И тут пришла беда

Велимира замерла, сжав руки в кулаки и плотно сомкнув губы. Евсей видел, кожей чувствовал ядовитые слова, вот – вот грозящие сорваться с её губ, слова, что ранили бы Беривоя похуже отравленной стрелы, но они так и не прозвучали. Вместо этого она медленно выдохнула и рухнула на лавку у стола.

– Но так нужно, – строго сказала она, – уплывём мы, а она тут резню решит устроить – хорошо будет?

– Нет, – мягко ответил мужчина, – но если и захочет – ничего тебе не скажет.

– Она честна, – резко возразила Велимира.

– Когда ей н-надо.

– Беривой, – угрожающе прорычала та.

– Велимира, – тихо сказал тот, отложив нож в сторону, – хочешь, чтобы я и тебя хоронил?

Та недовольно потупилась.

Дверь распахнулась, и на пороге показался чересчур уж радостный Бажен. В свете заходящего солнца сверкало золотом шитьё на его кафтане, переливались изумруды в гривне.

– Погодите! – Воскликнул он, смахнув со лба непослушную тёмную прядь. – Кто кого хоронить собрался? Его? – Ткнул он пальцем в Евсея. – Отчего без меня?

Велимира и Беривой молчали, сверкая друг на друга взглядами.

– Это Мерова приказала Радомиле Ершовне мужа отравить, – ответил тогда за них Евсей, – Велимира теперь боится, что она ещё что-то задумала, а Беривой велит, чтобы она не смела с ней говорить.

– Конечно, она не станет, – заявил Бажен, плюхнувшись на кровать и затащив к себе на колени Душеньку, которая тут же тяпнула его за палец, – если не хочет сразу же к ней отправиться. Ты же не хочешь, счастье моё? – Повернулся он к Велимире.

– Я и не отправлюсь, – огрызнулась она, скрестив руки на груди, – во мне достаточно силы!

Бажен задумчиво гладил вырывавшуюся Душеньку.

– С Меровой неважно, сколько у тебя силы, – поучительно сказал он, – важно, сколько в тебе смерти, а ты, яхонт сердца моего, возмутительно, непростительно жива. Но! – Воздел он палец вверх. – Я разрешил вашу беду, други! Я сам с ней поговорю.

Велимира всплеснула руками.

– Ну, что ты молчишь? – Накинулась она на Беривоя. – Меня хоронить не хочешь, а его, стало быть, запросто?

– Меня не придётся, – хихикнул он, дунув на живот разъярённой ласке, – во – первых, я совсем не человек. Во – вторых, зимняя госпожа мне троюродной тёткой по двоюродному брату отцова деда приходится – отчего ж не помочь старому доброму родственнику, верно?

С этими словами он отвернулся ото всех и принялся ласково ворковать с Душенькой.

– Ну прости, радость моя, – приговаривал он, – давненько не было меня, да? Совсем позабыла! Ну ничего, ничего, скоро мы с тобой снова не разлей вода будем…

Все трое, сидящие за столом, переглянулись.

– Драга нам головы оторвёт, – обречённо проговорила Велимира.

Глава 24

*

Драга Горынична, к изумлению Евсея, была не против. Собрав их всех за широким столом из чёрного камня на роскошный пир, она заявила:

– Пускай учится, уму – разуму набирается – ему полезно, он царствовать станет. А если Мерова что и задумает, – она хищно откусила от птичьего крыла, показав острые клыки, – пусть помнит, что и я не так проста.

Потому они втроём и оказались в ночной тьме, освещаемой лишь редкими звёздами, выглядывавшими из – за туч, у серых камней старого капища. Казалось кощунством нарушать тишину этой мрачной, таинственной ночи, и они шли молча – лишь шуршали под ногами листья, казавшиеся совсем чёрными, да едва слышно трепетал на ветру огонёк свеч, разгонявший непроглядный мрак. В подземном царстве Фрасибул, охая и причитая, вылечил Евсея, и теперь он не хромал и не отставал от остальных.

