Доктор Ланской: Смертельный клинок Троелунья

– Что ж, в таком случае, вам следует отдохнуть. – Шелохов щелкнул пальцами, и рядом, словно только и ждали команды, материализовались двое охранников. – Отнесите багаж доктора и его ассистентки в приготовленную комнату. Вы же не против, если будете находится в одних покоях? Но, разумеется, в разных постелях.

– Конечно – нет, – сразу заметила Лидия.

В этот момент Феликс, посмотрев на окруживших его, заметил, как Арина поджала от досады губы, посмотрев на Лидию со злобой, а Шелохов, хоть и сохранил спокойствие и непринужденность, с тоской посмотрел на Ильинскую, словно самолично отрывал от сердца дорогую игрушку.

«Похоже, тут лишний я…» – невольно ворвалась мысль в пульсирующую от давления в сосудах голову доктора. Но Феликс сделал вид, что ему все равно, и отправился вместе с Лидией в предложенные покои на втором этаже.

Они оказались довольно простыми и просторными: два квадратных окна в обрамлении гипсовых рам, расположившийся у правой стены белый камин с подсвечниками на его полке, и тканевым диваном в окружении двух плетеных кресел, укутанных в несколько слоев пледов и одеял.

Паркет и в гостиной, и в спальне покрыли теплые ковры с причудливыми узорами, а на двух деревянных кроватях с львиными ножками и резными узорами на спинках любезно расположились спальные пуховые одеяла и по две дополнительные подушки. Окно в спальне было одно, но занимало почти всю ширину несущей стены, отчего света в помещении было довольно много, как и в ванной, схожей по квадратуре со спальней.

– Прямо апартаменты, – сорвалось с языка доктора.

– Да уж, господин Шелохов не скупится, – согласилась Лидия, просмотрев подушки и одеяла. – Возьмите вот эти, – вдруг сказала девушки, бросив на кровать доктора две своих подушки.

– Лидия?

– Вы жаловались последний месяц на спину, вот, подложите, чтобы не простыть у стены. Днем тут тепло, но ночью вы замерзнете.

–Ты издеваешься? – улыбнулся Феликс, но его бровь ехидно поднялась вверх. – Я живу в Швейцарии почти полвека. И пережил тридцать зим в горах. Ты думаешь, меня осенью в Кенсионе можно напугать?

–И тем не менее, – продолжила серьезно Лидия. – В том году вы переболели пневмонией. Помните, как лежали две недели в постели? Или напомнить вам уколы в…

– Все – все, я понял.

Феликс решил не ссориться. Лидию в данном вопросе было тяжело переспорить, но Ланской понимал почему. Тогда Ильинскую дернули из отпуска в Цюрихе обратно в замок, так как сообщили, что основной врач заболел и слег с пневмонией. И именно Лидии пришлось выхаживать и Феликса, и присматривать за тогда еще беременной супругой графа.

– Голова кружится? – уточнила Лидия, остановившись напротив доктора.

Но Феликс, сев на свою кровать и опершись на спинку, положил голову на ледяную руку. Пальцы странно занемели, но Феликс все списывал на приступ с видением. Призраки достаточно больно били по кровеносной системе, но Лидии этого знать не стоило.

– Болит, – поправил доктор ассистентку. – Чай с сахаром нужен. И час покоя.

– Хорошо, – улыбнулась Лидия, приготовившись исполнять приказ. – Тогда отдыхайте. Я предупрежу, чтобы вас не тревожили.

– Но к ужину я выйду, пусть Шелохов не надеется, – усмехнулся Феликс.

– Разумеется.

Она выпорхнула из спальни и, как только за девушкой закрылись двери гостиной, Феликс рухнул на другую сторону кровати и, вдохнув запах порошка с подушек, невольно растянулся, расслабив тело, а затем, взглянув в белый, недавно побеленный потолок, почувствовал накатившую волну усталости – и поддался ей.

Веки отяжелели, глаза закрылись, сознание покинуло реальность, перенеся доктора в очередной кошмар.

Глава 16

Глава 2

Страшный темный подвал… старинная кладка камней, покрытая сырой скользкой пленкой и мхом… запах гнили и задохнувшихся тряпок… Но эта вонь перемешана с чем – то сладким, похожим на мед. Какой – нибудь цветок? Нет… что – то иное…

Феликс долго не мог понять, пока рядом с ним не пролетела крохотная черная бабочка с золотой каймой и несколькими рядами оранжевых кругов на крыльях. После нее около доктора остался тот самый цветочный флер, по которому Ланской и понял: пыльца!

