Доктор Ланской: Смертельный клинок Троелунья

Схватив из кожаного чехла скальпель, медик поддел первую раму, которую надежно скрепила краска, а после, надавив на верхнюю щеколду, отодрал вторые ставни, которые, казалось, приросли к оконному проему благодаря пыли, грязи и частым дождям.

Феликс сразу выбрался на карниз и, несмотря скользкий облицовочный камень, встал ногами в лакированные туфлях на скользкий парапет – и пошел в сторону трубы.

Дождь уже лил меньше, отчего один из охранников, державших Арину, в какой – то момент поднял голову и увидел на парапете идущего в сторону трубы доктора. Он сразу окрикнул Ланского, но Феликс, наметив себе путь и унимая с каждым шагом прыгающее в груди сердце, преодолел свой путь чуть ли не за минуту.

– Вы что творите?! – раздалось под ногами Феликса.

Он посмотрел вниз – и увидел Лидию, которая выбежала из – за криков охранников. Ее глаза стали круглее двух блюдец, зрачки сузились, а губы задрожали. Лидия была готова кричать, но, как только увидела, что Феликс собрался спускаться по трубе, вдруг заорала:

– Справа! За углом!

Феликс сначала даже не понял, зачем Лида это крикнула ему, но потом в голове мелькнула мысль: лестница. Точно! Лидия же вчера весь день сидела с Шелоховым на веранде, наверняка они прохаживались вокруг дома, следовательно – она все осмотрела.

Благодарно кивнув, Ланской прошелся еще дальше, схватился за ледяную мокрую трубу и, глянув за нее, увидел ту самую железную пожарную лестницу, находившуюся как раз рядом с окнами спальни Александра Шелохова. Стоило бы и догадаться…

Быстро перебросив тело через трубу и ухватившись руками за прутья лестницы, Феликс подтянулся, поставил ноги на нижние перекладины и пополз вниз, не обращая внимания ни на покалывания в ладонях, ни на красные от холода пальцы.

Дыхание сбилось, сердце стучало словно птица, которую заперли в узкой клетке, а в ногах начались судороги, которые показались Феликсу сначала терпимыми, но потом он ощутил, как покалывание расползается не только на икры, но и на голень.

Но он продолжил идти прямиком на Шелохова, который от увиденного замер с хлыстом в руке, не в силах пошевелиться.

Охранники стиснули руки Арины до того, что девушка вскрикнула, но не перестала смотреть на приближающегося к ней доктора. Ее зареванное лицо, разбитая губа и свежий кровоподтек на левой щеке заставляли Феликса, превозмогая боль во всем теле, идти на Александра, сделавшего шаг назад.

– Господин Ланской, как сие понимать? – сурово уточнил Шелохов, сжимая рукоятку хлыста.

Но Феликс не отвечал.

Он молча подошел к охранникам, опустился на одно колено перед Ариной и, словно в дурмане, приподнял двумя пальцами ее подбородок.

– Я помогу…

Феликс не понимал, что творит. Нечто внутри приказывало ему, говорило вместо него и даже заставляло мыслить вопреки собственным установкам. Ланской осознавал, что подчиняется кому – то, но не мог понять, что им движет.

– Ваше сиятельство, – голос Феликса стал ледяным, словно закаленная сталь. – Ваше сиятельство… отпустите ее, прошу вас. Ваша племянница жива. Сейчас важно лишь это.

– Виновница будет нести наказание, – возразил строго Шелохов. – В следующий раз будет лучше следить за детьми.

– Вы ее допросили? – вдруг зло спросил Феликс.

Он встал, выпрямился и, взглянув в глаза Шелохову, увидел в зеленых зрачках лишь непонимание и испуг. Александр явно не ожидал, что доктор сможет дать отпор, но больше он был шокирован от причины такой перемены. Неужели Феликсу оказалась так дорога какая – то дворовая девка?

Феликс же почувствовал, как его руки начинает опутывать странный дым. Его не было видно, но холод, который сковал запястья, заставили доктора вздрогнуть, взмахнуть руками, словно он стряхивал капли воды с кистей, но не помогло.

Невидимые путы сковали, больше не дав сделать и шага.

Даже к Лидии не было возможности обратиться. Его заставляли смотреть в глаза Александру, который внезапно дал знак жестом отпустить Арину.

