И тут пришла беда

"Учитель, – разлилось в груди у Евсея тепло, – тогда мы встретились в первый раз". Сейчас он проведёт учителя в нужный зал, по дороге они разговорятся, и Евсей примет самое лучшее, самое правильное решение в своей жизни.

Он поднял голову и задохнулся от ужаса. По доброму, улыбающемуся лицу учителя стекала густая тёмная кровь.

*

Проснулся он в холодном поту и подскочил на постели, наткнувшись на любопытный взгляд Фрасибула.

– Болит? – Деловито спросил он, высунув длинный язык. – Бесссоница?

– Нет, – кое-как выдавил Евсей, вытерев пот со лба, – просто кошмар приснился.

– А меня госсспожа приссслала, – сообщил тот, выкладывая из мешочка разноцветные зелья в небольших фигурных бутыльках, – вы сссегодня с Велимирой Неждановной в город отправитесссь – наказала, чтоб ты весссь здоров был! – Он присел на край кровати, ловко обернув хвост вокруг своей задней лапы. – Открой-ка рот, ссславный госссподин, покажи язык…

Послевкусие сна было мерзким и горьким. Кошмары он видел обычно о днях, проведённых в Бонуме – или о тех страшных временах, когда умирала мать. С тех пор, как он ушёл с учителем, всё чаще ему снилась бескрайняя дорога под колёсами телеги, лазурное глубокое море – и тёмные глаза учителя, полные любопытства и бескорыстной доброты… Теперь же каждое воспоминание о нём отзывалось душевной болью из-за страха потерять его навсегда. Скосив взгляд на Фрасибула, Евсей решил отвлечь себя от дурных мыслей разговором.

– А отчего Велимиру подземный кузнец безотцовщиной назвал?

– Оттого, что отца у неё нет, – пожал плечами с улыбкой Фрасибул.

– Совсем нет? – Перепугался Евсей. Ходило среди простого народа Валиора поверье о ребёнке, что без отца родится – его пошлёт на землю Песмнос, чтобы погубить весь род человеческий…

Фрасибул рассмеялся.

– Без отцов дети не рождаютссся, – лукаво произнёс он, – или вам в Бонуме о таком не расссказывали?

Евсей смущённо покраснел.

– Тогда у неё и матери нет. – Сказал Фрасибул, принявшись светить в глаза Евсею одним из камней. – Но это ты лучше у неё сссамой ссспроссси, а то прознает она, что я тут ссс тобой языком треплю, и хвоссст мне оторвёт! – Он в притворном страхе прижал хвост к себе поближе. – А он мне очень дорог! Знаешь, как долго новый рассстёт?

Евсей отрицательно покачал головой, и Фрасибул радостно пустился в рассказ о хвостах. Парень слушал его рассеянно, изредка кивая головой. Он вдруг понял, что ему будет жаль расставаться с ящером – тот умудрялся заполнять всё вокруг себя теплом и искрился радостью и дружелюбием. Этим он очень напоминал Евсею учителя…

На прощание Фрасибул оставил Евсею одно из зелий.

– Это проссстой отвар ромашшки, – подмигнул он Евсею, – никакого греховного колдовссства.

– Я буду скучать по тебе, – сказал вдруг Евсей, – век не забуду твоей доброты. Надеюсь, свидимся ещё когда-нибудь…

Слова лились из него, точно из переполненного кувшина. После отвратительного сна, размягчённый чужой заботой, он словно на миг позабыл, где и с кем находится.

Лицо Фрасибула не поменялось – да и было бы странно ждать подобного от ящера, но голос стал мягче.

– Ссспасссибо, ссславный госссподин, – кивнул он, – заглядывай, когда всссё закончитссся.

Махнув лапой, он исчез в коридоре. Евсей проводил его тоскливым взглядом и принялся одеваться – вскоре за ним должны были прислать провожатого.