Капище оказалось почти неприметным – среди тонких, дрожащих осин возвышался знакомый уже идол в человеческий рост, да около него стоял серый камень с вершиной, залитой чем – то тёмным. Евсей зябко повёл плечами – он догадывался, что веками лилось на каменную макушку…

Он осторожно приподнял свечу и попытался вглядеться в идола, но различил лишь сомкнутые веки да длинные, распущенные волосы.

– Ничего ты там не высмотришь, – буркнула Велимира, скинув на влажную землю холщовый мешок, – помогай давай.

Евсей торопливо прошаркал к ней, внимательно вглядываясь под ноги. По пути сюда он уже споткнулся обо что – то мягкое – Велимира, видевшая в темноте почти как кошка, ехидно сообщила, что это был труп белки – больше не хотелось.

Подойдя ближе, он осторожно воткнул свечу в землю, возведя вокруг неё небольшую горку, и принялся рыться в мешке, прислушиваясь к негромкому бормотанию ведьмы. Неподалёку стоял, медленно покачиваясь из стороны в сторону, Бажен. Казалось, он всю дорогу был не с ними и прислушивался к чему – то, творящемуся внутри него, чему – то, что остальным не было ведомо. Беривой приблизился к камню и, прикрыв глаза, осторожно коснулся его широкой, мозолистой ладонью.

Евсей отвернулся – среди них он единственный в ночи был почти слепым, и даже со светом трепетного огонька ему было непросто разглядеть то, что было почти под носом. И нет, он вовсе не завидовал! Природа их дивного зрения была грешна… Хотя, наверное, он не отказался бы хоть на миг посмотреть на мир так, как смотрели они – может, не плёлся бы тогда, едва переставляя ноги…

Когда Евсей наконец выудил из мешка тонкий нож с узорчатой костяной рукоятью, Велимира радостно вскрикнула.

– Славно, добрый молодец, – сказала она, довольно потирая ладони, – а теперь передай его Бажену.

Ни она, ни Беривой не могли прикоснуться к тем колдовским вещам, что она всю дорогу несла в заплечном мешке, охраняя его пуще родного дитяти.

– Вы от мира её, Меровиного, – наставляла их Драга Горынична, – прикоснётесь – почует вас, сможет за собой утащить. Евсею чужда смерть, он молится другим богам.

– А мне говорили, госпожа, – несмело начал он, – что из – за того, что я не близок смерти, Мерова и сможет мне зло сотворить…

– Коли станешь с ней говорить – да, – медленно, точно несмышлёному ребёнку, отвечала Драга Горынична, – тут она уже тебя не проглядит, и твоё существо приведёт её в ярость. Но если ты дотронешься, скажем, до ножа, она тебя даже не почувствует – или почувствует слишком слабо, чтобы в крепость утянуть. Особенно теперь, когда сил ей поубавили.

Бажен взял нож не глядя, с силой резанул себя по запястью. Евсей подавил испуганный вскрик, зажав себе рот рукой.

Бажен смотрел на кровь, льющуюся по руке, с каким – то детским любопытством, будто впервые видел её.

– Ну вот что ты творишь? – Вздохнула Велимира. – Рано ж ещё!

– Ничего, – хмыкнул Бажен, – пускай земелька кровью напитается, пускай привыкнет.

Месяц голодно поглядывал на них из – за сизых туч.

– Вот, – сказала Велимира, протянув Евсею грязную тряпицу, – иди, рассыпай.

Беривой отошёл назад, прислонился плечом к дряхлой стене заброшенной избушки, стоявшей неподалёку от капища. Когда – то, давным – давно, в ней жила волхова – служительница Меровы, но новым богам не нужны были посредники, и волхвы остались в прошлом.

Евсей, неловко бурча и спотыкаясь, обошёл идола кругом, высыпая из тряпицы кладбищенскую землю вперемешку с солью и пеплом. Вытряхнув последние пылинки, он поспешил к Велимире, уже запалившей пучок полыни. Говорили – Мерова любит этот дым с запахом горечи и слёз.

