Урок Покаяния

Кассандра никогда не могла отделить сны от реальности. Её преследовали мотыльки, которые кружили вокруг луны – они приносили видения и кошмары, шептали её имя в темноте. Сегодня она решила принять себя такой, какой её хотят видеть – мотыльком.

– Она молодец, – сказала Кая.

– Ну не знаю… Она странная.

– Мы все здесь странные, Лена.

– Да, но особенно Кассандра Морин

***

Когда с напитками и перекусом было покончено, все поднялись на ноги, и мистер Вейл объявил, – время пришло.

Наступил третий этап фестиваля – вечер охоты. Каждый должен был встретиться лицом к лицу со своим страхом и открыть охотнику самую мрачную тайну, спрятанную глубоко внутри. Только получив знак от Ворона, можно было быть уверенным: тьма внутри не поглотит, а очистит и приведёт к новой силе.

-Помните, -объявил профессор Нудило, – это не игра. Это испытание. Не каждая тайна легка, и не каждый способен взглянуть в неё без страха.

Лена сжала руку Каи, и девушка почувствовала, как сердце забилось быстрее. Вокруг потянулась тревожная тишина, лишь далекий карк птиц сопровождал слова профессора.

– Можете найти себе пару и отправиться с ним на поиски Охотника, а можете пойти в одиночестве.

Кая посмотрела на блондинку и подумала, что хотела бы пойти одна. Если встретится кто-то из Охотников, ей совсем не хотелось, чтобы Лена услышала её тайну.

На самом деле Кая не собиралась делиться своими страхами ни с кем. Она считала, что всё происходящее здесь – лишь игра. Весёлая и немного странная. Не можешь открыться профессору Нудило? Тогда попадёшь к Охотнику – расскажи ему.

– Ну так что, идем? – блонди уже потянула  её за руку в сторону лесополосы, но Кая затормозила.

– Я хотела бы пойти одна, -сказала Кая, сжимая руку Лены в последний раз, чтобы передать ей хоть немного уверенности.

Девушка посмотрела на неё с лёгкой тревогой.

– Ты серьезно?

Кая пожала плечами и сказала:

– Ну да. Найду Охотника, заставлю выслушать моё нытьё, а потом найду тебя, и мы выпьем ещё по одному стакану пунша.

–Хорошо, – тихо ответила Лена. – Будь осторожна.

Кая повернулась к темнеющему лесу, где между деревьями мерцали редкие огоньки – фонарики, расставленные учителями и питающиеся от солнечных батарей. Сердце стучало так громко, что казалось, его слышат все вокруг. Сделав шаг вперёд, она словно растворилась в объятиях тьмы…

Глава 6.ч2. Воронья и кроличья голова.

Рейвенхерст, штат Мичисота. 2020 год.

Лес поглотил звуки веселья и разговоров – остались только шорох листьев и собственное дыхание. Кая шла медленно, прислушиваясь к каждому шороху.

Охотники – какие они? Вырезанные из дерева силуэты? Или чучело из тряпок Лены? Кая готова была поклясться, что если бы кто-то из ребят собирался делать чучело, то первым делом обратился бы к её соседке по комнате – у неё в их крошечной комнатке барахла полно. У Коваль на верхней полке даже имелась «глазет». О чем речь вообще?

Но всё же платье, которое блондинка ей одолжила, сидело на удивление хорошо. Кая почти не жалела, что переоделась, хоть и подол теперь цеплял траву, а в вечернем воздухе пробирал холод. Ну и вороной Лена её откуда-то назвала… Странно. Но, пожалуй, Кая и правда не жалела.