Он попытался рефлекторно схватить бабочку, так как она отличалась и размерами, и окрасом от тех, что видел врач. Сделав пару шагов к насекомому, упорхнувшему во тьму подвала, Феликс вдруг услышал под ногами хлюпанье.

Его сердце екнуло, так как именно этот звук он знал не понаслышке. Воспоминания военных действия десятилетней давности нахлынули панической атакой, но Феликс, вдохнув и выдохнув, тряхнул головой и трезво посмотрел под ноги, готовый ко всему.

Но в ту же секунду, когда его взгляд присмотрелся к темноте и различил на каменном полу кровавую линию, дыхание сбилось окончательно, и Феликс понял: он задыхается от страха, его начинает подташнивать от железного привкуса, появившегося на губах, а затем организм подсказывает вытереть хлынувшую из носа кровь – и бежать.

И в этот же момент, когда Феликс разворачивается, чтобы унести ноги из подвала, его взгляд выхватывает из темноты острый вороний клюв, огромные стеклянные глаза, а также долгополую шляпу, от которой у Ланского в памяти прорезаются сквозь запретную стену еще больше воспоминаний с войны.

А потом руки в черных кожаных перчатках, хватая доктора за горло, прижимают к мокрой стенке и, вжав в склизкие камни, начинают душить.

– Пусти… нет…

Несколько секунд острой боли и пробирающего до костей страха действительно задохнуться сменяются белой вспышкой перед глазами, после которой Феликс проваливается сначала в пустоту, а затем обнаруживает себя сидящим на поляне в каком – то лесу.

– Опять? – вырвалось невольно у доктора. – Что вас так тянет в леса?!

Он потер горло, встал на ноги – и в ту же секунду осенняя листва зашумела, трава заколыхалась под порывами ледяного ветра, а между деревьями на высокой скорости промчался экипаж, на козлах коего восседал уже знакомый Феликсу призрак незнакомца, а в самом экипаже оказалась достаточно молодая особа в белоснежном платье и развевающейся на ветру фатой.

Конское ржание оглушило Феликса, а ворох желтых и красных листьев, ударив по телу врача, смогли его заставить вздрогнуть. Настолько реалистичное было это видение…

– Аркадий! – вдруг услышал Феликс от девушки.

Ее звонкий голос пронесся по лесу долгим эхом, перекликающимся с вороньим карканьем, а также гулом ветра.

Ланской же, проводив в небытие экипаж, вдруг уточнил в пустоту:

– Аркадий? Я прав?

Лес зашумел сильнее, а ветер усилился, словно тем самым давая ответ доктору.

– Я не буду говорить, пока не увижу, – напрягая изо всех сил голосовые связки, заметил Феликс.

Но на этот выпад доктор получил болезненный удар в спину, от которого рухнул в листву – и внезапно ощутил не аромат сырой земли, а запах горелого дерева…

Феликс вновь очнулся от звуков собственного голоса. Только на сей раз это был не крик, а очень шумный вдох, словно доктора окунули насильно в воду лицом, а потом резко выдернули, дав возможность глотнуть кислорода.

Феликс прокашлялся, огляделся, чтобы уловить любое присутствие в своей комнате, но не увидел никого. Призрак исчез, незнакомца тоже не было, по спине не бегали мурашки, а вот в горле стоял такой плотный комок, что пришлось даже запивать его водой из графина.

Феликс быстро глотнул из графина, любезно оставленного то ли слугами, то ли Лидой, после чего подошел к окну – и выглянул на улицу.

Над Кенсионом уже опустились сумерки. Оранжево – пурпурное небо медленно перетекало в темно – синее с россыпью звезд, деревья вдалеке почернели, превратившись в единую полоску, отделяющую дома с загоревшимися огнями в окнах от надвигающегося ночного небосвода. Во дворе стрекотали кузнечики, с болот доносился монотонный речитатив каких – то птиц, а на соседних участках из граммофонов слышались мелодии конца девятнадцатого века или вовсе – кто – то сам играл на скрипке или флейте.

Посмотрев вниз, на белокаменную площадку, Феликс увидел, что на диванчиках, укутанные в пледы, сидят Шелохов и Лидия, о чем – то мило беседуя, а во дворе, у самого подножия лестницы, играет с Ариной маленькая Рита. За ними всеми с каменным лицом наблюдал дворецкий и двое охранников, стоявших по обе стороны начала лестницы.

