Неженка

– Послушай, Вика, тебе понравилось наше свидание?

– Приятное место, ты угадал, – я была под хмельком, поэтому кокетничала – не словами, а глазами, улыбкой, томной позой.

– Спасибо. Мне тоже хорошо было… с тобой. Облагороженный городской парк – это, конечно, здорово, но есть лучший вариант. Если ты хочешь отдохнуть на настоящей природе – немного дикой, первородной, буйной, – я знаю потрясающе красивое место за городом.

– И? – я улыбалась. Видела, что он нервничает и улыбалась, ждала.

– Есть нюанс.

– Какой, Влад? – спросила я, добавив сексуальных ноток в голос.

– Наслаждение от единения с природой требует спокойствия, тишины. Ты согласна?

– Да, – я не понимала, куда он клонит, но согласилась.

– Когда мы здесь, сегодня общались, то нам, каждому из нас не меньше десяти раз позвонили, ещё сообщения постоянно приходили. Так?

– Ну, мне это не особо мешало.

– Правильно. Для пикника это вполне нормально. А вот для того сакрального места, которое я хочу тебе показать… нет, подарить, – поправился Влад, очень в тему, надо отметить, поправился, – будет правильно, если им наслаждаться в покое, вне информационного поля. Отдохнуть от благ цивилизации иногда просто необходимо. Как ты считаешь?

– Ну…

– Мы можем оставить наши телефоны дома. Всего на сутки, на один день. Представляешь, только мы с тобой и природа. Как раньше, как мужчина и женщина, которым никто, кроме них самих, был не нужен. Всего лишь сутки, всего лишь…

Ну как я могла отказать? Звучало так заманчиво, так искренне – из его лживых уст. Я повелась. И вот я здесь, – не знаю, где именно, но где-то далеко от города, возможно, в другой области, – вся избитая, со сломанным носом, исколотая ножом для разделки рыбы, опухшая, грязная, похожая на привокзальную шлюху. Сильная и независимая.

– Ебанный хер! – я завела машину, развернулась и, прежде чем выехать с участка на дорогу, прокричала в открытое окошко, обращаясь к дому, ко входу в подземелье ужаса: – Гори в аду, Влад Мухоедов, тварь!!!

Собеседование

Утром встал рано, побрился, погладил брюки, рубашку. Завтракать не стал, не хотелось – может волновался перед собеседованием, хотя, в целом, чувствовал себя отлично. Отлично! Золотые запонки, широкая улыбка – специально потренировал её перед выходом у зеркала, несколько раз себе улыбнулся – то ли киноактёр, то ли акула – всё готово, пора!

Лето, тепло, но не жарко, как в иной год бывает у нас в Москве. Еду с кондиционером, в прохладном комфорте по садовому кольцу на электробусе. На часах: 11:00. По мне так лучшее время суток – с 10:30 до полудня. Город проснулся, отряхнулся от пробок, распихал офисную братию управленцев-букашек по её стеклянным муравейникам. Я тоже один из них, временно лишённый места в ячейке офисного гнезда. Бывает. К сожалению (не моему), долго на одном месте не задерживаюсь. Можно было бы сказать в своё оправдание, что не по моей вине я меняю места и начальников, но, буду честным, здесь ситуация как раз обратная. Конечно, по моей вине я кочую из муравейника в муравейник. Но я, всё-таки, не виноват, как, собственно, я, виновата природа. Ладно, не будем о грустном.

Итак, почти бесшумно лечу на собеседование. Вчера так мило поболтал с девушкой из службы персонала, а сегодня я готов к серьёзному разговору. Ну, как к «серьёзному», так, пока до генерального не дошло – вот с ним придётся напрячься, выдать всё, что могу. Только генеральный принимает решения, а с остальными приходится болтать – в большинстве случаев, ни о чём. Да и оценивают на разных уровнях собеседования, как правило, не твои навыки, а смотрят на твой предыдущий опыт – так проще, хлопот меньше. По профилю специализации я подхожу компании, куда еду, по сроку работы на последнем месте – тоже. Отлично, я почти уверен, что меня возьмут. Конечно, могут попросить какой-нибудь тест дебильный – ну, это уж, извините, не родись уёбком, как говорится, а будь красавчиком по жизни: будь готов! Всегда готов!

