С привкусом пепла

Насчет самой малости Ивашов пошлейшим образом врал. Собачьи клыки изуродовали лицо Твердовского, в клочья изорвали шею, почти отделив голову, и прогрызли живот, выпустив потроха.

– Просто замечательно, – махнул Зотов рукой.

– Вы понимаете, что это значит? – с придыханием спросил Ивашов.

– Ну еще бы, по вашей вине утеряны важные улики. Я расцениваю это как саботаж.

– Я ни при чем. – Ивашов отшатнулся и побледнел. – Я доктор и за трупами смотреть не обязан! Понимаете? Не обязан!

– Не кричите, доктор, у меня болит голова, – поморщился Зотов, опускаясь на корточки перед обезображенным телом. Мда, ловить явно нечего, кусок бесполезного мяса. – У трупа видели посторонних?

– Никого. – Ивашов закончил трястись. – Вернее, я никого не видел, были трое пациентов, и все. А что?

– Да так. – Зотов коснулся уцелевшего участка кожи и понюхал пальцы. Чисто.

В тридцать втором, в Кингисеппе, был схожий случай. Одним прекрасным утром дворник обнаружил в подворотне труп, объеденный собаками до неузнаваемости. Вызвал милицию. Личность жертвы установили махом, в кармане нашлись документы. Оказалось, гражданин любил напиваться до скотского состояния, частенько засыпал на улице и прошлой зимой успел обморозиться, потеряв три пальца на левой руке. Утрата важных частей тела к отказу от вредных привычек не привела. Несчастный случай, не иначе. Вдова билась в истерике, грозилась свести счеты с жизнью. Преступление открылось случайно. Город маленький, все на виду, через пару недель следователь застал безутешную вдову в компании хлыща с ленинградской пропиской и шикарной криминальной биографией. Парня загребли в каталажку, где он запел соловьем. Оказалось, выпивоху задушила подушкой жена, поддавшись на уговоры любовника. Обещал, дарил цветы, щедро вешал лапшу на уши, в общем, стандартный набор. Тело облили растопленным салом и вытащили на улицу. Собаки оправдали возложенные надежды. Суд отправил убийцу на восемь лет в лагеря, подельнику впаяли пятерку. Могло тут быть то же самое? Сомнительно. Слишком сложно, если кто-то хотел спрятать улики. Да и смысл, если первичный осмотр произведен? Очередная тропиночка в никуда.

– Они вкусили человечины, понимаете? – пролепетал Ивашов. – Теперь ждите нападений на людей! Умоляю, поговорите с Марковым, нужны кардинальные меры!

– Меня больше интересовал труп, чем собаки, – признался Зотов.

– Думать надо не о мертвых, а о живых, – назидательно сообщил Ивашов. – Мертвецам уже ничем не помочь, а собаки-людоеды под боком! И повар Савушкин им потакает, а я говорил Олегу Ивановичу… – Фельдшер осекся.

Зотов сделал вид, что не слышал. Ивашов стучал Твердовскому, дураку ясно. Знаем мы эти разговоры о том о сем с умными, внимательными людьми, сами такие. Особист многих держал за причинное место. Синенькая тетрадочка, мать ее. Теперь Твердовский откочевал в лучший мир, и агентуру нужно перетянуть на себя. Просто так, на всякий случай. Приятно, когда на тебя работает десяток дополнительных глаз и ушей. Зотов закинул крючок:

– В землянке начальника особого отдела найдена синяя тетрадь крайне интересного содержания. Вам уделена пара строк.

– Она… она у вас? – Зрачки доктора предательски расширились. – Марков сказал, тетрадь пропала.

– Марков говорит то, что нашептал я, – лихо соврал Зотов, идя по самому краю. – Надеюсь, вы в курсе моих полномочий?

– В курсе.

