И тут пришла беда

– Записи одного вашего учёного, – хмыкнула она, – в Валиоре не осталось его произведений, ибо писал он о старых богах и обрядах, духах и ведьмовских ритуалах. Ваши напыщенные бородачи боятся этого, как огня. Вдруг человек найдёт больше мудрости в старых легендах о Пульхре, чем в священных книгах Калоса!

На душе Евсею стало совсем гадко. Он отвернулся – книгу бросать не хотелось, но всё желание с головой нырнуть в строки, наполненные новыми знаниями, испарилось.

Драга Горынична, заметив его настроение, покачала головой.

– Гость заморский, – негромко сказала она, положив ему руки на плечи, и Евсей содрогнулся от их смертного холода, – я уважаю всех богов и тех, кто их почитает. Но я не люблю, когда люди, по глупости, злобе и надменности своей уничтожают то, чего не понимают. А книгу ты возьми, – она лёгкой, неслышной походкой направилась к двери, – он пишет о наших старых богах. Тебе полезно будет побольше узнать о них. Знать врага в лицо…

– Значит стоять на середине пути к победе, – буркнул Евсей.

– Помни об этом. – Многозначительно проговорила она, вызвав у Евсея очередной приступ раздражения. – Кстати, – она расплылась в острозубой улыбке, – славно, что ты поладил с Фрасибулом! Бедолаге не хватало друзей.

За дверью Евсея поджидала Лазоревка, свернувшись клубочком и подёрнув белёсой плёнкой глаза. Когда он покинул Думную залу, она поднялась, кивнула ему и поползла вперёд, указывая дорогу к горнице, которую он уже давно считал своей. Евсей шагал следом, прижимая книгу к груди и сердито топая по каменному полу. Несмотря на всё уважение, которое он не мог не испытывать к Змеиной царице, и трепет перед её властью и силой, теперь он прекрасно понимал, почему Велимира говорила, что Драга Горынична выпьет у неё немало крови.

Когда Евсей оказался в своей горнице, он плотно запер двери, зажёг свечи и, забравшись на кровать, с трепетом и восторгом перевернул первую страницу. В Бонуме такого непочтительного отношения к книгам ему бы не простили – здесь же никто ему был не указ.

Главы о божествах, царивших в Валиоре, когда люди ещё не очнулись от невежества и не построили храмы Калосу, он перелистнул, плотно прикрыв глаза и лишь изредка проверяя, не перешёл ли автор на новую тему. Благочестие в нём всё же победило любопытство, несмотря на маленького червячка внутри, который подзуживал: «Погляди, погляди!».

«Сосредоточься на деле, – сурово велел он себе, – ты книгу взял ради Белийских богов, а не Валиорских!».

Вскоре он увидел на одной из страниц знакомое имя. Евсей, конечно, знал о Старых Богах, но совсем немного – ни отец, ни бабушка не любили говорить о них, боялись. Он сосредоточился и принялся внимательно вглядываться в каждую букву, стараясь запомнить как можно больше.

Божество же, что заправляло морями и всеми водами, текущими по земле, и озёрами, и подземной водою, кликали Змеем, ибо так страшились его люди, что запрещали звать его настоящим именем. Белийцы боятся его более прочих своих богов, и самые пышные жертвы приносят ему – он, зверь, безжалостен и лишён всякого сострадания, и жалости, и любви. Все гады морские повинуются ему, и исторгает он из тела своего чудовищ, всё более страшных и уродливых, что так же, как и отец их, ненавидят весь подлунный мир. Он – творец золота и драгоценностей, он владыка всех кладов земных и лишь их блеск может утихомирить его холодную ярость. Говорят, со своими почитателями он щедро делится богатствами, и дом их – полная чаша, но забирает в ответ он не меньше. Несмотря на звериный свой облик, он хитёр и умён, и страшен в уме своём. Топят ему по весне многих людей, и животных, и золото, иногда и целыми кораблями. Особенно любит он чёрных петухов, крепких воинов и молодых, прекрасных девушек – поговаривают, все чертоги его подводного дворца полны наложниц, что плачут день и ночь по своей горькой судьбе.