Девушка рухнула на мокрый гранит и, откашлявшись, приподнялась на локте, чтобы посмотреть в глаза своему князю – и прошептать:

– Нашлась управа…

– Увести ее, – приказал Шелохов. – Пусть отлежится. Завтра допрошу.

Охрана была только рада подобрать Арину и, подняв на ноги, унести вместе с ней ноги со двора.

Дворецкий последовал за ними, спрятав Арину в помещениях для слуг, а Лидия, как только двери особняка закрылись, приблизилась к Ланскому и, заглянув ему в глаза, прикоснулась обеими руками к лицу доктора.

И Феликс не смог ее одернуть. Язык не ворочался. Мышцы окончательно закаменели, а руки держали те самые невидимые путы.

– Доктор Ланской, вы больны? – спросил со всей серьёзностью Александр, видя манипуляции Лидии и отсутствие реакции у Феликса.

– Господин Феликс, – Лидия продолжала утирать лицо врача от капель дождя, но это не помогало. Взгляд Феликса был направлен в одну точку – и ею был Александр. – Господин Феликс, ну скажите хоть слово!

– Мисс Лидия…

– Да вижу я, вижу! – крикнула девушка. – Околдован…

– Арина? – уточнил сурово Шелохов, сжав рукоять хлыста до того, что побелели костяшки пальцев. – Она?!

– Не знаю…

И в этот момент Феликс почувствовал, как вновь проваливается в небытие. Его утягивает в потусторонний мир, как утопающего затягивает в бурлящий агрессией водоворот, не давая шансов на выживание.

Мир закрутился перед глазами, словно доктор оказался на карусели, а затем вновь удар в грудь, вышибивший из легких вес воздух – и темнота…

Очнуться в этот раз ему довелось в постели, в какой – то странной комнате, где стены были сделаны из деревянных круглых брусьев, а вокруг пахло жженным воском, горелой бумагой и мокрыми тряпками, как будто кто – то вовремя не вытащил из стиральной машинки вещи.

Феликс попытался приподняться, так как, на удивление, чувствовал силы. Но в ту же секунду его обескуражил чей –то стон, а затем и взметнувшийся ворох рыжих волос.

В полумраке, с пляшущими на стене тенями и отблесками огня из стоящего напротив кровати камина, облицованного крупной галькой, Феликс с ужасом увидел Арину.

Только на сей раз девушка была словно еще моложе, красивее и нежнее. Ее лицо не было заплакано, зато вокруг губ была размазана помада, явно от поцелуев, а на ресницах виднелась тушь, отчего глаза девушки казались еще больше, а взгляд – наивнее.

– Аркадий? Ты чего? – удивилась Арина.

Феликс сразу отдернулся, чуть не упав с узкой койки, на которой они вдвоем возлежали, но в этот момент Арина, придержав его, завлекла в свои объятия и, прильнув к обнаженному телу доктора, прикоснулась к его губам.

Ланской хотел уже начать вырываться, как вдруг снова осознал: он не управляет своим телом. Это воспоминание, в которое его погрузил призрак незнакомца. А учитывая, что у умерших остаются лишь яркие образы для демонстрации медиумам, у неизвестного ночь с Ариной почему – то осталась в категории «важных» воспоминаний.

– Аркадий… ну чего ты? Ночь на дворе…

– Ехать надо, – произнесли губы Феликса, и доктор сам ужаснулся.

Но сопротивляться не стал.

Он очень надеялся, что лицезреть долго сию сцену ему не придется. И не зажмуриться, чтобы все пронеслось быстрее, было невозможно. Приходилось смотреть на Арину глазами незнакомца и ощущать… что? Тепло? Привязанность? Или же…

– Так еще только четыре… Аркадий! Господин Горский!

Феликс тем временем спокойно наблюдал, как его рука, отбросив одеяло, обнажила оголенное тело, а после, подобрав с приставленного к кровати стула панталоны, начала быстро одевать тело, приводя его в приличный вид.

Арина все это время сидела в кровати, прикрыв наготу одеялом, и молча смотрела с негодованием на некоего Горского.

И только тогда, когда Феликс начал застегивать пуговицы на жилете, его взгляд упал на противоположную стену. В темноте, над умывальником, висело небольшое зеркало, в которое незнакомец не преминул посмотреться.

И Феликс внутри весь вздрогнул. Если бы сейчас на затылке были его волосы, они бы встали дыбом. В отражении на доктора посмотрел тот самый молодой человек с засаленными каштановыми волосами и крючковатым носом со слегка выпученными глазами.

