Урок Покаяния

– Я не уверена, что это был сон, – сказала она почти шёпотом. – Был стук. Прямо в окно. Но я на втором этаже. Там никто не может быть. Я подошла и ничего. Только эта тень. Она двигалась. Медленно. Как будто не хотела, чтобы я поняла, что она настоящая.

Кая не ответила. Только встала, подошла к окну и прижала ладонь к стеклу. Оно было ледяным, слегка влажным. Она выдохнула, и на стекле проступил туманный след дыхания.

Пальцы сами вывели одно-единственное слово, пришедшее в голову – Tocada*.

Её дядя любил бросать его вполголоса, когда думал, что она не слышит. Испанское, короткое, колкое. Значило "тронутая"– не в смысле сентиментальности, а будто мозг у тебя перекосило, как кривую картину на стене.

Он говорил это с таким выражением, будто ставил клеймо. И Кая каждый раз ощущала, как оно прилипает к коже, не смывается

– Здесь ничего нет, – произнесла Кая не оборачиваясь.

–Вот именно, – вздохнула Лена. -Было бы легче, если бы эти монстры под кроватями были настоящими. Тогда родители хотя бы не считали меня шизой.

– Знаешь, тебе бы не помешало принять себя – со всеми своими страхами и демонами. И кстати, шизофрения – это не приговор. Жить с ней сложно, но возможно, – ответила Кая.

Она много читала книг. Пыталась понять, что с ней не так и с чем есть все её «болячки». Ответа, конечно же, пока не нашла.

– Знаю, чертова заучка. Если ты не заметила – у меня своя болезнь…

Вставка из личного журнала Т. Вейла

Отчёт №011. Пациентка: Лена Ковал.

Клинические наблюдения:Лена демонстрирует явные признаки эмоциональной нестабильности и глубокого внутреннего конфликта. Её поведение характеризуется апатией, отказом от социальных взаимодействий (отсутствие посещения уроков), частыми жалобами на "тени"и страхами, которые могут быть как проявлением тревожного расстройства, так и симптомами психоза.

Особое внимание привлекает её физическое состояние и отношение к себе: пациентка выражает явное неудовольствие собой, тенденции к самоуничижению и уходу в себя. В беседе часто упоминает болезненную связь с образом тела ( чаще всего связанное с пищей), что является тревожным маркером нарушения пищевого поведения.

Из описания и разговоров с Леной выявляются признаки анорексии:

1.Отказ от пищи (не встаёт с постели, не посещает уроки – возможно, избегание физической активности и социальных контактов из-за телесных комплексов).

2.Психологическая депривация и высокая тревожность, сопровождающаяся бредовыми переживаниями или иллюзорными восприятиями (тени, стук в окно).

3.Заниженная самооценка и искажённое восприятие собственного тела и реальности.

Заключение: Пациентка страдает тяжелым эмоциональным расстройством с симптомами анорексии нервозной природы, осложнённой тревожно-депрессивным состоянием и, возможно, параноидальными переживаниями.

Требуется комплексный подход: психотерапия, поддержка психиатра и, возможно, привлечение специалистов по расстройствам пищевого поведения. Особое внимание – налаживанию контакта с пациенткой, уменьшению изоляции, созданию безопасной и доверительной атмосферы.

Рекомендации: 1.Регулярный мониторинг физического состояния, вес, питание. 2.Индивидуальная и групповая психотерапия, когнитивно-поведенческая терапия. 3.Контроль симптомов психоза.

Примечание: состояние требует срочного внимания и осторожного обращения с пациенткой, учитывая склонность к самоизоляции и возможные суицидальные мысли.

________________

*. Tocada (исп.) – тронутая, чокнутая.

Глава 6. Ночной странник.

Рейвенхерст, штат Мичисота. 2020 год.

– Покайся, и я помогу тебе, – шептал он, глядя в глаза тому, чью душу уже невозможно было вылечить.

Стекло в маленькой кладовке отцовского дома разбили ещё много лет назад. Но оно всё равно упрямо стояло на месте.

Он приходил сюда часто – сам не понимал, зачем ковыряет зажившую рану. Наверное, чтобы напомнить себе, что он всё ещё человек. Что у него когда-то была семья.

Иногда он вспоминал, о том как маленьким прятался за этим же стеклом от отца, когда тот ругался. Как слышал, когда мать что-то тихо напевала за стеной, а запах её пирога заполнял весь дом. Тогда всё было другим. Простым. Тёплым.

