и застала Велимира – смеющихся, перемазанных в красном соке, в самый разгар сказа о том, как Беривой со дружиной куманов гнал прочь от земель Белии.

– Вот и вы, – сказала она, недовольно убирая со лба непослушные тонкие волосы, – чем это вы перепачкались – нам к посаднику идти надо!

Переглянувшись с Беривоем, Евсей так и не стёр с лица улыбки. Почему – то, впервые за всё то время, как учитель был похищен, он впервые поверил, что всё и впрямь закончится хорошо.

Глава 28

У тайного входа в Зубец Велимира осторожно провела рукой по воздуху, будто пыталась нащупать невидимые нити, и улыбнулась – так счастливо, что солнце, казалось, засияло в её глазах.

– Что такое? – Оживился Евсей.

– Вся защита на месте, – довольно зажмурилась та и пояснила, – это Ярин вход в город – специально для неё сделан, чтоб из леса каждый раз к воротам не бегать. А чтобы кто – то чужой, враждебный, в город не проник, она наложила двенадцать обережных заклятий, что проход стерегут. И все они на месте, в полную силу работают – значит, с Ярой всё в порядке.

Беривой украдкой погладил воздух и смущённо убрал ладонь.

На улицах в этот раз было много людей – все какие – то поникшие, понурые – а потому приходилось передвигаться украдкой, какими – то закоулками да задворками, старательно таясь, когда кто – то проходил мимо.

– Вот уж не думала, – буркнула Велимира, – что до того доживу, что в собственном городе таиться придётся!

Беривой лишь мотнул головой и приложил палец к губам – мимо шла девушка в роскошном жемчужном монисто, непрерывно что – то бормоча себе под нос. Лицо её Евсею показалось знакомым – кажется, она была одной из тех, с кем он играл в похищение Змеиного Царя на празднике проводов.

В этот раз, как и в прошлый, они прошли через ещё один тайный ход и всё так же осторожно двинулись к хоромам посадника. Проходя мимо, Евсей с сожалением оглянулся на Забавин дом. Драга Горынична обещала послать ей змею с весточкой – и он сочувствовал девушке, помня, как она боится змей.

Перед самими хоромами Велимира, укрывшись за ближайшим забором, принялась бормотать очередное заклятие, вытащив из мешочка на поясе мёртвую птичью голову. Евсея от такого соседства немедленно замутило, и он отвернулся к Беривою, внимательно следившему за стражниками. Закончив, Велимира размахнулась и со всей силы зашвырнула птичий череп вниз по улице, в придорожные кусты. Дружинники последовали за ней, словно привязанные. Они шли, широко раскрыв пустые, безмысленные глаза, бесшумно, безмолвно, не оглядываясь.

Евсей повернул голову к Велимире – та довольно улыбалась, но дышала тяжело, с присвистом, и держалась руками за голову.

– На, – хрипло сказала она, сунув ему в руку корень разрыв – травы, – ворота отопрёшь. – И с силой навалилась на Беривоя, который тут же – кажется, уже привычным движением – подхватил её под руки.

– До самой с-столицы – никакого к-колдовства, Веля, – строго, но в то же время ласково сказал тот, – т-ты слышишь меня?

– Никакого колдовства, – внезапно покладисто согласилась та, – ну, чего встали? Они скоро вернутся – поспешайте!

– А что это было? – Шепнул Евсей, когда они оказались на посадниковом дворе. – Почему бы снова не отвести глаза?

– Потому что с отводом они уже знакомы, – хитро промурлыкала Велимира, – уже и обереги себе раздобыли, чтобы враг их с толку не сбил… А такую штуку Яра сама недавно придумала, и меня научила – этакой оморочки они уж точно не ждали…

По двору сновали слуги – радостные, в отличии от людей из города – пересмеивались, шёпотом рассказывали друг другу последние новости. В каждом их слове, в каждом взгляде и лёгкой улыбке виделась радостная весть – Святослав Гневич очнулся!

К счастью, на них почти не обращали внимания, и они сумели ловко проскользнуть в хоромы через чёрный ход. Там их уже ждали – под лестницей стояла нахмуренная Дарёна, завёрнутая с ног до головы в белоснежное покрывало.

– Это что такое? – Строго спросила Велимира, брезгливо приподняв край фаты.

– Братики постарались, – ехидно отозвалась та, отодвинувшись от ведьмы, – замуж выдать вскорости собираются.