А вот и моя остановка. Из-за деревьев, торчавших из асфальтовых ловушек, выглядывает здание серого гранита эпохи культа личности. Да, это вам не стандартный корпоративный кубик, спаянный из стекла и бетона, классика – монументальный памятник нашему великому прошлому. Честно, я в таких местах никогда не трудился, аж под ложечкой засосало.

Пропуск на меня заказали. Миную турникеты и на лифте поднимаюсь на девятый этаж. Ну, знаете, всё в дереве, ковры (внутри лифт тоже обит деревом и коврик имеется). Так, из дверей лифта направо по коридору и вот я пришёл. Пока меня встречала всего лишь дверь – стиль двери… даже не знаю, как правильно сказать, впечатление от чего-то бронзового, массивного с львиными лапами, ну, то есть, самих лап-то как раз и не было, как и бронзы, а вместо них ощущение поддерживали рельефные завитушки и неведомы зверушки – нет, правда, я таких животных не знаю, помесь единорога с грифоном и ещё какие-то фигурки людей с огромными головами, выкрашенные в тёмное золото.

Домофон ничем примечательным не отличался, торчал инородной деталью серебристого прямоугольника сбоку от всего этого великолепия. Я нажал на белую родинку кнопки домофона, и меня сразу же впустили в офис. Дальше поздоровался с девушкой офис-менеджером, и она провела меня переговорную, больше похожую на комнату в старом турецком доме: мягкие диваны, опять ковры с психоделическими узорами, пара низеньких деревянных столиков. Меня уже ждали. Когда предложили присаживаться, я выбрал место ближе к окну. Напротив меня сидела девушка, я её узнал по голосу, – это Вера, я с ней вчера по телефону общался, – а справа сидела женщина в очках, наверное, начальница Веры, представилась Марией.

– Олег, для начала расскажите о вашем опыте на последнем месте работы, попросила Мария, – а потом мы расскажем о вакансии, и вы сможете задать свои вопросы. Хорошо?

Конечно, я уже рассказывал про свой опыт вчера, но я общался с Верой, а эта, в очках, хотела услышать о моём опыте из первых уст. И я выдал – отполированные фразы о моих достижениях у меня от зубов отлетали. Чему-чему, а бахвальству, а по-нашему, на языке мира продаж – саморекламе, я научился.

– Так. А как вы решали конфликтные ситуации на работе? – продолжила допрос Вера.

– С кем? – уточнил я.

– Со своими подчинёнными, с коллегами из других отделов.

– Конфликт – это нормально, обычный результат взаимодействия людей. Сам я стараюсь конфликты на пустом месте не создавать, но и не бегу от них, ведь такие ситуации помогают решать проблемы. Зачастую, чтобы выйти из тупика, разрешить болезненные противоречия, нужно идти на осознанный конфликт.

– Примеры? – подала голос Мария. В общем, она ничего, сексуальная. И очки её не портят, а пикантности придают.

– Примеры? Мне в отдел требовался координатор – должность, несомненно, нужная, но для многих руководителей компаний совершенно не очевидная, ведь, по их мнению, его функции могут вполне успешно выполнять другие сотрудники. А с другой стороны, кому понравится, если тебя начнут нагружать дополнительными функциями, на которые нужно тратить время, а от этого страдает основная работа. В обязанности координатора входит работа в 1С? Так ведь это может делать и бухгалтер. Принимать заказы на электронной площадке? С этим и менеджер справится. Ну и так далее.

В результате – недовольство, демотивация, падение темпов роста. И когда вал всего этого достиг небес, я инициировал общее собрание, на которое пригласил и высшее руководство компании. Во вступительном слове я объявил, что нагрузка, в связи с открытием новых направлений увеличится кратно. Я сознательно шёл на прямой конфликт, говорил, что это нужно для компании, а большинство сотрудников сейчас загружены работой не в полной мере, иногда наполовину. Конечно, мои слова вызвали взрыв – взаимные упрёки, истерика – и когда градус противостояния достиг температуры плавления стали, а наш генеральный директор покраснел, извиняюсь, как рак, бухгалтер, на которую должна была лечь львиная доля дополнительной нагрузки, сказала, – «Вот, если они так заняты, тогда пускай отдел продаж и возьмёт к себе в штат человека, который и будет всё это делать, а у меня своих дел хватает», – я ответил, – «А что, это выход. Надо подумать над вашим предложением». Остальным сотрудникам идея тоже пришлась по душе. В конце концов, генеральный директор утвердил новую должность – координатор, – и я взял необходимого человека в отдел.