Интересно, кто-то из них уже сталкивался с Охотником? Или это просто глупая легенда, чтобы нагнать жути? Кая шла дальше, вглядываясь в тёмные просветы между деревьями. С каждым шагом огни школьного двора за спиной становились слабее, пока не растворились совсем. Её окружал только лес – глухой, равнодушный и бесконечный. Морлэнд часто сравнила себя с лесом: одинаково чужие, одинаково неприступные. Ее вены были корнями, тянущимися глубоко под кожу, туда, где их никто не увидит. Кости напоминали стволы – прямые, жёсткие, молчаливые. А дыхание – как шелест листьев, едва слышный, но всегда живой.

Внутри неё, как и в лесу, было слишком темно и тесно для посторонних. Те, кто решался зайти, быстро понимали: путь  зарос.  Но Кая Морлэнд не старалась это исправить – её все устраивало. В любом случае, у нее на то были причины.

Слева мелькнул огонёк фонарика. Кая замерла, прислушалась, но шагов не было -только ветер, шевелящий верхушки сосен. Она двинулась дальше, и фонарики вскоре оказались и впереди, выстраиваясь в цепочку вдоль тропинки. Слишком уж правильно они стояли. Слишком уж… как в дешёвых киношках.

Кая усмехнулась про себя. Она обещала не умирать в первой же роли, пусть это даже не фильм, а какой-то фестиваль с призраками и «охотниками». Но чувство, что её ведут, не отпускало. Тропа уже не угадывалась, приходилось пробираться между кустами, обходить поваленные стволы, переступать через корни. Стало тише. Даже слишком тише.

Кая остановилась. Лес тоже замер. Ни ветра, ни птиц, ни насекомых. Она медленно обернулась и увидела только темноту между стволами.

Она никогда не испытывала страха –  даже тогда, когда отец впервые поднял на неё руку. Она помнила каждую секунду: его грубые пальцы вцепились в её волосы, намотали их на кулак, рывком приподняв её лицо к своему.

– Ты будешь слушаться, – прошипел он, и горячие брызги его слюны легли на её щёки.

– Но я ничего не сделала… – слова срывались на хрип, а каждая попытка вырваться только сильнее впивала боль в кожу головы. Волосы тянулись, как натянутые струны, и Кая тихо всхлипнула. – Папа… отпусти.

Он сделал шаг вперёд, увлекая её за собой, и, почти не глядя, втолкнул в её комнату. Повсюду валялись игрушки, кукольные платья, карандаши. Но взгляд его упал не на них – а на рюкзак, брошенный у двери, так и не разобранный после школьных занятий.

Его лицо исказилось, голос сорвался на рёв:

– Ты, маленькая дрянь…

Вместо того чтобы закричать, Кая замерла. Она чувствовала, как по щекам катятся слёзы, но внутри всё уже застыло. Сердце билось ровно, дыхание стало тихим. Она словно отодвинула себя в сторону – туда, где не больно и не страшно, а просто… пусто.

Отец толкнул её, и она ударилась коленом о край кровати. Боль вспыхнула, но не прорвалась наружу. Она смотрела, как его губы двигаются, как срывается голос, как на лбу выступают капли пота. Все эти детали казались ненастоящими, как будто происходили с кем-то другим…

Она поняла – если не реагировать, он быстрее устанет. Если не спорить, всё закончится. Не потому, что он поймёт. Просто потому, что злость всегда уходит, когда ей не дают подпитки.

Тогда, в детской комнате, среди перевёрнутых кукол и разбросанных книжек, Кая впервые поняла, что может не бояться. Это был первый раз. Потом второй, третий… А дальше девушка сбилась со счёта.  Так продолжалось, пока он не умер – почти шесть лет назад. И до сих пор Кая не боялась. Впрочем, она, кажется, и вовсе ничего не чувствовала – словно фарфоровая кукла, с кожей такого же холодного цвета.

Шорох справа выдернул её из воспоминаний.

Сначала она подумала, что это просто эхо её шагов. Но через пару минут стало ясно: эхо не сбивается с ритма, а вот этот тихий хруст – сбивается. Как будто кто-то идёт следом, чуть позади, чуть в стороне.