Во главе роскошного полупрозрачного стола, переливающегося в свете диковинных камней-лампад всеми цветами радуги, гордо восседала Драга Горынична. Миски, в которых подавали еду, тоже были непростыми – каменными, резными, по бокам их вились цветы и листья, побеги вьюнков и дикого винограда, но блюда были самыми обычными – каша, покрытая тонким слоем восхитительно пахнущего золотистого масла, грибы, тушёные в сметане, с острыми зубчиками чеснока, тёртые румяные калачи и пышки, всевозможные виды варений в небольших жёлтых чашах, травяные настои, янтарный мёд и прохладный квас в высоких кубках. За столом, по правую и левую руку от Царицы, сидели многочисленные девушки и юноши, необыкновенно похожие – все бледные, с тонкими, длинными носами, большими глазами, отливавшими цветами всех драгоценных камней, темноволосые и неулыбчивые. Никого из них Евсей прежде не видел и немного опасался, а потому жался ближе к сидевшей рядом Велимире. Та была бледна и, казалось, мучилась от головной боли. Она сидела, хмурясь, растирая виски тонкими пальцами, и не обращала внимания ни на растерянного Евсея, ни на сияющего, точно начищенная кастрюля, Бажена, который был единственным радостным человеком за столом.

– Прости, госпожа, – неловко позвал Евсей Велимиру, когда она уже в третий раз недовольно ковырнула ложкой рыбный суп, – как же мы пройдём в дом госпожи Забавы? Тебе-то слова не скажут, а вот меня, боюсь, служанки признают…

– Не бойся, – буркнула Велимира, – ведьме в доме молодой девки тоже не обрадуются. Там прислуги-то немного, им я глаза отведу.

Радость пополам с виной плескались у него в душе. Он должен был отвращать её от греховного колдовства и вести к пути истинному, а вместо этого был счастлив, потому что ему представится возможность узнать чуть больше о похищении учителя… «Хорошо вам, – внезапно озлобленно подумал он, – сидеть в стенах Бонума и поучать – будьте праведны, не принимайте колдовства, несите слово Калоса! А здесь, в жестоком мире человеческом, что делать?».

– А это кто? – Он легонько кивнул на юношей и девушек. – Я думал, только цари в людей оборачиваются.

Велимира фыркнула.

– Как же по-твоему они женятся тогда? – Она отхлебнула из своего кубка. – Сильные змеи людьми становятся, те, в ком колдовства много. Перед тобой представители самых знатных и древних родов, трепещи же!

Евсей поёжился.

После завтрака Бажен и Драга Горынична прощались с Велимирой – приобнимали за плечи, что-то тихо говорили. Евсей неловко топтался в стороне, но подходить близко не решался. Разговаривать со Змеиной царицей ему не хотелось.

– До встречи, гость дорогой! – Хлопнул его по плечу с улыбкой Бажен. – Невестушку мою милую береги. Да пригляди там, чтоб не целовалась ни с кем! – Он разразился заразительным смехом, неуместным под этими мрачными сводами.

Евсей поморщился. Бажен ему не нравился – слишком напоминал мальчишек из Бонума.

Ход, что вёл прямиком во двор госпожи Забавы Твердятичны, был широк, но тёмен, и Евсей заранее запасся несколькими светящимися камнями. Велимира держала на руках извивавшуюся Душеньку и нежно целовала её в блестящий нос.

– Бедная моя, – ласково ворковала ведьма, – который раз тебя одну оставляю…

Беривой, стоящий рядом, многозначительно хмыкнул.

– Ты уж последи за ней хорошенько, – сказала она, передавая ласку Беривою в руки, – ест-то она хорошо?

– Да уж не ж-жалуюсь, – хмыкнул тот, – такая маленькая, а скоро м-меня без м-мяса оставит.

– Славно, – сухо бросила Велимира, – встретимся в избе, Беривой. – Она повернулась к Евсею. – Чего замер?

Он молча ступил под мрачные тёмные своды.