– Значит, с этой минуты работаете на меня, добрый доктор. – Зотов доверительно взял Ивашова под руку, чувствуя, как того колотит мелкая дрожь. Приятное ощущение. – Мне нужна вся информация по смерти Твердовского, любые детали. Поможете мне, я помогу вам. Инцидент с трупом и собаками будет исчерпан, синяя тетрадь уедет со мной, а я, через связи в комиссариате здравоохранения, сделаю вас настоящим врачом и организую переезд в большой город. Честная сделка?

– Я… я не смел и надеяться, – пролепетал Ивашов. – Я все сделаю, огромное вам спасибо!

– Благодарить будете после. – Зотов отстранился и пошел к выходу. – Я буду наведываться время от времени, девочки у вас загляденье.

– Всегда рад, – расплылся в льстивой улыбке Ивашов. – Проводить вас?

– Не стоит, пусть нас как можно реже видят вместе. До встречи, добрый доктор, – попрощался Зотов и задернул брезент. Захотелось вымыть руки с мылом и щеткой. Плюсов больше, чем минусов. По разгильдяйству потеряно тело. Однако приобретен весьма ценный агент и кинута приманка о синей тетради. Посмотрим, что будет.

На лес упали бледно-молочные сумерки, лагерь постепенно затих. Зотов добрался до кухни, поужинал пшенной кашей со шкварками и жареным луком и отправился обживать землянку Твердовского. Сон на месте убийства его ничуть не смущал. Не кисейная барышня. Выделываться будем после войны. К жилищу подошел в сгустившейся темноте. На небе рассыпались тусклые звезды, играя в прятки с робкой нарождающейся луной. Зотов достал папиросу, чиркнул спичкой и прикурил, выпустив струю синего дыма. Водки бы выпить грамм двести, от местного пойла воротит. Коварный организм отказывается принимать изысканные напитки вроде самогонки и коньяка. Жена пыталась приучить пить коньяк по всем правилам: мелкими глоточками, смакуя и грея в руке. Зотов кривился и норовил засадить коньяк залпом, закусив пельменями или прозаической колбасой. «Зотов, прекрати!» – кричала Светлана. Она всегда обращалась к нему по фамилии, когда злилась или назревал серьезнейший разговор.

– Товарищ Зотов, – позвали из темноты.

Зотов охнул, едва не выронив папиросу, и пробурчал:

– За такие шутки у нас во дворе убивали. Мне не восемнадцать, могу дуба дать.

– Простите, – шепнул невидимка без тени раскаяния. В ночном мраке угадывался силуэт. – Я не хотел.

– Кто вы?

– А какая разница?

– Действительно, никакой. Я могу выстрелить и потом посмотреть, нервы ни к черту.

– Разговор до вас есть. – Голос незнакомца показался смутно знакомым. У Зотова хорошая память на лица, числа, голоса и обиды.

– Поговорим в землянке? Чаю попьем.

– Не-е, хитренький какой. Я это, как его… тайно.

– Боитесь?

– А кто не боится? Дураки разве.

«Ого, первый анонимщик в новом театральном сезоне, – обрадовался Зотов. – Уже и не чаял». Чем хорош простой смертный? Если волею случая он становится владельцем некоей, по его мнению, крайне важной информации, то по истечении толики времени его начинает корежить от желания поделиться. Человека распирает ощущение собственной значимости, а окружающие, гады, не понимают. И тогда простой смертный решает растрезвонить тайну.

– Ближе к делу, любезный. – Зотов шумно зевнул. – Спать очень хочется.

– Друг у меня пропал, – сообщили из темноты. – Я товарищу Маркову сообщил, он грит – разберемся, помалкивай, а сам не делает ничего. Исчез хороший человек – и хрен с ним. Вот я до вас и пришел.

– Спасибо, тронут доверием. – Зотов сделал шаг. – Курить хочешь?

– Не подходите, – пискнул незнакомец, но было поздно. Зотов метнулся вперед и сцапал невидимку, в руках забилось худое, неожиданно сильное тело, затрещала рвущаяся одежда.

– П-пусти… – захрипел анонимщик.