Отвернувшись, она махнула рукой, и Евсей растерянно двинулся за ней.

– А мать за тебя не вступится? – Хмуро сказала Велимира, проводя рукой по узорчатым перилам.

– Мать! – Насмешливо фыркнула Дарёна и тут же настороженно огляделась по сторонам. – Да что она сделает – она их боится пуще огня. Да и не до этого ей сейчас…

«Неужели замужество так страшно? – Удивился Евсей. – Тебя возьмут под защиту, будут оберегать»… Глядя на опущенные плечи Дарёны, на её грубоватые, толстые пальцы, стиснувшие край фаты, казалось, что отдать её хотят не в новую семью, а на плаху.

– Скажи отцу, – вдруг схватила её за плечи Велимира, – что он мне теперь жизнью обязан. Посмеет тебя против воли замуж выдать, будет перед богами ответ держать.

Дарёна тихо выскользнула из – под её руки.

– Я скажу, – рассеянно пообещала она, – пришли.

У двери в горницу посадника скорчился маленький человечек – мохнатый, косматый, в огромных лаптях. Когда он поднял голову, Евсей с удивлением понял, что он лицо – в – лицо с господином посадником. «Домовик», – понял он и вежливо поклонился следом за Велимирой и Беривоем. Кажется, у них в доме тоже был кто – то похожий… Евсей навсегда запомнил тонкий, почти кошачий плач, доносившийся из избы, когда они с отцом выходили из неё в последний раз.

Домовик вскочил на ноги, торопливо оправляя рубаху.

– Веник, – опустив голову, едва слышно позвала Дарёна, – никого не пускай сюда больше.

– Эвона, госпожиночка, – скрипуче отозвался домовой, запустив ладошку с острыми чёрными когтями в густую гриву на голове, – ни единой души мимо не пропущу, уж я – то услужить всегда радостный… Тебя я помню, – вдруг взглянул он на Евсея, – ты зачем убёг, дубина стаеросовая? Тебя Святославушка ждал – ждал, звал – звал…

– Господин, – сказал Евсей, сам не веря, что оправдывается перед нечистью, – если бы я в тот вечер не ушёл следом за Велимирой, меня бы нынешний посадник давно бы в реку сбросил…

Домовик нахмурился, сведя косматые брови.

– Лютовал, – подтвердил он, – огурство* всякое чинил, лётали ложки по всей хороме… А убираться кому? Он прибирать не стал за собой, куды ему – ручки белые марать…

Он скользнул взглядом мимо, вдруг сурово уставившись на Беривоя.

– Зверем лесным пахнет, – вдруг сказал он, – чужая душа в теле умострилась. Госпожиночка, ты зачем медведя в дом завела? Мне зверья не надо, мне своей скотины хватает.

Беривой выглядел так, будто его ударили под дых. Велимира ласково положила руку ему на локоть и что – то тихо сказала на ухо, а Венику от неё достался взгляд, что мог, казалось, испепелить его на месте.

Дарёна торопливо и испуганно оглянулась.

– Не время спорить, – твёрдо сказала она, – идёт кто – то, пропускай живее!

Домовик обиженно забормотал себе под нос, но дверь отворил – в нос тут же ударил горький запах трав. Уже на пороге комнаты Велимира обернулась к Дарёне.

– Ты не пойдёшь?

Та с досадой мотнула головой.

– Братьев отвлеку, – сказала она, – они крепко на вас обиду держат, – кивнула она на Евсея, – коль увидят, беды не миновать.

– Спасибо, госпожа, – растерянно улыбнулся Евсей.

Велимира так и осталась стоять, глядя на Дарёну странным, нечитаемым взглядом, пока Беривой легонько не подтолкнул её к входу.

В комнате посадника было темно и жарко – небольшая печь исходила потом от жара. Под ногами вместо заморских ковров лежала медвежья шкура – Евсея вдруг проняло на нервный смех, и он торопливо прикрыл рот рукой. На стене висели в ряд мечи, копья и щиты, и огромный позолоченный лук с колчаном из зелёного бархата. В дальнем углу, у широкой и крепкой постели, сидела Радомила Ершовна, ласково о чём – то воркуя с мужем. Когда они вошли, она вскочила в страхе, но, разглядев их лица, вновь села – так же настороженно, точно они явились по её душу. «Интересно, – подумал Евсей, – а знает ли Святослав Гневич, что это она его отравила?».