– Спрячемся, – тихо скомандовала Велимира, – свечу потуши.

Втроём они присели за рассохшейся бревенчатой стеной. Беривой опёрся о неё спиной, почти беззвучно постукивая пальцем о колено, Велимира высунулась наружу почти по пояс, напряжённо наблюдая за Баженом. Евсей выглянул было из – за её спины, но тьма была кромешная – без огня он не мог разглядеть и собственных пальцев на руке – и потому он плюнул и подвинулся ближе к Беривою, подтянув колени ближе к груди – ночной холод никого не щадил.

Страшно ему было почти до ужаса. Он сцепил пальцы, чтобы руки не тряслись, и принялся усердно сглатывать вставшую комом в горле слюну. «Зачем мы всё это затеяли?» – отчаянно думал он.

– Тётушка! – Послышался издалека насмешливый Баженов голос. – В гости тебя зову. Вот тебе и угощеньице – человеческая кровь, вот тебе уваженьице – змеиное мясо… Будь ласкова, загляни на огонёк!

– Ой, дурак, – прошептал Евсей, с силой вжимаясь лбом в колени.

Это надо, так с госпожой смерти обращаться! Он мельком взглянул на Велимиру – та не сдвинулась с места. Он не видел её взгляда, но был уверен, что шуточек жениха она не одобрила.

На несколько мгновений поляну точно накрыло пуховое одеяло – все звуки исчезли, ноги и руки налились тяжестью, будто стали свинцовыми, потянуло в сон… Потом вспыхнул жаром оберег на груди, и всё прошло – загудел, поднялся ветер, где – то в вышине глухо угукнул филин.

Евсей торопливо прижал руку к груди, туда, где тонкие оленьи рожки прижимались к Знаку Калоса.

А потом над деревьями и травами, над землёй и камнями разнёсся гулкий, густой, громкий голос, похожий на биение большого медного колокола в Бонуме. Каждое слово тяжело оседало в голове, звенело в ушах, и невозможно было понять, о чём он говорит. Евсей шумно и торопливо задышал, глотая воздух, и зажал уши ладонями, но гулу это помехой не стало. Тошнило и ломило в висках, а голос – не мужской, не женский, нечеловеческий – всё не умолкал…

Перед глазами поплыли цветные тени. Исчезли окружавшие капище сосны, разошлась мгла, и замелькали в голове воспоминания из раннего детства – небольшой крепкий отцовский дом, высокие деревянные идолы, домовой, похожий на большого пушистого кота… И словно по – настоящему он увидел маму – холодную, белую, точно покрытую голубоватым инеем, с навсегда замершим взглядом тёмных глаз, устремлённых в потолок… Отупевший от горя, он лежал головой на её ледяной руке, порой потираясь щекой – и казалось, сейчас она встанет, засмеётся, потреплет его по голове… Рядом громко и злобно выл отец. « Я ли вам не молился! – Кричал он, расшвыривая вещи по опустевшей горнице, – Я ли вам жертвы не носил! Чтоб ты сдох, Хротко, чтоб ты сдох!».

Пришёл в себя он с резким вдохом, будто вынырнул со дна реки. Оказалось, он по – прежнему сидел у старой избы, уткнувшись лбом в колени. Голос наконец затих, угомонился ветер, и медленно поднималось из – за деревьев раскалённо – розовое солнце, озаряя золотом тяжёлые тучи. Рядом хрипло дышал Беривой, утирая широкой ладонью текущие слёзы.

–Ну, чего вы тут? – Раздался всё такой же весёлый и беззаботный голос Бажена. – Притомились?

Евсей медленно разогнулся, с хрустом выпрямляя затёкшие ноги и спину, разминая онемевшие от холода пальцы.

– Я вам тут всё вызнал, – устало сообщил Бажен, появляясь перед ними – перемазанный кровью, и налипшей грязью, растрёпанный и босой, – а вы тут прохлаждаетесь.

Он вдруг присел рядом с невестой и легонько тряхнул её за плечо.

