скачать книгу бесплатно
– Нет, я выше! Нет, я выше! Нет, я выше! Нет, я выше!
– Надо же, как они высоко прыгают, – заметил Алекс.
– Да, – удовлетворенно сказал Даня, положил динозавров в песочницу и снова пошел к полкам.
На этот раз он взял трех однотипных космонавтов в разноцветных скафандрах. Космонавты были высокие и толстые и, стоя среди других фигурок, походили на чересчур крупных детей, нелепо выделявшихся в компании более изящных сверстников.
Принеся космонавтов в песочницу, Даня бросил их в углу и стал тщательно присыпать песком динозавров, игравших в прыжки. Закончив, он взял космонавтов двумя руками и начал описывать ими круги над образовавшимися курганами.
– Прилетели инопланетяне, – сказал Даня, не слишком переживая о сюжетных дырах в рассказе, – и увидели ископаемые.
Он разгреб курганы, обнажив лежавших на боку динозавров.
– От них остались одни скелеты, – продолжал Даня. – Инопланетяне увидели, что они тут жили, и захотели их исследовать.
Даня снова обернулся и протянул одного из космонавтов Алексу.
– Поиграй за него, пожалуйста, – попросил он.
Алекс послушно взял космонавта в красном скафандре и подошел к песочнице.
– Инопланетяне увидели, что тут древние кости древних доисторических животных, – сказал Даня. – Они решили открыть лабораторию по изучению всего древнего, что они нашли.
Он требовательно посмотрел на Алекса снизу вверх и скомандовал:
– Ну, давай, открывай лабораторию.
Алекс опустил своего космонавта в песочницу и приблизил к раскопанному динозавру.
– Ого, – сказал он, озвучивая космонавта, – какая ценная находка. Никогда такого не встречал за долгие годы моих странствий. Надо это тщательно рассмотреть. Наверняка, это пригодится для чего-то важного. Что вы думаете, коллеги? – обратился он к синему и зеленому космонавтам, оставшимся в руках у Дани.
Даня улыбнулся краешком рта, и синий и зеленый космонавт согласились:
– Это пригодится для чего-то важного.
Даню Алекс впервые увидел семь месяцев назад, когда тому было пять с половиной лет. Его прислала к нему Настя Чусова, детский психиатр, с которой Алекс подружился еще в институте. К Насте Даню отправил педиатр из районной поликлиники, решивший, что вновь прибывший на его участок ребенок страдает аутизмом. Данина тетя, перегруженная свалившимися на нее невзгодами, стала искать спасения у врачей и без малейших возражений водила Даню на психотерапию по два раза в неделю, убегая из приемной раньше, чем Алексу удавалось установить с ней какой-либо контакт.
– При каких обстоятельствах Дане был диагностирован аутизм? – спросил у нее Алекс прошлым летом на первичной консультации.
– Он заболел, – испуганно ответила тетя.
– Чем? – спросил Алекс.
– Сопли. – Данина тетя шмыгнула носом и прокашлялась. – Простыл. На горке мы катались. Это еще в январе было.
Даня, стоя к ним спиной, внимательно рассматривал полки с игрушками. Никакого аутизма у него, конечно, не было, но совершенно очевидно было что-то другое.
– И так прямо сразу из-за соплей получили аутизм? – улыбнулся Алекс.
Данина тетя помотала головой. Недостаток социальных навыков у нее, однозначно, прослеживался, но в невербальной коммуникации она участвовала адекватно.
– Врач сказал, что он странный, – пояснила она.
– Все нормальные люди странные, – заметил Алекс. – Что вас сейчас беспокоит?
– Меня? – оживилась тетя.
– В связи с Даней, – уточнил Алекс.
– Ну, вы знаете, он врет, – понизив голос, сообщила она.
Алекс посмотрел на Даню. Тот, не отрываясь, смотрел на игрушки.
– Когда он в последний раз наврал? – спросил Алекс.
– Когда? – Тетя удивленно задумалась. – Да сегодня утром. И вчера вечером тоже.
– То есть врет часто? – Алекс снова улыбнулся, чтобы смягчить жесткость вопроса.
– Врет всегда, – без улыбки сообщила тетя.
– Всегда? – переспросил Алекс.
Ему надо было удостовериться, что тетя не преувеличивала.