– Хорошо, – похвалила меня Мария, но тут же добавила: – Похоже, правда, больше не на управление конфликтом, а на манипуляцию… А как вы наказывали своих подчинённых?

 Ох, и не люблю я этого слова – наказывать. Не в моём характере наказывать. Я управленец, а не экзекутор.

– Старался обходиться без наказаний, – сказал я.

– А как же вы тогда людьми управляли? – удивилась Мария. Вот привязалась, может, она тайная бдсм-госпожа? Ха ха. – Не будете наказывать, вас слушать не будут. Авторитет надо поддерживать

– Любое наказание ведёт к реакции. Возможно, лучше предупредить, чем получить сотрудника, затаившего на руководителя обиду.

– И всё-таки, Олег, вот вам бланки нашей специальной анкеты для руководителей, напишите, какие виды наказаний вы использовали при работе с подчинёнными.

 Вера передала мне несколько листов бумаги. Ясно, что для них это почему-то очень важно. Наказания. Может, в их конторе это фетиш такой? Если честно, то все люди только и делают, что наказывают друг друга. Особенно умиляет, когда в коммерческой фирме, вместо продаж, только тем и занимаются, что наказывают: руководители – подчинённых; подчинённые – начальство. Сделал ты, допустим, что-нибудь не то, ну, сказал что-то обидное для начальника, или не угодил, и тебя тут же начинают наказывать, но не за это, конечно, а находят причину – непрофессионализм, как правило, недостаток компетенций. Короче, будешь спорить, найдут до чего докопаться. Причём эта дорога с двусторонним движением. Например, ты наказал своего сотрудника за то, что он профукал заказ, а он, в отместку, потом сольёт контакты контрагентов конкурентам. Начальник же, конечно, ничего не поймёт – отчего его сотрудник так поступил, даже если узнает, но обязательно накажет – показательно уволит по статье – и, в большинстве случаев, получит суд, который компания проиграет и будет вынуждена заплатить компенсацию. Круговорот наказаний в природе.

Я взял ручку, склонил голову над бланком… но нет, не мог себя перебороть. Отложив ручку в сторону, сказал:

– Не обессудьте, не мастер я наказывать. Не люблю, да и не хочу.

– Но это же делает вас уязвимым, – удивилась Мария.

– Вероятно, даже наверняка. Не буду спорить. Если вам нужен специалист именно такого рода – умеющий и любящий наказывать, добивающийся ими результата, – то это, увы, не про меня.

 После моих откровений женщины притихли. Мария очнулась первой: протянула руку к листу анкеты и дёрнула. Оказывается там, снизу, на бланке была наклеена полоска белого стикера, под которой скрывался новый вопрос. Когда обнажились чёрные буковки, Мария попросила:

– Тогда ответьте на этот вопрос, пожалуйста.

 Первый раз с таким сталкиваюсь на интервью, какое-то странное поведение демонстрировали менеджеры по персоналу. С великим любопытством прочитал вопрос: «Отметьте слайды, которые, по вашему мнению, наиболее полно отражают смысл слова «Успех», и внесите их номера в таблицу, затем сделайте всё то же самое для слов «Неудача», «Провал».

– А где отмечать? – спросил я.

Вера выдала мне фолиант непонятного каталога с закладкой на нужной странице…

Вера никогда утром не завтракала, только пила кофе, выпивала большую чашку, иногда – две. Пробовала молотый, но как-то не зашло, вернулась к обычному растворимому латте и две ложки (хорошие такие ложки, с верхом) коричневого сахара на чашку. Без дозы подслащённого кофеина тяжело было просыпаться. Но этим утром к кофе она захотела булочку с маслом. И, как ни странно, съела булочку с аппетитом, запив сладким кофе. Квартиру она снимала и вообще обеспечивала себя полностью сама. Независимая современная женщина, одинокая, но не теряющая надежды. Последний роман длился три месяца, и она сама его прикончила. Надоели ежедневные скандалы, круто заваренные на параноидальной ненависти и комплексе неполноценности. И перспектив никаких. Но что её удивило, так это то, что Сергей – её последний любовник, – несмотря на кипяток своего темперамента, воспринял её слова о расставании как-то флегматично, ни о чём не стал расспрашивать, не возражал, а после их последней встречи ни разу не позвонил. Не то чтобы ей этого хотелось, но… Познакомились, потрахались пару десятков раз, накрутили нервы и разбежались. Как-то обидно, слегка – не понятно отчего, правда.