Но теперь всё чаще  ловил себя на мысли, что то чувство, которое зажигало в нём воспоминания, исчезает. С каждым визитом сюда он становился всё меньше похож на человека.

Нет, он ни о чём не жалел. Если бы был шанс исправить всё, что он натворил, – он бы не стал. А зачем? Признать, что был неправ? Тогда какого чёрта он всё ещё продолжает? Это уже означало бы, что он ошибся. А значит – предал бы свои чувства, мысли и веру. Ошибки – это, когда ты неправильно повернул, а смерть – это правильно. Всегда.

Он провёл пальцем по трещине в стекле. Края были острые, как лезвие.

Когда-то он порезал здесь руку – кровь капала на пыльный пол, а мать ворвалась в кладовку с криком. Она тогда прижала его ладонь к себе, бормоча что-то ласковое, и пахла хлебом и дымом из печки.

А теперь в этой кладовке пахло только сыростью и старой тканью. Да и дом, почти что, изжил себя.

Он сел на ящик в углу. Слушал тишину.

Она была не пустая – в ней шевелилось что-то глухое, как будто стены помнили голоса и шаги. Иногда ему казалось, что он слышит своё имя, сказанное шёпотом. Но все это было плодом воображения.

– Поздно, – выдохнул он в темноту.  На секунду у него возникли мысли все исправить, но тут же он отогнал их.

Нет, он не мог измениться сам и изменить свою жизнь. Он шел к этом долго и упорно – продумывал каждый свой шаг.

– Всё кончено, – и это было верно. Назад пути нет.

Внутри что-то шевельнулось. Не сожаление – нет, это слово он давно выкинул из головы. Скорее… знакомое чувство перед началом охоты. Предвкушение. Оно вытесняло всё остальное, стирало лица, голоса, запахи…

В мире нет лекарства, которое сможет очистить твою душу. Лишь смерть поможет тебе освободиться. И эту смерть несёт Он.

Он просил Господа простить его за жестокие, бесчеловечные мысли, за сердце, в котором не осталось ни любви, ни сострадания. Знал: глубоко внутри эти чувства всё же существуют, но скрыты под личиной благочестия, подобно гнили, укрытой свежей краской.

Но  Господь видит всё, разве не так?

Он молился в темноте, в холодной каменной келье. Эхо возвращало каждое слово, превращая молитву в укор. За стенами бушевала буря, и её вой смешивался с его собственным. Он словно волк, которого загнали в клетку. Да какой там волк – так,  собака…

Порой, в ночной тишине, когда лунный свет пробивался сквозь витражи, он позволял себе едва заметную улыбку. В этой улыбке отражалась вся тьма, вся нечистота его сущности. Он был падшим ангелом, низвергнутым так глубоко, что путь назад стал невозможен. И он не просто смирился с этим – он любил это.

Мужчина поднялся, тут же подошел к зеркалу, положил руки в молитвенном жесте и принялся молиться.

– Да будет Господь милостив к душе моей, ибо я согрешил делом, словом, помышлением и всем существом своим, –  произнёс он. – Принимаю на себя волю Его и смиряюсь перед судом Небесным.

Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь…

***

Рейвенхерст, штат Мичисота. 2020 год.

Сегодня, в школе Рейвенхерст, состоялся особенный праздник – 50 лет со дня открытия, где дети с разными трудностями нашли свой второй дом. Главной фишкой школы всегда было сохранить ритмичную, размеренную жизнь учеников, не прерывая процесс лечения, создавая для каждого пространство поддержки и развития.

В честь юбилея было решено возродить традицию, которая зародилась ещё в первые годы существования школы – фестиваль "Ночные странники".

Каждый год, в самую тёмную ночь осени, школа Рейвенхерст превращается в таинственный лес, полный шёпотов и теней. Ученики заранее готовят костюмы и маски – сов, лис, летучих мышей и других ночных существ, символизирующих каждого из них.

Сегодняшний день казался странным и совсем отличался от привычного темпа жизни. Уроки были сокращены, но терапия оставалась неизменной. Встреча с Профессором Нудило проходила в том же кабинете, что и всегда – белые стены, чёрная система из трёх колонок, из которых лилась спокойная музыка, безумно раздражающая девушку. Ей казалось, что всё это дерьмо вовсе не помогает, а лишь заставляет её еще глубже уйти в себя.