Только в тот момент, когда Феликсу показывали видение, Аркадий Горский выглядел куда лучше: мягкие волнистые локоны были уложены в низкий хвост и скреплены лентой, на лице не было и намека на усталость, а на губах играла умиротворенная улыбка.

Пока Горский завязывал нашейный платок, Арина накинула ночную рубашку и, укутавшись в шерстяной платок, спустилась с кровати и подошла к Аркадию сзади, взглянув в лицо любовника в отражении.

– У тебя все получится. Ты сумеешь их убедить.

– Я знаю. Это будет прорыв. Мы так долго с Фернандо работали над ним.

– Я знаю, милый. И тогда ты получишь патент…

– И смогу войти в совет ученых при Золотом Университете!..

– И мы поженимся…

– Да, обязательно, – Горский приобнял Арину и, поцеловав ее макушку, посмотрел снова в зеркало, – Все будет так, как мы хотели…

Феликсу не дали досмотреть сей сон, так как нечто прострекотало прямо над ухом, вырвав его из сумрака.

– Очнулся?

– Да. Получилось…

Феликс откашлялся, чувствуя в горле остатки какого – то кислого сиропа. Он отвернул голову от света, чувствуя, как свечи причиняют боль огоньками, а потом сжался, так как в желудок кольнуло. Но в ту же секунду, как его скрутило, он почувствовал прикосновение ледяных рук, пахнущих полынью, а затем по коже пошли мурашки, когда Лидия прикоснулась к его лбу смоченным в ледяной воде полотенцем.

Вспышки боли в голове утихли, и им на смену пришло умиротворение и странное спокойствие. Желудок кололо еще минут пятнадцать, а потом отпустило. Дыхание выровнялось, сердце стало биться в обычном ритме, а глаза, привыкнув к полумраку комнаты, различили силуэты стоявшего около дверей Александра и сидящей рядом Лидии.

– Господин Феликс, что вы чувствуете? Можете пошевелить рукой? – спросила Лидия.

Доктор вытянул правую руку и, пару раз сжав и разжав пальцы, кивнул.

– Ноги чувствуете?

– Да.

Феликс при поднял голову, чтобы увидеть, кто собрался вокруг, и почти сразу распознал в сумраке комнаты силуэт Александра, сидевшего на стуле, а также стоявшего рядом с хозяином дворецкого. Мужчина нервно поправлял пламя в керосиновой лампе, а также часто протирал потный лоб.

Он почему – то нервничал.

Шелохов, увидев, что доктор пришел в себя, встал и, подойдя ближе, склонился над доктором.

– Вы даже после приворота будете ее защищать? – вдруг спросил строго Александр. – Доктор Ланской, я ошибся. Признаю. И не позволю Арине больше вредить вам.

– Вредить? – не понял Феликс.

– На вас был приворот, – пояснила спокойно Лидия, потирая правое запястье.

Феликс это сразу заметил, протянул руку к девушке, успел ее схватить за кончики пальцев, притянуть к себе ближе и отдернуть кружевную манжету.

Как и думал доктор: перемотанная рука, а под бинтами – проступившие капли крови.

Феликс посмотрел в лицо ассистентки: бледная кожа, посеревшие губы, потухшие глаза – первые признаки потери крови. А потом, когда прослушал пульс, Ланской мог точно сказать: Лидия потеряла не меньше двухсот миллилитров.

– У меня не было выбора, – начала оправдываться девушка, пытаясь выдернуть руку, но Феликс держал крепко. – Вы были под ее чарами. Вы даже не контролировали свои мысли. А вдруг бы… вы…

– Лида.

Феликс встал и, свесив ноги с кровати, взял и вторую руку девушки. Обе были ледяными, словно он прикасался не к живому человеку, а к трупу, который пролежал в прозекторском холодильнике не менее двух суток.

Дворецкий подкрутил рычаг в лампе – и от керосинки пошел приличный свет. Комната озарилась оранжево – алыми тенями, отчего Феликсу сначала показалось, что он попал в очередной кошмар, устроенный призраком. Но потом, когда Лидия опустила виновато глаза, доктору пришлось выпустить руку Ильинской и взять двумя пальцами ее подбородок, чтобы вновь поднять лицо ассистентки и посмотреть ей в глаза.

– Никогда… слышишь меня?.. Никогда так больше не делай.

