
Полная версия:
Доктор Ланской: Смертельный клинок Троелунья
В голове поплыли образы Арины, комнаты, в которой стало пахнуть эфирным маслом и полынью, за окном то становилось светлее, то темнее, а керосиновая лампа, как показалось Феликсу, трепала язычок пламени в такт его движениям и методичным стонам Арины.
Аромат от кожи девушки был восхитителен: полынь, вереск, вишня и сирень. Это сочетание запахов сводило Феликса с ума, так как похожее сочетание он слышал недавно от тела Лидии. Бархатистая кожа у ключицы, гладкая на животе и руках, а также смазанные маслом губы, от которых не хотелось отрываться при поцелуе, погрузили Феликса в мир давно забытого блаженства.
И только эхом в голове доносились слова, сказанные Ариной:
– Только мой… мой…
– Мой…
Эти слова Арины ударили по сознанию Лидии тяжелым набатом, прибив не только самолюбие девушки, но и ее самооценку к плинтусу. Она не успела совсем чуть – чуть: Арина все – таки нашла лазейку в ее щите и даже смогла разрушить печать на теле врача.
А всего – то стоило изобразить больную…
Сидя у дверей спальни и слыша стоны и редкие фразы то Арины, то Феликса, Лидия могла лишь смотреть на тлеющие в камине черные угли с красной сеточкой от уже потухшего огня.
По щекам катились слезы, но Лидия даже и не думала их утирать. Ей было больно, но сейчас это было можно продемонстрировать пустой гостиной и воющему на улице ветру.
Лидия не могла сказать, что чувствует к Феликсу какие – то серьезные чувства, кроме рабочих или дружеских, но все – таки периодически ловила себя на дурных помыслах: она бы хотела оказаться на месте Арины хотя бы раз в жизни. Хотела бы вновь ощутить Феликса как тогда, ровно сто лет назад, когда ей было шестнадцать, а ему – почти тридцать. Хотела вновь его заманить в ту же гостиницу, где все впервые случилось, но уже не шантажом, а желанием самого доктора связать с ней свою душу.
Но все это было теперь для нее таким же далеким, как родовое имение, семья и утерянная честь, которую Ильинская с таким трудом вернула.
Но киснуть ей особо не пришлось.
Услышав громкий стон Арины, символизировавший для ассистентки кульминацию порочного действа, Лидия поднялась на ноги и тихо выскользнула в коридор, где, как назло, столкнулась с Шелоховым.
Он шел куда – то с подсвечником, но одет уже был в бархатный халат и спальные штаны.
– Мисс Ильинская? – удивился Александр. – Что случилось? Почему вы плачете? Вас ударили?!
– Нет, все в порядке. Просто… у меня заслезились глаза от воска в спальне, – соврала Лидия, утерев глаза. – Вот я и вышла… Проветриться.
– Не врите, – Александр поставил подсвечник на ближайший к нему столик с цветочным горшком. – Мисс Лидия, хотите пройтись? Говорят, ночные прогулки полезны для здоровья.
– Благодарю, но нет. Я, с вашего позволения, осмотрю ваш сад. Много роз у вас красивых.
– Но не могу же я бросить девушку ночью одну в саду. Право слово, вы все время хотите выставить меня в дурном свете. Одну минуту.
Он забежал к себе в комнату, но, как и обещал, ровно через минуту вышел к Лидии уже в брюках и рубашке, но сверху все также решил надеть халат. Для Лидии же он вынес еще один халатик, но уже женский, обшитый искусственным мехом.
– Не хочу, чтобы вы мерзли.
Лидия не стала отказывать. Тем более, что вещи была хорошая, качественная. Да и пахла сиренью.
Шелохов и Ильинская вышли во двор, где уже закончился дождь, но не унимался ветер. Однако это не помешало двоим взглянуть на синий небосвод, увидеть россыпь звезд и начать различать созвездия.
– Странно, вроде мы в другом мире, а небо – такое же, – улыбнулась Лидия, указывая на большую медведицу.
– Знаете, ученые Троелунья до сих пор ломают голову, как мы и земные люди видим одно и то же. И дышим точно таким же воздухом, как и вы.
– Загадка века.
За пару минут они обошли все кусты с розами, однако около одного Лидия задержалась, так как на нем были уже почти пожухлые цветы. Лепестки сморщились, где – то высохли и пожелтели.
– Кстати, из лепестков можно сделать духи, добавить их в мыльный раствор, а также украсить ими что – нибудь.