– Кая, расскажи, как прошла неделя? Были ли моменты, когда ты чувствовала себя лучше или хуже?

Девушка поёрзала на стуле, явно некомфортно ощущая взгляд профессора.

– О, да, было здорово. Проснулась – и мир стал сразу идеальным. Хоть плачь от счастья, – с едкой усмешкой бросила она, посмотрев на мужчину. Но в его лице не было ни эмоций, ни раздражения – даже спорить казалось бессмысленным. – Ничего особенного.

– Понимаю. Иногда "ничего особенного"тоже что-то значит. Может, есть что-то, что ты пока не хочешь говорить? Это нормально.

-Я вообще ничего не хочу говорить, – коротко ответила Кая, стараясь не смотреть в глаза.

Девушка перебирала пальцами край рукава, зацепляя ногтем торчащие ниточки и медленно вытягивая их одну за другой. Тёплая, чуть шероховатая ткань отвлекала, давала за что-то уцепиться, пока в голове клубились мысли, в которые совсем не хотелось лезть.

– Конечно. Я буду ждать, пока ты сама не решишь открыться.

Она на мгновение замолчала, а потом с лёгкой долей сарказма произнесла:

– Вот в чём проблема, профессор… Мистер Вейл. Я вам откроюсь, но всё, что скажу, вы занесёте в эту красненькую книжку.

Мистер Вейл медленно кивнул, не меняя выражения лица. Он не хотел скрывать, что именно так и будет. Пальцы его всё так же покоились на корешке блокнота, и казалось, стоит ей произнести первое слово – он тут же схватить ручку, и впустит её признания в аккуратные строчки, из которых уже не будет дороги обратно.

– Да, я записываю всё, что ты говоришь. Но это не для того, чтобы после тебя осудить. Я хочу понять, что у тебя на душе. Мне важно знать правду, даже если она бывает тяжёлой. После этого я смогу тебе помочь.

Кая усмехнулась, но в голосе прозвучал вызов:

-Помочь? Мне кажется, вы просто собираете материал для отчётов. В итоге все решения принимают не вы и не я, а кто-то за дверью. А я – просто статистика.

Вейл не отводил взгляда.

– Может быть. Но от тебя зависит, какой будет эта статистика. Ты можешь оставить её пустой, или сделать своей историей. Никто не лишит тебя права выбора.

– Права выбора? -Кая покачала головой. – Тут даже выбора нет. Только правила и стены. Иногда я думаю, что легче было бы сдаться и перестать играть в эту игру.

Вейл улыбнулся чуть грустно и произнес:

– А может, это именно та игра, в которой ты учишься жить по-настоящему?

Кая замолчала. Внутри что-то дрогнуло, но она быстро вернула маску равнодушия.

– Хорошо, мистер Вейл. Давайте играть. Но предупреждаю, я не буду давать вам лёгких ответов.

– Я и не рассчитываю, – профессор лишь пожал плечами, и закрыл блокнот.

***

–

Когда наступает вечер, двор школы Рейвенхерст превращается в тёмное и загадочное место. Тени плавно играют с огнями, а звуки становятся тихими и странными. Каменные стены, обвиты густым тёмно-зелёным плющом, словно сужают пространство и хранят тайны. Среди кустов садовых роз, чьи красные лепестки в лунном свете кажутся почти кровавыми, медленно колышется ветер. Он приносит свежий запах сырой земли и увядшей листвы.

Учителя расставили по двору сотни свечей и старинных фонариков с мутным стеклом, в которых танцуют мерцающие огоньки. Их свет – холодный и неровный отбрасывает на стены и землю причудливые, искажённые тени, напоминающие о чём-то давно забытом и, может быть, опасном. Вдалеке трещит костёр, его пламя живёт собственной жизнью  то ли колышется от ветра, то ли словно дышит в такт чему-то невидимому.

– Вау! В этом году фестиваль реально круче, – слышит Кая голос соседки за спиной, но даже не оборачивается.

Лена словно призрак – маленькая, с бледной кожей и светлыми волосами, в длинном белом платье с бахромой вместо рукавов.

-Крутое платье, – бросает Кая, не отрывая взгляда.

Лена моргает несколько раз, словно не веря, что услышала комплимент.

– Спасибо. Ты в порядке? -осторожно спрашивает она.

Кая отмахивается, переступая через одну из свечей. Нужно быть осторожнее – пожар тут совсем не к месту. Хотя… может, и к месту? Тогда она могла бы просто уйти. Но проблема в том, что ей некуда бежать.