Другого Бога, Жога, они видят в облике молодого прекрасного юноши с золотыми кудрями. В руках у него большой топор, а на шее он носит человеческий череп. Он дик и яростен – дни напролёт проводит в сражениях, пьянстве и утехах с земными девушками. Белийцы верят, что кровью своего врага, Змея, он окропляет поля и леса, и оттого будто бы нарождается и рожь, и овёс, и прочее, что они готовят себе в пищу. По весне ему приносят в жертву быков и птиц, молодых девушек и юношей, что становятся в ряд его войска. Злейший враг его – Змей, и ненавидит его Жог лютой ненавистью, и сражается с ним и порождёнными им чудовищами, и говорят, что если он однажды победит, от его ярости и восторга вскипят все воды земные и подземные. Хоть он и жесток, а всё же с ним проще договориться, чем со Змеем, оттого и почитателей у него больше, и все воины вырезают его лик на щитах, и говорят, будто их покровитель бьётся вместе с ними. Они верят, что Жог любит спускаться к людям и пировать вместе с ними, оттого стараются привечать незнакомцев и странников – обиды Бог их не терпит. Он преследует и почитателей Змея, как и его верные слуги среди людей, оттого Белийцы вечно воюют друг с другом, и поля и леса их вечно залиты кровью.

Третья же из Богов – Мерова, госпожа зимы и стужи, повелительница вьюг. Полгода царит она на земле и на полгода возвращается в ледяную крепость, куда стекаются после смерти души людей. Там стоят её покои, где хранятся в сундуках вьюжные ветра и морозы, а ещё моры и прочие болезни. Она есть холод и страх, и она равнодушна – в ней нет ни гнева, ни ненависти, ни любви, ни ярости, ни желания. Словно работящий земледелец, она делает то, для чего была создана – пожинает человеческие жизни. От зова её костяного рога не скрыться никому, и её псы заберут каждого, кому предназначено умереть. Она покровительствует женщинам, особенно ведьмам, оттого зима считается в Белийских землях лучшим временем для колдовства. Про тех же, кто обижает жену, или дочь, или сестру, или вовсе незнакомую женщину, говорят, что в ледяной крепости им уготовано быть вмороженным в снежный трон госпожи Меровы и быть вечно терзаемыми её верными гончими. Чтобы зима была мягкой и тёплой, путь госпоже в конце осени выстилают шубами умерших людей.

По осени, после встречи госпожи Меровы, Белийцы справляют праздник, в который славят всех богов. Они приносят в жертву троих – знатного иноземца, что воплощает собой богатство, Змею, славного воина – Жогу и сильную ведьму в дар богине Мерове. Это единственный день, когда почитатели всех трёх богов собираются вместе и существуют в мире, пьют и едят, пляшут, поют и плачут, и моются в бане ритуальными вениками, и закликают благо на следующий год. В тот же день казнят всех преступников во славу богов, а если кто хочет покончить с собой, дожидается этого дня – уйти из жизни в праздник всех богов, что называют Одесной, считается почётным.

"Значит, не только Мерову чтили в этот день, – задумчиво размышлял Евсей, – стало быть, похитители об этом знают? Как же быстро забываются старые обычаи"…

Из чтения Евсея вырвал скрип едва приоткрывшейся двери. Вбежала ласка и, шустро перебирая белыми лапками, взобралась на кровать, а после и на самого Евсея.

– Здравствуй, – чуть настороженно сказал он Душеньке, неловко приподняв локоть, чтобы она не упала, – чего ты здесь?..

– Держи книги от неё подальше, – послышался голос Велимиры, – очень уж она любит их на зуб пробовать!

– Ей лучше? – Радостно спросил Евсей.