– Господин Феликс…

– Никогда! – приказным, но в то же время больше обеспокоенным тоном сказал доктор. – Никогда не смей меня спасать такими жертвами. Хоть ты и принадлежишь к великому роду, твои силы уже угасли. И ты не сможешь…

– Откуда вам знать? – сурово спросила Лидия, убрав его руку от своего лица. – Да, моей семьи нет. Она казнена. Но кровь, которую я пронесла сквозь эпохи, все еще сильна. И поверьте, именно она помогла мне наложить на вас защиту.

Лидия встала и, вырвав руку, отошла подальше от керосиновой лампы. Она вскоре вышла из спальни – и скрылась где – то в гостиной. Феликс и Александр услышали, как хлопнули двери, а затем Шелохов, выглянув в окно, увидел, что девушка стоит на белокаменной площадке – и рыдает: плечи Лидии вздрагивали, а голова оказалась опущена.

– Напрасно вы так, – заметил Александр, садясь на место Лидии. – Она правда боролась за вас. Когда увидела, что нити ведут к Арине, вместо скандала и кровопролития, самостоятельно отгородила вас от нее.

– Что значит «отгородила»?

Вместо ответа Александр, взяв Феликса за правое запястье, показал сделанные свежие три царапины. Раньше их не было, как и начерченного над ними какого – то рунического знака. Но Ланской мог поклясться: он не чувствовал ни раздражения на коже, ни боли, ни какого – либо дискомфорта от повреждённого участка кожи.

– Это древняя магия, которую передают ведьмы по женской линии, – пояснил Шелохов. – Привороты бывают разные: легкие и тяжелые, сделанные с добрыми помыслами и дурными. Арина выбрала достаточно простой в исполнении, но тяжелый в последствиях приворот. На воде.

– Что за бред…

Феликс встал с кровати и решил пройтись, но, как только он попытался встать, голова закружилась. Легкие вновь сжало, но не до конца, а комната из оранжевой стала синеватой, словно Феликс смотрел на пространство через негатив.

Но среди сине – голубого фона стоял вполне себе цветной полупрозрачный силуэт Аркадия Горского.

Мужчина был одет в парадную форму кадетского корпуса, с эполетами и золотым шитьем, но достаточно низкого качества. Феликс видел такие на парадных мундирах солдат из низших рангов в армии: когда на золотые нити не было денег, они просто покупали желтые нитки и вышивали себе на мундирах узоры ими. Зато брюки на Горсокм были отменного качества, с серебряной вставкой вдоль всей штанины, а перчатки были начищены также хорошо, как и фуражка с белой лентой.

Ученый? Феликс подумал, что ошибся, однако, тряхнув головой, вновь увидел эту белую ленту с голубой вставкой, которую нужно было носить на плече. Так ученые, которым по тем или иным причинам пришлось бросить учебу в Университете, но которые все еще принадлежат к сообществу химиков и биологов, обозначали себя на балах или в салонах.

Феликс припомнил свою ленту с красной полоской, но тут же отбросил мысли о выпускном из кадетского корпуса.

Аркадий же, странно ухмыльнувшись Феликсу, сделал шаг в сторону, и исчез в дверях. Ланской даже не успел и слова сказать, как громко выдохнул и, опершись на грядушку кровати, откашлялся.

– Доктор Ланской! – крик Шелохова вырвал Феликса из видения, отчего у врача стало рябить в глазах от смены освещения. – Доктор, все, хватит. Вы сейчас же ляжете и до утра не выйдете отсюда. – Шелохов обернулся к дворецкому, – Подготовьте на завтра все, что нужно. Охота отменяется. Как и поход к Разуминину.

– Разуминину? – удивился Феликс, посмотрев на чиновника.

– Ах да, не сказал, – Александр выудил из кармана сложенный лист и передал его врачу.

Феликс развернул стандартное приглашение «на обед», расписанное витиеватым подчерком перьевой ручкой, но почти сразу заметил: буквы от строчки к строчке скакали, что наводило на две мысли: либо пишущий создавал письмо на коленке, либо же у него был тремор.

Но свои догадки Феликс решил оставить при себе.

Он отдал письмо назад, после чего заметил:

– Лучше не отказывайте. Все – таки князь…

– Мы равны в Парламенте, – сразу сказал Александр, но скрестил руки на груди и как будто бы обиделся. – Однако этот Разуминин… Он словно что – то хочет. Да еще и притащил с собой этого Ильшанского… господи, какое – то наказание.

– Ильшанский?