У Веры сегодня предстояло три собеседования, а главное интервью – утром, с кандидатом на должность директора по продажам – важная, можно сказать, ключевая должность для компании, но новая – должность, выстраданная лично генеральным директором, который откровенно замучился контролировать департамент продаж, возиться с патологическими плутами-менеджерами, подтирать им носы, нянчиться, а зачастую, и работать за них. Отбор кандидатов шёл трудно, второй месяц она отсматривала кандидатов и ничего подходящего не находила. Не малую роль в качестве кандидатов играла сумма оклада – нищенская для такой должности, надо признать. А всё потому, что гендир хотел и рыбки съесть, и чтобы не больно было. На 110 т. руб. шли отнюдь не гении, а всё больше неудачники от продаж или откровенные дегенераты по жизни. Но сегодня! Да, сегодня к ним должен был прийти кандидат с необходимым опытом, слегка за сорок – что было для компании плюсом, потому как нужны были солидные люди, а не свистуны, – 2 высших образования, на первый взгляд, адекватный – ну, тесты покажут, насколько, и что стоят его дипломы. Вера искренне желала ему, а значит и себе, успеха – так трудно найти вменяемых людей на любые должности, а на руководящие тем более. Не хотелось ей продолжать поиски дальше, общаться с разными…

Бодренькая после кофе Вера весело пропрыгала по офису до 11-00 и в прекрасном расположении духа пошла на интервью с кандидатом. Всё шло нормально, даже хорошо – кандидат держался достойно, уверенно – до определённого момента – до вопроса о наказаниях. Мария (коллега Веры, а не руководитель, как думал Олег, даже ниже её, потому как пришла неделю назад в компании и сейчас фактически стажировку проходила), сориентировалась, умничка, подсунула тест кандидату, который мог послужить выходом из ситуации, когда претендент на должность закрывался. И тут начались чудеса – не сразу, а в процессе теста. Кандидат стал делать пометки на бланке, с минуту работал, а потом задеревенел, словно его паралич укусил, отнял мутный взор от анкеты и сказал:

– Тут всего одна страница.

– В смысле? – не поняла Вера.

– В том смысле, что тут как-то маловато страниц и всего три слайда.

– Да нет, там шестьдесят вопросов-слайдов, – уверенно ответила невнимательному кандидату Мария.

– Сами посмотрите, – предложил кандидат.

 Вера взяла каталог в руки. Так, на первой странице, правильно, три слайда. Перевернула страницу и… Что-то промелькнуло и опять те же три слайда. Так же не бывает! Вера несколько раз проверила – перевернула эту страницу повторно, а за ней ещё несколько. Тот же результат – мельтешение и опять три первых слайда. Она эти слайды отлично видит, возможно, слишком чётко и резко: на первом, бюст мужика в костюме, видно часть груди, плечи, голову – он, безумно вытаращив глаза, хохотал; на втором, женщина в возрасте выгуливает в парке утюг; на третьем, пачки денег лежат рядом с рулеткой казино. Всё. Вера просто не находит происходящему объяснений, у неё состояние ментального нокдауна. Да ещё Мария сидит как истукан, никак не реагирует на происходящее. Она что, не понимает, что происходит что ли? Ан нет, Мария подаёт всё-таки голос:

– Вера, а ты на телефон страницы сфотографируй, – и так это она убеждённо говорит, что Вера, не задумываясь о бредовости совета, берёт мобильник и наводит камеру на каталог, которым снова завладел Олег.