– А вы умеете? – удивился Александр, присев на корточки около куста и осмотрев цветы.
– Мыло сама делаю, – улыбнулась девушка. – Господину Феликсу очень нрави… лось…
Она невольно обернулась к дому.
В окнах второго этажа еле – еле были видны отблески керосиновой лампы. И Лидия, ощутив укол в груди, сжалась, закусила губу и не заметила, как очередная слеза скатилась по щеке.
И вдруг Ильинская почувствовала, как ей в руку вложили платок.
Шелохов встал перед ней и, аккуратно прикоснувшись пальцем к щеке девушки, заметил:
– Роза, увиденная в сумерках, кажется еще прекраснее. Поэтому, – Александр сорвал один более – менее пригодный бутон, преподнес его Лидии. – Я не буду спорить с вашим Омаром Хайямом. Но! Я хочу увидеть не розу, а то, чем она может стать в ваших руках, Лидия.
Их взгляды встретились – и Лидия вдруг поняла, что вот он – тот шанс, то чудо, о котором она мечтала с рождения. Богатый, статный, одинокий… Но ненужный ей лично. Как ее самая лучшая ночь была отдана неизвестному доктору из Столицы, так и ее душа тогда навеки подчинилась ему.
Но… ее жизнь не стоит на месте, как и судьба Ланского… они работают вместе, но живут порознь. Их взгляды похожи, но не идентичны. Его мысли ей понятны, но ее Ланскому – чужды.
Так может быть… стоит попробовать?..
– Для мыла будет маловато, – улыбнулась Лидия, прижав цветок к груди.
– Тогда завтра у вас будет столько, сколько прикажете.
– Хорошо, – она посмеялась, после чего ощутила некое нервозное чувство в груди.
Но обманула себя, приказав сознанию поверить, что сейчас она счастлива.
Глава 18
Глава 4Утро в Кенсионе наступало в семь часов.
Солнце поднималось из – за полосы леса, с воды веяло сыростью и лотосами, из леса этот аромат перебивал запах грибов, ягод и хвои, а если накануне еще и дождь прошел, то можно было услышать усилившееся амбре, несущееся со скошенных и обработанных полей. А пахло оттуда чем – то, что напоминало хлеб и вереск.
Феликс знал наизусть все эти сочетания.
И был искренне рад, когда луч света, проникнувший через окно и скользнувший по холодной коже доктора своим жалящим теплом, пробудил его ото сна.
Открыв глаза и быстро поморгав, привыкая к картинке, Феликс повернул голову, чтобы привычно посмотреть на кровать Лидии и оценить, насколько сильно он проспал в этот раз, но с ужасом обнаружил рядом с собой еще спящую Арину.
Девушка была обнажена, ее огненно – рыжие волосы разметались по подушке опасным костром, а кожа блестела на свету, обрамленная золотистой каймой.
Доктор вскочил, но почти сразу уперся спиной в ледяную стенку и стукнулся затылком. Это окончательно его отрезвило, как и то, что он обнаружил под одеялом. Найдя и исподнее, и верхнюю одежду на полу и грядушке кровати, Ланской сразу стал одеваться. Он даже не стал думать, что может разбудить Арину. Ему было на нее плевать.
Да, телом девушка не уступала лучшим моделям Милана, однако Феликса никогда не привлекала такая порода. Особенно рыжие. Феликс сам не знал, откуда в нем этот стереотип, но он всегда благодарил небо, что у Лидии природный цвет волос каштановый, отдающий медным оттенком на солнце.
На ходу застегивая ремень на брюках, а потом начав заправлять рубашку, Феликс вышел из спальни в гостиную – и на свой ужас увидел сидевшую на диване перед камином Лидию.
Ильинская сразу обернулась на скрип дверных петель – и, увидев доктора, осмотрела его с головы до ног оценивающим взглядом. Ни фыркать, ни высказывать что – либо Лидия не любила, поэтому молча отвернулась к зеркальцу, поставленному на перенесенный из спальни прикроватный столик.
– Лида… Доброе утро…
– По вам и не скажешь, – усмехнулась девушка, взяв туш и начав красить ресницы. – Что, молоденькая служаночка вымотала? Или возраст все – таки берет свое?
Брови Феликса взметнулись вверх, однако, когда его рука уже приготовилась ударить Лидию по голове, он остановил сам себя. Нет. Он не имеет права ее трогать. Такой позор, какому подвергся Феликс в это утро, он уже давно не испытывал.