Феликс прикрыл глаза, так как фамилия показалась ему смутно знакомой. И не зря. Ровно через тридцать секунд память выудила из закромов сознания учебник по биологии за третий курс в Золотом Университете на медицинском деле, а также справочник по энтомологии.

– Профессор Ильшаснкий? Фернандо Ильшанский?!

– Вы знакомы? – бровь Александра невольно приподнялась.

– Относительно. Он читал моему курсу лекции по биологии до третьего курса, – вспомнил Феликс не без улыбки. – Он тогда был всего на пару лет меня старше. Но уже защитил кандидатскую и получил право преподавать несчастным студентам.

– Что ж, тогда будет лучше, если вы примете мое приглашение на обед к Разумининым.

– Я?

Феликс посмотрел на Шелохова как на дурака, и тому то явно не понравилось, так как его нога начала нервно отбивать каблуком туфли неприятную дробь по паркетной доске.

– Понимаете… этот Ильшанский… он помешан на своих бабочках. А я их… не то, чтобы не переношу… Но не люблю. А он то притащит альбом с ними, то замурованную в янтарь или формалин букашку… – Шелохов дернулся, но сразу успокоился. – Мерзость, одним словом.

– И вы думаете, оно меня привлечет?

– Не язвите. Доктор биолога поймет.

– И отвлечет, – понял Феликс, и Александр согласно кивнул. – Ну ладно. Все равно на завтра я планировал прогулку. Лидия может пойти с нами?

– Разумеется, – казалось, Шелохов даже и мысли не допускал оставить Лидию без высшего общества. – Разуминину она может приглянуться, но вы не обращайте внимания. Он ходок по молоденьким дамам, но, как только видит отпор, сразу отступает.

– А, я еще и ваша гарантия, я понял, – Феликс улыбнулся и посмотрел в окно, на белый диск луны на черно – синем небосводе. – Хорошо. Значит, завтра?

– Да. А пока что, – Шелохв перенял из рук дворецкого керосиновую лампу и направился с ней к выходу, – отдохните. Понимаю, как вам тяжело: сначала Михаил достал, потом еще и эти женские интриги… Отдыхайте.

Он скрылся за дверями гостиной, после чего Феликс, подойдя к окну и затушив свечи, чтобы не отсвечивало стекло, увидел, как Александр, выйдя во двор к Лидии, набросил ей на плечи свой плащ с соболиным воротником и, прижав к себе, что – то начал говорит.

Феликс же, еще раз осмотрев запястье и кисть, где Лидия вывела знаки, прижал руку к груди, сжав пальцы в кулак.

Не стоило так говорить с ассистенткой… в Лидии и правда текла очень древняя кровь. И отрицать ее способности, как и существование магии в двух мирах, в которых обитал Феликс, было глупо. Да и факты сходились: Арина подносила стакан воды, когда он упал в обморок в саду, и она же готовила ванную, поэтому легко могла либо сделать заговор на воде, либо подмешать что – то.

Александр увел Лидию в дом, но, сколько бы Феликс ни ждал девушку, она не пришла ни через час, ни через три. Видимо, она выбрала провести время в компании чиновника.

Тем лучше…

Феликс уже собрался принять ванну и ложиться, как и приказал Александр, отдыхать как вдруг услышал стук в двери гостиной.

И если сначала в груди Феликса затеплилась надежда, что вернулась Лидия и они могут поговорить, то стоило ему открыть двери, как невольно задергался правый глаз.

Вместо Лидии на пороге стояла, слегка сгорбившись и держа в руках керосиновую лампу, Арина. Ее волосы были скреплены лишь белой лентой, отчего несколько прядей обрамляли миловидное лицо, а зеленые глаза смотрели с некоторым испугом, как у ребенка, который натворил дел – и пришел с повинной к родителю.

Да и из одежды на девушке была лишь ночная рубашка с длинными рукавами, а поверх лежала красная шаль, которая еще больше акцентировала оттенок волос Арины.

– Господин Ланской, – голос был безжизненным, и Феликсу пришлось придержать уже вертевшийся на языке посыл. – У вас есть что – то от ран? Очень сильно жжет…

Феликс уже хотел было указать ей на выход с этажа, как вдруг вспомнил себя в юности: после дуэли приполз к доктору за обезболивающим, чтобы пережить последние три дня экзаменов, а потом уехать к себе домой – и вылечиться.