 Олег сидел с задумчивым видом, нахмурив брови, и со всех сторон рассматривал каталог, но чувствовалось в его поведении некая неестественность, намеренный наигрыш. Вера смотрела на него и ждала, что он сейчас отбросит каталог и рассмеётся безумным смехом, а потом начнёт тыкать в неё пальцем, и глотая слова, утирая слёзы, орать: «Попалась! Попалась! Аха ха ха!». Она так разволновалась, что пальцы задрожали, она посмотрела на свою руку, державшую мобильник, и вздрогнула – увидела на экране телефона такое, что сразу забыла о каталоге. Пальцы кандидата, его пальцы, лежавшие на обложке каталога, выглядели ужасающе неестественно: уродливо длинные, обзаведшиеся двумя дополнительными суставами каждый, разбухшие от чёрной крови или гнили, увенчанные серыми матовыми звериными когтями – зазубренными пирамидками. Вера навела объектив камеры на самого владельца этих рук – на кандидата. Она, конечно, со страхом ожидала чего-то, но не такого окончательно абсурдного, просто невозможного. На неё с экрана её телефона пялились – не смотрели, а нагло, злобно именно пялились, – горящие, надутые жёлтым, нездоровым светом буркалы с сажевыми точками зрачков, лишённые век, нависающие над впалыми щеками, рискующими в любой момент отправиться в свободный полёт прямо в лицо Вере. Омерзительно. Само же лицо имело нездоровый серый оттенок в тон к цвету когтей, и было худым настолько, что все кости черепа выпирали так сильно, что рисковали порвать кожу. Рот, лишённый губ, безмолвно, как у рыбы, ни на секунду не находясь в покое, открывался, показывая на редкость крепкие зубы хищного ящера. Оживший труп опасного мутанта – вот самое близкое определение того существа, которое пришло к ним на собеседование.

Вера глянула поверх экрана и опять её обожгло, но теперь обожгло холодом. Кандидат на должность директора по продажам был на месте, был человеком, а не монстром, который внимательно, вопросительно смотрел на неё, ожидая, когда она начнёт фотографировать. Может он понимал, а может это Вера ничего не понимала. Она запуталась. Но кандидат оставался в человеческом обличие ровно до того момента, пока Вера снова не взглянула на экран.

– Ну что же ты не снимаешь? – сквозь шум бурлящей в ушах крови услышала Вера вопрос, заданный Марией.

В интонациях вопроса Вера различила издёвку. Тогда она посмотрела и на Марию сквозь камеру телефона. На неё уставилось такое же уродливое чудище, но только в женской одежде и с длинными волосами – сестра Франкенштейна…

Я держал в руках каталог и не понимал, что происходит с Верой. Сначала она зачем-то затрясла своим мобильником перед моим носом, словно поп кадилом, а потом застыла на несколько секунд в позе потревоженного рака-отшельника. А когда её отпустило, она посмотрела на Марию, и её прямо-таки заколотило. Вера, как дом, угодивший под удар землетрясения, заходила ходуном, вскрикнула, как чайка, попавшая под гусеницу бульдозера, и кинула в меня телефоном. На этом моё интервью и завершилось.

Первая ядерная

Почему-то из-за леса, именно оттуда, где, я точно знал, простиралось от опушки и дальше, до реки, поле, перепаханное вдоль и поперёк ещё весной, но так ничем к сентябрю и не засеянное, вылупилось, вырвалось, как будто из-под земли багровое свечение мира мёртвых, свечение цвета воспалённой десны. А с неба, ставшего в мгновение отражением ада, спускались угольно-чёрные, казалось, совсем не отражающие свет сигарообразные объекты. Они медленно, задницей вниз, планировали вниз, клыком вершины грозя серым низким облакам, подсеченным снизу болезненно красным, предвечернего осеннего неба.

Конечно, это было ни какое-то там непонятное НЛО, а были это наши родные баллистические ракеты – кошмар, рождённый желанием жить, – невероятно огромные, неизвестной широким слоям населения модели, шедшие на посадку (?), периодически стреляющие по земляной каше струями голубоватого пламени.

Мой дом стоял на окраине города, практически на границе, отделяющей искусственную среду обитания человека от природы, тоже этим же человеком изрядно загаженной. Суббота. Я по-холостятски обедал, сидел на кухне за обеденным столом, и уже хотел опрокинуть в себя законные выходные сто грамм, когда за горизонтом загудело неведомым огнём, а с неба начали падать зёрна смерти.