– Велимира? – Испуганно позвал он. – Велимира!

Руки её безвольно разметались по земле, голова откинулась назад. По лицу стекала тонкая струйка крови.

Глава 25

-Ниучего страшоуго, – заверил их Морошка, заботливо укрыв Велимиру тёплым пуховым одеялом, – устала оуна, сеуйчас отоуйдёт.

–Ну надо же, – облегчённо рассмеялся Бажен, – я, значит, со смертушкой говорил, а она устала!

Евсей недовольно взглянул на него. Змеиный царевич привольно растянулся на печи, грея руки о кувшин с парным молоком, под глазами его залегли глубокие тени. Евсей странно поёжился – никак он не мог понять этого… человека? Змея? В один миг он казался добрым, заботливым и ласковым, а в другой – по – кошачьи жестоким, не заботящимся ни о ком, кроме себя.

В избу зашёл Беривой, впустив за собой порыв холодного ветра.

– Идите, – тяжело велел он, опустившись на колени перед Велимириной постелью, – я баню затопил.

– Вдоём? – Протянул – промурлыкал Бажен. – Ах, я не могу! Я человек приличный, почти женатый…

– Бажен, – сурово сдвинул брови Беривой, – прекрати паясничать.

Тот осторожно спустился с печи, покряхтывая, будто старый дед. Морошка подошёл к нему, пристально вгляделся в глаза.

– Теубе бы тёуплого меудка поеусть, – ласково сказал он, – и оутлежаться пару днеуй. Меурова мноуго сил тянеут…

– Ладушки, – радостно хлопнул в ладоши Бажен, – давненько мне не выпадала возможность побездельничать… Теперь – то уж матушка меня за дела царские точно не загонит!

В предбаннике Евсей раздевался торопливо, с неохотой расставаясь с каждым кусочком ткани и стараясь не поворачиваться к Бажену лицом. В Бонуме юные ученики мылись все вместе – и Евсей на всю жизнь запомнил их насмешки и издевательства. «Если он хоть что – то скажет, – думал он, – я просто оденусь и выйду».

Перед тем, как зайти в баню, Бажен с силой хлопнул его по плечу.

– Не переживай, друг, – сказал он почти серьёзно, – я знаю, что тебе не терпится всё разузнать – но потерпи, пока Велимира не очнётся. Если она узнает, – он понизил голос до смешливого шёпота, – что я кому – то вперёд неё рассказал, она запретит мне её целовать! Тогда мне придётся целовать других, и матушка Жреба, блюстительница супружеской верности, меня проклянёт…

Если бы Евсей не был так напуган, он бы точно закатил глаза. Ну сколько можно было припоминать ему те слова про поцелуй?

Беривой славно натопил баню – было тепло, но не жарко до духоты. На небольшом окошке почти у самой земли лежал щёлок и крапивный отвар, стояли две большие деревянные бадьи.

– Передай ковшичек, будь добр, – попросил Бажен, протягивая руки к высокому ведру с горячей водой.

Евсей протянул ему деревянный ковш.

– Ты совсем за неё не боишься? – Вдруг сорвалось у него с языка.

Бажен тяжело вздохнул и вдруг рассмеялся.

– Милый, – сказал он, – я же вижу, что тебе совсем не нравлюсь. Ты глядишь на меня волком, сторонишься, теперь вот такие вопросы задаёшь… Ещё немного, и я решу, что тебе приглянулась невеста.

– Нет, – испуганно воскликнул Евсей, – нет… – Он тяжело выдохнул, сел на скамью и зарылся пальцами в волосы. – Просто… Не проходит ни дня, чтобы чего – то не случалось. Я нынче и вовсе не знаю, куда бежать и что делать…

Бажен присел рядом с ним, приобнял за плечи.

– Ты не волнуйся, – с улыбкой сказал он, – найдём мы своих потеряшек. Маменька землю роет, лютует – мол, распустились совсем, страх потеряли, Яру упустили – так что змейки наши из кожи вон лезут. – Он хихикнул. – Вернём и тётушку, и учителя твоего.