Шли молча – с потолка звучно шлёпались в лужицы капли, порой под ногами шныряли шустрые ящерицы, и Евсей каждый раз вздрагивал. Велимира уверенно шагала впереди и ей, кажется, вовсе не требовался свет.

– Долго нам ещё идти? – Робко подал голос Евсей.

– Нет, – отрезала Велимира и заторопилась вперёд.

Евсей раздражённо пожал плечами. Если у ведьмы настроение менялось чаще, чем погода по весне, так пускай с этим её жених со свекровью разбираются. Хотя было, конечно, обидно – вчера ему про утопленников с восторгом рассказывала, а сегодня идёт, надувшись, как мышь на крупу. «И кто их, женщин, разберёт?» – подумал он и чуть не налетел на остановившуюся Велимиру.

– Пришли, – сказала она, – становись напротив, колдовать буду. Или, – она сощурилась, – и тут противиться станешь?

Евсей скрестил руки на груди.

– Тут другое, – недовольно сказал он, – пожалуйста, делай своё дело!

– Ишь ты, как заговорил, – почти по-старушечьи пробурчала она, – как прикажешь, господин хороший. Давай сюда свой пояс.

Евсей растерянно протянул ей широкий пояс, расшитый серебряной нитью, что от щедрот своих ему подарила Драга Горынична.

Велимира опустилась на колени, разложила его перед собой во всю длину, рядом расстелила свой и принялась водить по ним пальцами, приговаривая:

– Ой да выходил из-за туч месяц ясный, светил на следы звериные. Все следы-то видны ясные – волчьи лапы рыскучие, медвежьи лапы могучие, заячьи лапы трусливые, да лисьих следов месяц ясный не разглядел, накрыла его туча тёмная, замела их метель буйная. Как лиса свои следы хвостом укрывает, так и нам бы укрыться от взглядов чужих. Как следы звериные метель заметает, так и наши бы от взгляда недоброго замела. Как туча месяц ясный укрывает, так и нас скрой от взглядов людских. Слово моё крепко!

Она лихо плюнула на пол – аккурат между их поясами. Евсей скривился.

– Спасибо скажи, что на сами пояса плевать не пришлось. – Мрачно сказала Велимира, заметив выражение его лица. – Надевай.

Вскоре путь им перегородила стена. Велимира вынула из мешочка корешок, тонкий и ветвистый, и приложила к двери – та беззвучно отворилась.

– Разрыв-трава, – горделиво пояснила она Евсею, – любые замки отмыкает. Сейчас такой уже не сыщешь.

Они оказались в тёмном и холодном подполе, среди опустевших полок, поросших мхом и оплетённых паутиной. Потолок был низкий, и Евсей упирался в него затылком.

– Где это мы? – Потирая друг о друга вспотевшие руки, спросил он.

– В подклети, – ответила Велимира, деловито шаря рукой по потолку и подсвечивая себе камнем, – помоги-ка, тут где-то дверь должна быть…

Евсей приподнял свой камень повыше и сразу же обнаружил то, что должно было быть выходом – через тонкие щели двери в подклеть проникал слабый свет. Только вот изнутри не было никакой задвижки, никакого затвора.

– Велимира, – севшим голосом позвал он, – а как мы отсюда выберемся?

– Толкни-ка, – приказала та, подбираясь к Евсею поближе.

Он упёрся рукой в дверцу. Та приподнялась, но лишь слегка, и в тот же миг опустилась обратно.

– Заперто, что ли? – Удивилась Велимира. – Странно, подклеть-то старая, тут и воровать нечего…

– Теперь ты нас своим колдовством вызволишь? – Спросил Евсей. Оставаться в тесной подклети ему не хотелось, а возвращаться обратно – и подавно.

– Зачем колдовать? – Вдруг улыбнулась она, прильнула к щели и позвала. – Эй, дедушка? – Ответом ей была тишина. – Дедушка, я знаю, что ты там!

Легко зашуршали лапти по деревянному полу. Евсей тоже выглянул в щель – ему стало любопытно, кого звала ведьма. Видно было плохо, и он разглядел лишь ярко-рыжую гриву небольшого человечка, склонившегося над дверью.