– Здрав будь, господин п-посадник, – сказал Беривой, низко поклонившись, почти уткнувшись лицом в морду медведя на полу.

– А – а, – донёсся хриплый, слабый голос, – Беривой Болеславич! Здравствуй, добрый молодец, давненько, – он замолчал, с трудом переведя дух, – давненько не захаживал…

– Это что такое? – Нахмурилась Велимира, сбросив с себя пуховой платок, – почему жар такой? Почему он укутан так?

– Его знобит, – робко ответила Радомила Ершовна.

– Госпожа, – тяжело вздохнула Велимира, – я тебе что сказала?

Радомила Ершовна пристыженно опустила голову.

– Не ругай её, – весело позвал Святослав Гневич, взяв жену за руку, – это я ей велел печку растопить.

– А с тобой, господин, – уставила на него палец ведьма, – разговор отдельно пойдёт.

– Ой! – Наигранно испугался тот. – Жёнушка, скорее спрячь меня!

Велимира красноречиво закатила глаза. Евсей нерешительно мялся у порога – отчего – то ему было стыдно, хотя он знал, что в отравлении посадника не виноват.

Велимира тем временем вынула из рукава крошечный бутылёк зелёного стекла – так красиво в нём отражались блики огня, переливался на гранях свет… Подобная красота – Евсей знал – была очень дорогой.

– По капле в день, – сказала она, подойдя ближе и передав бутылёк Радомиле Ершовне, – да гляди, чтобы точно выпил – оно горькое!

Радомила Ершовна смущённо покраснела, с благоговением поставив зелье на широкий стол у кровати. Святослав Гневич поймал её руку, прижал к губам, хитро улыбаясь.

– Сходи – ка, душа моя, – ласково сказал он, – да принеси угощения гостям. Негоже будет, если на посадниковом дворе закон гостеприимства не блюдут…

Радомила Ершовна горько улыбнулась, понимая, что её попросту выпроваживают, но лишь легонько поклонилась мужу и вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Как только женщина скрылась, глаза посадника из насмешливо – ласковых стали сосредоточенными, почти озлобленными.

– Здравствуй, Евсей, – сказал он, попытавшись сесть, – мне жаль… Что в моём доме… – Он говорил с трудом, хрипло и тяжело дыша. – Такое горе приключилось…

– Ляг, господин, – строго сказала Велимира, но посадник даже не взглянул на неё.

– Если я могу хоть что – то сделать… – Умоляюще говорил Святослав Гневич, глядя прямо на растерявшегося Евсея. – Ты только скажи… Никогда себя не прощу!

Он вдруг с силой ударил по постели. Евсей испуганно бросился к нему.

– Нет – нет, что вы, – забормотал он, – вы вовсе не виноваты… Тот виноват, кто их похитил.

– Их? – Раздувая ноздри, переспросил посадник.

– Ты не смог бы ничего сделать, господин, – мягко сказала Велимира, – ляг. Ты многого не знаешь… Не хотелось бы тебя волновать сейчас, да позже уже не сможем тебе рассказать.

Посадник опустился на мягкие подушки, взволнованно и недоверчиво глядя на них. Велимира завела рассказ от самого дня проводов. И про ведьму Ярину рассказала, и про старых богов, и про то, что скоро им нужно будет на правый берег отправляться. Когда она поведала ему о разговоре с Меровой, тот вдруг весело рассмеялся.

– Вот же старая обидчивая бабка! – Воскликнул он. – Поглядите на неё, обиделась…

– Не ш-шути с богиней смерти, С-святослав Гневич, – спокойно сказал вдруг Беривой, – а лучше жертву б-большую принеси.

– Да-да, – махнул рукой тот, – непременно, Беривой!

– Я серьёзно, – нахмурился тот, – ты не девку к-какую обидел, а старую богиню…

– А Радомила Ершовна… – Несмело начала Велимира, но Святослав Гневич тут же её перебил:

– Да знаю я про неё! – Он махнул рукой. – Ладушка моя сама мне всё рассказала… Так плакала горько, что у меня, бедного, сердце разрывалось.

– И что с ней теперь будет? – Сощурилась Велимира.

– Да ничего, – посадник с трудом пожал плечами, – не она же виновата. – Он повернулся к Велимире. – Чем я могу помочь вам?