– А если с ними что – то до того случится? – С отчаяньем спросил Евсей.

– Нет, – беспечно махнул рукой Бажен, – они же богов вернуть собираются – значит, жертвы будут приносить на Одесную, когда ткань мира совсем истончится, а до него ещё далеко. До того они их и пальцем не посмеют тронуть, уж поверь мне!

Евсей хмуро улыбнулся. Неужели Бажен и впрямь старался его поддержать?

– А Велька, – он ухмыльнулся, – я и так к ней слишком привязан – по нашему мерилу. Змеи за самых близких своих родичей не держатся – а тут всего – то невеста… Так – то переживаю, конечно, – он привольно вытянул ноги, опёршись о стену, – но с ней не наволнуешься. Веля с самого детства вечно болеет – так и не скажешь, что бродяжничала.

– Чего? – Евсей удивлённо повернулся к нему.

Бажен помолчал мгновенье, а потом хлопнул себя по лбу.

–А, – рассмеялся он, – я и забыл, что ты не знаешь. Ну да, её маленькой ещё нищие в лесу нашли и с собой забрали – она с ними ходила. Детям – то охотнее милостыню подают. Только ты её об этом не спрашивай, – он погрозил Евсею пальцем, – и не рассказывай, что это я проболтался.

Он оторвался от стены и недовольно посмотрел на своё почерневшее плечо.

– Ну Беривой, – скривился он, – вот почему стены не отмыл? – Он хитро прищурился. – Эй, Евсей – веником – то париться будем?

Вениками Евсей орудовал неохотно и пугливо – в Валиоре таких забав не водилось, и он всё боялся сделать что – то не так.

– Эх, ты, – сказал Бажен, свесив ноги с полока, – кто ж так парит? Ложись, научу!

– Нет – нет, – испуганно замахал руками Евсей, – не надо, я не хочу…

– Надо, – настойчиво приказал Бажен, с силой надавив ему на плечи, – да не бойся, я совсем не кусаюсь!

Евсей осторожно лёг и подтянул на себя снова начавшие краснеть руки. Он напрягся всем телом в ожидании жгучей боли, но Бажен своё дело знал хорошо – и вскоре Евсей, покряхтывая от удовольствия, взопревшим тестом разлёгся на лавке. Казалось, не осталось в нём ни дурных мыслей, ни боли – только мягкая сонная муть…

В избе обнаружилась очнувшаяся Велимира, закутанная в одеяло, как скрученный блин – и Бажен с радостным возгласом поспешил к ней.

– Ягодка, – радостно воскликнул он, расцеловывая её щёки, – чего пугаешь, а?

– Уйди, – пробурчала она, покраснев, – дитё спит. – Она приподняла ладонь, под которой обнаружилась свернувшаяся клубочком Душенька.

Заметив Евсея, она серьёзно кивнула ему.

– Ты в порядке? – Спросила она. – Не задело?

Евсей растроганно покачал головой. Надо же – заботилась, переживала…

–А я? – Обиженно простонал Бажен. – А меня, драгоценного жениха, спросить?

–Ты, драгоценный жених, – пробурчала Велимира, уперев ладонь ему в лоб, – и так бы мне все уши прожужжал, останься на тебе хоть царапинка.

– И то верно, – обрадованно сказал он, – ну, как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – хмыкнула она и приподнялась на локтях, – одежду где бросили? На неё, небось, и смотреть страшно…

– Я п-постираю, – отозвался от сундуков Беривой, – если вы, г-господа, соизволите приготовить п-поесть.

– Беривой, – восхищённо прижал руки к груди Бажен, – был бы ты женщиной, я бы на тебе женился!

– Я бы утопился, – отрезал сухо Беривой.

С печи раздалось ехидное хихиканье – это Морошка, привольно развалившись там, поигрывал хвостом.

– Эй, – шутливо возмутилась Велимира, шлёпнув Бажена по плечу, – а я?