– Кто такие? – Проскрипел недовольный старческий голос. – Никак воры к нам забрались?

– Не делай вид, будто не узнал, дедушка, – Велимира засмеялась, – или не помнишь, как я тебя в прошлом году по всему двору тряпкой гоняла?

– А-а, ведьма, ты, что ли? Ну, погодь, я тебя ужо выпущу…

Над их головами запыхтели, затопали, заскрипела задвижка.

– Дворовой это местный, – объяснила удивлённому Евсею Велимира, – он без хозяев совсем одичал, а как сын Твердятин приезжал в прошлом году, так и вовсе пакостить задумал. Пришлось остудить его пыл…

Дверь со страшным грохотом распахнулась. Велимира ловко подтянулась на руках, и уже миг спустя стояла подле дворового – маленького рыжеволосого нечистика с лицом, в котором было что-то звериное, неподпоясанного, с острыми коготками на маленьких ладонях.

–Вылезай, гость заморский, – весело приказала ему Велимира, – сам справишься, аль тебе руку подать?

– Сам, – буркнул Евсей и неуклюже выбрался наружу. В свете, струившемся из-за приоткрытой двери, он разглядел клеть – небольшую деревянную комнатушку с лавками вдоль стен. Здесь стояли и тазы, и мётла, и лопаты, и лохани, и корзины, и какие-то горшки – всё в аккуратном, строгом порядке.

– Утомился я, умаялся, – ныл дворовой, жадно облизываясь на Велимиру, – куда мне, старому, больному, одинокому…

– Дедушка, – строго оборвала его ведьма, – не нуди. Нет у меня с собой ничего. Но за помощь спасибо!

Черты лица дворового ещё больше заострились, из-за толстых губ показались острые клыки.

– Злая ведьма, глупая ведьма, – прошипел он, – разорву, растерзаю! – Дворовой сорвался на совсем уж звериный рык, и Евсей попятился, чтобы оказаться подальше от него.

Велимира закатила глаза.

– Ну и глупый же ты, – хмыкнула она, – говорю же – нет ничего с собой! На обратном пути тебе занесу. Пряничка?

Дворовой снова съёжился, превратившись в дружелюбного старичка.

– Пряничка, – почти застенчиво кивнул он. – А вы к молодой хозяйке?

– К ней.

– Ступайте тогда, – он отвернулся, будто потеряв к ним интерес, но почти сразу же обернулся вновь, – про пряник не забудь!

Когда Евсей ступил за дверь, у него повело кругом голову от пьяного, прохладного воздуха, такого живого, полнящегося запахами трав и спелых плодов, горького дыма и влажной земли. Ветер студёными порывами взмывал к серому небу, по которому торопливо бежали кудрявые сизые тучи, недавно пролившиеся дождём – каждый лист в прекрасном саду был начисто умыт, и деревья сверкали осенним золотом. Только теперь Евсей понял, как беден был воздух там, в подземных пещерах, как скован он был, несмотря на высокие потолки и широкие коридоры. Здесь над его головой было ничего выше неба, и он наслаждался этой неожиданной холодной, прозрачно-звенящей волей, хотя раньше не осознавал, что был в клетке. Владения Змеиной царицы ошеломляли на первый взгляд, и тем были хороши, но долго жить в том безветрии и неживости вряд ли понравилось бы тому, кто видел, знал и чувствовал этот верхний, свободный мир.

Хорош был сад у купца Твердяты – хорош тем, что давно за ним не смотрел никто, кроме одичавшего дворового, и рядом с высокими, островерхими хоромами с резными столбами и расписным крыльцом он казался разросшимся колдовским лесом. Молодая хозяйка не стала трогать ни дикие травы, ни вьюнок и плющ, что цепкими зелёными лапками оплетали терем, ни кривые ветви деревьев, переплетавшиеся между собой, лишь приказала расчистить дорожки да собрать урожай спелых синих слив и румяных золотисто-алых яблок, оставив лишь немного плодов – чтобы услаждать взор.