– Приструни сына, – с недовольной гримасой сказала ведьма, – по всему городу молва идёт, что тебя книжники Валиорские отравили. Отдай Евсею их с учителем вещи. А как пришлю тебе голубя с весточкой – молю, – она посерьёзнела, – приди на подмогу.

Посадник склонил голову.

– Клянусь честью всего моего рода, – сказал он, сжав руку в кулак, – честью всех моих предков, и Больемом, княжьим богом, и Хротко – в беде вас не оставлю, только кликнете!

– Слышит эту клятву земля, – подхватила Велимира, – помнить станет вода, не забудет огонь, и ветер донесёт клятву твою до богов. Слово моё крепко!

Беривой вдруг насторожился, отодвинулся ближе к двери. Казалось, ещё немного, и уши у него встанут торчком, как у волка или собаки – хотя он не был ни тем, ни другим.

– Идёт кто – то, – сказал он ровным голосом и встал аккурат за дверью, так, чтобы при входе его не увидели, – неженские шаги.

Велимира испуганно вскочила, чуть не опрокинув бутылёк с драгоценным лекарством, Евсей забегал по горнице глазами, пытаясь придумать, куда бы спрятаться.

Не успел – дверь с грохотом распахнулась, и внутрь влетел меховой комок, а следом широкими шагами вошёл посадников старший сын. Комок кряхтя распрямился, потирая бока, и оказался Веником.

– Отец! – Возмущённо начал новый посадник. – Этот дитка* посмел…

Он вдруг замер, скользнув взглядом по Велимире и уставившись на замершего от ужаса Евсея.

– Ты! – Выдохнул он, ткнув в него пальцем. – Да как ты… Да я тебя сейчас…

– Иней, – сурово позвал его посадник, – охолонь!

– И ты с ним в сговоре? – Перевёл тот палец на Велимиру. – Отец, да тебя же заколдовали! Стра…

Он вдруг замолк и осел на пол, подхваченный сильными руками Беривоя.

– И что ты сделал с моим сыном? – Устало спросил Святослав Гневич.

Беривой смущённо почесал в затылке.

– Н-ничего ос-собенного, – пожал он плечами, – с ним в-всё в п-порядке, скоро п-проснётся…

– Значит, нам нужно уходить как можно скорее! – Воскликнула Велимира, схватив Евсея под руку. – Всё запомнил, господин?

– Идите уж, – мотнул головой Святослав Гневич, – без сопливых разберусь. Да уж, – недовольно хмыкнул он, – не удались у меня дети… Один дурак, второй тюфяк, третья вовсе в ведьмы податься хочет.

Велимира гневно фыркнула и потащила так и не отмеревшего Евсея мимо причитающего Веника, мимо Беривоя, осторожно перекладывавшего Инея на медвежью шкуру, вниз по роскошной лестнице, по двору, по городу… Отмер он лишь у самой кромки леса, и тогда его стало мелко потряхивать. « Он мог убить нас, – подумал он, с какой – то странной настойчивостью гоняя в голове страшные мысли, – сколько стражников одолел бы Беривой прежде, чем нас всех отправили бы на плаху?».

– Выдохни, – сказала Велимира, крепко взяв его за плечи, – всё обошлось. Святослав Гневич сейчас его в ежовые рукавицы возьмёт…

– А если он отцу не поверит? – В отчаянии спросил Евсей. – Если он за нами погоню пошлёт?

– Пусть попробует, – усмехнулась Велимира, – до избы до нашей никто не дойдёт. К тому же, нам уже отплывать скоро.

– Я не забрал вещи, – вдруг вспомнил Евсей, – и кошелёк учителя, и книги… И ослик наш у них остался…

– Вот уж нашёл, о чём горевать! – Воздела руки к небу Велимира. – На кой леший Инею ваши книги и осёл? Вот деньги может прогулять, это да, но потом тебе Святослав Гневич столько золота отсыплет, что позабудешь ты свои печали! Вернёшься ещё. Давай, давай, – она замахала руками, подгоняя его к лесу, – нам ещё вещи собирать надобно!