Его не прогнали. Более того – наложили швы, дали таблетки с обезболивающим и написали справку. В итоге от верховой езды он был освобожден, а зачёт получил автоматом.

– Ладно, заходи, – тихо сказал Феликс, отступая назад и впуская девушку в комнату. – Пошли покажешь, как тебе сшили раны. Тебе же рассекло кожу.

– Не сшили, – устало сказала Арина, сев на диван и поставив лампу на столик.

– Как не шили? – удивился Феликс. – Погоди, а ты сейчас…

– Там раны… они горят очень… невозможно спать.

Феликс знал, что обрекает себя на долгие часы муки, но все – таки не смог просто смотреть на мучения девушки:

– Пошли в комнату. Я осмотрю и зашью. Иначе сепсис тебе гарантирован.

– Но… доктор…

– Пошли – пошли. Или будешь мучиться и умрешь. А я не хочу больше никого осматривать в прозекторской. Вашего Томилина хватило тогда с головой.

Феликс помог Арине подняться и дойти до спальни, где разрешил лечь на свою кровать. Керосиновую лампу, которая горела довольно ярко и источала сладковатый аромат, было достаточно света, чтобы не зажигать свечи.

Арина довольно быстро расстегнула ночную рубашку и скинула ее до пояса, оголив стройное тело, покрытое синяками, ссадинами и кровоподтеками. Причем, Феликс сразу обратил внимание: некоторым больше двух недель, а какие – то получены не больше часа назад.

Следы от розог, которыми Шелохов хорошо исполосовал спину девушки, уже присохли. Кровь остановилась, однако было видно, что рассеченную кожу не обработали, отчего она уже начала покрываться «диким» мясом. А вот гнойники Феликса никак не желал ни оперировать, ни удалять, чтобы не делать больно Арине, поэтому, порывшись в кейсе, нашел оптимальный вариант.

– Потерпи. Будет очень сильно больно, зато потом поспишь.

Феликс достал пузырек с новым швейцарским спреем от ран. Он закупил такие пузырьки для детей Маркуса, так как Лилия часто сшибала то коленки, то локти, то свозила до мяса кожу на улице, поэтому часто приходилось экстренно обработать, а уже потом нести в кабинет и осматривать.

Арина, готовясь к боли, впилась пальцами в подушку, но, как только Феликс спрыснул раны и наскоро стал готовить из марли и фаты компрессы с препаратом, не услышал ни звука. Девушка лежала как тряпичная кукла, но при этом крепко, до белых пальцев, сжимала края подушки и одеяла.

– Терпи – терпи, – более ласково попросил Феликс, изготовив четыре компресса и вылив на них обеззараживающий раствор. – Зато не будет лихорадить. И горячки тоже поможет избежать. А теперь приготовься…

Он приложил компрессы, после чего стал перебинтовывать спину девушки. Арина сначала протяжно стонала, разрешив слезам течь по щекам, а потом адаптировалась – и стала просто смотреть на то, как доктор, вбирая из ампулы в шприц прозрачную жидкость, готовится поставить укол.

– Что это? – туманно спросила Арина.

– Обезболивающее. Ночь ты хотя бы сможешь отдохнуть. Давай руку.

Арина, не меняя положения, вытянула правую руку, но, как только Феликс наметил себе место на предплечье, чтобы колоть в мышцу, девушка внезапно подалась вперед, притянула доктора к себе – и поцеловала.

И в этот момент в голове Феликса словно разорвалось несколько мелких петард. Сердце пропустило удар, а рука сама выпустила на пол шприц с обезболивающим.

Ланской тут же вывернулся, так как ему стало противно, но в следующую секунду Арина, словно и не болела, прыгнула к нему и, овив руками шею, вновь притянула к себе и, поцеловав, царапнула острыми ногтями по руке.

– Ты мой! Мой! – И вновь град поцелуев, которым Феликс не смог противостоять.

Вновь та неведомая сила, что завладела им пару часов назад, возымела над телом власть.

Арина уже не казалась ему противной. Наоборот – ее рыжий цвет волос, который до этого Феликс был неприятен, сделался самым любимым, а зеленые роковые глаза заставили доктора самому поддаться напору девушки – и опуститься с ней на кровать.

Арина оказалась неплоха: она быстро выкинула с постели свои одежды, а затем, целуя доктора то в шею, то в губы, то в щеки, ловко расстегнула рубашку Феликса и, прильнув к его груди, вдруг прошептала:

– Она тебя не получит…

А дальше все было как в тумане.