На столе рядом с Лидой и Александром дымился ужин, блестел начищенный до блеска самовар, а из блюдца с вареньем без всякого стеснения выбирал ягоды крошечный соловей, благодаривший, однако, за такую трапезу короткими трелями.

Однако Феликса слегка напрягло, когда во всем этом радушии он не нашел фигуры Миши. Мальчика нигде не было видно, сколько бы доктор ни присматривался. Однако, как понял доктор, Шелохова не столь заботило отсутствие в доме сына, сколько разговор с Лидией.

Поэтому, наскоро сменив рубашку, в которой прибыл, Феликс набросил на плечи свое пальто, прихватил кошелек с инструментами для оказания экстренной помощи, и уже бы ушел на поиски мальчика, как вдруг, выйдя в гостиную, медик ахнул: рядом с камином, на полу, сидел Миша.

Мальчик смотрел на тлеющие в камине угли, при этом перед собой держал раскрытую книгу.

– Миша?

Шелохов – младший тут же обернулся. Он подскочил на ноги, чтобы встать ровно, но у него затекли ноги от долгого сидения в одной позе, да еще на ледяном полу, поэтому мальчик пошатнулся, но успел схватиться за кресло.

Феликс сразу подошел и, придержав ребенка, помог ему сесть на диван. Миша понурил голову, словно чего – то застыдился, а у Феликса словно с души камень упал: значит, у сына Шелохова не тронут разум и с психикой не все так плачевно.

Не убежал же…

– Ты что тут делаешь? – уточнил Феликс, скинув пальто и сев в кресло. – Разве ты не…

– Дядя сказал сидеть дома, – немного шепеляво сказал мальчик. – Сказал, что я опасен…

– Опасен? – Феликс искренне удивился. – Почему же? Ты вроде обычный, ни рогов, ни клыков не наблюдаю…

Феликс улыбнулся, пытаясь хоть как – то вывести ребенка на контакт, но Миша промолчал. На его лице не появилось и тени улыбки или быстрой детской радости от внимания к его персоне. Миша как будто еще сильнее помрачнел, отвернул от Феликса голову и стал смотреть в пустоту.

– Михаил, – доктор не привык долго нянькаться с детьми, так как не специализировался на педиатрии. – Ты же пришел ко мне зачем – то. Вот и расскажи, что тебя тревожит.

И вдруг мальчик, шмыгнув носом, вновь повернулся к доктору – и заставил Ланского сникнуть. Детские слезы были больной темой врача, так как он их ненавидел. Но и устоять не мог. Зареванные глаза могли тронуть черствую душу даже такого циника как Феликс.

– Вы его видели? – вдруг произнес тихо Миша, глотая слезы.

– Его? – удивился Феликс. – Кого?

– Мужчину… у него страшные глаза… и черные волосы… Он приходил к калитке сегодня. Но его прогнала мама…

У Феликса волосы на затылке зашевелились.

По коже пробежали мурашки, а душа упала в желудок.

По лицу сына Шелохова было непохоже, чтобы тот врал, да и реакция ребенка на происходящее была достаточно искренней: четырехлетка так не смог бы отыграть, если бы даже захотел привлечь таким способом к себе внимание.

Нет, мальчик вполне осознанно пришел к доктору, считая, что болен…

– Помогите мне, – попросил вдруг Миша, резко схватив руку Ланского. – Дядя говорит, что отдаст меня, если я не перестану говорить с мамой. Но я ее вижу! Вижу! И дядю того видел!

– Миша, успокойся, – попросил Феликс, а сам сглотнул от страха вставшую комом в горле слюну. – Прошу тебя, не ори. А просто расскажи, что видел, когда и как именно.

И то, что поведал Миша, повергло Феликса в шок.

Ребенок, которому пришлось пережить покушение от собственного отца, увидеть похороны матери, прожить полгода в доме дяди и научиться видеть призраков, со слезами и мольбами говорил об этом не родным людям, а постороннему доктору. И Феликса, хоть сначала и пугал рассказ Миши, потом стало немного трясти от злости.

Доктор и сам не заметил, как переместился на диван к Мише. Ребенок, почувствовав участие в его судьбе, вскорости прижался к боку Феликса, и парень не стал отказывать в поддержке. Он приобнял мальчика, дал ему платок и, слушая все инциденты, когда Миша видел покойную мать, сделал вывод: Мария являлась сыну только перед какими – то событиями. А иногда просто защищала и предупреждала…

– Доктор, я ее правда вижу, – всхлипнул мальчик под конец рассказа. –Это правда. Я не вру. Поверьте, пожалуйста. Я не псих, как говорит дядя!