– Надеюсь не кабан, – прошептала она. – Даже пусть и не кролик.

Кая остановилась – но и звуки вокруг замерли вместе с ней. Она решила идти дальше. Было бы здорово, если бы она не встретила кого-то из ребят. Например, Дерека Скотта – жуткого типа. Она поняла это ещё тогда, когда он впервые наорал на Кассандру Морин прямо в классе: назвал её  «больной сукой», а потом схватил все её вещи и выбросил из окна. Вот тогда Кая решила держаться от него подальше. Не потому что боялась или не могла постоять за себя – наоборот, она боялась не показать ни капли эмоций. Это значило бы, что она уже слишком глубоко в заднице.

Кая сделала ещё один шаг вперёд, чувствуя, как холод пробирает сквозь одежду. Лес вокруг будто затаил дыхание, и в этом молчании казалось, что каждое движение может выдать её.

Интересно, кого из учителей Рейвенхерста запихнули в костюмы этих Охотников? Главное – не наткнуться на настоящего, который решит сожрать её с потрохами. Но Кая точно знала: жертвой она не будет. Никто её не сломает, не заставит реветь и тем более не загонит в бегство. Она это проходила ещё в детстве.

И всё же где-то внутри, под привычнóй бронёй, завелось странное, еле заметное напряжение. Не страх, нет. Скорее та же тихая настороженность, что появлялась у неё, когда в детстве надо было молча ждать, пока кто-то выдохнется и успокоится. Будто воздух стал чуть плотнее, и мозг уже готовится к тому, что вот-вот что-то случится.

И не зря. Потому что в этот момент – все замерло по-настоящему. А воздух в лёгких стал плотным, липким, словно «желе».

– Твою мать, только не сейчас, – прошептала Кая. Её голос больше не звучал металлом, а был чем-то мягким – как пух.

Даже луна, казалось, перестала светить так, как секунду назад. Кая хотела вдохнуть глубже – и не смогла. Грудь сдавило так, что казалось: рёбра вот-вот треснут.

Сначала это было просто напряжение. Потом – удар. Сердце рванулось в бешеный галоп, бьётся, бьётся, бьётся… слишком быстро, слишком громко. Стучит в висках, отдаётся в зубах, будто внутри черепа кто-то колотит молотком, а в горло воткнули маленький шарик, который невозможно проглотить.

Мир вокруг начал меняться. Деревья словно приблизились, сжали её в тесный коридор. Лес стал глухим, будто кто-то выдернул из него все звуки. Даже её собственное дыхание казалось чужим – громким и липким, как шум чужого сердца в ушах.

Пальцы на руках онемели, кожа покрылась ледяным потом. Ноги ватные, чужие. Она попробовала сделать шаг – и не смогла. Колени дрогнули, тело отказывалось подчиняться. Всё внутри кричало: «Беги! Беги сейчас же!», но мышцы будто залили цементом. Даже язык казался колючим полотном.

В горле поднялся ком – не плач, а странная, душная тяжесть, мешающая дышать. Слёзы сами выступили на глазах, горячие и предательские, скатываясь по холодным щекам. Но даже в этот момент они были без чувств – просто как спецэффект тела.

Мысли спутались. Она не могла ухватиться ни за одну. Лишь рваные образы: отец, поднимающий руку; лицо дяди, искажённое злостью; пустые глаза Охотника, которого она даже не видела, но уже чувствовала, смерть матери. Последнее, более яркой картинкой мелькает перед глазами.

Дышать. Главное – дышать. Не думать ни о чём. Выключить чувства, заглушить мозг, отрезать себя от этого мира. Уйти туда, где было бы легче… если бы такое место существовало.

Но в этом и заключалась беда: у Каи не было мечты. Не было картинки, которая спасала бы её перед сном. Не было ни одного «там»,. Куда хотелось бы сбежать. Мир для неё был пустым, лишённым опор, и каждый вдох давался с таким трудом, словно воздух сопротивлялся.