– Всегда, – повторила она. – Он никогда не говорит правды.
– А что он врет? – Алекс тоже посерьезнел.
Тетя выпрямилась в мягком клиентском кресле, и ему показалось, будто она внутренне перекрестилась.
– Ну, вот сегодня, – медленно произнесла она, словно еще не решившись открыть карты в ненадежной ситуации, – он сказал, что на стене садика нарисовали Чебурашку.
Она замолчала, обреченно посмотрела на него и издала тяжелый вздох.
– Чебурашку, – повторил Алекс.
Перед его внутренним взором возникли огромные уши знаменитого несуществующего животного.
Данина тетя кивнула.
– А на самом деле? – попробовал он форсировать дальнейшее развитие рассказа. – Что нарисовали на стене садика на самом деле?
– Ничего.
Алекс тоже кивнул, чтобы продемонстрировать вовлеченность в процесс активного слушания.
– Вы понимаете, – сидящая напротив него женщина вдруг оживилась. – Он все утро рассказывал детям, как красиво разукрасили их садик. Говорил, что на фасаде возле главного входа во всю стену нарисовали Чебурашку, и Винни-Пуха, и других сказочных зверей. Дети сначала не верили, но он так красочно описывал, в таких подробностях, что потом все поверили и торопились посмотреть. А когда мы подошли к садику, то никакого Чебурашки не было, и других рисунков не было, просто голая стена, как всегда. Вот что же нам делать?
Данина тетя была высокой женщиной, почти одного роста с Алексом, худой и немного мужеподобной. У нее были длинные прямые волосы, собранные в хвост на затылке, выступавшие скулы и большие, глубоко посаженные глаза. Ей было вряд ли намного больше сорока, но выглядела она гораздо старше и казалась очень несовременной, будто появившейся прямо из романов французских натуралистов: со страниц, описывавших злоключения одной из самых несчастных ветвей Ругон-Маккаров.
– Что делать с развитым воображением? – улыбнулся Алекс. – Можно, например, книжки писать.
Даня внезапно обернулся и метнул на него пронзительный взгляд.
– Но это не воображение… – несмело возразила его тетя. – Это что-то странное… Понимаете, он ничего другого не говорит.
– Вообще ничего? – переспросил Алекс.
– Вообще ничего, – подтвердила она.
Даня повернулся назад к игрушкам, не собираясь опровергать это заявление.
– А когда это началось? – спросил Алекс. – Когда Даня впервые стал… фантазировать?
– Он всегда такой был, – поспешно сообщила тетя.
– Всегда? С самого рождения?
Тетя как-то неясно передернула плечами.
– Хорошо. Тогда расскажите мне, как Даня родился, – попросил он.
Тетя вздохнула.
– Ну, родился он в январе, – сказала она. – Вот пять лет ему этой зимой исполнилось.
Алекс кивнул. Тетя замолчала. У него возникло ощущение, что она не собирается продолжать.
Даня неожиданно отделился от полок с игрушками с двумя динозаврами в руках, подошел к песочнице и, не делая никаких вступлений, внезапно начал повествование:
– Андрей Первозванный и его друг пришли в пустыню, – громко сказал молчавший до этого момента мальчик. – В пустыне было много песка. Они сели на песок и стали ждать, кто к ним еще придет.
Он разместил динозавров в самом центре песочницы.
– Прятаться нельзя, – продолжал он, – потому что все равно найдут. Они сидят и ждут.
Даня убрал руки и, отступив на пару шагов назад, посмотрел на получившуюся картину со стороны.
– Кто к ним придет: бог или дьявол? – Даня обернулся на аудиторию, как конферансье, зазывавший на представление каверзными вопросами.
– Данечка, так нельзя говорить. – Данина тетя произнесла это шепотом себе под нос, словно отрекаясь от причастности к происходящему.
Алекс почти увидел, как в пространстве ее психики страдающая французская героиня отошла на второй план и на авансцене возник умывающий руки Понтий Пилат.
– Пока они ждут, они будут молиться.
Этой репликой Даня закончил свою миниатюру. Алексу показалось, что она не предназначалась для утешения встревоженной публики, а играла точно определенную для нее роль в произведении.
– А как зовут друга Андрея Первозванного? – осторожно спросил он Даню.