– Это Драга её от Яриной души отвязала, чтоб бедолага лапы не отбросила, – пояснила ему ведьма, – теперь она просто ласка, хоть и очень умная.

Из-за двери раздался какой-то шум, грохот и сдавленная ругань Велимиры – таких слов Евсей прежде не слышал, но догадался, что это вряд ли было что-то благопристойное.

Евсей осторожно пересадил Душеньку на одеяло и открыл дверь – внутрь вмиг просочилась Велимира, сгрёбшая в охапку целую гору горшков, трав, мисок с темнеющими порошками и несколько толстых коротких свеч.

– Подбери там, – бросила она и устремилась к столу, складывая туда свою ношу.

– Ведьмы вежливости не обучены? – Тихо буркнул Евсей, скрестив руки на груди. Он и без того чувствовал себя глупым и бесполезным – все, кому не лень, пытаются им помыкать… Один Беривой был неизменно вежлив и добр.

– Пожалуйста, – даже не повернув головы, сказала Велимира, – подбери, это важно.

На полу лежали перевязанные прочной бечёвкой ветви осины. Жёлто-красные листья трепетали, кажется, даже здесь, под землёй, куда не долетал ветер.

– И что это значит? – Спросил он, положив ветви перед ней.

– Заговаривать тебя будем, – равнодушно ответила та, перебирая горшки.

Евсея окатило холодной волной ужаса.

– Нет! – Воскликнул он и, когда Велимира удивлённо подняла на него глаза, повторил, – нет, ни за что.

В горле встал мерзкий ком. Одно дело – когда тебя проклинают, когда применяют свои чары насильно, другое – добровольно согласиться на ритуал от слуги Песмноса!

– Меня защищает слово Калоса и вера в него, – твёрдо сказал он, глядя Велимире в глаза, – друг с другом что хотите делайте, а меня не троньте.

Велимира отложила травы и скрестила руки на груди.

– Я думала, ты умнее, – холодно сказала она, – много толку от твоей праведности будет, когда тебя проклянут, а нас рядом не окажется. Но не переживай, мы тебя похороним как полагается.

– Я не оскорбляю тебя и твою веру, – разочарованно проговорил Евсей, дрожа от страха и злости, – и ты не смей.

– Я разве оскорбляю? – Хмыкнула Велимира. – Я правду говорю. Дело твоё, – она развела руками, – насильно я тебя защищать не стану. Только свекровушка нам хочет защитные обереги подарить – не смей отказываться, а не то она тебя, может, и вовсе из подземелий не выпустит.

Она снова сгребла свою ношу в руки и пошла к выходу – прямая, точно струна, холодная и гордая. Душенька перестала нырять в одеяле и побежала следом за хозяйкой. Евсею вдруг стало неприятно – казалось, после снятия с него проклятия лёд между ними слегка тронулся. «Зачем тебе это? – Спросил он сам себя. – Многие служители Калоса и вовсе ограждают себя от влияния женщин, чтобы те по слабости своей не сбили их с пути истинного. А Велимира не просто женщина, она – ведьма!». «Дело вовсе не в этом, – возразил ему другой голос, – Она – наша союзница, и только с её помощью мы сможем вернуть учителя. К тому же, она явно знает больше и об этой стране, и о её традициях, и о служителях Старых Богов. Много ли ты помнишь с тех времён, когда жил здесь?».

На том Евсей и порешил, заставив замолчать шепоток в голове, твердивший о том, что вовсе не из выгоды он не хочет её прогонять, а потому, что боится вновь остаться один среди каменных стен и оказаться в плену у страшных, навязчивых мыслей… Можно было, конечно, углубиться в книгу или поискать Фрасибула, но страницы о чужих богах закончатся слишком быстро, а где искать лекаря-ящера он не знал – и отчего-то всё ещё стеснялся смотреть ему в глаза.

– Велимира, – робко окликнул он её.