– Конечно, не псих! – подтвердил Феликс. – Просто… как тебе объяснить…

– Я знаю, что маму убил папа… я видел, как он ей дал по голове подсвечником…

Феликс поморщился, так как вспомнил проломленный висок Марии и сидящую около мертвой матери Риту.

– Я ее очень любил… мамочка…

– Ну все, хватит, – мягче попросил Феликс, утирая пальцем катящиеся из глаз Миши слезы. – Ты такой же, как я. Ты просто видишь тех, кто уже мертв…

Феликс сказал это – и сам себя готов был ударить. Ну что он несет? Этот дар ему передала сама Смерть, когда подарила вечную жизнь и свое покровительство. А Миша? Феликс грешил на удар прикладом, которым Томилин ударил сына при задержании, а тут…

Ланской не считал себя чем – то необыкновенным, но все – таки думал, что его способности единичны. Хоть вокруг и существовали медиумы и демоны, которые были способны говорить с душами почивших, все – таки в контакт с ними входить умел не каждый, а уж видеть их воспоминания так и вовсе могли единицы.

– Можно их как – то не видеть? – спросил вдруг Миша, успокоившись. – Доктор Ланской… можно?

– Я не знаю, – сказал Феликс, гладя Мишу по волосам. – Но одно могу сказать точно: они тебе не навредят. Пока рядом с тобой твоя мать, они к тебе не подойдут.

– Обещаете?

– Обещаю.

– А дяде скажете, что я нормальный?

– Разумеется. Сегодня же и скажу, – заверил Феликс.

Миша прижался сильнее к доктору, и Ланской, обняв мальчика, вдруг почувствовал холодок, прошедшийся по спине.

Он приподнял голову – и увидел в углу комнаты того самого незнакомца с засаленными волосами и острым клювообразным носом. Призрак не подходил, а молча наблюдал за двумя на диване.

– Что? – прошептал Феликс. – Говори.

– Доктор Ланской? – Миша отстранился, посмотрев сначала в лицо доктору, а потом обернулся. – Вы чего?

– Что тебе надо? – продолжал Феликс, смотря лишь на призрака.

Доктор сам не заметил, как встал с дивана, пошел к темному углу, куда не достигал свет от окна и камина, протянул к призрачному гостю руку – и с ужасом увидел, как мужчина вытянул тонкую ладонь навстречу, почти коснувшись пальцев Ланского.

– Ты… кто ты такой?

– Я сейчас покажу…

И в ту же секунду ладонь призрака прошла сквозь грудь доктора, коснулась самой души и, сжав сердце, заставила Феликса крякнуть от боли – и повалиться на пол.

Комната над головой пошла кругом, очертания потолка стали плыть, а звуки сначала заглушились, но потом просто исчезли, погрузив Феликса в вакуум, из которого ему путь был лишь один: в видение незнакомца, которое тот принес с собой для показа.

Дорогой дом какого – то очень богатого человека, все в лепнине, зеркалах в золотых оправах, статуях богинь и атлантов. Каждый проход в новое помещение сопровождается стражей, цветущими в горшках экзотическими цветами и кадками с папоротниками. Из высоких окон бьет солнечный свет, поэтому ни свечей, ни светильников не нужно, чтобы увидеть две фигуры в самом центре длинного зала.

В окружении множества столов с микроскопами, столиками для препарирования лягушек, а также множества шкафов с химикатами, пробирками и книгами по биологии стояли двое мужчин в белоснежных халатах, с защитными нарукавниками и в тальковых перчатках.

Один был полностью спиной и в респираторе, а вот второй оказался тем самым незнакомцем, который носил всего лишь марлевую маску и круглые стеклянные очки в золотых оправах.

Склонившись над одним из столов, мужчины обсуждали какой –то яд. Феликсу с трудом удавалось услышать слова второго, который был в респираторе, но вот по фразам того, чей призрак стоял рядом с доктором, Ланской догадался: мужчины собрались испытать какой – то новый открытый токсин.

– Вы правы, – крикнул мужчина в марлевой маске, – за это открытие нам дадут премии! Или лучше – откроют доступ к королевской лаборатории, где мы сполна разгуляемся…

Феликс ощутил, как его вновь стало душить нечто. На горле как будто сомкнулись тиски, а сердце пропустило несколько ударов. Кровь отлила от лица, а в глазах зарябило.