Евсея вдруг накрыло пониманием – всё это время он жил, ел и одевался лишь благодаря Велимире и Драге Горыничне, и залился краской от смущения. Это было попросту возмутительно – никогда он не был нахлебником, а тут вдруг живёт на поруках у незамужней женщины…

А потому, когда они вернулись в избу, он взялся за работу с удвоенной силой – вымыл пол до скрипа, помог Велимире собрать узелки в дорогу, перемыл все миски и горшки, несмотря на ведьмины протесты. Когда он в очередной раз обернулся к ней, с трудом распрямляя спину, то застал в задумчивости сидящей за столом перед раскрытым ларцом. На столе перед ней лежали серьги – змеи.

– Ты чего это? – Удивился он.

– Не стоит привлекать к себе лишнее внимание в дороге, – назидательно сказала Велимира, – эти серьги стоят дороже, чем все украшения, что носит княгиня – захотят нас из – за них в дороге ограбить, что делать будем?

Евсей отряхнул руки и подошёл ближе.

– Вот, выбираю, – сказала та, подвинув к нему ларец, – что бы вместо них надеть.

Евсей вгляделся в сверкающее содержимое ларца. Оказывается, у Велимиры было немало «невестиных» серёг – серебряные тонкие змейки, железные курочки с чёрными камнями – глазками, витая железная нить, изображающая змей, золотые куры с алыми гребешками и многие, многие другие…

– Ты лучше змей не надевай, – сказал он вдруг, – а то уволочёт тебя Змеиный Царь.

Он сам не знал, откуда вспомнил эту старую присказку.

Велимира странно поглядела на неё.

– Поздно уже, – развеселилась она, – но ты прав, пожалуй, лучше не рисковать.

Она ловко вдела в уши черноглазых курочек и сгребла в горсть часть драгоценных перстней, браслетов и ожерелков.

– Помоги припрятать, – велела она, – надо так их по узелкам разложить, чтобы если что – то украдут, мы нищими не остались.

Закончив с это нелёгкой работой, Велимира плюхнулась на кровать и похлопала по покрывалу рядом с собой.

– Надо посидеть на дорожку, – заявила она, и Евсею ничего не оставалось, кроме как присесть рядом с ней.

Он пробежался взглядом по прибранной, и в один миг будто осиротевшей избе и прикрыл глаза рукой. Порой ему казалось, что всё это происходит не с ним, будто всё это – большой, вязкий и страшный сон, который всё никак не заканчивался… Но, к сожалению, и похищение учителя, и старые боги, и опасные колдуны были на самом деле, и простым пробуждением от них отделаться было невозможно, а потому приходилось вставать и что – то делать.

В котомке Душенька ехать не захотела, свернулась клубочком у Евсея за пазухой и сладко засопела. Окинув напоследок грустным взглядом избу и накрепко заперев двери, Велимира повела его к берёзовой рощице, куда издавна девушки и женщины ходили молиться матери Жребе. Там их уже должна была ждать Забава. В избе он оставил змеям корзину со сладкими ягодами – чтобы передали Фрасибулу, прикрыл ставни и с грустью окинул взглядом низенькие деревянные стены и печь – кажется, он, сам того не заметив, привязался к этому Калосом забытому жилищу.

Вкруг избы собрались дрожеки – грустные, растерянные. Впереди, у самого крыльца, стоял дрожек, которого Евсей прежде не видел – в отличии от Морошки, кожа у него была серовато – коричневой, с глубокими морщинами – словно трещины на стволах деревьев – и вились медно – рыжие кудри, до груди спускалась густая тёмно – бордовая борода, в которой переплетались вьюнки и колосья ржи. В руках он держал витой деревянный посох, стоял величественно, гордо выпрямив спину, и рога у него были высокие, загнутые, позолоченные на концах – видимо, это и был тот самый избранный леший.

– Веулимира Неуждановна, – сказал он густым, весомым басом, – ты надоулго поукинешь наш доум.

Он оглянулся, обвёл посохом всех собравшихся.

– Мы, – продолжил он, – мноугим обяузаны твоуей науставнице, а ты за мноуго лет стала частью наушего братства, наушей сеумьи. – Он немного помолчал, потом перевёл взгляд тяжёлых золотых глаз на Евсея. – Теубя мы не знаули, приуезжий странник, но твоуй учиутель спас Моурошку, и зла мы от теубя не виудели. – Он возвёл руки к небу и голос его вдруг ещё больше окреп, разнёсся, казалось, надо всем Лисьим лесом. – На благоуе деуло отпускаем вас – на блаугое, на опаусное! Идиуте, – он с силой вонзил посох в землю. – Науше блаугословение будет с вами!