Она пыталась зацепиться хоть за что-то – мысль, картинку, звук. Ничего. Всё выскальзывало.

Паника накатывала. Значит, выхода нет. Значит, она тонет.

Она впилась ногтями в ладонь. Боль. Но этого мало. Сердце билось слишком быстро. Воздуха не хватало. Каждый вдох звучал как хрип.

Вода. Она внутри. Она лезет в лёгкие. Глоток –  и горло захлюпало.

Думать. Просто думать. В голове всплыл образ их старой кухни, в доме, где прошло её детство.

Старый, обшарпанный синий фартук, плитка с пожелтевшими межплиточными швами. На подоконнике  пластиковая банка из-под печенья, в которой мать держала иголки и нитки. Запах – странная смесь варёной картошки и дешёвого стирального порошка, который отдавал апельсинами.

Она уцепилась за эту картинку, будто за спасательный круг.

Но чем дольше смотрела внутрь воспоминания, тем сильнее понимала: кухня пустая. Ни смеха, ни голосов. Только тишина.

И от этой тишины внутри стало ещё хуже.

Кая стояла, прижатая к тьме, будто к ледяному стеклу, когда в стороне, между деревьями, что-то шевельнулось. Тихие шаги повторились, а затем и лёгкое шуршание. В просвет между стволами вышла фигура. Чёрный капюшон. Длинный плащ, который слегка цеплял землю. В свете луны он казался выше, чем должен быть человек. И его наряд был чем-то схож с её собственным.

Охотник Ворон.

Значит ей не показалось, что кто-то шел за ней.

Сердце ударило. Она хотела отпрянуть, но ноги всё ещё были чужими. Паника сорвалась на новый виток – глухой звон в ушах, грудь будто закололи изнутри.

– Дыши, – раздался спокойный, тихий голос. Совсем не тот, что она ожидала от охотника.

Фигура подошла ближе. Он остановился напротив, смотрел не на её испуганное лицо, а будто прямо внутрь -в самую сердцевину того урагана, что рвал её изнутри.

–Смотри на меня. Вот так. Вдох. Не глубоко – маленький вдох…и теперь выдох, – его голос звучал ровно, уверенно. Так говорят врачи, когда знают: у них есть план. И лес в этот момент перестал быть тёмным и враждебным -стал тесной комнатой, где только они двое. Казалось, он делал это сотни раз – выводил людей из паники, возвращал их обратно, шаг за шагом.

«Откуда он взялся, чёрт возьми?..»

–Ну-ка, давай, повтори.

Кая попыталась повторить. Воздух всё ещё рвался комками, застревал в груди, но с каждым разом становилось чуть легче. Мужчина не торопил, просто дышал вместе с ней, и его взгляд ни разу не дрогнул.

Она никак не могла поверить, что перед ней стоит Охотник. Тот самый, которого она столько раз старалась обойти стороной. Она ведь свернула с дороги именно для этого, чтобы её никто не нашёл. А теперь он был здесь.

И самое странное – дыхание вернулось. Паника отступила. Даже ледяной пот на спине ощущался слишком ясно, будто кожа вдруг вспомнила, что она живая.

– Я… – прошептала Кая, едва шевеля пересохшими губами. – Спасибо.

Мужчина промолчал. Ни жеста, ни намёка на ответ – только пристальный взгляд, от которого становилось неуютно.

Когда дыхание наконец выровнялось, Кая заметила: капюшон на его голове чуть сдвинулся. Под ним оказался вовсе не старик, как она представляла, а молодой мужчина. Лицо – резкое, сильное, будто высеченное из камня. Тёмные волосы выбивались из-под ткани, пряди блестели в холодном свете луны. Тени ложились на скулы, подчёркивая их острый изгиб. По линии подбородка и щёк темнела лёгкая щетина – не неряшливая, а та, что придаёт опасное, хищное обаяние.