– Что? – Обернувшись, она хитро прищурилась. – Передумал?

– Вовсе нет, – он мотнул головой, – просто хотел попросить тебя рассказать побольше о ваших богах, о колдовстве.

У Велимиры загорелись глаза.

– Что ты хочешь знать? – Спросила она, величественно присев на табурет и сгрузив свою ношу на стол.

Душенька мигом забралась в один из горшков, свернулась клубочком, сладко зевнула и засопела.

*Лал – рубин.

Глава 16

Сколько прошло времени, Евсей не знал – под землю не заглядывало солнце – но голова у него уже распухла от новых знаний, которые в него вливала Велимира. Поначалу он слушал с жадным интересом, но усталость взяла своё, и теперь у него почти слипались глаза. «Похоже, она в таком же восторге от ведовства, в каком я – от работы с книгами», – подумал он, выслушав рассказ о том, как Велимира с Ярой переупокаивали всех утопленников и самоубийц, чтобы избавить Зубец от засухи.

– В следующий раз, – сказала она, переведя дух, – ты будешь рассказывать мне о своём Валиоре.

– Тебе интересно? – Евсей воспрял духом. – В самом деле?

Не зря учитель говорил, что лучше всего наставлять своим примером! Если ведьма послушает о мудрости Калоса, может, однажды она оставит поклонение языческим богам и греховное колдовство…

– Конечно, – спокойно ответила та, – буду знать в следующий раз, что ответить дефенторам, если они снова придут к нашему дому. Или хоть слово скажут Беривою. – Она сжала руки в кулаки.

Евсей нахмурился.

– Они причинили вам вред? – Настороженно спросил он.

– Пытались, – кивнула Велимира, – Яра их в печке сварила. – Она взглянула на его вытянувшееся лицо и ухмыльнулась. – Шучу, не бойся – от человеческого тела знаешь, как чадит? Потом ещё печь мыть устанешь… Выгнала она их взашей, как псов поганых – уж это они надолго запомнили. – Она довольно откинулась назад, облокотившись о стену.

Раздался громкий стук в дверь и послышался звонкий голос – Евсей узнал Бажена:

– Открывай, гостюшка дорогой! Время за маменькиным подарком отправляться!

– Не кричи, – поморщилась Велимира, глядя, как подскочила Душенька, – разбудил дитятко.

Она осторожно вынула ласку из горшка и ласково подула ей в мордочку. Та забавно чихнула, потянулась и взобралась хозяйке на плечо.

Дверь распахнулась – на пороге стояли Бажен с Беривоем в окружении десятка змей.

– О, и ты тут, душа моя! – Воскликнул Бажен, прошёл в комнату и звонко поцеловал Велимиру в лоб, отчего она лишь поморщилась. – Удалось твоё колдовство?

– Если бы, – фыркнула та, – он упрямее тура.

– Незачем с-сопротивляться, – сказал Беривой, оперевшись плечом о дверной косяк, – Велим-мира тебе з-зла не сделает, она п-помочь желает.

– Я знаю, господин, – устало ответил Евсей, – но я не желаю брать грех на душу.

– Разве з-защищать свою ж-жизнь – грех? – Удивился Беривой. – Я д-думал, что в-вы не спешите покидать этот м-мир…

– Это всё так неважно, – протянул, почти пропел Бажен и легонько хлопнул Евсея по плечу, – маменька не даст тебе умереть, даже не думай! Милые мои, – обернулся он к змеям, замершим у ног Беривоя, – унесите-ка это в покои моей драгоценной невесты. – Он указал на горшки и травы Велимиры.

Евсею было интересно, как змеи понесут вещи, но они просто обвились вокруг них кольцом и с негромким хлопком… исчезли.

– Что это? – Ошарашенно спросил он. – Все ваши подданные так могут?