– Не переживай, милая, – сказал тот, щурясь, как довольный кот, – я от тебя не отказываю – взял бы меньшицей.

– Спасибо, утешил, – фыркнула она, стараясь выпутаться из одеяла так, чтобы не потревожить Душеньку.

Евсей сел на лавку, уложив голову на стол. Его вдруг окутало такое удивительное умиротворение, такая теплота – сквозь слюдяные окна избу освещал мягкий медовый свет взошедшего солнца, тело пело после хорошего мытья, и даже разнывшаяся рана на ноге не была тому помехой… Шутливая перебранка между Велимирой с Баженом была забавной и даже умиляющей. Если закрыть глаза, можно было бы представить, что учитель никогда не пропадал, а сам Евсей сидит не с ведьмой и прочей нечистью, а в каком – то удивительном Бонуме, где нет противного до скрежета зубов кефалия и нет озлобленных детей…

– Я отказываюсь говорить о Мерове без славного хмельного мёда, – вернул его в скверный бренный мир Бажен, – нальёшь нам, Беривоюшка?

– Мёуд? – Оживился Морошка, в мгновение ока спрыгнув с печи. – Чур, мне из боульшого роуга наливать!

– Никто из нормальных людей, – недовольно отозвалась Велимира, – по утрам не пьёт.

Бажен в притворном удивлении оглядел избу.

– Ты видишь тут нормальных людей? – Спросил он. – Кроме Евсея – но ему мы наливать и не станем.

Велимира только махнула на них рукой.

– Нальёшь, Беривой? – Тихо спросила она.

Тот поднялся со вздохом и вышел во двор. Бажен довольно потёр руки и подмигнул Морошке.

Когда в высоком роге заплескался мёд, Бажен выглядел так, будто на него снизошло благословение сразу всех его богов. Морошка хитро щурил зелёные глаза, Велимира же вновь стала серьёзной и даже суровой. Евсей молча отхлебнул от своей чашки – в ней ведьма заварила ему ромашку. «Для успокоения», – объяснила она. Тот же напиток достался и Беривою – и Евсей подозревал, что знает, почему тот не пьёт.

Наконец Бажен довольно крякнул, вытер губы и, оставив рог, заговорил:

– Мерова сказала – Святослав Гневич очень уж её раздражал. Ты знала, – повернулся он к Велимире, – что это он Яру уговорил отказаться от служения ей?

– Знала, конечно, – вздохнула та, кутаясь в платок.

– Ну вот, – глубокомысленно кивнул Бажен, – он и жёнушке запрещал ей жертвы носить, и прочих отваживал… О дочери и вовсе говорить нечего – сначала не дал ей в ледяную крепость уйти, потом не позволил в ведьмы податься… Поговаривали, что и вовсе по примеру князеву и вовсе хотел запретить Мерове кланяться – понятно, почему тётушка так разозлилась!

– А Змей с Жогом? – Жадно спросила Велимира. – Про них она что – то сказала?

Бажен закинул в рот кусочек спелой ярко – жёлтой репы, довольно захрустел.

– Я спросил – она сказала, ей дела нет.

Беривой удивлённо хмыкнул.

– Удивительное д-дело, – почти весело сказал он, – сначала он-на помогает старых б-богов запереть, почитателей их с-со свету сживает – а т-теперь ей дела нет?

Морошка звучно булькнул.

– Дауже не пытауйся поунять её, Беривой, – промурлыкал он, – оуна что хоучет, то и твоурит…

Бажен замер, прислушиваясь к чему – то у себя в голове, а после вскочил со скамьи и потянулся всем телом.

– Ладненько, – сказал он, – посидел бы я ещё, да матушка зовёт… Вы заглядывайте поскорее на огонёк, – он окинул их хитрым взглядом, – очень уж она вас ждёт.

– Куда уж мы денемся, – буркнула Велимира.