– Садитесь, – разрешила Лидия, кивнув на кресло рядом.
И доктор, словно школьник, прошествовав по ледяному паркету, упал в плетеное кресло, стянул со спинки плед – и завернулся в него, словно это могло скрыть его поступок. Точнее – некое наваждение, о котором Феликс жалел настолько сильно, что почувствовал, как начинают закипать в голове мозги. Кровь в сосудах циркулировала на пределе возможного…
Лидия же, закончив с ресницами, взяла в руки губную помаду, но не спешила ее открывать. Она подняла голову и, посмотрев на Феликса с некоторым безразличием, произнесла:
– Вы помните, что мы приглашены на обед к Разумининым? – Феликс кивнул, не в силах заставить язык ворочаться. – Так вот, советую вам идти быстро в ванную. А я позабочусь об остальном.
Феликс вновь не ответил.
Как робот, которому дали алгоритм, он отправился в ванную комнату. И уже стоя босыми ногами на ледяном кафеле и видя, как от воды идет пар, услышал аромат роз. На бортике лежало свежее полупрозрачное мыло, внутри которого были видны лепестки красного и оранжевого оттенков. А рядом… в одном из его пузырьков, в которые он собирал различные водные материалы, был залит самодельный гель Лидии.
У раковины на табурете лежали стопки полотенец, а на крючке двери – приготовленный комплект одежды: рубашка – апаш черного цвета с золотой окантовкой, белыми манжетами и воротником, а также с пришитыми вручную камнями на предплечьях. Под рубашкой Феликс нашел и выглаженные брюки с идеальной стрелкой. Черный жилет висел рядом на отдельной вешалке вместе с шелковым шейным платком, на котором красовалась пришпоренная Лидией брошь с апатитом.
Феликс готов был закричать от досады, но в этот момент услышал в гостиной голоса.
Приоткрыв дверь, он не поверил своим глазам: Арина, стоя одетая перед Лидией, смотрела на его ассистентку свысока, как смотрят победительницы на поверженных соперниц.
А Лидия стояла, словно скала: невозмутимая, с прямой спиной, слегка согнутыми в локтях руками, скрещенными запястьями в области живота и этим ледяным взглядом снежной королевы, который Феликс одновременно обжал и не любил. В таком состоянии холодного нечто Ильинская могла сделать все. Вплоть до смертоубийства…
– Не будет тебе радости от свершенного, – выговорила тихо Лидия. – Преступив порог этой комнаты, ты оказалась в моих руках. Я сниму твой приворот с его сиятельства, можешь не сомневаться.
– Не говорите чуши, мисс Лидия, – кокетливо пролепетала Арина. – Вы сильная ведьма, не буду спорить. Но и мы не лыком шиты, знаете ли.
– Знаю, – спокойно ответила Ильинская, встал так, чтобы дверь ванной была за ее спиной. – Только и вы знайте: Феликса я вам не отдам. Ваши чары не даруют ни счастья, ни любви. Приворот – всего лишь красивый, но внутри довольно грязный обман самой себя.
– А то вы никогда ему ничего не подливали, – усмехнулась Арина, направившись к выходу.
– Я не настолько низко пала, чтобы принуждать к близости с собой другого человека.
На это Арина лишь послала Ильинской издевательский взгляд, а после – скрылась в усадьбе. Ее шагов никто даже не услышал, так как девушка, как пришла к Феликсу в ночной рубашке и шали, так и вышла из спальни медика в чем была.
А Феликс, уже порываясь выйти и поблагодарить Лидию, услышал:
– Поторопитесь, господин Феликс. Время десять, а обед – в час. А вам еще надо собраться и поговорить с Мишей. Такова была воля его сиятельства, господина Шелохова.
И Феликс, как будто желая оправдаться перед Лидией и где – то выслужиться, быстро опустился в горячую воду, потер о руки сделанное Лидией мыло и, услышав превосходный аромат, осмелел и крикнул в комнату:
– Прекрасно получилось! Сделаешь еще?
– Что именно?
Голос Лидии оказался совсем рядом, и Феликс понял, что она вновь стоит за ширмой. Видимо, что – то принесла из одежды. Или же добавила полотенец. Однако ассистентка сделала это настолько бесшумно, что у доктора возникла мысль: не является ли сама Лидия призраком, который просто постоянно находится рядом с ним…
– Мыло, – пояснил Феликс, осматривая кусок. – Розы?