– Что тут вообще происходит? – с сомнением спрашивает Кая.

– Сегодня праздник Теней, – отвечает Стайлз.

Мэтью стоит чуть поодаль, в тусклом свете свечей его фигура кажется ещё более мрачной. Он в костюме волка – не милого пушистого зверька из сказок, а жестком и грозном образе: толстая меховая накидка с торчащими колючими прядями, маска из старой кожи и засохшей крови закрывает половину лица, оставляя видимыми только холодные, полные ярости глаза.

– Нет, – перебивает Лена, осматривая его с ног до головы, – это праздник Ночных странников, волчонок.

Губы маски были чуть приоткрыты, словно в зловещем оскале, а клыки, искусственно увеличенные и покрытые трещинами, выглядели острыми и смертельно опасными. Его пальцы были обмотаны кожаными бинтами, а на руках -когти из «металла», блестевшие на фоне тьмы. Этот костюм не только говорил о Мэтью как о жестоком и хладнокровном человеке, но и словно жил своей собственной, почти звериной жизнью –  готовый в любой момент вырваться наружу.

– Волк? Серьёзно? -Кая приподняла бровь. – А я думала, ты максимум на енота тянешь.

Метью фыркнул:

– Енот? Это же помойный кот.

– Ну, зато милый, – невинно заметила Лена, пряча улыбку. – И лапки моет.

– Я тоже мою лапки! – возмутился он. – Просто… иногда в крови врагов.

Ребята прошли чуть вперед, чтобы лучше рассмотреть двор.  Рядом с костром стоит стол с угощениями – но даже запах сладостей кажется здесь странным, почти притягательным, как будто приглашая кого-то прийти поближе. В одном из углов двора стояла  статуя – Матерь Жизни. Высокая и изящная, она казалась одновременно хрупкой и сильной. Женщина с закрытыми глазами и лёгкой улыбкой, будто слышащая шёпоты, недоступные остальным. Её руки нежно обвивали молодое растение, растущее прямо из её груди – тонкие ветви и листья мягко пульсировали слабым светом, словно жизнь борется сквозь тьму.

– Миленько, – заметила Кая.

– Прошу всех школьников собраться возле костра! – прозвучал голос профессора Нудило.

Ученики медленно начали стекаться к костру. Пламя, словно почувствовав их приближение, стало выше и ярче, и на мгновение показалось, что огонь тянется к ним, как живой.

Дым поднимался в небо и растекался по двору, наполняя воздух густым запахом горелых трав.

– Так, а кто ты, Кая?  спросила Лена, внимательно разглядывая её.

Кая стояла, не меняя привычного образа: тёмная толстовка с глубоким капюшоном, рваные чёрные джинсы, тяжёлые ботинки, словно будто она была готова к любым непредсказуемым ситуациям.

– Почему ты не переоделась? – заметила Лена.

– Я переоделась, – пожала плечами ее соседка.

– На твоей толстовке рисунок поменялся, а треники сменились на джинсы с дырами. Это считается переодеться? – усмехнулась Лена, будто вызов бросая.

– Ну да, и что? Тут какой-то дресс-код?

– Да! Это же фестиваль. Надо одеться как зверь или что-то в этом духе.

– Ага, чтобы выглядеть как придурок Стайлз? – фыркнула Кая, глядя в сторону парня.

– Эй! – раздался голос Стайлза, – Я всё слышу!

Костёр трещал, и огонь отражался в глазах Каи, делая их чуть более живыми, чем обычно. Вокруг собрались ученики – кто в масках сов, кто в длинных плащах, украшенных перьями, кто в меховых накидках. Праздник явно имел свои правила и символику, но Кая чувствовала себя здесь чужой, словно наблюдателем, а не участником.

– Ну так что? Пошли в комнату, я тебя переодену.

Лена схватила её за запястье, но Кая упёрлась, словно вросла в землю.

– Слушай, Белоснежка, -сказала она, выдернув руку. – я не собираюсь натягивать на себя шкуру дохлой козы или приклеивать уши зайца.

– Это не козья шкура, а волчий мех, между прочим, – обиделся Мэтью из-за их спины. – И вообще, для тебя я бы подобрал что-то… более хищное.

-Например? – Кая прищурилась.

Он задумчиво скосил глаза на костёр, где плясали тени.