– Лежать, дернешься – завалю, – пообещал Зотов, раздумывая, врезать стервецу по дурной башке рукоятью ТТ или нет.

Человек всхлипнул и затих.

Врожденная мягкость характера перевесила, и Зотов, ограничившись профилактическим тычком в область печени, развернул добычу лицом, сел сверху, зажег спичку и усмехнулся. Зыбкий огонек высветил перепуганного Кольку Воробьева, лучшего часового партизанского отряда «За Родину».

– Дурак ты, парень. – Зотов слез. – Будешь дальше так развлекаться, рано или поздно сядешь на нож.

– А чего вы кидаетесь? – всхлипнул Колька. – Я ж к вам со всей душой. У-у-у, рубаху порва-ал.

– Заштопаешь. – Зотов наклонился, вздернул парнишку на ноги и заботливо отряхнул. – Теперь, когда маски сорваны, можно поговорить. И не хнычь. Не хнычь, говорю! Рассказывай, что за друг, куда пропал.

– Валька, Валька Горшуков, – шмыгнул носом подросток. – Он первый в партизаны ушел и за меня слово замолвил. Мы с одной деревни, с Верхних Новоселок, которые за Десной. Он сегодня пропал.

– Постой, – навострил уши Зотов. – Сегодня? Одновременно со смертью Твердовского?

– Ага, вчера был, хвастался, мол, Решетов в боевую группу берет, фашистов крошить. Другая жизнь начинается. Утром гляжу – Вальки нет, сгинул, как провалился. Я весь лагерь оббегал, никто не видал. Разве может человек взять и пропасть?

– Да запросто. Наелся войной, надоели болота, по мамке соскучился? – навскидку предположил Зотов.

– Валька не такой, вы не думайте, – помотал головой Колька. – Он не мог убежать. Он знаете какой!

– Может, задание получил. Особо секретное.

– Валька бы обязательно мне обсказал, – растерялся Воробьев. – Мы же лучшие друзья!

– Все, в том числе и дружба, имеет предел, – философски отметил Зотов. – Замечал странности за ним в последнее время? Стал более скрытным или, наоборот, безудержно разговорчивым?

Колька задумался на мгновение и ответил:

– Ничего такого. Валька всегда веселый был, а тут в боевую группу взяли, он давно об этом мечтал, важным сразу стал, загордился! – В Колькином тоне проскользнула плохо скрытая зависть. – И сбежал? Не может этого быть!

– Лет ему сколько?

– Шестнадцать в феврале стукнуло, на год старше меня.

«Сопляки», – подумал Зотов.

В партизанских отрядах много мальчишек: посыльные, связные, разведчики, подрывники. Из пацанов выходят идеальные бойцы – не боящиеся смерти, не задающие вопросов, готовые выполнить любой приказ. Для них это – игра, опасная, захватывающая, живая. Они лезут в самое пекло, снуют под носом немецких патрулей и получают доступ туда, куда взрослому хода нет. Они просто дети, их никто не заставляет, не принуждает, их гонят прочь по мере возможности, но они приходят сами и встают плечом к плечу с отцами и старшими братьями. Маленькие солдаты большой войны. Герои, имена которых сотрутся из летописи страшных времен.

– Вальку в дезертиры теперь? – спросил Воробьев и затаился.

– Не должны. Завтра с Марковым поговорю, – пообещал Зотов.

– Меня не выдавайте.

– Обижаешь – могила.

– Поклянитесь товарищем Сталиным.

– Клянусь, – шепнул Зотов. – Услуга за услугу. Я выясню насчет Вальки, а ты будешь по-дружески рассказывать мне о настроениях в отряде, всякие мелочи, невзначай оброненные слова.

– Я не стукач, – фыркнул Колька.

– Согласен, стукач – паршивое слово. Ты будешь советским разведчиком, никто не узнает про твою опасную и нужную работу. Ну как?

– На своих доносы писать?

– Необязательно, можно в устном порядке.

– Ну… – заколебался Воробьев.

– И тогда Марков не узнает, кто у нас спит на посту.

– Вот вы какой, – протянул Колька.

– Какой? – перешел в наступление Зотов. – Я серьезное дело предлагаю, а ты кобенишься, шкет. На гестапо работать вербую? Вовсе наоборот. Слыхал про первое управление НКВД?

– Нет, – пискнул Колька, напуганный громким названием.

– Внешняя разведка, – таинственно произнес Зотов, сам к первому управлению отношения никогда не имевший. – Сбор данных по всему миру, включая оккупированные территории, большая игра, уровень, который твоему Вальке даже не снился. Утрешь ему нос. Согласен? Учти, второго шанса не будет.

– Согласен, – выдохнул Воробьев, мысль стать разведчиком ему определенно понравилась.

– Отныне твоим именем станет позывной «Воробей». Приступить к выполнению задания, агент Воробей. Свободен.

Колька повернулся и скрылся в ночи. Зотов посмотрел парню вслед, многозначительно хмыкнул и отправился спать. День впереди предстоял ох какой трудный.

Глава 6

С утра пораньше Зотов сидел у Маркова, попивая ароматный чай, заваренный малиновым листом и сухим липовым цветом. Разговор не клеился. Виной тому было напрочь испорченное настроение Зотова.

– Ваша задача – ждать самолет, товарищ Зотов, – назидательно сказал Лукин. – А вы чем занимаетесь? Достаете людей, отрываете их от священной борьбы? Я за вами наблюдаю. Развлекаетесь? Ну понятно, всю работу проделал я, и это ударило по вашему самолюбию.

Начштаба молодец, проявлял недружелюбие в лоб, не юлил и не лицемерил. Прямота – черта хорошего человека, ну или дурака.

– Тут да, уделали вы меня, – признался Зотов. – Как поживает подследственный? Появились улики, кроме притянутых за уши?

– Я не обязан отчитываться. – Правое веко Лукина задергалось, выдавая волнение.

– Ну так и умерьте тон, уважаемый, иначе придется не только отчитываться, но и подчиняться. Не стоит лепить из меня образ врага, я могу им и стать. Поэтому разграничим зоны ответственности: вы крутите версию Волжина, ведь она такая красивая, а я, человек не брезгливый, буду собирать объедки с барского стола. Все довольны, все дружат.

– Хорошо, – нехотя отозвался Лукин. – И каких нахватали объедков?

– Пока особенно никаких. – Зотов повернулся к Маркову. – Но скоро, уверен, появятся смачные, жирные версищи. Михаил Федорович, сколько человек отсутствует в отряде на данный момент?

– Так-то секретная информация. – Командир с видом провинциального фокусника извлек замусоленную тетрадь, нацепил очки с толстыми дужками, пошуршал страницами и торжественно зачитал: – Итак, стало быть, группа капитана Решетова убыла на задание двадцать шестого апреля, в составе двенадцати человек. Два разведчика в Навлю ушли, два в Пролысово, трое следят за восстановлением моста у Красного Колодца, двое наблюдают за перегоном Алтухово – Кокоревка. Боец Митрохина отпросилась домой, навестить приболевшую мать. Аверкин перед рассветом выслал людей с подводами в сторону Трубчевска, обновить запасы продуктов. Остальные на месте.

– Правда? – изумился Зотов. – Меня интересует некий Валентин Горшуков, одна тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения, уроженец деревни Верхние Новоселки. Могу я с ним повидаться?

Командиры переглянулись. Лукин недоверчиво фыркнул. Лицо Маркова вытянулось и стало каким-то беспомощным.

– От вас, стало быть, ничего не укроется? – спросил он.

– Это смотря как укрывать, – парировал Зотов. – А ведь мы, Михаил Федорович, договаривались на откровенность. А после этого начштаба обвиняет меня во всех смертных грехах. Некрасиво, товарищи партизаны. Так что с Валентином Горшуковым?

– Нет его в отряде со вчерашнего дня, – буркнул Марков. – Покинул расположение, стало быть. Дружок хватился поутру, вы его знаете, тот охломон, которого вы за мной знакомиться посылали.

– Николай Воробьев?

– Он самый. – Марков на секунду задумался, пытаясь ухватить верткую мысль. – Прибегает ко мне, грит, друг ситный в потерях, спасайте, товарищ командир. А у меня разве дел больше нет? Ну пропал и пропал, я не нянька за всеми следить.

– У вас тут проходной двор? – усмехнулся Зотов.

– Ну и не тюрьма с проволокой колючей да с пулеметом на вышке, – заявил Марков. – Кто посты знает, прошмыгнет в обе стороны, как в знакомый сортир. Валька энтот – пацан шебутной, в отряде два месяца, а уже в печенках сидит. Комсомолец он, видите ли, на жопе сидеть не могет, задания требовал, да чтоб поопасней, и в награду непременно орден на всю впалую грудь. Знаю я таких торопыг, гонору много, толку ноль. Он и раньше тайком из лагеря уходил, ему не впервой. Скучно ему у нас! А он чего, цирка с клоунами ждал?

– Говорите, и раньше из лагеря уходил?

– Раза два точно. – Марков посмотрел на начштаба. – Или больше?

– Это когда ловили, – нахмурился Лукин. – А так, думаю, больше десятка. В конце марта неделю отсутствовал, думали, с концами уже, а он явился отощалый, грязный, промерзший и довольный как черт. Принес разведданные о Кокоревском гарнизоне: сколько штыков, расписание караулов. Дзоты и пулеметные точки, паршивец, зарисовал. Беседу с ним провели, вроде утихомирился, а тут опять за свое. Недаром покойный Олег Иваныч пристально за ним наблюдал.

– Были причины? – насторожился Зотов.

– Горшуков до появления в отряде сотрудничал с оккупантами, – веско ответил Лукин. – Подробностей я не знаю, мне он клялся, будто ни в чем не замешан, а все слухи – наветы недоброжелателей. Спрашивается, откуда недоброжелатели у вчерашнего школьника? Твердовский сказал, разберется, вроде по его профилю, ну и… Неважно теперь.

– Как здорово! – удивился Зотов. – Одновременно со смертью Твердовского исчезает человек, подозреваемый в сотрудничестве с гитлеровцами, и это неважно? Неплохой объедок свалился мне со стола, благодарю.

– Думаете, он убил Олега Ивановича? – поразился Марков.

– Версия имеет право на жизнь.

– Пацан задушил опытного милиционера, похитил тетрадь и скрылся? – фыркнул Лукин. – Вам бы детективы писать, товарищ из Центра, Конан Дойль обзавидуется.

– Он умер, – не моргнул глазом Зотов. – Но дело его живет. Версия абсурдна только на первый взгляд.

– А на второй – смешна, – обронил начштаба. – Но если вам нравится, не буду мешать. Стройте воздушные замки. Желаю удачи. – Он встал, надел фуражку и покинул землянку.

– Перегибаете, Виктор Палыч, – сказал Марков. – У нас в колхозе тракторист был, Митька Косой, тоже всюду подвохи чуял, врагов народа искал, шпионы мерещились, кляузы строчил, стращал японским нашествием.

– На Брянск?

– Точно. Люди смеялись, а ему хоть бы хны, богатой фантазии человек.

– Как и я?

– Тут не знаю, странный вы, бегаете, ищете. Жалко вас, отдохнули бы, здоровье – оно одно, стало быть.

– Найдем убийцу – отдохнем, с вас баня, пиво и раки.

– Заметано, – серьезно кивнул Марков. – От Вальки-то не отступитесь? Вернется он со дня на день, время зря потеряете, нервы.

– А мне все равно делать нечего, – легкомысленно фыркнул Зотов. – Остается создавать видимость делового человека до самого самолета. Думаю прогуляться до деревеньки, откуда родом сбежавший, посмотреть, что к чему. Как считаете?

– Пустая затея. По лесу буреломы ломать, лешаку на потеху. Десяток верст с гаком, и попутка вас не подхватит. Да и опасно: Новоселки за рекой, в поле стоят, немцы, бывает, наведываются. Но дело ваше. От меня какая помощь нужна?

– Ребят лейтенанта Карпина возьму, ваши не понадобятся.

– Это хорошо. – Марков облегченно вздохнул. – У меня лишних людей сейчас нет.

– А вот от проводника не откажусь. Выделите Шестакова? Человек он не особо приятный, а болота знает, иначе проблуждаем до морковкина заговенья.

– Шестакова берите, мне хлопот меньше, – без раздумий согласился Марков. – Странно, люди с ним после первой встречи знакомство предпочитают не продолжать.

– И нужен человек из Новоселок, желательно лично знающий Горшукова.

– Воробьева и забирайте, с одной деревни они, с Новоселок, стало быть.

– И еще мне понадобится оружие.

– С вашим размахом гаубица или сразу танкетка?

– Можно полегче, карабин, например. – Зотов хлопнул по кобуре на бедре. – С этой пукалкой много не навоюешь.

Марков не глядя протянул руку, снял со стены МП-40, с лязгом грохнул на стол и сказал:

– Берите.

– А вы? – удивился царскому, пускай и временному подарку Зотов.

– А мне куда? – отмахнулся Марков и в довесок выложил подсумок с магазинами. – Висит глаза мозолит, положено, стало быть, по должности, а я даже стрелять не умею. У меня и наган так, для командирского форсу. Разберетесь?

– Даже не знаю, всегда боялся этаких штук. – Зотов взял пистолет-пулемет. – Вроде надо стволом в сторону цели, пальцем на спуск, остальное сделает сам.

Он повертел МП-40 в руках, привыкая к весу. Хорошая, надежная машинка, до шестисот выстрелов в минуту. Штампованная сталь, бакелит, ничего лишнего. В Красной Армии прозван «шмайссером». Из недостатков – ствол быстро перегревается и пистолетный патрон слабоват, в лесу предпочтительней старый добрый ППШ, с мощным патроном и в два раза большей скорострельностью. Ну ладно, на безрыбье и рак рыба. На короткой дистанции немецкий автомат убоен и точен. Ах да, еще один недостаток, Зотов разложил рамочный приклад. Старая болячка семейства МП. Шарнир приклада безбожно люфтил. Прицельная стрельба превращается в балаган.

Зотов проверил магазины на тридцать два патрона. Полные. И спросил:

– Не хотелось наглеть, но можно несколько пачек в придачу, боеприпасы лишними не бывают.

Марков понимающе хмыкнул, пошарил под нарами и извлек восемь картонных пачек.

Зотов прицепил подсумок к ремню, рассовал пачки по карманам и сказал:

– Распорядитесь насчет Шестакова и Воробьева. И спасибо.

– Не на чем, – сконфузился Марков. Хороший он все же мужик.

– А чем закончилась история с трактористом? – Зотов замер в дверях.

– С Митькой-то? – рассеянно переспросил Марков. – А ничем. Достал он своими кляузами людей из брянской конторы, они сначала на каждый сигнал реагировали, проверяли, все как положено, а в конце концов приехали трое на «Эмке», отвели Митьку за колхозный гараж и так отметелили, что он две недели плашмя лежал и кровью ссался. С тех пор тихим стал, завязал с доносами.

– Поучительно, – рассудил Зотов и вышел.

Утро выдалось прозрачным и светлым. Пульсировал воздух, вьющийся от выстывшей за ночь земли. Давненько такой весны не было, все больше холодно и дожди. А тут настоящее лето. Разведчики поджидали неподалеку. Зотов поднял их спозаранку, еще ночью твердо решив идти за пропавшим Горшуковым. Теперь на них любо-дорого посмотреть: злые, невыспавшиеся, опухшие, готовые убивать.

– Вооружились, товарищ Лис? – спросил Карпин, подпирающий спиной огромную ель с обрубленными нижними ветками. – Вас не узнать.

– Осваиваюсь потихоньку, – улыбнулся в ответ Зотов, прекрасно понимая, что всерьез его никто не воспринимает. Так оно и задумано. – Готовы?

– Всегда готовы. – Лейтенант отсалютовал по-пионерски. – Про Сашку новости есть?

– Сидит, кормят хорошо, жалоб и нареканий нет. Дальнейшее зависит от нас. Так что отнеситесь к предстоящему делу со всей возможной ответственностью. Появился новый подозреваемый, и мы его навестим. Задача непростая, марш на десяток верст.

– Мы привычные, – утешил Карпин и поправил ППШ на плече. – Вероятность встречи с противником?

– Немалая. Выдвигаемся в деревеньку за речкой, немцы там постоянно бывают.

– Оно и хорошо, – пробасил Егорыч, гладя примостившуюся у ног нещадно линяющую шавку. Собака вывернулась, ухитрилась лизнуть старшину в густые усы и рухнула на спину, предлагая чесать розовое пузо с налитыми сосками.

Зотов перевел взгляд на Капустина и сказал:

– Рацию оставьте, рядовой, лишний груз. На связь выходить не планируем, а если вляпаемся, все равно никто не поможет. Выполнять.

– Есть. – Радист козырнул и помчался в землянку.

На тропе показался веселый, словно гробовщик, Шестаков, а за ним и агент Воробей, втянувший голову в плечи и с какой-то озлобленностью поглядывающий в спину Степану.

– Вся честная компания в сборе! – восхитился Зотов. – А мы тут новую прогулку затеяли!

– Отчего же не прогуляться, – прогудел сквозь бороду Шестаков. – Далече ли собрались?

– В Верхние Новоселки, к Колькиной мамке на пироги.

– Знаю я те пироги, – паскудно ухмыльнулся Шестаков. – Воробьевы – семейство зажиточное, одних тараканов целое стадо, а вшей и вовсе не перечесть. Голь перекатная.

Колька вспыхнул, хотел ответить, но промолчал. Знакомая ситуация: нужные слова самым подлейшим образом приходят, когда разговор давно завершен.

– Ого, кого нелегкая принесла, – фыркнул Шестаков. Зотов проследил направление взгляда и увидел идущего к ним Маркова в сопровождении женщины лет тридцати.

– Не ушли еще, стало быть? – Марков неопределенно махнул рукой. – Вот, познакомьтесь, это Аня Ерохина, а это Виктор Павлович Зотов, человек из самого Центра! Вы уж простите, Виктор Палыч, девка про вас услыхала, как с цепи сорвалась, познакомь да познакомь!

– Здравствуйте. – Ерохина протянула узкую ладонь.

В голубых глазах прыгали чертики. Самоуверенная особа в мужской перешитой куртке и юбке до колен с поддетыми зелеными брюками. Из-под платка выбилась упрямая прядь. Лицо загорелое и обветренное, губы потрескались. Ресницы и брови выгорели на солнце. Не красавица, но так, ничего, симпатичная. Невысокая, крепкая, ладная.

– Здравствуйте, – улыбнулся Зотов в ответ.

– Разведчица наша, – с гордостью сообщил Марков. – Не только наша, всей партизанской бригады! В Локоть как домой ходит, такие сведенья достает, закачаешься!

– Очень приятно. – Зотов кивнул, украдкой разглядывая лихую разведчицу и не упустив из виду заинтересованность Карпина.

– А вы правда из Москвы? – Ерохина затаила дыхание.

– Из Москвы, – подтвердил Зотов, не вдаваясь в подробности. В столице последний раз он был полгода назад.

– И товарища Сталина видели?

– Только издалека, – сознался Зотов.

– А как бы мне к нему…