Даня приблизился к песочнице, взял обоих динозавров за шею, отряхнул и отнес обратно на полку.
– Иисус Христос, – сказал он, восстановив девственный порядок в кабинете и давая этим понять, что второй акт будет разыгран в другой раз.
Данина тетя наотрез отказалась рассказывать при племяннике что бы то ни было об истории его жизни и обстоятельствах рождения и на следующий день пришла к Алексу одна.
– Данечка не мой сын, я ведь вам говорила? – сказала она и, дождавшись его подтверждения, продолжила: – Это сын моей сестры.
После этих слов, потребовавших от нее, по-видимому, всех бывших в ее распоряжении сил, она остановилась, плотно сжала губы, так что они почти совсем исчезли с ее лица, и вдруг начала содрогаться всем телом, издавая громкий, низкий, утробный рев.
Алекс часто видел, как люди плачут. При нем плакали взрослые, дети, мужчины, женщины, разных национальностей и вероисповеданий, обладавшие разным материальным достатком и нередко противоположными нравственными убеждениями, по-разному относившиеся к нему в частности и к психотерапии в целом и попавшие к нему в кабинет на разных этапах жизненного пути. Он знал, что слезы не всегда облегчают боль, не всегда проистекают из искренности и не всегда говорят о доверии. Ему приходилось воспринимать их с той же степенью отстраненности, что смех и веселье; и тех, кто при нем заразительно хохотал, было как минимум не меньше, чем тех, кто безутешно плакал. Он привык анализировать собственные чувства, возникавшие рядом с плачущим человеком. Эти чувства помогали ему понять природу чужой боли и давали бесценные подсказки о том, как с ней нужно было работать.
Данина тетя плакала так, что ему стало страшно. Ему показалось, что из него внезапно высосали всю жизнь и мир стал бездонной каменной ямой, наполненной холодной перистой мглой. Он почувствовал, что не выдержит собственной беспомощности, и для того, чтобы как-то дистанцироваться от подступавшего отчаяния, протянул руку и подвинул ближе к ней коробку с бумажными салфетками. Она схватилась за салфетки, набрала в горсть несколько штук и прижала их к глазам.
– Моя сестра погибла, – сказала она через три минуты совершенно спокойным голосом. – Ее муж забил ее ночью до смерти полтора года назад.
Ему вспомнилось Данино непроницаемое лицо и два динозавра, сидевшие в пустоте песочницы.
– Даню он не тронул. – Она помотала головой, словно стремясь быстрее развеять его опасения. – Дождался, когда Лиля умрет, и ушел. Данечку утром соседи нашли. Они милицию вызвали, после того как крики стихли. Он под стулом прятался. Стул возле окна стоял. Он прикрылся шторой и сидел там.
Она снова зарыдала, но на этот раз в звуках было что-то более человеческое. У Алекса в голове Данин голос отчетливо произнес: “Прятаться нельзя, потому что все равно найдут”.
– Муж вашей сестры был Даниным отцом? – спросил Алекс.
Она кивнула.
– Даня был свидетелем того, как отец убил мать? – с дотошностью следователя уточнил он.
Она кивнула еще раз, но потом решила объяснить:
– Мы не знаем, что он видел. Его в детской нашли, а Лиля на кухне лежала. Может быть, он и не видел ничего. А отец его пропал. Как ушел той ночью, так его до сих пор не нашли. Скрывается где-то. А может, сгинул давно.
“Они сидят и ждут. Кто к ним придет: бог или дьявол?” – сказал накануне Даня. Алекс в очередной раз поразился тому, как во время первой встречи клиент рассказывает психотерапевту все самое главное.
– Вы с Даней никогда об этом не говорили? – спросил он вслух.
Данина тетя взглянула на него испуганно.
– Ну, что вы! Как можно с ребенком о таком говорить? Мы старались, чтобы он забыл. Он с нами стал жить, в детдом бы мы его не отдали. У меня квартира большая, дача. Муж хорошо зарабатывает. Нам хватает.
Данина тетя не выглядела как женщина, у которой хорошо зарабатывает муж.
– У вас свои дети есть? – спросил Алекс.
– Трое. Младшему три, среднему шесть и дочке десять лет.
– Как Даня с ними ладит?