– Розы, лепестки сирени и тигровых лилий. Шелохов распорядился – и утром мне принесли букет. А вы же помните, – она сделала акцент, – я не люблю букеты. А вот делать из лепестков крема, мыло и гели – обожаю.
– Знаю…
Феликс понежился в тепле еще пятнадцать минут, окончательно прогоняя ночную ерунду прочь из мыслей, после чего, быстро ополоснувшись и высушившись, вышел к Лидии в приготовленном ею комплекте. Единственное, что попросил у ассистентки, это помочь с платком.
– Что за гадость вы наворотили! – возмутилась Лидия, по новой завязывая красиво шелковый платок и закалывая место узла брошью. – Вот так. Когда вы уже научитесь?
– Боюсь, сия наука непостижима.
– Фармакологию освоили, и с этим разберетесь, – жестко заметила Лидия, но потом улыбнулась, – во всяком случае, я на это надеюсь.
– Не злишься? – с надеждой спросил Феликс.
На это Лидия ответила не сразу. Но она не отвела взгляд, что подсказало Феликсу: девушка обижена, но способна простить ему данную оплошность. Тем более, что были смягчающие обстоятельства: заклятие, которое выше человеческой воли.
Лидия сделала шаг к доктору, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, посмотрела в глаза Феликсу и заметила с умиротворенной улыбкой и искренностью, на какую только была способна:
– Обижаюсь. Но при этом – понимаю и осознаю. Вы когда – то давно сказали: «Думай, когда не знаешь, чем занять себя…». И знаете, я действительно сначала обиделась на вас. А потом подумала – и осознала, что вами управляет не ваш разум. И даже не ваша похоть.
– Эй!..
– А всего лишь приворот, который я недооценила. Но я исправила все сама. – Ильинская поправила прядь волос, заправив выбившуюся за ухо. – Поэтому… простите мою язву. Но я не могла иначе.
– Я понимаю тебя, – парировал Феликс, взяв руку Лидии, и был рад, когда она не вырвала ее. – И прошу прощение. Я сам не понимаю, как так вышло.
– Не смейте оправдываться, – заметила Лидия. – Лучше давайте забудем. И будем считать это дурным сном. А сейчас, – она посмотрела на двери, – идемте. Вас ждут, доктор Ланской.
***
Как и ожидал доктор, осмотр Михаила Шелохова не дал новых результатов. Мальчик по – прежнему утверждал, что ему помогает покойная мать, призрак которой буквально ходит за сыном попятам, и именно этот фактор раздражал сидящего рядом с племянником Александра.
– Миша, ты не можешь ее видеть – пытался убедить мальчика Шелохов – старший. – Ну зачем ты лжешь?
– Я не вру! – крикнул Миша, взглянув на дядю. – Простите…
Доктор, в этот момент посмотрев на сузившиеся зрачки мальчика, лишь цокнул языком и покачал головой. Но при этом периодически посматривал на полупрозрачный силуэт Марии Томилиной, которая стояла в углу гостиной и наблюдала с хладнокровием за действом.
Миша тоже часто к ней оборачивался, но на его движения призрак девушки реагировал лучше. То голову поднимет, то взгляд станет осознанней, то рука дрогнет, словно от желания потянуться к сыну.
– Александр Дмитриевич, – Феликс не смог молча смотреть на издевательство в адрес Миши. – Я со всей своей врачебной этикой утверждаю: у Михаила есть дар, как и у меня. Даже, я бы сказал, возможно, и сильнее моего.
– Нет, вы ошибаетесь, доктор… Выпишите нам лекарства, успокоительные, уколы – да что угодно! Лишь бы Миша перестал говорить эти глупости.
– Но это невозможно! – воскликнул Ланской. – Господин Шелохов, я предлагаю просто выдвигаться в гости к князю Разуминину – и оставить Мишу в покое. Кстати, с кем останутся дети, пока мы будем гулять в соседнем дворе?
– С моим дворецким и охраной, – Александр притянул к себе до этого стоявшую в стороне трость. – Нам парни не пригодятся. Револьвер при вас?
– У меня есть более гуманные средства, чтобы, в случае чего, не испортить шкуру, – заметил Феликс, приложив ладонь к груди справа.
Там он носил свой футляр с хирургическими инструментами, которыми можно было как оказать первую помощь, так и уничтожить. А если учитывать, сколько Феликс вырабатывал свой стиль обороны, дабы избежать револьверов и рапир, то можно было смело исключать успешные попытки застать врача врасплох.