Глава 26

Драга Горынична в этот раз принимала их в лазоревом саду – в другой части, не в той, что видел Евсей в первый раз своего появления в подземном царстве. Мрамор, цветом похожий на спелые каштаны, искусно поднимался ввысь, изображая горный склон, по которому с шумом падала прозрачно – хрустальная вода. На небольших выступах стояли небольшие восковые свечи, и блики от их мягкого пламени огнём переливались в драгоценных камнях и играли, резвились в воде. Она собиралась в неглубокое насыщенно – синее озеро, по которому плавали разноцветные кувшинки – лазурные, розовые, как пушистые бока персиков, бескрайне – фиолетовые, как надвигающаяся ночь… Вдоль берега ходили, неуклюже переваливаясь с боку на бок, самые настоящие белоснежные лебеди – Евсей от удивления распахнул глаза.

– Что они здесь делают? – Шёпотом спросил он. – Им же есть нечего!

– А это не просто птицы, – ответила Велимира, дыханием согревая замёрзшие ладони, – это проклятые люди. Им пища не нужна, и сон не нужен, они вечно ходят тут и горюют, что были такие молодые, а уже бестолковые.

– Калос! – Ужаснулся Евсей. – Какой кошмар! Неужели Драга Горынична не может их расколдовать? Или, – он опасливо поёжился, – это она их и прокляла?

Велимира взглянула на него с насмешливым умилением.

– Драга и вправду могла бы. – Почти с удовольствием кивнула она. – Это в её духе – омрачить разум, запутать, запугать, заставить страдать во веки веков… Но нет, – она откинулась на спинку скамьи, обложенной мягкими пухлыми подушками, расписанными яркими узорами, – эти лебеди, можно сказать, по наследству Змеиным царям переходят. Прокляли их ещё на заре времён – говаривают, будто они и есть Лыбедь и Кий, от которых пошёл весь род человеческий.

Евсей усилием воли заставил себя отвернуться. Страшно было представить, какого это – столетия, а то тысячелетия провести в бессловесном птичьем теле… Должно быть, они давно разучились и мыслить, как люди, лишь лелеяли свою беспросветную печаль. «Люди не просто так боятся колдунов, – подумал он, – тяжело знать, что лишь по чьей – то воле ты можешь лишиться и тела своего, и разума, и жизни»… Потому и страдали мирные, безвинные колдуны – от этого людского страха, от пугающих сказок, что рассказывали детям перед сном. «Безвинные, – ухмыльнулся Евсей, – если бы кто – то из учителей в Бонуме услышал, будто есть добрые ведьмы – они б меня так розгами отходили»…

Они с Велимирой вдвоём сидели на берегу дивного водопада – Бажен ушёл за матерью, а Беривоя зачем – то позвал к себе подземный кузнец.

– Зачем Беривой ему нужен? – Не удержавшись, спросил он у Велимиры, когда тот скрылся во тьме крутой лестницы.

– А леший его знает. – Пожала плечами ведьма. – Мне кажется, что порой он сам себя понять не может. Да только не волнуйся – зла он точно не сделает, особенно Беривою. Они, можно сказать, приятели – по – своему, а кузнец им дорожит.

И Евсей не волновался – на него накатила мягкая, тёплая дрёма – и гулкий, ровный грохот водопада, и блики света, тысяческратно преломляющиеся, и тёплые подушки и одеяла влекли его в сон – тем более, что прошлой ночью никто из них не спал. Велимира отоспалась днём – а они с Беривоем взялись за дела по хозяйству. Кто бы знал, что выметание пола, стирка да мытьё посуды так очищают разум?..

Велимира тихо мурлыкала про себя песню про красную девицу, что в кустах рябины повстречала свою давно умершую сестру. Песня была тоскливая и заунывная, но слова повторялись из раза в раз, и вместе с шумом воды сливались в почти незаметный монотонный гул, от которого закрывались глаза.

Сквозь полузакрытые веки в золотом свете огня Евсей разглядел смутный женский силуэт в белом платье, медленно плывущий к ним, будто по воде. Сказочно развевалось платье и звёздным светом сияло высокое очелье. «Я сплю, – зачарованно подумал Евсей, – я вижу дивную сказку»…