–Например, ворон. Чёрный, наглый, вечно всё клюёт и никого не замечает.

– О, шикарно.

– Идём! – повторила Лена уже твёрже, и, не дожидаясь согласия, потянула Каю к лестнице в жилое крыло.

–Лена, серьёзно, я не… – Кая хотела возразить, но та шагала так быстро, что спорить пришлось на ходу. – Я вообще-то пришла сюда не ради модного дефиле.

–А вот я ради этого и живу, – ответила Лена, распахивая дверь в свою комнату.

Внутри всё было в её стиле: гирлянды тёплых лампочек, подвешенные ловцы снов, стопки книг на подоконнике, полка с ароматическими свечами и десятки разноцветных тканей, развешанных так, будто это не шкаф, а сценическая мастерская.

– Когда ты это развесила? – спросила Кая.

– Сегодня утром, пока ты где-то шлялась, – ответила блондинка.

– У нас-то занятия были, но тебе явно неинтересно.

Лена лишь махнула на соседку рукой.

– Я уже чувствую, что пожалею, – проворчала Кая, но всё-таки села на край кровати.

Лена быстро рылась в вещах, отбрасывая в сторону слишком светлое, слишком яркое, слишком "милая девочка".

–Так… ага. Вот оно.

Она вытащила длинное чёрное платье свободного кроя, с тонким кружевом по рукавам и чуть асимметричным подолом, к которому прикреплялись тёмные перья. На свету ткань блестела, словно мокрое крыло птицы.

-Это… -Кая нахмурилась. – Я что, теперь чучело вороны?

– Нет, -Лена прищурилась и улыбнулась. – Ты сама ворона. Гордая, хитрая, чуть мрачная, но красивая.

Она достала из коробки маску – полумаску из чёрной кожи, с длинным изогнутым "клювом", украшенным серебряными завитками. Глаза закрывала сетчатая вставка, так что взгляд казался глубоким и теневым.

Кая взяла маску в руки, повертела.

– Ну, это хотя бы не заячьи уши.

Лена лишь улыбнулась и сказала:

– Пора на охоту, зайка!

***

В этом месте, среди теней и огней, начинается путь ночных странников – путешествие в самые глубокие уголки себя, где свет и тьма переплетаются в вечном танце.

Когда Кая и Лена вернулись во двор, толпа уже собралась вокруг пламени. Огонь в костре был высоким и странно неподвижным, будто в нём застыл миг, ожидая первых слов. Профессор Нудило стоял рядом с каменной статуей ночного путника и держал в руках старый, потемневший от времени свиток.

– Сегодня, как и много лет назад, мы чтим Путь Ночных Странников, – начал он, и голоса вокруг стихли.

-Профессор каждый год рассказывает новую легенду, – уточнила Лена. – В том году было про всадника Орла.

Огонь в костре осел и стал тлеть ровным, багровым светом, будто прислушиваясь. Профессор Нудило поднял взгляд на маску Каи и задержал его там чуть дольше, чем на остальных.

– Каждый год, в эту ночь, – начал он , и вокруг стало по-настоящему тихо, – я рассказываю историю об одном из Древних Всадников. Сегодня… речь пойдёт о Вороне.

Ветер прошелестел в ветвях, и в этом шуме слышалось едва уловимое карканье. Лена слегка толкнула Каю локтем в бок и улыбнулась. Она поняла, что попала прямо в точку с ее костюмом.

– Давным-давно, -продолжил он, – когда ещё не было наших стен и садов, на этих землях стоял город. Он пал в одну ночь. Никто не видел врагов, никто не слышал шагов армии. Утром люди нашли улицы пустыми, а над башнями кружили тысячи чёрных ворон. Среди них был один – больше остальных, с крыльями, чёрными как безлунная ночь, и глазами, в которых отражалось небо перед бурей.

Профессор говорил размеренно, а в пламени костра стали проступать очертания птицы с широко раскинутыми крыльями.

– Говорили, он был не просто птицей, а вестником и хранителем. Он летал между мирами и приносил вести тем, кто готов их услышать. Но в тот год он спустился на землю в облике всадника в чёрном плаще, с маской-клювом, и предложил людям сделку: отдать ему свои воспоминания о самых тёмных поступках – или он заберёт у них всё.

В толпе кто-то невольно присвистнул. И этот кто-то был Дерек Скотт Энгберг.