Правда, у призраков это получалось все лучше и лучше…
– Что ж, – Шелохов встал с дивана, на котором все это время восседал и, набросив на плечи красный камзол, расшитый золотыми узорами, надел на голову черную треуголку с красной лентой и белоснежным медальоном.
Феликс плохо разбирался в новой парламентской символике, но точно знал: красные ленты носили самые высшие чины. Ниже них были желтые, а потом уже – серые. Руки Шелохова тоже покрыли не обычные перчатки из вельвета, а кожаные, серые, с вышитым двуглавыми орлом – символом самой великой Империи Троелунья после Седьмой войны.
Глаза Лидии невольно блеснули от восхищения, и от Феликса это не укрылось. Он невольно осмотрел себя – и понял, что сильно проигрывает на фоне статного Шелохова.
Чиновник был шире в плечах и уже в талии, отчего его силуэт символизировал защиту, как и уверенный взгляд, устремленный всегда вдаль. Однако Феликс не желал знать, какие мысли крутятся в черепной коробке Шелохова, так как спокойный сон ему был дороже.
– Мисс Лидия, – Шелохов протянул руку к девушке, приглашая ее пройтись парой с ним. – Вы взяли с собой что – нибудь?
– Конечно, – Ильинская достала из рукава с манжетой тонкий веер, который Феликс ей привез из командировки.
Доктор как сейчас помнил: это было три год назад, когда Шефнер отправил его повышать квалификацию в Италию. Там Феликс сдружился со многими медиками, а уже через них, в последний день пребывания в Венеции, нашел мастера, посмотрел его работы – и выкупил для Лидии веер.
Вещица была довольно дорогой, но стоило своих денег: красная ткань, увенчанная черным кружевом с белой, словно снег, каймой. Деревянные перекладины пахли лаком, а переднюю дощечку украшал выгравированный и расписанный вручную павлин.
Шелохов закивал, оценив дороговизну вещицы, и сразу посмотрел на Феликса. Доктор ответил улыбкой, тем самым подтверждая, что подарок – от него.
– А вы, доктор? – уточнил игриво Александр. – Неужто пойдете один?
– Да вот как – то дамами наше общество обделено в этот раз, – не выдержал Феликс, съязвив.
– Но разве Лидия – единственная?
Тон Шелохова сразу намекнул Феликсу, о ком идет речь.
Сердце предательски пропустило два удара, а душа упала в желудок. Неприятный комок волнения заставил быстро прокашляться, а после – обернуться и увидеть приготовленную к выходу Арину.
Девушка уже собрала волосы в высокую прическу, скрепленную единственной длинной шпилькой с висящими на золотых цепочках самоцветами, а также в довольно дорогое синее платье с рукавами – фонариками и белоснежными манжетами.
– Тебе идет, – кротко и сухо констатировал Шелохов, оценив вид Арины.
– Благодарю, – девушка присела в реверансе.
– Что ж, доктор, мне кажется, это лучше, чем ничего.
– Согласна, – вдруг поддержала Лидия.
Она скрыла часть лица за раскрытым веером, и Феликс готов был поклясться, что она самодовольно улыбается. Не зря же она так благоговейно отнеслась к его ночным рандеву – и даже привычно не отчитала за «распутные связи».
– Позвольте, доктор Ланской, – Шелохов увидел, какое отвращение у Феликса возникло к служанке. – Арина, хоть и служит у меня гувернанткой, все – таки имеет к моей семье прямое отношение, но какое – позвольте я оставлю в секрете.
На это Феликс не нашелся, что ответить. Да и не хотел.
Молча предложил для приличия руку Арине, и она ее довольно приняла, сжав пальцы доктора так, словн он был ее единственной соломинкой.
Ланской же, глубоко вздохнув и позавидовав в каком – то смысле Шелохову, направился за ним и Лидией к выходу.
Как и говорил Шелохов, Миша и Рита остались в особняке с дворецким и охраной, а Арине была предоставлена временная свобода, за которую, однако, девушка расплатилась сполна. Хоть она и пыталась, спину ровно держать не получалось из – за запекшейся корки кожи и все еще открытых ран.
Пока Шелохов и Лидия шли впереди по песчаной дороге к дому князя, Феликс долго пытался подстроиться под медленный ритм Арины, и в итоге, слегка отстав от впереди идущих, остановился и уточнил у Арины:
– Ты устала? Или тяжело идти?
– Нет, – девушка поморщилась, опершись на руку Феликса. – Туфли узкие. Жмут.