Глаза утонули в темноте, но всё равно напоминали чёрную воду – глубокую и полную тайны. Брови слегка нахмурены, словно он пытался услышать не только её дыхание, но и мысли. Нос прямой, губы напряжённые, будто он сдерживал злость.

–Ты – охотник? – спросила девушка, с трудом удерживая голос ровным.

Мужчина моргнул, словно пытаясь понять, о чём речь. Казалось, он даже на секунду засомневался, что она полностью пришла в себя.

– Ворон, да? – продолжила Кая, слегка наклонив голову и щурясь, будто пыталась разглядеть что-то за его маской спокойствия.

Мужчина выпрямился, но продолжал молчать, наблюдая за той, кто всего несколько секунд назад металась в агонии одна в тёмном лесу. Школьница –  сразу стало ясно. И сегодня фестиваль Ночных странников объяснял многое.

– Ты, видимо, заблудилась, – спокойно отметил он. – Тебе нужно было идти только по тому пути, где стояли фонари.

Кая повернула голову в сторону тропы, но краем глаза улавливала его движения. Пальцы всё ещё дрожали, а холод пробирался до костей, но встреча с мужчиной в тёмном лесу волновала её куда больше, чем недавняя паника.

– Я  знаю, мне просто захотелось пойти сюда, – сказала она, стараясь держать голос ровным.

– Захотелось? – переспросил он, слегка нахмурившись, будто пытаясь уловить скрытый смысл. – В тёмный лес?

– Ну да. Так ты будешь слушать мою тайну?

Мужчина на мгновение задумался. Следовало ли сказать ей, что он всего лишь монах из небольшой монастырской обители, а не какой-то таинственный Охотник? Но в её голосе было что-то такое, что заставило его просто кивнуть, и тишина между ними стала мягче, почти доверительной. Всё же это его работа – слушать исповедь тех, кто ищет совета, поддержки или просто кого-то, кто выслушает. И сейчас перед ним стояла девочка, которой явно нужно было быть услышанной. Какая разница, где это делать – в лесу или в исповедальне?

– Говори, – тихо произнёс он.

Кая посмотрела в сторону, туда, где деревья смыкались в сплошную стену тьмы. Её голос сначала дрожал, но не от страха – скорее от того, что слова, которые она собиралась произнести, никогда прежде не покидали её головы.

– Я… никогда не боялась его, – голос предательски дрогнул. – Даже когда он бил меня. Даже когда смотрел так, будто я… пустое место. Я тогда думала: ну, наверное, так и должно быть.

Она втянула воздух, сжала пальцы до боли. И вдруг, на выдохе, слова вырвались сами, без контроля:

– А потом он умер. И я… не смогла почувствовать ничего. Ни радости. Ни боли. Ничего. Только пустоту,

Она сама замерла от этих слов. Будто только сейчас услышала их по-настоящему. Будто признание обернулось зеркалом, в котором отразилась не просто память, а пугающая чужая тень внутри неё.

Она посмотрела на Охотника, пытаясь оценить его реакцию на её признание, но  тот слушал, не перебивая, не опуская взгляда. Кае даже показалось, что ему вовсе не интересна ее маленькая правда. А то и верно – кто она такая? Девица в черной тряпке и маской на глазах, в темном лесу и кучей мусора в голове.

– И я до сих пор пустая, – продолжила она почти шёпотом. – Мне всего лишь семнадцать, а я уже никто… только тело из кожи и плоти

Кая непроизвольно шагнула вперед, но отвернулась от мужчины, чувствуя, как в груди снова поднимается тяжесть – но теперь это была не паника, а что-то более острое, живое.

– Tocada, – прошептала Кая. – Вот кто я.

Монах чуть прищурился, словно это слово – Tocada – было ему знакомо, но он не спешил уточнять. Просто стоял, глядя на неё из-под тёмного капюшона, и в этом взгляде не было жалости. Только спокойное, тяжёлое внимание, от которого хотелось и спрятаться, и остаться под ним ещё чуть дольше.

