скачать книгу бесплатно
– Уймись, чумовая! Ты же стрелять не умеешь!
– А-а… меня Степан научит! – тут же нашлась Варя, – Правда, Стёпа?
– Конечно, Варвара Николавна, – с готовностью подтвердил тот
– Вот!! – торжествующе заявила Варька, – Давай ружье!
– Вот пусть Степан тебе своё ружье и даёт, – упрямился Сашка.
– Ну, до чего ты противный! – топнула ногой Варя, – Нам нужно два ружья! Мы со Степаном будем состязаться! Ну, ты же знаешь – я не отстану!
– Да, знаю, – сдался Саша и нехотя протянул ей ружье, – На, стрелок!
Варя взвизгнула от счастья и, как заправский охотник, закинула ружьё за плечо. Покрасовалась перед ребятами и гордой поступью пошла в лес:
– Идём, Степан! Где эти утки?
Саша, провожая их насмешливым взглядом, прокричал:
– Стёпа, ты пригляди за этой горе-охотницей!
– Не извольте беспокоиться, Александр Иванович, пригляжу! – заверил его тот.
Саша с Надей побрели вдвоём, по знакомой с детства тропинке, поддевая носками листья.
– Ну, хвастайся! Чего набрали? – спросил он её.
– Вот, – Надя показала корзинку с грибами.
– Опята? – обрадовался Сашка, – Здорово!
– Гляди, чего я ещё нашла! – Надя раскрыла ладошку – там лежала горсть багровых ягод костяники, – Последние. На! Я знаю, ты любишь.
И она протянула их Саше. Он собрал губами ягоды с ладони:
– М-м… Вкуснотища…, – и тут же озаботился, – Слушай, у тебя руки холодные. Замерзла? Давай отогрею.
И принялся дышать в её ладошки.
– Ну, как? Тепло?
Спросил и невольно залюбовался ею. Надя, разрумянившаяся от свежего морозного воздуха, в расшитом тулупчике, в тоненьком шерстяном платке, была сейчас чудо, как хороша. При этом такая родная и желанная…
– Что с тобой? – смеясь, спросила она.
Вместо ответа он притянул её к себе и горячо поцеловал в губы.
Охотники вышли на условленную тропинку. Варя гордо несла на верёвке толстую куропатку, которая, из-за неповоротливости, не успела упорхнуть и напоролась на выстрел.
Варьке не терпелось похвастать перед братом первым в жизни охотничьим трофеем.
Поэтому издали, увидев за деревьями Сашин кафтан и Надин тулупчик, она замахала рукой, намереваясь огласить лес радостным кличем, как вдруг… широкая ладонь Степана грубо зажала ей рот!
Варя чуть не поперхнулась. Степан же выразительно приложил палец к губам, призывая к молчанию. Схватив девушку за руку, быстро потащил обратно с тропинки в лес.
Варя капризно уперлась каблуками в землю:
– Что?! Что случилось?
– Тише, Варвара Николаевна. Идёмте назад.
– Да почему?! – она непримиримо выдернула руку из сильных пальцев Степана. И настырно вернулась назад. Присмотрелась и увидела, что Саша с Надей… целуются.
Варька в изумлении раскрыла рот и тут же сама зажала его ладошками. Стёпа кивнул ей, призывая уйти. На этот раз она послушно засеменила следом.
Они вернулись к озеру и уселись на поваленное дерево. Долго сидели, молча, не решаясь взглянуть друг на друга. Наконец, Степан опомнился:
– Варвара Николаевна, простите меня! Я там… так грубо…
– Да ладно, – отмахнулась она, – Давай условимся, Стёпа – мы с тобой ничего не видели. Правда?
– Ничего! – тут же подтвердил он.
Варька поджала ноги и обхватила себя обеими руками:
– А долго нам тут сидеть?
– Варвара Николавна, Вы замерзли?
– …Ну, да, – дрожа подбородком, заявила она.
Степан с готовностью сбросил с себя тулуп и накрыл Варины плечи. В эту минуту в воздухе вдруг закружилась мелкая крупа.
– Ой, смотри! – обрадовалась Варя, – Снег! Первый!!
Степан задрал кверху голову. Варя решительно поднялась и сняла тулуп:
– В конце концов! Почему мы должны тут мерзнуть в то время, как некоторые там… целуются?! Пошли!
И она предупредительно крикнула в пустоту:
– Э-э – эй! А-а – у-у!… Вы где?
На обратном пути Саша с Надей светились изнутри открытием, которое с ними случилось, хоть и пытались это скрывать. А Варя со Степаном так же старательно скрывали своё нечаянное открытие.
Подойдя к поместью, они увидели, как на половине Репниных хлопнула дверь и на пороге показалась взволнованная Анна Даниловна. В наброшенной на плечи пуховой шали она, размахивая листком бумаги, понеслась к половине Чернышёвых, оглашая двор отчаянным криком:
– Ксенюшка! Афанасий Кузьмич! Господи, горе-то какое!! Горе!…
– Что там случилось? – заволновался Саша.
– Что это с Анной Даниловной? – изумлённо спросила Надя.
– Наверное, письмо получила из Петербурга. Видать, новости плохие, – произнесла беспечно Варя, подмигивая Степану.
Три дня спустя
Анна Даниловна с влажной салфеткой на лбу лежала на диванчике в гостиной Чернышёвых и театрально «умирала» вот уже третий день. Вокруг неё утомлённые с кислыми лицами толпились все обитатели Дубровиц: Ксения Дмитриевна, Афанасий Кузьмич, Саша, Надя, Варя и Степан.
Анна Даниловна приподняла голову и безжизненным голосом позвала:
– Ксенюшка, ты здесь?