Я имел право на отдых, мне сорок лет, особенно ничем в выходные я не занят, а мотор стучит, тело требует активных действий. Ну, не по улицам же мне бегать, приключений искать. Обычно с друзьями я устраивал, через выходные, застолье у себя дома, но сегодня никто не смог мне составить компанию вкусно поесть – закуску сам всегда готовлю, люблю готовить, – сладко попить, вот и пришлось одному принимать удар по печени. А тут такое. Тут уже не до супа и водки, тут надо что-то срочно делать.

У меня на кухне обычно почти круглосуточно играет радио, по радио ничего такого не сообщали. Я переместился в комнату, включил телевизор – там тоже молчок, идёт обычная развлекательная мура субботняя – сто раз пересмотренные советские фильмы, ток-шоу, детективные сериалы – и никаких экстренных сообщений. А на душе тревожно. Даже мутит и крутит – это, наверное, от того, что сообщений нет. Ракеты, по моему разумению, совершили посадку за лесом и, как только я их перестал видеть, и родился низкий гул, отчего на душе стало совсем тяжело.

Ждать, что будет дальше, я не стал – невозможно ждать, нестерпимо, – оделся, вышел на улицу. На улице было не совсем уж безлюдно, но не так как обычно бывает в это время по субботам. Я заметил ещё нескольких таких же, как и я, вышедших, чтобы узнать, что происходит. Настороженные лица, люди пугливо озираются по сторонам, ждут, что вот-вот к ним кто-нибудь подойдёт и всё объяснит, успокоит. Некоторые, которые мне встретились по пути, глупо мне улыбнулись. Нет, товарищи, я и сам ни черта не знаю, нечего мне улыбаться. Правда, были обычные прохожие – мамочки с детьми, мужики, спешащие в магазин, чтобы начать или продолжить, подростки. Их было мало, остальных будто корова языком. Если бы я сам не видел эти чёрные ракеты, то гул можно было принять за раскаты далёкого грома, и тогда можно было успокоиться версией того, что люди испугались приближающегося проливного дождя. И небо сурово нахмурилось курчавыми бровями пепельных туч, и порывы холодного, и влажного ветра ничего, кроме внезапной непогоды, бури, не обещали. Правда, вместе с ветром в наш микрорайон приполз запах – металлический, липкий, мазутный и, как ни странно, коричный.

Про дождь или бурю – это я себя, конечно, так успокаивал. Не хотелось верить в худшее, мозг отказывался воспринимать угрозу, а душа ныла больным зубом. Идти одному через лес, смотреть, куда приземлились ракеты, просто не имело смысла – кто знает, что это было на самом деле, а вдруг заражение, вероятность подрыва – могло грохнуть так, что не только лес накроет, но и от нашего микрорайона мало что останется. И пока я так думал, что мне делать, завыла сирена воздушной тревоги. Причём её вой накатывал волнами откуда-то издалека, из глубины кварталов старого города, распускался рыхлым цветком тревоги прямо над моей головой, по пути к нам теряя в громкости, но не в истерии, которая впитывалась тебе в кровь, разносилась по телу, заполняла гнилой водой страха, безумия, паники вены и артерии.

Не знаю зачем, но я сел в свою машину и погнал, не соблюдая скоростного режима, наплевав на камеры регистраторов, к себе на работу – в НИИ закрытого типа, работающего на оборонку. По профессии я химик-органик, вот и трудился на благо Родины, по мере сил, способствуя созданию всякого рода крайне ядовитых боевых бяк. Видно, плохо я работал, если наши разработки не остановили супостата от нападения на страну. Я ехал на работу и не знал, чего я хотел, чего я там вообще забыл. Наверное, надеялся, что там мне всё объяснят, расскажут про ошибку – и всё будет как прежде.

Здание моего института светилось как ёлка под новый год, там словно что-то праздновали. В этом, ставшим похожим на сияющий куб детской игрушки, доме военной науки мелькали тени – чёрные человечки бегали по лестницам, а некоторые из них высовывали головы в окна, смотрели на небо. Это были мои сослуживцы, которые, как и я, влекомые неведомым зовом, примчались в институт в свой выходной день. Кинув знакомым охранникам стандартное «здравствуйте» – сегодня дежурила тройка, где старший был Влас (он ещё постоянно подмигивал – тик, наследство боевого прошлого, наверное), имена остальных не знал, шире меня в плечах в два раза, а лица как у учеников музыкальной школы, – отбил пропуск и, минуя услуги лифта, по лестнице на второй этаж, к себе в лабораторию.