скачать книгу бесплатно
Чопорный Платон Зубов тоже мысленно отдавал предпочтение старшей, златокудрой красавице с синим взглядом испуганной птицы. Молодой любовник шестидесятитрехлетней Екатерины бесстыдно и похотливо ощупывал взглядом Лизхен, угадывая под платьем тонкую талию и соблазнительную небольшую грудь.
Лиз поймала этот взгляд и почувствовала дрожь в коленках. Ища спасения, она взглянула на великого князя Александра, который держался отстраненно и даже безучастно. И испугалась ещё больше: неужели она ему не понравилась?! Он единственный в этом зале был для неё олицетворением надежды и защиты. Он, такой красивый, спокойный, задумчивый. Почему он на неё не смотрит?
– Старшая, пожалуй, могла бы сгодиться на кое-что, – шепотом на немецком языке проговорила Мария Фёдоровна на ухо супругу Павлу.
Но Лизхен отлично расслышала это замечание. Вся церемония вдруг представилась ей позорным действием. Так кухарка разглядывает куски мяса в лавке. Так, должно быть, персидские купцы выбирали наложниц на рынке рабов в древнем Константинополе.
Лиз нащупала руку сестры и вцепилась в неё, как в спасательный круг. Дороти в ответ тоже стиснула её руку во влажной от страха ладошке.
Наконец, унизительный спектакль закончился. Выбор был однозначным в пользу старшей сестры. Екатерина Алексеевна властным жестом приказала всем удалиться и дать возможность остаться наедине Александру и Лизхен; всё-таки слово жениха, которое ещё не прозвучало, должно было стать решающим.
Уходя, императрица, остановилась у дверей и умилённо произнесла:
– Вы только посмотрите на них! Это же Амур и Психея!! Они чудно подходят друг другу!
Оставшись наедине в огромном зале, оба поначалу испытывали неловкость.
– Как Вы доехали? – наконец, спросил Александр по-немецки, и Лиз впервые услышала его голос – спокойный, бархатный и доверительный.
– Благодарю, весьма благополучно.
– Вы проделали такой длинный путь. И, должно быть, очень устали. А Вам до сих пор никто не предложил присесть. Прошу Вас, – и он жестом указал на гобеленовую кушетку.
Лизхен была тронута его заботой, послушно присела. Он опустился рядом:
– Какое впечатление произвела на Вас Россия во время пути?
– Ваша страна огромна, – призналась Лизхен. – И она прекрасна. Мне кажется, о России достойнее всех могут говорить только поэты, потому что она по праву заслуживает высокопарных слов.
Было очевидно, что Александру понравился её ответ:
– Было ли что-то, что привлекло лично Ваше внимание?
– О, да. Я была приятно поражена добротой людей, тех, что мы встречали на пути. Женщины кормили нас пирогами, мужчины указывали лучшую дорогу, дети дарили нам с Дороти цветы. Они все выглядели очень счастливыми. И я подумала о Вашей бабушке, императрице Екатерине Алексеевне.
– Почему? – заинтересовано спросил Александр.
– Видите ли, мой отец всегда говорит: «Благополучие политики управления страной определяется положением крестьянина этой страны».
В глазах цесаревича вспыхнуло уважение к этой хрупкой немецкой девочке, и он почтительно взял её руку, осторожно приложился к ней губами.
Во время их беседы Лизхен начало казаться, что они с Александром уже давно знают друг друга и похожи на супружескую пару, которая присела вечером у камина за душевным семейным разговором.
На прощание он снова поцеловал её руку, чуть дольше задержав её в своей ладони.
Лизхен ворвалась в отведенную для них с сестрой комнату, закрыла за спиной двери и откинулась на них, тяжело дыша.
– Что? Лиз! Ну? Говори же! – Дороти запрыгала перед ней.
– Он…, – выпалила, задыхаясь от впечатлений Лиз, – Он…
– Ну?
– Он ве-ли-ко-леп-ный! – выдохнула, наконец, она, и закрыла руками лицо.
Дороти взвизгнула и прыгнула на сестру, душа её в объятьях.
– Ах, Дороти, я так рада! – размазывая слезы по лицу, призналась Лизхен, – Александр так галантен, так добр, так заботлив! Я уверена, что мы будем с ним счастливы! Мне так повезло. Бог мой, благодарю тебя, я такая счастливая!!