Его вновь перебросило в осенний туманный лес, но только на этот раз вокруг не было ни звука. Даже гул ветра доктор не смог услышать, хотя видел, как шатаются верхушки деревьев и как отдельные листы кленов и осин поднимаются в миниатюрных вихрях.

Незнакомец стоял напротив Феликса, спокойно взирая на доктора. Он ни о чем не просил, ни на что не пытался указать. Просто смотрел в лицо Феликсу и как будто этим самым пытался привлечь внимание Ланского.

– Кто ты? – спросил Феликс, прокашлявшись.

Но неизвестный вновь не открыл рта. Лишь беззвучный порыв ветра, который Феликс ощутил каждой клеточкой своего тела, пронзил душу могильным холодом. Страх сковал, не давая двинуться, однако доктор пытался сохранять спокойствие.

– Имя! – вдруг яростно потребовал Феликс, крикнув из последних сил.

И в тот момент, когда доктору показалось, что глаза незнакомца вспыхнули заинтересованностью и он приготовился отвечать, Феликс ощутил во рту металлический привкус крови. Подавившись и откашлявшись, доктор отступил назад, упав на одно колено. Прикоснувшись рукой к лицу, Ланской с ужасом увидел на ладони алую жидкость, а затем почувствовал, как вдохнуть становиться невозможным.

Из глаз хлынули слезы, хотя Феликс не понимал, что его заставило заплакать. Запрокинув голову кверху, рефлекторно пытаясь схватить больше воздуха, Ланской понял, что дыхательные пути перекрыты рвотным комком. Легкие не раскрываются, кровоток нарушается, а сознание туманиться.

Пронзающий страх неизвестности, которым укололо вдруг сознание, заставило Феликса сначала податься вперед, словно в воздухе перед ним было спасение, но после = просто рухнуть на примёрзшую землю, вдохнуть аромат сырости и гниющей листвы.

– Ар…ка…дий…

Белый потолок… нет, голубой… нет, лазурный… Но карниз же точно был белый… а стены – персиковые… или зеленые… или красные…

Первые несколько секунд пробуждения Феликс пытался вспомнить, где он и почему лежит в кровати, укрытый по плечи одеялом, с ледяным компрессом на лбу и с ужасно гудящей головой.

Осторожно пошевелив пальцами на руках, доктор осознал, что он еще жив: все тело пронзила волна боли. Даже уже зажившее плечо внезапно заныло, словно его только что зашили.

Дышать было тяжело, но Феликс списал это на массивное одеяло, набитое натуральным гусиным пухом, а вот сердце, как понял доктор, стучит в обычном темпе. Даже, как он успел сосчитать за минуту, в немного замедленном.

Повернув голову, Феликс обнаружил рядом с кроватью приставленный столик, на котором расположились подсвечник, с запаленными свечами, несколько собственных упаковок с лекарствами, которые он прихватил с Земли, а также спавшую на двух скрещенных руках Лидию.

Девушка оперлась на столик, когда читала записи своего начальника: под телом девушки Феликс увидел свою тетрадку с заметками по работе сердечных клапанов, а после обнаружил лежавшие рядом исписанные собственными рецептами листы.

Лидия их сохранила? Зачем? Это же были просто выписанные рекомендации для четы Шефнеров в разные моменты их жизни…

Потянувшись за одним, чтобы посмотреть, Феликс приподнялся на локте, но не учел старости кроватей в доме Шелохова – и прокололся на банальном скрипе матраца.

– Черт…

– И он тоже, – вдруг тихо ответила Лидия, протерев глаза и посмотрев устало на доктора. – Как вы себя чувствуете? Дышать легче?

– Не очень… и рука болит…

– Простите, мне пришлось вколоть вам препарат, чтобы снять бронхоспазм, – коротко и спокойно пояснила Лидия, аккуратно тронув правый рукав Феликса и приподняв его.

На сгибе локте обнаружилась прикрепленная пластырем вата. Феликс тут же вопросительно посмотрел на ассистентку, и Лидия, приняв положение сидя, уточнила:

– Миша прибежал к нам, сказал, что вы упали в обморок. Он вас звал, кричал, но вы не отзывались. Сказал, что какая – то «мама» указала на нас с господином Шелоховым, и он побежал на веранду. И знаете, – Лидия быстро вытерла выступившую слезу, – если бы я опоздала хотя бы на минуту, вас бы уже выносили на погост.