– Ты не пустая, – сказал он тихо, но в этой тишине слова прозвучали, как удар. -Ты дышишь. Ты чувствуешь.

– Чувствую? – Кая выдохнула резкий смешок, похожий на икоту. -Здесь? -она ткнула пальцем в грудь. -Здесь только дыра. Ничего. Как будто меня никогда не было.

Монах наклонил голову чуть набок, будто прислушиваясь к её словам не ушами, а чем-то другим. И вдруг произнёс почти шёпотом, но так, что у Каи побежали мурашки:

– Пустота тоже чувствуется. Иначе ты бы не пыталась назвать её, – произнёс он ровно, без оттенка сочувствия.

Она вздохнула, обхватив себя за плечи. Лес снова оживал – где-то хрустнула ветка, вдалеке прокричала сова. Воздух стал чуть теплее, или это ей только показалось.

– Ты ошибаешься. Я пустая.

– Ты слабая, -перебил он сухо. – Это другое.

Кае вдруг стало еще хуже. Она вскинула на него глаза, полные обиды. Но монах не отвёл взгляда. Лучше бы она этого не делала, потому что ей казалось, что ее всю перекрутили через мясорубку.

– Неважно, – вдруг произнесла она.

Мужчина не мог оторвать от нее своего взгляда. Казалось, что он видит призрака перед собой, а не семнадцати летнюю девушку в черном длинном платье. Она сейчас была так чертовски похожа на него – от чего его тело пронизывала неожиданная дрожь, словно он вспоминал самого себя – потерянного и разбитого.

– Почему неважно?– тихо уточнил монах.

– Я прошла испытание?

Монах молчал, не спеша отвечать. В его взгляде мелькнуло что-то тяжёлое и древнее, словно он хранил ответы, которые редко кто готов услышать.

– Нет, – вдруг сказал он. – Твоя пустота – это не болезнь, а лишь твой выбор. Я понимаю тебя, так проще жить и вроде как – безопаснее.

Кая замотала головой, губы задрожали:

– Ты не понимаешь…

– Я понимаю больше, чем ты думаешь, – жёстко отрезал он.

Он замолчал на секунду и чуть прищурился:

– Ты называешь себя пустой, потому что так удобнее. Но на самом деле ты гниёшь изнутри

Кая машинально отступила назад, поражённая словами Охотника. Чего он себе позволяет? Кто вообще спрашивал его мнение, кто дал право лезть в её мысли? Она же не просила ничего менять, не искала чужих советов. А это… это ощущение в груди – будто огонь разгорелся внутри – было ей непривычно. Она пыталась убедить себя, что это откат от недавней панической атаки, но сердце бешено стучало, словно реагируя на самого мужчину.

– Пошел ты, – выдала она, пытаясь держать голос ровным. Но дрожь в руках и сердце, которое стучало так, будто собиралось выскочить из груди, предавали её. – Чёртов… кто ты вообще такой?

Кая коснулась пальцами своей маски, осторожно отодвигая её вверх, словно проверяя, что за этой ролью есть ещё она сама. В её взгляде мелькнуло вызов и любопытство одновременно.

Он медленно повернул голову, взгляд остановился на ней и задержался. Ни слов, ни утешения – просто холодная, внимательная фиксация. Кая ощутила, как от этого взгляда пробежала дрожь.

– Ты что, в ступоре? – спросила она, стараясь взять инициативу, хотя ощущала, что её слова пусты.

Он ничего не ответил. Только сделал шаг вперёд. Один. Прямо в её пространство.

Кая отскочила назад, ощущая, как тело напряглось, а сердце бьётся как безумное.

Холодный и раздражающий, как лёд…– думала она.

–Наверное, мне пора к фонарикам, охотничек,, – сказала она с сарказмом, пытаясь вернуть контроль.–  Смотри, я могу быть милой и покорной.