Прямо напротив старой яблони, где впервые Евсей повстречал Забаву, стояли вымокшие насквозь высокие деревянные качели, на которых были вырезаны золотые солнце и луна. Евсей будто наяву увидел на них Забаву – молодую, смеющуюся, с развевающимися по ветру пшеничными косами, взлетающую ввысь, к небесам… Евсей дёрнул плечами, сбросив наваждение – и с чего бы ему это подумалось?

– Хорошо, – прошептала рядом Велимира, расправившая плечи, – чуешь, как дышится привольно?

– Чую, – с улыбкой ответил он.

– Ну и славно, – сказала она, и лицо её озарила мягкая, добрая улыбка, – надышались, пора бы и за дело браться.

Она уверенно направилась к высокому крыльцу. Дверь отворилась, и на пороге показалась немолодая женщина в простой одежде с веником в руках.

– Намело, – недовольно буркнула она и принялась споро работать – казалось, она больше развозила грязь, чем прибиралась, но, судя по озлобленному оскалу на лице, её это мало волновало.

Велимира, заметив её, не вздрогнула и не замедлила шаг, и Евсей поспешил за ней. Проходя мимо служанки, он даже затаил дыхание, но это оказалось ни к чему – та даже не повернула к ним головы, продолжая что-то ворчать себе под нос.

Евсей догнал Велимиру уже в дверях.

– Кого она видит вместо нас? – С любопытством спросил он.

– Если всё верно, то никого, – ответила Велимира, – или птицу мелкую, или знакомых слуг – того, кто не заслуживает внимания.

Евсей удивлённо вздохнул.

– Стало быть, тот, кто умыкнул учителя, тоже всем глаза отвёл?

– Даже если он такой сильный колдун, – задумчиво протянула Велимира, скользнув в приоткрытую дверь, – вряд ли он сумел бы отвести глаза и страже, и людям, что вокруг хором посадника ходили во время праздника, и змеям Драгиным… Такой морок можно накинуть, только если попросить о помощи ещё, скажем, с пяток умелых колдунов – и постоянно с ними рядом быть, чтобы их силой подпитываться. Если б было так, помощничков бы Беривой учуял. Потому Драга и считает, что без помощи оберегов не обошлось. – Она искоса взглянула на его мрачное лицо. – Радуйся! Отводить глаза каждый колдун умеет, а вот владелец, скажем, скатерти-самобранки или сапог-скороходов может быть только один. Тут-то он нам и попадётся! – Она хищно улыбнулась.

– А такие в самом деле есть? – Удивился Евсей.

–Есть, – коротко сказала Велимира, – захочешь – расскажу.

Она ступила на широкую лестницу, что вела в верхние комнаты. Евсей провёл рукой по резным перилам – точно настоящие, открывали клювики в неслышимой песне соловьи, сидели снегири с гроздьями рябины в тонко вырезанных лапках, сурово глядели мудрые совы, хищно расправлял крылья ястреб.

Вверху слышался звонкий девичий смех и разговоры. Забава нашлась в светлице, окружённая многочисленными служанками – под их задорные рассказы она что-то вышивала, улыбаясь светлой, приветливой улыбкой. Солнечный луч, выбившийся из-за тяжёлых облаков, сквозь слюдяные окна проникал внутрь и золотистой искрой пробегал по её неприкрытым кудрям, по нежному лицу и тонким белым пальцам. Когда Велимира шагнула внутрь, никто из служанок не обратил на неё внимания – они продолжили чирикать о чём-то своём, не выпуская рукоделий, и лишь Забава вздрогнула и устремила на них взор янтарных глаз.

– Здравствуй, Забава Твердятична, – тихонько сказала ей Велимира, – поговорить бы нам с тобой. – Она окинула взглядом девушек и прищурилась. – С глазу на глаз.