– Ты же знаешь, я не умру. Никогда. Пока Смерть не решит иначе.

– Мда? – глаза Лиды блеснули недобрыми искорками, но тон голоса девушка пока сохраняла относительно спокойным. – Тогда как вы объясните тот факт, что у вас не было дыхание, мне пришлось делать вам массаж сердца, а потом применять препараты, чтобы заставить ваши легкие снова дышать? Как вы объясните, что Александру пришлось брать лошадь – и мчатся к соседям, дабы взять у них отвары и лекарства, ибо я не могла привести вас в сознание почти семь часов!

Она вдруг встала и, отойдя от кровати Феликса, отвернулась. По ее жестам доктор понял, что она вытирает ладонью выступившие слезы, однако, стоило Лидии вновь обернуться к нему, как Ланской вздрогнул: такой злой ассистентку он не видел еще ни разу.

– Миша сказал, что вы к кому – то обращались перед обмороком. Сказал, что вы тянули к кому – то руку. И только после этого упали без чувств.

– Лида, хватит.

Превозмогая боль и слабость в ногах, Феликс все – таки поднялся с кровати и, подойдя к Лидии, положил ледяные руки на горячие острые плечи девушки. Ильинская не стала поднимать на него взгляд, а лишь бессильно привалилась к груди доктора, позволила Ланскому обнять ее и прижать к себе.

Феликс редко видел эмоции Лидии, тем более такие, но за несколько раз нашел идеальный способ усмирить начинающуюся женскую истерику: проявить мнимую заботу, дать тихо выплакаться в рубашку, а потом забыть об этом.

– Лида…

– Простите, – прошептала обреченно Ильинская, быстро вытирая рукавом платья слезы. – Простите… нервы… сдали…

– Не извиняйся, не за что, – Феликс посмотрел на лекарства, которые Лидия достала из кейса, после чего по – дружески потер плечо девушки и, обнимая, подвел Лидию к столику, усадил на стул и предложил воды. – Успокаивайся. Все прошло. Ты умница. Впрочем, другого от своей личной ассистентки я и не ожидал.

Лидия молча допила бокал с водой до дна, а затем, взглянув на севшего напротив нее доктора, приложила два пальца к шее парня и, сосчитав за минуту пульс, заглянула в глаза.

Феликс понял, что делает Лида, и не стал противиться. Пусть смотрит его радужки и видит, что сознание не помутилось, а разум еще при нем.

– Ложитесь, – попросила Лидия, смягчившись. – Вам надо отдохнуть. Все – таки… интурбация… и этот спазм…

– Все, хватит… успокойся, прошу тебя, – Феликс говорил тихо, чтобы Лидия слушала и не пыталась кричать. – Сколько времени?

– Два ночи, наверное… я полчаса назад ходила вниз, и было половина второго, вроде, – путанно произнесла Лидия.

– И ты сидела со мной семь часов… Лидия, это тебе надо отдыхать, – Феликс провел рукой по горячей щеке девушки. – Иди, ложись. Но сначала – успокоительное. И выходной до завтрашнего дня.

– Но…

– Никаких «но», – Феликс покопался в кейсе, нашел обычные капли с пустырником и, накапав несколько грамм в воду, отдал бокал Лидии. – Давай, и больше не смей так нервничать. Я уж точно не та персона, из – за которой ты должна получать инфаркты.

– Какой бред вы несете…

Лидия выпила еще один бокал с водой, после чего кивнула доктору – и отправилась в ванную комнату, чтобы переодеться.

Феликс же, еще раз осмотревшись, затушил одну из свечей. Но, уже ложась вновь в кровать и готовясь уснуть, услышал скрип двери, затем визгнувшие деревянные половицы, а уже после – недовольный вздох Лидии, скинувшей на стул шелковый халат.

Феликс не видел, но слышал и знал, как именно готовится ко сну ассистентка, когда они вместе в номере или комнате. Лидия никогда не нарушала своих привычек, но Феликсу почему – то всегда было стыдно – и он отворачивался к стенке, дабы наблюдать лишь на обоях мелькающий полупрозрачный темный силуэт девушки.

– Новый крем? – вдруг уточни Феликс, внезапно услышав аромат трав.

– Да. Арина дала, пока я сидела с вами, – Лидия нанесла немного на шею и ключицу. – Сказала, что он хорошо помогает при морщинах и сухости.