– Вовсе нет, – Бажен улыбался, как гордый отец, чей ребёнок на его глазах сделал первые шаги, – лишь лучшие из лучших. Эти молодые ещё, – махнул он рукой туда, где мгновение назад был небольшой чёрный ужик, – пускай учатся. Душеньку здесь оставь, – повернулся он к Велимире.

– Ей страшно будет, – насупилась та, – она не любит незнакомых мест.

– Ну, милая, – развёл руками Бажен, – ты же не потащишь её вниз!

– А что там, внизу? – Шёпотом спросил Евсей у Беривоя.

– Ж-жарко очень, – коротко ответил тот, – и шумно. Л-лучше кафтан здесь оставь.

*

Лестница, ведущая вниз, была узкой и тёмной. Желтоватые неровные ступени слегка подрагивали от глухих ударов, доносившихся откуда-то из сокрытой тьмой пустоты. С каждым шагом в самом деле становилось всё жарче и жарче – Евсей закатал рукава рубахи и чуть ослабил ворот. По лицу Беривоя тонкими струйками стекал пот, Велимира обмахивалась ладонями, один Бажен шёл как ни в чём не бывало, звонко цокая каблуками сафьяновых сапог и освещая всё вокруг белым камнем, что был зажат у него в руке.

Снизу забрезжил рыже-жёлтый свет, и грохот раздался громче – Евсей, наконец, понял, что это такое – с таким шумом кузнецы бьют молотом по наковальне.

Лестница закончилась длинным коридором, тёмно-коричневые стены которого были погружены в полумрак. Рядом с последней ступенью Евсей разглядел поблёскивавших чешуёй в свете вылетающих в коридор искр змей, что не отрываясь глядели вперёд, слегка покачиваясь, точно заворожённые.

Когда глаза привыкли к полумраку, Евсей увидел в одной из стен медную дверь, сверху донизу покрытую горельефами – звериными мордами, вьющимися лозами, какими-то неизвестными ему знаками.

– Подойди ближжже, – вдруг донёсся до Евсея из-за двери вкрадчивый, манящий голос, – подойди, не бойссся…

Но Евсей лишь подвинулся ближе к Беривою, стараясь не обращать внимания на загадочный шёпот.

– Умница, Евсей, – с ласковой улыбкой сказал ему Бажен, – не пропадёшь, раз куда попало не суёшь свой нос. Эй, батюшка! Как поживаешь?

Отчего-то ему даже не приходилось повышать голос – Баженовы негромкие слова были слышны даже через оглушительный грохот, стоявший в коридоре.

Из-за двери раздалось яростное, свистящее шипение.

– Я понял, понял, – засмеялся Бажен, – доброго здравия тебе!

Евсей взглянул на него широко распахнутыми глазами.

– Батюшка? – Удивлённым шёпотом переспросил он у Беривоя.

– Ну да, – беззаботно ответил Бажен, каким-то чудом услышавший его, – маменька его с престола свергла, а сама воцарилась. Пощадила вот только – на кой-то ляд.

Евсей перевёл изумлённый взгляд на Велимиру, но та лишь пожала плечами, утерев пот со лба.

– Перестаньте трепаться! – Воскликнула она. – Чего ради мы сюда спустились, лясы точить?

Бажен со смехом поднял руки вверх.

– Всё-всё, матушка, идём, – примирительно забормотал он, – молча идём, по сторонам не глядим, слушаем и повинуемся!

– Почти пришли, – негромко сказал Евсею Беривой, – держись меня да уши не зажимай – х-хуже будет.

Искры и ярко-рыжий огонь вырывались наружу из пещеры, своды которой нависали острыми зубами над Евсеем. Там, в глубине, виднелся исполинский человеческий силуэт, склонившийся над наковальней и неторопливо поднимавший и опускавший руку с тяжеленным даже на вид кузнецким молотом, от которого и шёл чудовищный шум.

– За мной! – Шепнул Бажен, подмигнул и юркнул под грозные своды.