Евсей робко улыбнулся Забаве. Та ответила ему радостным взглядом и, отложив на скамью шитьё, встала.

– Притомилась я что-то, девоньки, – мягко сказала она, – голова гудит, точно неродная… Пойду-ка, прилягу.

Девки переполошились.

– Ты здорова ли, госпожа? – С беспокойством спросила одна из них. – Может, трав тебе заварить?

– Не волнуйся, милая, – ответила ей Забава, – за отца волновалась, оттого мне нехорошо и сделалось. До вечера, думаю, пройдёт.

– Не до вечера, так до свадьбы, – задорно сказала какая-то девчонка, совсем маленькая и растрёпанная, и остальные засмеялись.

– Не скучайте тут без меня, – сказала Забава и вышла, плотно притворив за собой дверь.

– Случилось что? – Тут же обеспокоенно повернулась она к Велимире.

– Пока нет, госпожа, – ответила та, – но словом перемолвиться надо. Веди-ка нас в свою горницу – а то, боюсь, застанут тебя и тайны подслушают.

Забава взглянула на Евсея, вспыхнула, точно маков цвет, и торопливо зашагала вперёд – застучали каблучки по деревянному полу. Евсей перевёл взгляд на ведьму – та внимательно разглядывала стены хором, скользила взглядом по каждой трещинке, по каждому узору, едва не принюхивалась.

«Может, у ведьм тоже какое-нибудь чутьё есть, – подумал Евсей, – вроде Беривоева».

Оказавшись в горнице, Забава первым делом торопливо накинула на голову белый тонкий платок и лишь после усадила гостей на узенькую скамью у окна.

Евсей огляделся – всё здесь дышало уютом и любовью. Окна украшали бусы из рыжеватой рябины и кружевные занавески, ноги утопали в мягком ковре – такие Евсей раньше видел лишь в богатых домах Валиора, – расписные сундуки стояли у стены. Остывала небольшая изразцовая печурка в дальнем углу, разливая по горнице приятное тепло. Евсею стало неловко ступать по горнице грязными сапогами, и он подобрал ноги под скамью, касаясь пола только самыми носами.

Сама Забава осторожно присела рядом с ними.

– Может, угостить вас чем, гости дорогие? – Спросила она. – Служанка моя – чистое золото, а кушания не хуже, чем на княжеском дворе.

– Нет ли у тебя пряников?

– Пряников? – Растерялась Забава. – После ярмарки должны были остаться. Велеть принести?

– Погоди, – отмахнула Велимира, – после.

Забава заволновалась, пальцы стиснули подол тёмно-красного простого платья.

– Давно мы с тобой не виделись, госпожа, – немного неловко начал Евсей, – всё ли у тебя хорошо?

Забава ласково улыбнулась, пригладила растрепавшуюся косу.

– Спасибо, Евсей, – её голос лился тёплым сладким мёдом, – что мне станется, я из дома-то почти не выходила – всё ждала, не вернётся ли отец… – Она быстро взглянула на Велимиру и тут же отвернулась. – Прости, сам-то ты как? Думается, для тебя это время было непростым.

– Мы, Забава Твердятична, землю носом рыли, думали, – вмешалась Велимира, протянувшая руки к печи, – и надумали тебя спросить – а не баловался ли твой отец колдовством?

Та почти подскочила, в испуге прижав руки к груди.

– Что ты, госпожа, – торопливо заговорила она, – зачем ему? Колдовство – это же… – Она вдруг пристыженно замолчала.

– Сама знаю – добрый человек таким заниматься не станет, – ухмыльнулась ведьма, – а всё-таки? Не шептал ли он заговоров, не насылал порчу на своих обидчиков? Не приносил ли богам странных жертв? Не искал диковинных вещиц, не скрывался из дома поздней ночью? Не собирал, не покупал трав?

Забава смущённо опустила глаза.