Феликс вновь проклял и себя, и Арину, и Шелохова. Одна проблема неприятнее другой. А всего – то стоило вчера закрыть глаза, уснуть и забыться до утра.
Однако, когда Феликс осмотрелся, он увидел ближайшую скамейку, спрятавшуюся среди ветвей дикого кустарника. Усадив на скамейку Арину и, быстро осмотрев кровоточащие ранки от узкой туфли, прошелся вправо и влево, в конце концов найдя то, что нужно.
– Доктор, – изумилась Арина, – неужели на Земле не научились справляться с мозолями?
– Научились. Но сейчас нам нужно действовать экстренно. Да и пластырь я не взял, если честно.
– Что не взяли?
– Неважно. Давай ногу.
Феликс приложил два листа к местам, на которые указала Лида, после чего достал из своего чехла крохотный моток с марлей, разорвал кусок напополам, чтобы полоски были уже, и зафиксировал листы.
– Легче? – уточнил медик.
– Да. Намного. Спасибо.
– Свои благодарности оставь, – строго сказал Феликс. – Ты мне еще за вчерашнюю ночь объяснишься.
– Непременно. Но сейчас – давайте нагоним господина Шелохова и мисс Лидию, – Арина кивнула на удалившуюся достаточно далеко пару.
И, сколько бы Феликсу ни хотелось высказать все Арине и заставить ее топать до особняка босиком, все – таки он позволил девушке опереться на руку и не спеша дойти до дома князя.
От особняка Разуминина, как думал Феликс, не стоит ожидать скромности – и не прогадал.
Через десять минут ходьбы две пары предстали перед высокими, в три метра, чугунными воротами с золотым вензелем и эмблемой дома Разумниных: двух змей, овивших колбу. Фармацевтика, как понял Феликс, но только он никак не мог припомнить, чтобы фамилия Разуминина хоть когда – то где – то мелькала в медицинском сообществе.
Впрочем, как успел Феликс узнать от Лидии в праздных разговорах по вечерам в Альпах, бывшая супруга Разуминина, почившая прошлый летом от лихорадки, была выходкой из древнего рода врачей, а дед нынешнего главы клана считался одним из лучших хирургов Столицы.
Виктор Разуминин же не пошел по стопам деда и отца, а лишь усовершенствовал изобретенные ими лекарства, построил свою фармацевтическую компанию, создал монополию в Троелунье на свои средства от болезней – и зажил обычной светской жизнью мецената, ходока по женщинам и почетного члена Парламента.
Протеже Виктора, которую все звали просто «графиня», никогда раньше не появлялась на публике. И то, что Разуминин пожелал показать ее Шелохову и его гостям, говорило лишь о высшем доверии своему коллеге.
Но ни сам князь, ни его любовница Феликсу были неинтересны.
Его волновали больше Ильшанский и его жена.
Сам Фернандо внушал Феликсу толику гордости за самого себя, так как учиться у такого профессора биологии, как Ильшанский, было настоящей удачей. Ланской до сих пор помнил, как мог прогулять в институте лекцию по истории Столицы или по экономике, но на уроки Фернандо он летел в любом состоянии. Даже как – то раз завалился в аудиторию с гриппом и температурой в тридцать восемь.
Супруга его, Вера Николаевна Панкратова, со слов Лидии, которая видела девушку всего раз – и то случайно, – не слыла красавицей среди знати Троелунья, однако блистала своими знаниями в биологи и химии. Ее образование окончилось с получением двух дипломов в области химической промышленности, но научные работы до сих пор выпускались и гремели на всю Столицу. А когда девушка изобрела лекарство от холеры – ее чуть ли не канонизировали.
И вот как раз труды Панкратовой Феликс смог припомнить, как только увидел вензель. По ним он изучал уровень медицины в Троелунье в прошлый свой визит. Панкратова писала просто, доступно, немного даже примитивно, зато Ланскому было оттого интересней.
И в ту же секунду, когда ворота открылись, чтобы впустить гостей, Феликсу захотелось увидеть Веру. Не красавица, но гений. У Феликса было много вопросов к Панкратовой как к коллеге, и доктор уже нацелился удовлетворить свой интерес.
Но как только его нога ступила за ворота двора Разумниных, как его вновь ударило в грудь неведомая до сих пор сила. Воздух из легких вышибло, а желудок, казалось, разорвало. В животе разлилось неприятное тепло, а по спине прошел холодок, и в ту же секунду перед Феликсом появился Горский.