Маленькая девочка Лизхен, захлебываясь слезами радости, даже не предполагала в тот момент, что ни эта огромная чужая страна, ни великолепный Александр, на самом деле никогда не принесут ей того счастья, за которое она так преждевременно благодарила своего лютеранского Бога.
1793 год лето
поместье Дубровицы
– Матушка, я не хочу в Петербург! – заявила Варя.
Анна Даниловна была занята тем, что просматривала почту, и не придала значения заявлению дочери.
– Не говори глупости, – произнесла она, поглощённая распечатыванием письма от княгини Шаховской в предвкушении свежих сплетен столичной жизни.
– Мама! – Варя в гневе притопнула ножкой, – Вы меня не слышите!
– Как можно тебя не слышать, когда ты кричишь, будто рыночная торговка, – поморщилась Анна Даниловна, – Прекрати немедленно.
– Нет, не прекращу!
– Что случилось?
– Я не хочу ехать в Петербург, – повторила Варя громко.
Репнина посмотрела на неё, как на маленького капризного ребёнка и усмехнулась:
– Что за чушь?
– Это не чушь! – настаивала дочь, – Я не хочу! И я не поеду!
– Ну, полно, – Анна Даниловна отмахнулась от неё, как от назойливой мухи, – Это просто твой очередной каприз. Мне надоело его слушать.
– Это не каприз!!
– Варя, не глупи, все хотят жить в Петербурге.
– Нет, не все! – продолжала спорить дочь, – Я хочу жить в Дубровицах. Мне здесь нравится. И мне не нужен нисколечко Ваш Петербург!
Анна Даниловна отложила письмо и придала лицу участливое выражение:
– Глупенькая моя девочка, – ласково проворковала она, – Что ты знаешь о Петербурге? Видела бы ты, какой у меня там красивый дом – нечета этому поместью. Я уже написала управляющему, чтобы он подготовил для тебя комнаты. Представь только – у тебя будет пять комнат, не то, что здесь, какая-то крохотная спаленка! Я поведу тебя по модным салонам и магазинам. Мы накупим тебе уйму платьев, настоящих из Парижа! А вечерами ты будешь ездить на балы! Ах, Варя, ты даже не представляешь, какие роскошные в Петербурге балы! А как галантны столичные кавалеры. Я займусь поисками для тебя жениха. Поверь, у меня большие связи. И все самые лучшие женихи Петербурга будут у твоих ног.
– Постойте! – нетерпеливо перебила её Варя. – Всё это хотите Вы, матушка. А Вам известно, чего хочу я? Хоть раз в жизни Вы озаботили себя этим вопросом?! Вы распоряжаетесь мною, как вещью! С детства я была Вам в тягость и оттого жила у тётки. А теперь вдруг я Вам понадобилась, и Вы полагаете, что щёлкнете пальцами и – я побегу за Вами, как собачонка, и буду плясать под Вашу дудочку?!
– Варя! – выдохнула в ужасе Анна Даниловна, – Что ты такое говоришь? Как ты выражаешься?!
Но Варька была беспощадна:
– Извините, я – не столичная барышня. Я – помещица Репнина! И выражаюсь так, как меня здесь воспитали, матушка, между прочим, с Вашего на то позволения!
И выбежала прочь из комнаты, поняв, что наговорила лишнего.
– Боже мой!…Боже мой, – стонала Анна Даниловна, судорожно обмахиваясь платком.
Нащупав на столике колокольчик, отчаянно зазвонила. Протасин-старший примчался на зов:
– Матушка, Анна Даниловна, что стряслось?
Она картинно уронила руку на вздымающуюся грудь и закатила глаза:
– Афанасий Кузьмич, голубчик,… воды.
Управляющий бросился к графину. Пока княгиня пила мелкими глотками, он распахнул окна в комнате:
– Может за доктором послать?
– Не надо, – голосом раненной птицы всхлипнула Анна Даниловна и смахнула платком невидимую слезу, – Господи, воспитание детей – такой тяжелый и неблагодарный труд! Вы меня понимаете?
Степан нёс косы в хозяйский сарай, когда вдруг услышал гулкие всхлипывания. Он прислонил косы к бревенчатой стене и пошёл на звук.
За сараем в лопухах сидела Варя и горько рыдала. Степан, перепуганный, бросился к ней:
– Варвара Николавна, что Вы?