– Не знаю, что и ответить тебе, – с досадой сказала она, – отец у меня на месте не сидел. Он по торговым делам ездил, порою по месяцам я его не видела. В дальних местах чего только не встретишь, и порой ему доводилось бывать в передрягах с колдунами, но он про них быстро забывал. – Она задумалась, подперев лицо рукой. – Хотя иногда нам непростые вещи дарили – сама понимаешь, купца уважить надо…

– Так-так, – глаза Велимиры блеснули и она подвинулась ближе, – расскажи-ка получше, что ему там дарили?

– Всего и не упомню, – медленно проговорила Забава, – золотое ожерелье, что будто бы светит ярче солнца, а любую девушку сделает вдвое прекраснее – обычное украшение, ничего особенного в нём не было… Маленькая мельница, которая сама зерно молола – так она работать на вторую седмицу перестала… А почему вдруг спрашиваешь? – Она встревоженно переводила взгляд с Евсея на Велимиру.

– Думается мне, Забава Твердятична, – протянула Велимира, – что отец твой не пропал, а по своей воле задержался.

– Что? – Она удивлённо прижала руки к груди и растерянно поглядела на Евсея. – Уж не думаете ли вы…

– А скажи, – перебила её Велимира, – отец твой собой каков?

– Самый обыкновенный, – ещё больше смешалась та, – прости, ничего не пойму.

– Высок? – Терпеливо спрашивала Велимира. – Полон, худ?

– Ростом он, пожалуй, чуть поменьше меня будет, – задумалась Забава, – не толст, но полон. Бороду носит недлинную, глаза – как у меня. – Она повернулась лицом к окну, точно давая разглядеть, какого цвета у неё глаза.

Евсей и Велимира понимающе переглянулись. Та уже поведала ему, что за человек приходил к ведьме Яре в темницу, и пока выходило, что это вполне мог быть Забавин отец.

– Имел ли твой отец дела с князем?

– С Ярополком Риговичем? – Переспросила Забава и, дождавшись кивка, продолжила. – Иногда возил ему ткани заморские, и всегда после этого возвращался довольным – князь хорошо платил. Но такого, чтобы он дружбу с отцом водил – вот уж чего не было, того не было.

Велимира задумчиво поглядела в окно, постукивая по скамье пальцами. Евсей решился сам задать вопрос:

– Может, у него какие тайные сундуки были, куда он остальным заглядывать не велел?

Забава покачала головой.

– Отец мой… – Начала она и вдруг крупно вздрогнула, торопливо взбираясь на скамью с ногами. – Змея! Глядите, змея!

По полу в самом деле ползла гадюка – пепельно-серая, с чёрным зигзагом на спине. Забава побледнела.

– Не бойся, – сказала ведьма, прищурив глаза, – это ко мне со свежими новостями.

Евсей молча подсел к Забаве поближе, закрыв её своим плечом. Та благодарно улыбнулась ему и съёжилась, ссутулила плечи, точно пыталась стать меньше и спрятаться за его спиной. На миг ему стало тошно от самого себя – если она в самом деле помогла учителя похитить, а он тут её защищает…

Змея вдруг остановилась, принялась вертеться на месте, точно волчок, всё быстрее, быстрее, и вдруг её вовсе не видно стало – заволокло сверкающей серой дымкой. Евсей сам не заметил, как широко распахнул глаза – такого дива он раньше не видел. На миг ему стало не по себе – он перевёл взгляд на Велимиру, но та сидела, откинувшись на скамью, и глядела на разраставшийся туман со скукой – и он успокоился.

Когда дымка развеялась, вместо змеи перед ними оказалась девушка – невысокая, очень бледная, в зелёном шушуне, расшитом золотой нитью. Голову её украшал золотистый венец, переливались на шее и пальцах крупные смарагды. Взгляд у неё был тяжёлый, недобрый, но поклонилась она низко, уважительно, всем троим. Евсей услышал у себя за спиной изумлённый вздох.

– Здрава будь, молодая царевна, Велимира Неждановна, – она повернулась к Евсею, – и ты, гость заморский. Благословение богов дому твоему, Забава Твердятична!