Её пальцы сжались в кулаки, дыхание стало прерывистым, а мысли метались между «убежать» и «почему я не могу отвести взгляд».

Мужчина стоял неподвижно, словно вырезанный из тёмного дерева. Ни шага назад, ни улыбки – только ледяной взгляд, который прокалывал насквозь.

– Фонарики? -переспросил он тихо, почти ровно, будто оценивая её смелость. -Думаешь, они защитят тебя?

–Наверное, – Кая усмехнулась, сжатые пальцы выдали напряжение. – Или хотя бы создадут иллюзию безопасности.

Он не ответил. Просто сделал ещё один шаг вперёд. Лес сжал её в тесный коридор, но теперь это казалось не угрозой, а испытанием.

–Слушай, -сказала она, удерживая взгляд, – я не играю в твою игру. Так что если собираешься меня пугать, попробуй что-нибудь более оригинальное.

Мужчина слегка наклонил голову, будто это его развлекало. Холодный, безжалостный, непроницаемый, но при этом – заметно заинтересованный.

–Не играю, – произнёс он наконец. -Я наблюдаю. И ты тоже должна наблюдать за собой.

–За собой? -фыркнула Кая. -Серьёзно? Ты, что, психотерапевт в лесу? Или просто наслаждаешься чужим страхом?

–Мне не нужно, чтобы ты меня понимала, – сказал он. -Я не буду тебя убеждать. Ни в чём.

– Отлично, – ответила она с насмешкой. – Тогда будем просто стоять здесь, обмениваясь холодными взглядами. Мне нравится.

–Мне тоже, – произнёс он, сухо и ровно. И в этом «тоже» было что-то, что зацепило её, словно невидимая нить.

Кая почувствовала, как грудь сжалась -не от страха, а от адреналина. Она шагнула вперёд, сокращая дистанцию, но не отступала: теперь игра шла на равных.

– Хорошо, -сказала она тихо,– тогда будем честны: ты интересуешься мной, я интересуюсь тобой, и никто не собирается спасать друг друга.

Он не улыбнулся. Не сказал ни слова. Но взгляд его говорил больше, чем любой ответ: он точно наблюдал, точно оценивал, точно готовился к следующему движению.

Кая сделала ещё один шаг -ближе, но всё так же с сарказмом на губах. Лёд, холод и непредсказуемость мужчины сжимали её грудь, но она была готова выдержать это.

–Тогда продолжим? – произнесла она почти шёпотом, но с вызовом.

Он слегка кивнул, и лес вокруг словно замер: два хищника в темноте, каждый ощущал другого до костей.

– Ну так что, охотничек? Подаришь покой моей душе, ведь я открыла тебе свою тайну?

– А ты сказала правду, или ложь?

–Правда, – тихо ответила Кая, не отводя взгляда.

Монах кивнул, будто принял её ответ. На мгновение в его глазах мелькнула грусть. Он наклонился ближе, его дыхание едва касалось лица Каи, словно лёгкий ветерок в ночной стуже. Глаза держали её взгляд, в них скользила едва заметная грусть – как отражение её собственной боли.

Он осторожно провёл пальцами по её волосам, словно трогая хрупкую ветку. Прикосновение было нежным, почти священным, среди мрачного леса.

– Покайся, – прошептал он.

____

Бренда Слейт всегда умела производить впечатление. В тот вечер она выбрала облик чёрного кролика – и никто в зале не понял смысла её наряда. Когда она появилась на пороге, в тишине зазвенели короткие смешки, кто-то шепнул соседу на ухо, а кто-то даже откровенно расхохотался. Ну ещё бы – кто-кто, а Бренда точно не была пушистой зайкой ни душой, ни телом. Её знали как ту, что вечно ходит в чёрном, с острым, как лезвие, языком и взглядом, от которого хотелось отвести глаза.