Следом за ним шагнула Велимира, нахмурив точёные брови. Евсей, охваченный привычным уже чувством страха, держался рядом с Беривоем, как тот и сказал, но в безопасности себя не ощущал – уж на что двоедушник был высок, а рядом с кузнецом смотрелся былинкой.

– Здравствуй, брат! – Воскликнул Бажен, и голос его разнёсся по всей пещере, заглушив рёв молота. – Как живёшь-поживаешь? Хорошо ли дела идут?

«Все-то тут друг другу братья, сватья и кумовья, – развеселился Евсей, – найдётся ли хоть один, кто не придётся другим родственником?». Кузнец даже не обернулся – всё так же медленно поднимал-опускал руку. На наковальне Евсей разглядел раскалённый докрасна меч, что пришёлся бы впору только подземному великану.

Евсей в нетерпении переминался с ноги на ногу. Беривой положил ему руку на плечо и, когда тот перевёл на него взгляд, покачал головой – жди, мол. Долго ли они стояли, коротко – а только ему, изнывающему от беспокойства, это время показалось вечностью.

Наконец кузнец отложил молот на тёмную чугунную подставку, утёр лоб рушником и обернулся к ним. Евсей с облегчением выдохнул – наконец ужасающий грохот стих. В свете пылающей жаром печи, занимавшей всю противоположную стену, Евсей разглядел лицо кузнеца – покрасневшее, испещрённое морщинами, с ярко-рыжей бородой и курчавыми волосами, широким приплюснутым носом и небольшими, равнодушными ко всему глазами, тяжело глядевшими из-под густых ресниц. Он ни капли не походил на тонкого, изящного Бажена.

– И тебе не хворать, – густым ровным басом протянул он, – дорогой брат, наследник всех богатств подземных. И тебе здравствовать, Велимира-безотцовщина, и тебе, Беривой, медвежью шкуру примеривший, и тебе, – повернулся он к Евсею, выглядывавшему из-под руки Беривоя, – потерянная душа, чьего имени я не ведаю. Кто это, Бажен? – Нахмурил он брови, повернувшись к брату.

– Это Евсей, – ласково ответил тот, подходя ближе, – гость заморский. Ну, рассказывай – как дела твои? Как отец – не досаждает?

– Евсей, – повторил кузнец, – твой учитель вовремя заметил тебя. Было бы скверно, если бы твоя душа заблудилась во мраке.

От удивления Евсей даже забыл бояться и выбрался из-за плеча Беривоя.

– Господин, – несмело заговорил он, – ты уж прости меня, глупого, но раз тебе и такое ведомо, скажи – знаешь ли, где мой учитель сейчас?

Но кузнец уже равнодушно отвернулся от него, отряхивая друг о друга рукавицы.

– Беривой, – тем же тоном повторил он, – недолго ждать тебе осталось.

Евсей в страхе обернулся к нему – могучая голова Беривоя смиренно склонилась на грудь.

– Чего ждать недолго? – Строго спросила Велимира.

– Да кто ж его з-знает, – с грустной усмешкой ответил тот, – если б он н-напрямую говорил…

– Бажен, – позвал кузнец брата и строго погрозил ему пальцем, – береги жену.

С этими словами он отвернулся от них и снял со стены грубоватые щипцы, пощёлкал ими, удовлетворённо хмыкнул и повесил обратно. Евсей недоумённо взглянул на Бажена – у того на лице были написаны неожиданные смирение и горечь.

– Милый брат, – сказал он, – тебе послание от матушки.

Плечи кузнеца вдруг напряглись, точно он услышал что-то неприятное. Бажен зашипел по-змеиному, и этот звук был неприятнее гула молота, он точно проникал в саму голову, выворачивая её наизнанку. Евсей хотел было зажать уши, но вспомнил наставление Беривоя и терпел молча, крепко-накрепко зажмурившись и стиснув руки в кулаки. Казалось, ещё мгновение – и пещера рухнет, не выдержав режущего свиста…

Когда всё закончилось, Евсей несмело приоткрыл один глаз. Велимира утирала выступившие слёзы, Беривой ощупывал уши, а братья стояли, не шелохнувшись, словно ничего и не было, только кузнец сверлил взглядом Бажена.