– Многие согласились, надеясь обрести покой. И обрели… но забыв свои грехи, они забыли и часть себя. Город стал пустым не потому, что его разрушили, а потому, что его жители перестали помнить, зачем живут. Только те, кто отверг сделку, ушли в ночь за Вороном – и говорят, что до сих пор бродят с ним, не старея, пока не найдут правду о себе.

Пламя костра рванулось вверх, и на миг в нём чётко прорисовался силуэт всадника с клювом вместо лица. Кая поёжилась, а Лена в это время всматривалась в лесополосу. Ей казалось, что еë воображение снова сыграло с ней злую шутку – ведь в следующий миг в тени проступил ещё один силуэт.

– Эй, -толкнула Каю Лена. -Посмотри, там кто-то есть.

Кая сразу повернулась в сторону, куда показывала Лена, но ничего не увидела.

– Хочешь, я проверю? -спросила она.

Лена только покачала головой:

– Не сейчас.

Профессор Нудило продолжал свой рассказ, не обращая внимания на шёпот подростков.

– Ворон – не просто птица. Он ищет тех, кто не боится смотреть в глаза своим тайнам. Но встреча с ним меняет человека навсегда.

Ветер погасил несколько свечей, и над костром донёсся отдалённый, сухой крик, словно кто-то каркнул прямо в ночи.

– Твою мать! – выкрикнул Мэтью Стайлз. -Кая, хорош пугать!

Все вокруг рассмеялись и посмотрели на девушку. Сегодня, благодаря Лене, она выглядела иначе – совсем не такой, как обычно. И Кае понравилось, как некоторые смотрели на неё – с лёгким опасением.

– Помните: если Ворон заговорит с вами – отвечайте честно. Иначе он унесёт не только вашу ложь, но и вашу жизнь.

И м ***

Вечер обещал быть насыщенным, несмотря на то что в воздухе ещё висели слова профессора, как густой дым от костра.Дерек Скотт  подсоединил кабель к колонке, щёлкнул тумблер, и двор наполнился ритмом  чуть хриплым, с примесью чего-то городского и дерзкого.

Учителя переглянулись, но никто не возражал: музыка была частью фестиваля не меньше, чем костры и легенды.

Толпа оживилась, кто-то начал подпевать, кто-то притопывать в такт.

Кая, всё ещё в своём новом наряде, сидела на каменной скамье, чувствуя, как ткань и перья слегка шуршат от движения. Лена вернулась с двумя кружками и протянула одну ей.

– Что это?

– Безалкогольный пунш, – уточнила блондинка.

– Ты уверена?

– Я уверена, что он был безалкогольным, когда я его наливала. Но потом…

– Потом что? -вновь спросила Кая.

– Потом появился Мэтью Стайлз и капнул нам в них очень вкусной текилы. Ты же не против?

– Не против.

Кая подняв кружку, и сделала небольшой глоток. Тёплый напиток приятно согревал, и лёгкая горчинка текилы добавляла ему неожиданный оттенок. Вокруг сгущалась ночь, а огни костров отбрасывали танцующие тени на лица собравшихся.

Возле костра сидел Дерек Скотт Энгберг, и его острый взгляд буквально впивался во всех вокруг. В лунную ночь в городе появился Ястреб – тёмный силуэт, парящий над крышами и следящий за каждым шагом. Безжалостный и хладнокровный, он не оставляет после себя ничего, кроме пустоты.

Дерек был точь-в-точь таким же – безэмоциональным охотником, способным часами выжидать момент для удара.

Кая как можно быстрее отвела взгляд, не желая встречаться с ним взглядом. Она знала: если Ястреб её заметит, так просто от него не уйти. Лучше бы им вообще не пересекаться.

Девушка заметила рядом с Волком – Итана Вернера и удивилась: как эта настоящая ядерная бомба может находить общий язык с таким, как Мэтью Стайлз? Ведь у Мэтью рот не закрывался ни на секунду, а Итан казался человеком, который не любит много болтать и предпочитает оставаться в тени.

Пантера – ночной хищник, движущийся тихо и резко, каждое движение выверено до совершенства. Она всегда настороже, неподвижна, словно сливается с тенью, но при малейшей угрозе мгновенно взрывается молниеносной атакой.

Итан – словно такая пантера: бросается в атаку без промедления, не оставляя шансов. В его глазах – холод и безжалостный расчёт, охотник, всегда готовый к борьбе за выживание. Не зря сегодня он выбрал именно такой образ.