Она взглянула на него исподлобья и шмыгнула распухшим носом. Степан принял это за разрешение присесть рядом. Они помолчали. И Стёпа осторожно произнёс:
– Я слышал, Анна Даниловна собираются увезти Вас в Петербург.
Варя поджала губу и кивнула. Степан помрачнел:
– Варвара Николаевна, не уезжайте, пожалуйста…
– Я не хочу никуда уезжать! – заявила Варька, вытирая ладонью влажную щёку.
– Правда? – встрепенулся он. – Значит, Вы не едете?
Варя быстро сообразила, что сейчас в лице Степана она может обрести заговорщика против матушкиных планов, и схватила его за руку.
– Стёпа! Ты должен мне помочь!
Он не замедлил оправдать её надежды:
– Варвара Николавна, я для Вас… всё, что Вы только захотите!!
Её глаза заблестели хитрым зелёным огоньком:
– Нужно придумать, как удержать маменьку от решения везти меня в Петербург.
Степан с готовностью включился в задачу:
– Например, Вы, Варвара Николавна, могли бы заболеть.
– Могла бы! – обрадовалась Варька, и тут же скисла. – Нет, не хочу. Придётся лежать в комнате, под одеялом. Принимать лекарства. Лишиться всех развлечений. Нет! Заболеть – это на крайний случай. Ещё?
– Можно подговорить кузнеца Никиту, чтобы «вдруг» сломалась карета Анны Даниловны, и он её будет о-о-очень долго чинить, – предложил новую каверзу Степан. – Ведь посудите – если нет кареты, то не только Вы, но и сама Анна Даниловна никуда не уедет! И Вы, вроде бы тут не причём.
– Плохо ты знаешь мою матушку, – скривилась Варя. – Она подождёт пару дней, а потом отправит твоего отца в Тверь и прикажет купить ей новую карету! Денег у неё хватит.
Степан наморщил лоб и глубоко задумался. А Варька вдруг озарилась:
– А, знаешь, Стёпа, это хорошая мысль: мы не едем в Петербург не потому, что я этого не хочу, а потому, что маменька сама не может туда поехать! А вот почему она не может поехать? А?… Думай, Стёпа!
Он ладонью взъерошил волосы и бессильно выдохнул:
– Ну, не знаю. Анна Даниловна точно не поедет в Петербург только, если ей негде там будет жить. Но ведь у неё там целый дом.
– Да, целый дом, – подтвердила Варя, – со слугами и с управляющим. Она сказала: «Я написала управляющему, чтобы он подготовил для тебя комнаты». Подожди! Она пишет ему письма. А, значит, и он ей тоже пишет!
И Варька в предвкушении созревшего плана, удовлетворённо потёрла ладошки. Степан же пока пребывал в недоумении:
– А что это значит?
– Стёпа, вспомни, как в прошлом году на рождество Афанасий Кузьмич приболел и отправил в Тверь за покупками Фёдора! И написал ему список для бакалейщика всего, что нужно купить…
– Да! Помню, – оживился Степан. – Я стащил у отца список. А Вы своей рукой, ну точь-в-точь не отличишь от батюшкиной, дописали туда всякой всячины, чего мы только ни напридумали вместе с Надеждой Алексеевной и Александром Ивановичем, – он усмехнулся. – А отец потом никак не мог взять в толк, как он умудрился всё это написать?? И решил, что от болезни!
– Ага! – рассмеялась от души Варька, – Так вот! Степан, мне нужна вся почта, что приходила матушке от управляющего! Ты сможешь мне её достать?
– Варвара Николавна, да я для Вас… всё, что хотите!! – преданно заверил Степан.
1793 год август
Царское село
– Покажи! Какой интересный, – Дороти взяла в руки православный крестик Лизхен и погладила пальчиком его узорчатую поверхность. – Скажи ещё, как теперь тебя надо звать?
– Елизавета Алексеевна, – старательно выговорила Лиз.
Дороти усмехнулась:
– Чудно как! И непривычно. Но звучит красиво, как музыка из маминой шкатулки: динь-дили-динь – Е-лиза-вета – дили-дили-динь – А-лек-се-е-вна, – пропела Дороти и рассмеялась, – Помнишь того парня в лесу? Его тоже звали А-лек-се-ем: динь-дили-динь.