– Так и быть, – наконец сказал тот, – выполню.

Тяжёлым шагом он направился к Евсею, и ему ужасно хотелось сжаться в комочек или вовсе сбежать из этого пугающего места, но он заставил себя стоять прямо, мысленно молясь Калосу. Подойдя к нему вплотную, кузнец схватил Евсея за подбородок и пристально всмотрелся ему в глаза, будто бы что-то выискивал. Евсей замер, точно лягушонок, по глупости попавшийся ужу – холодные, тёмные глаза кузнеца, казалось, были родными братьями камням, поблёскивавшим в стенах подземных пещер.

– Я вижу твоё настоящее имя, – тяжеловесно уронил он, отпустив Евсея, и тот отшатнулся назад, тяжело и прерывисто дыша, – к вечеру готово будет.

Снова застучал тяжёлый молот по наковальне.

Выйдя из подземелья, Евсей почувствовал, как стало легче дышать.

– Он что, пророк их? – Вполголоса спросил он у мрачной Велимиры.

– Про… кто? – Недоумённо переспросила она.

– Тот, кто будущее зрит, – таинственно прошептал вновь развеселившийся Бажен, – кому тайны мира земного ведомы!

– Вроде того, – отмахнулась Велимира, – блаженный он. Только ты вполуха его слушай – он порой такого наговорит, каши не поемши – не разберёшься.

– Это верно, – сказал Бажен, и лицо его озарилось светом и любовью, – да только дело он своё знает. С его-то оберегами, милый друг, вам ни одно проклятье не страшно будет!

К вечеру уже знакомая Евсею Лазоревка принесла с почётом, на синей бархатной подушке, оберег – маленький олень цвета липового мёда висел на грубой верёвке. Лазоревка с поклоном ускользнула, а Евсей стал разглядывать фигурку – с трудом верилось, что толстые, грубые пальцы кузнеца могли с таким искусством вырезать её. Олень был точно настоящий – хитро блестели крошечные глаза, игриво было присогнуто переднее копытце, сверкали широкие острые рога.

– Красота, – восхищённо выдохнул он и убрал оберег в сумку.

«Учитель не зря нашёл меня, – упорно повторил он за змеиным кузнецом, – когда я во всём отчаялся. И пусть я пойду на всё, чтобы спасти его, погубить при этом свою душу я не хочу – иначе все его старания пойдут прахом».

Глава 17

В ту ночь ему снился Бонум – он сидел, сгорбившись, над одним из столов в общественной библиотеке, куда мог прийти любой желающий, получивший разрешение кефалия. Евсей смотрел пустым взглядом на книгу, лежавшую перед ним, и водил пальцем по завиткам чернил.

*

Ему отказали.

Последний месяц он жил надеждой, что ему позволят приступить к работе над древними текстами, допустят в святая святых библиотеки. Всё его существо стремилось к ним – в Откровениях он находил успокоение и радость, которых давно уже не испытывал в мире за пределами книжных страниц, что всей тяжестью обрушивался на него.

Чужеземец, сказал кефалий. Что вообще он может знать о нашей вере, сказал кефалий. Лишь из великой милости мы позволили ему обучаться в Бонуме. Ему нельзя верить. Он навсегда останется простым библиотекарем.

Значит, тайны старых Откровений, до сих пор не переведённых, ему не откроются. Он никогда не увидит пергаменты, написанные первыми пророками. Что ж, пора попрощаться с надеждой увидеть себя человеком значимым, уважаемым, великим…

– Здравствуй, добрый господин, – раздался мягкий тихий голос где-то совсем рядом, – кажется, я заблудился. Здесь всё так изменилось со времён моего обучения!