– Да здесь я, здесь, – успокоила её Ксения Дмитриевна, – И все здесь.
– Прочти мне ещё раз…, – попросила она.
Толпа возмущённо зароптала.
– Мама!! – укоризненно проворчала Варя.
– В самом деле, Аннушка, сколько можно терзать себя? – попыталась в очередной раз вразумить её Чернышёва, – Будет уже!
– В последний раз…, – взмолилась «умирающая».
Ксения Дмитриевна, собрав последние капли терпения, взяла со столика уже изрядно потрёпанный листок, расправила его, и почти не глядя – наизусть, начала: «Любезнейшая моя госпожа Анна Даниловна. Хоть и горько мне, но вынужден сообщить Вам о несчастье, что недавно постигло нас в Петербурге….»
– С меня хватит! – первым не выдержал Саша и, взяв Надю за руку, потянул прочь из комнаты, – Пойдём отсюда.
Ксения Дмитриевна посмотрела им вслед без осуждения и монотонно продолжала:
– «Уж не знаю, по какой причине, но четвертого дня ночью случился у нас в доме пожар…»
– «По какой причине, он не знает»!! – грозно прокомментировала Анна Даниловна, – Наверняка, Лушка – раззява свечу не задула в гостиной! Больше некому!
Ксения Дмитриевна терпеливо переждала эти замечания и читала дальше:
– «Но не тревожьтесь зело. Дом Ваш цел. Выгорело только изнутри, и то немного, а того больше начадило. Сильно погорела лишь гостиная…»
– Моя гостиная! – начала причитать Анна Даниловна.
– «Ваша спальня…»
– Моя спаленка! Моя милая спаленка…, – стенала пострадавшая.
– «Но спешу Вас хоть сколь-нибудь утешить, что мебель Вашу мы спасли. Больше всего пострадали стены и потолки. И паркет на первом этаже выгорел весь…»
– Мой итальянский паркет, – всхлипнула Анна Даниловна, заломив руки.
– «И еще полностью сгорели два гобелена в гостиной «Пастух и пастушка»…
Тут Ксения Дмитриевна сделала длинную паузу, уже зная последующую реакцию «погорелицы». Анна Даниловна в голос зарыдала, прижимая руки к груди:
– Мои любимые гобелены!! Мои «Пастух и пастушка»! … Они мне были так дороги!… А сколько денег они стоили! Это же целое состояние….Нет, я разорена!! Я – нищая!… Варенька! Принеси мне капли, моё сердце сейчас не выдержит. Ах!…
Варя, послушно вышла из комнаты. Степан – за нею.
– Варвара Николаевна, а ведь я говорил, погорячились Вы с пожаром! Матушка Ваша чуть жива!!
– Ты не знаешь мою матушку! – укоризненно заявила она, – Вот увидишь, завтра её позовут на бал, и она тут же выздоровеет! И помчится впереди кареты!!
Степан недоумённо почесал в затылке:
– Всё же не стоило Вам писать про эти гобелены. Анна Даниловна три дня кряду об них убивается.
– Да она эти гобелены всю жизнь терпеть не могла!! Я это с детства помню, – рассмеялась Варька, – Я потому и написала про них, чтобы не так жалко было.
– Всё-таки надо было оставить ей эти гобелены, – вздохнул Степан.
– Поздно! – отрезала Варя, – преданный Филипп Никанорович уже продал их какому-то купцу. Да, не тушуйся ты, Стёпа! Главное, в Петербург мы теперь долго не поедем!! И матушке польза – ремонт в доме сделает. Будет, чем похвастать перед столичными подружками. Всё получилось – лучше некуда!
– Аннушка, ты хоть бы поела чего, – хлопотала Ксения Дмитриевна, оставшись наедине со свояченицей, – Нельзя же, в самом деле, так убиваться! Стены целы – это главное. Управляющий твой, сама говорила, мужик толковый, надёжный. Починит твой дом так, что любо-дорого будет посмотреть, ещё лучше прежнего будет!
– Ах, Ксенюшка, ты не понимаешь, – вздохнула та, – Я вычеркнута из столичной жизни! Я задыхаюсь без общения с высшим светом! Весь Петербург нынче гуляет на свадьбе великого князя Александра, а я сижу одна в этом захолустье!! И неизвестно, сколько ещё просижу… Я погибну здесь!
– Ну, ну, – погладила её по спине Ксения Дмитриевна, – Чего наговаривать-то зря? Никакое у нас тут ни захолустье. И никто ещё здесь не погиб.
– А я буду первая! – капризно стояла на своём Анна Даниловна.
– Не будешь. Чем тебе здесь не житьё? Поместье вон какое большое. Гостиная на твоей половине, чай, не намного меньше, чем у тебя в столице.
– И что? – всхлипнула та.
– А то! Кто ж запрещает тебе вести своё «общение»? Пригласи подруг, кавалеров и сплетничайте тут на здоровье. А при желании можно и танцы устроить! В Твери-то и музыканты найдутся.
Анна Даниловна задумалась:
– Да не-е-ет. Ну, кто, право, поедет сюда из Петербурга?
– Да что у нас тут, Сибирь что ли?! – оскорбилась Ксения Дмитриевна. – Ну, из Петербурга, может, и не поедут, а из Твери, из Москвы? Там этого светского общества пруд-пруди! Можешь выбирать – как в сору рыться!!
«Больная» скинула салфетку со лба и присела на диване:
– Музыкальные вечера в провинции – это как-то не модно…
– А ты сделаешь так, что станет модно! – убедительно заявила Ксения Дмитриевна.
Анна Даниловна вдруг выпрямила спину:
