скачать книгу бесплатно
– Хорошо. – Она торопливо закивала. – Данечка добрый мальчик, послушный. С ним нет никаких проблем. Вот только врет.
Она виновато посмотрела на него, как будто хотела попросить за Данино вранье прощения.
– Он не врет, – сказал Алекс. – Он придумывает и фантазирует. С помощью этих фантазий он пытается справиться с болью. С ужасными воспоминаниями, которые у него остались. Со страхом, который он пережил. С тоской по маме. Помните, как он вчера сказал: “Пока они ждут, они будут молиться”? Его фантазии в некотором смысле являются его молитвами. Он пытается защититься ими от реальности, находиться в которой бывает невыносимо.
Она снова заплакала, тихо и горько.
– Но он совсем-совсем никогда ничего нам не говорил. Ничего не спрашивал. Мы надеялись, что он не помнит.
– Вы же помните, – сказал Алекс. – Даня такой же человек, как и вы.
– Все-таки дети быстро забывают… – несмело предположила она.
Алекс был хорошо знаком с этим мнением и, тем не менее, с трудом справлялся со злостью всякий раз, когда с ним встречался.
– Кого? – немного резче, чем нужно, спросил он. – Свою мать? Свою мать они не забывают никогда.
Инопланетянами Даня увлекся уже в терапии. Он добавил их в игровой репертуар почти одновременно с темой кормления. Как только динозавры начали питаться, в песочнице тут же появились носители внеземного разума. Алекс интерпретировал это как перенос[7 - В психоанализе переносом называют чувства клиента по отношению к психоаналитику, являющиеся повторением чувств, испытанных в раннем детстве по отношению к родителям.]. Вероятно, он сам был для Дани инопланетянином, существом принципиально нового порядка, отношения с которым не выстраивались по наработанной схеме. Алекса радовало, что на роль инопланетян Даня взял толстопузых, добродушных и вполне земных космонавтов из набора для малышей от года до трех. Как будто что-то хорошее, полученное от мира в том возрасте, еще до трагедии, готовилось вернуться в его жизнь, даже если пока еще казалось совершенно чужим. Алекс надеялся помочь ему присвоить себе это хорошее, однако он постоянно помнил, что и во внутренней, и во внешней реальности Дани в каждый момент времени где-то неизменно присутствовал его отец.
Сегодня из песочницы Даня перешел за столик для рисования. После пятнадцатиминутного творческого процесса, протекавшего в полной тишине, он молча предъявил Алексу изображение огромного малинового осьминога, державшего в каждой из лап оружие: палку, нож, булаву, меч, пистолет, гранату, ружье и копье.
– Как он хорошо вооружен, – сказал Алекс.
– Он будет сражаться с пиратами, – сообщил Даня. – Пираты приедут, а он их потопит и застрелит.
– Он защищает свой дом? – спросил Алекс.
Даня подумал, потом забрал у него листок и, склонившись над ним, тщательно прорисовал какой-то новый элемент в нижней части композиции.
Когда Даня вернул ему рисунок, под брюхом осьминога торчал крошечный клетчатый чемоданчик.
– Он защищает свое сокровище, – сказал мальчик. – Если бы у тебя было сокровище, ты бы тоже его защищал.
* * *
Сокровищем, которое ему не удалось сегодня защитить, было его свободное время. Когда-то давно он поклялся себе в двух вещах: не работать больше тридцати часов в неделю и не назначать встречи с клиентами после шести вечера в пятницу. Иногда эту клятву приходилось нарушать, но никогда еще, кажется, он не испытывал в связи с ее нарушением столько раздражения. Попрощавшись с Даней, он вдруг живо представил, как мог бы сейчас выйти из офиса, сесть в машину и по мокрому, черному, залитому огнями Ленинградскому проспекту за полчаса домчаться до уютного психологического центра на Аэропорте, где заканчивали работу его усталые коллеги. Вместо этого ему предстояло еще час сидеть в кресле, знакомясь с новым для него человеком, который так хотел попасть на прием именно сегодня, что заставил прогнуться под себя все мироздание.
Опасаясь, что его эмоции опять выбьют пробки, он постарался расслабиться, прошелся по коридору и в приемной взял со стола старый номер “Вокруг света”, забытый или специально оставленный кем-то из скучавших родителей. Он открыл журнал на первой попавшейся странице и прочитал: “Мрачное очарование гробниц: что привлекает ученых в древних захоронениях”.
В дверь позвонили. Новая клиентка, уговорившая его два дня назад по телефону на экстренную консультацию, оказалась высокой стройной брюнеткой в мягком сером пальто до колен. На пороге она бархатным голосом произнесла “здравствуйте” и, едва войдя, окутала офис особенно роскошным ароматом “Bottega Veneta”, хорошо ему известным.
Поблагодарив мироздание за маленькие радости, Алекс пригласил ее в кабинет.
– Как мне к вам обращаться? – спросил он, потому что по телефону она не представилась.
– Маша, – сказала девушка.
Что-то необъяснимое произошло в этот момент. Сама незнакомка, ее голос, ее манера говорить, запах, который она принесла, и относительно скромный вырез ее платья, и оттенок кожи, обтягивавшей ее тонкие ключицы, и подвеска в форме восьмерки над межключичной впадиной, и ее длинные пальцы, и перекрещенные колени, и взгляд из-под ресниц, и легкая хрипотца, которую она не торопилась прогнать кашлем, – все эти случайно выхваченные из цельного образа детали, едва дойдя до сознания, моментально смешались вновь, пропитались сырым вечером и его усталостью, и его вдруг пронзила дрожь узнавания, накрыло острое ощущение дежавю со всей его бескомпромиссной убедительностью, не позволявшей сомневаться в том, что все это и вот в точности так уже с ним когда-то было.
– Расскажите мне, пожалуйста, с чем вы пришли, – предложил он ей традиционное начало.
– Я пришла, потому что у меня есть определенная проблема, – уклончиво сказала Маша, но в ее уклончивости не прозвучало ни тени жеманства.
Он кивнул, подтверждая, что эта часть ситуации ему понятна.
– Мне бывает трудно контролировать свои импульсы, – конкретизировала девушка.
– Какого рода импульсы вам бывает трудно контролировать? – спросил Алекс, словно ему самому стало трудно контролировать импульс задать наводящий вопрос.
– Я ворую вещи, – сказала Маша, глядя ему прямо в глаза.
На какое-то время они сцепились взглядами, и он почувствовал, что у него не получается разомкнуть этот контакт. Маша проникла ему прямо в мозг, и, если бы он сейчас отвел глаза, какая-то ее часть осталась бы в нем навечно. Он позволил ей временно похозяйничать у него в голове, пытливо перебирая попавшиеся под руку предметы, и оставил дверь, через которую она вошла, открытой, чтобы у нее была возможность выбраться наружу.
– Какие вещи, где? – спросил он.
Маша вздохнула и посмотрела на темное окно.
– Где придется, – сказала она. – Часто в магазинах, но это еще полбеды. В магазине не нужно приносить извинений, достаточно просто вернуть украденное. Хуже всего, что я ворую у друзей. На вечеринках, в гостях. Я не хочу, чтобы об этом стало известно. Я всегда боюсь, что об этом уже все знают, но в лицо мне еще никто ничего не говорил. Мне будет ужасно стыдно!
Она произнесла последнее восклицание с неожиданно аффектированной интонацией, не слишком гармонировавшей с тем аристократическим спокойствием, которое она демонстрировала до сих пор.
– Вы хотите сказать, что воруете против собственной воли? – уточнил Алекс.
– Абсолютно против собственной воли. – Маша твердо посмотрела на него.
– А что вы воруете?
Маша пожала плечами.
– Какую-то ерунду. Заколки. Губную помаду. Ручки. Однажды украла у крестной пилку для ногтей. В другой раз – карманного плюшевого медведя у ребенка подруги. Еще был случай в супермаркете: я зачем-то положила в сумку рулон двустороннего скотча. Он мне был совершенно не нужен. Я нашла его дома и еле-еле догадалась, как он туда попал. Вы не поверите, как много можно безнаказанно вынести из-под камер наблюдения, если не ставить перед собой такой цели.
Маша улыбнулась мягкой, ироничной улыбкой, и он вдруг подумал, что ему было бы не трудно обсудить с ней все эти проблемы на какой-нибудь камерной вечеринке, расположившись поближе на диване вместе с бокалом вина.
– То есть вы воруете вещи, которые вам не нужны? – спросил он, надеясь, что вечер пятницы не возьмет свое слишком внезапно.
– Как правило, да, – ответила Маша.
– Как правило?
Маша улыбнулась и пожала плечами одновременно.
– Были случаи, когда вы украли что-то ценное? – спросил он.
– Были, но я не хочу о них сейчас говорить, – проворно отрезала Маша, сопроводив резкость высказывания нежным покачиванием головы.
Ему показалось, что она еще не решила, хочет ли она его соблазнить, и эта нерешительность сама по себе была соблазнительной.
– Я ведь могу не говорить о том, о чем мне говорить дискомфортно? – чуть более невинно, чем следовало, спросила она.
– Конечно, можете.
Он произнес это торопливо, будто обрадовавшись, что ему не придется проникать в нее глубже, и тут же понял, что она сейчас попросится к нему в терапию. Как от героини качественного нуара, от нее исходило притягательное ощущение опасности, но он не был уверен, что хочет иметь с ним дело на постоянной основе.
– Разумеется, я понимаю, что, если моей проблемой заниматься всерьез, это принесет мне массу дискомфорта и потребует от наших отношений долгих лет жизни, – послушно следуя сценарию, улыбнулась Маша.
– А вы хотите заниматься этим всерьез? – спросил он.
– Я хочу.
Она посмотрела ему в глаза, но на этот раз он не пустил ее глубже.
– Какой цели вы хотите достичь? – спросил он.
Она пожала плечами.
– Либо перестать воровать, либо хотя бы понять, почему я это делаю.
– Вы думаете, есть какая-то одна причина?
– А вы нет? – удивилась Маша. – Я думаю есть. Помните, как в фильме “Марни”? Героиня воровала, потому что в детстве получила тяжелую психологическую травму.
Он почувствовал скованность, какая порой возникает, когда осознаешь, что за тобой следят. Однако ему стало любопытно, насколько хорошо Маша подготовилась ко встрече с потенциальным психотерапевтом.
– Я боюсь, что фильм “Марни” представляет собой излишне упрощенную версию жизни, – сказал он.
Маша пожала плечами.
– Любая сказка представляет собой излишне упрощенную версию жизни, – заметила она. – Это не снижает ее ценности.
– И в чем именно, по-вашему, заключается ценность сказки? – спросил он.
– Это экзамен? – засмеялась Маша. – Вы проверяете, подхожу ли я вам в качестве клиента?
– Мне просто стало интересно ваше мнение, – сказал он.
– По-моему, ценность сказки заключается в первую очередь в том, что с ней весело. – Маша улыбнулась одной из своих наиболее искренних улыбок. – Я очень люблю развлекаться, – призналась она.
– Как вы обычно развлекаетесь? – Он улыбнулся ничуть не менее искренне.
Маша вытянула в его сторону ногу в тонком чулке. Нога была длинная, безупречная, обутая в элегантный черный полусапожек на высокой шпильке. Сохранить полусапожек и светло-серое пальто в такой вечер, как сегодня, настолько чистыми можно было, лишь подъехав к его крыльцу на машине и попросив кого-нибудь предварительно застелить ступени красной ковровой дорожкой. Однако его дверь находилась в той части двора, куда не вел ни один подъездной путь, а единственный ковер, покрывавший его крыльцо вместе с близлежащими газонами и тротуарами, состоял из фирменной московской смеси снега, грязи и реагента. В этих условиях чистота верхней одежды и обуви могла объясняться только сверхъестественными способностями их обладательницы.
– Как все, – сказала Маша. – Смотрю кино, читаю книги, путешествую.
– А я думаю, куда все подевались, – засмеялся он.
– А вы как развлекаетесь? – Она невинно хлопнула ресницами.
Он усмехнулся.
– Боюсь, что так же, как вы. Но мне и в голову бы не пришло сказать, что так поступают все мои современники.
– Вы, наверное, очень высокомерны, – заметила Маша, вытягивая вторую ногу. – Я люблю высокомерных людей.
Ее полусапожки теперь находились в пяти сантиметрах от его ботинок.
– Как вы меня нашли? – спросил он.
Маша скрестила лодыжки.
– В интернете, – вздохнула она. – На сайте какого-то психологического журнала.
Она наморщила лоб, чересчур усердно пытаясь вспомнить название периодического издания. Его действительно можно было найти таким образом, так что проявлять дальнейшую подозрительность было неуместно.
– Почему вы выбрали именно меня? – спросил он.
– Вы мне понравились, – лучезарно улыбнулась Маша.
– Чем? – спросил он.
Маша слегка отстранилась и посмотрела на него из-под полузакрытых ресниц.
– Всем, – заявила она, широко распахивая глаза по окончании акта оценки. – Лицом. Породой.
– Порода самая обычная, – отозвался Алекс. – Дворовая полосатая.
– Я бы тоже подумала о котах, а не о собаках, – согласилась Маша. – Впрочем, вы скорее тянете на бенгала. Они с таким же любопытством реагируют на любую приманку.
– Все коты с любопытством реагируют на приманку, разве нет? – удивился он.
– Может быть. – Маша кивнула. – Но бенгалы лучше многих других умеют найти ей неожиданное применение.
Алекс внутренне фыркнул, представив, что сказал бы на это Пантелеймон.
– Кого еще я вам напоминаю? – спросил он.
– А вы уже работаете? – поинтересовалась Маша.
– Конечно, работаю, – сказал он. – Не станете же вы платить за мои развлечения.
– Почему нет? – возразила Маша. – Если развлечение стоящее.
– Нам с вами нужно определиться, что мы делаем дальше, – сказал он. – Избавления от вашей привычки я вам гарантировать не могу. Я пока совсем не знаю ее природы. Если вы действительно хотите узнать, почему вы так поступаете, я бы рекомендовал вам классический психоанализ со строгим терапевтическим сеттингом и встречами от трех до пяти раз в неделю. Сам я его не практикую, но могу дать вам телефоны коллег.
Маша подобрала ноги, резко согнув их в коленях, и в свете настольной лампы ему показалось, что она побледнела.
– Вы действительно хотите отправить меня к коллеге? – сухо спросила она, и ее голос дрогнул в конце фразы.
– Я действительно хочу вам помочь, – сказал он. – И мне кажется, я сам не смогу этого сделать.
