Неженка

Стоило входной двери с каменным стуком захлопнуться за незваными гостями, как раздался стук в эту самую дверь. Стучали настойчиво, нетерпеливо, будто куда-то тот, кто стучал, опаздывал или опасался чего-то.

Дима, взяв инициативу в свои руки, открыл вход нетерпеливому гражданину. На улице почти стемнело, а внутри замка, наоборот, горели, хоть и слабо, светильники – и ни какие-нибудь там, а обычные, электрические, стилизованные под аскетичные лампы, освещающие военные бункеры – ничего лишнего, защитный матовый колпак в виде ванны и сама лампочка. На пороге стояла тень – это так по началу показалось из-за причудливой игры света и тени, – мужчина, закутанный в тёмно-фиолетовую рясу. Монах? Мужчина поднял голову и его бледное лицо с горящими на нём темными звездами глазами вынырнуло из-под капюшона. Да, суровой тип, неулыбчивый, примерно сорока с лишним лет. Носогубные выражены, суровая морщина между бровей, рот поджат, губы тонкие, бледные. Если он окажется не служителем какого-нибудь культа, я удивлюсь, – подумал Дима.

Одновременно с появление монаха, из ближайшей ко входу комнаты вышла парочка – он и она. Он успели приблизиться, чтобы войти в контакт с остальными, но монах заговорил первым:

– Добрые хозяева, пустите на ночлег, не оставьте путника холодной ночью на улице, – попросил монах, по большей части, обращаясь к Диме, а для убедительности приложил к сердцу руку. Очень он странно строил свою речь, не по-современному, а так, как будто прибыл сюда из давно прошедших веков. Впрочем, говорил он без акцента, на правильном русском языке.

– Заходите, – вылезла вперёд Вася, – только мы не хозяева, а такие же… путники, как и вы. А хозяева – вот, – Вася указала на парочку, стоящую позади всех.

– Нет, мы тоже не хозяева, – вступил в разговор высокий, худой мужчина, сразу отказываясь от чести быть владельцем замка-бункера.

– Мы с мужем сюда час назад пришли, – поддержала своего супруга чёрненькая, хрупкая на вид девушка, – заблудились в горах. Наткнулись на замок, двери были открыты.

– Да, двери были открыты, – подтвердил Егор, бесстыже разглядывая приглянувшуюся ему с первого взгляда незнакомку.

– Были открыты? – спросил монах. – Значит теперь мы их закроем, да не просто закроем, а запрём.

Монах так ловко взялся за дело, что остальные смотрели на него несколько растерянно – а чего это он так засуетился? Монах захлопнул с тем же каменным стуком дверь, сбегал в один угол предбанника, в другой, вытащил откуда-то железный язык запора, пристроил запор, а ещё нажал что-то на дверном наличнике и по дверному периметру выскочили стальные когти защёлок, намертво запечатавшие вход в замок до утра.

– А чего вы так испугались? – напрямую спросил Егор монаха. – И кстати, кто вы?

– Простите, я не представился. Меня зовут Власий.

Тут и остальные объявили свои имена. Молодожёнов, – а супружеская парочка оказалась молодожёнами, – звали Людмилой и Николаем Некрасовыми, они приехали на юг в свадебное путешествие, пошли на экскурсию в горы, отбились от группы. Вася от лица своей группы, в ответ на любезность четы Некрасовых кратко рассказала о их приключениях; один лишь Власий отмолчался, не стал объяснять, как он тут очутился и вообще кто такой он есть.

Дима предложил, прежде чем что-либо предпринимать, осмотреть замок. С ним согласились все молодые люди, монах же выразил свои мысли по этому поводу следующим образом:

– Дельное предложение. По-видимому, нам предстоит провести здесь ночь, очень разумно проверить помещения замка, учитывая, в каких местах мы с вами очутились.

– А в каких? – робко поинтересовалась Света. Она страшно устала за день, ей хотелось спать, и, одновременно, она страшно нервничала. Ей не нравился этот замок, а ещё раньше ей не нравились холмы и те большие ягоды, которые, как роса, запачкали местные холмы будто каплями ядовитой крови. Почему ядовитой? Да потому, что она случайно раздавила одну ягоду, так у неё до сих пор ступня горела, хотя наступила она на ягоду обутой ногой – она сегодня утром специально сменила босоножки на прогулочные кроссовки.

– В нехороших, девушка.

Дима хотел было сделать замечание Власию, чтобы он девушек не пугал, но не стал в бутылку лезть, а просто подошёл к своей девушке и приобнял её, чем, он знал, раньше всегда её успокаивал.

Всем стадом, оказавшиеся в замке забредшие непонятно куда путники, пошли изучать доставшуюся им в наследство от невидимых, настоящих хозяев крепость. Двери с левой стороны коридора вели в слепые комнаты без окон, можно сказать, спальни, но без мебели. Двери с левой стороны: некоторые вели в маленькие комнатушки, где уже была кое-какая голая, без белья, матрасов и прочих атрибутов удобства, мебель; а другие – в помещения, в противоположных стенах которых тоже были двери, открывавшие путь в параллельный основному коридор. Дальше основной коридор упирался в двустворчатую дверь, открыв которую гости попали во что-то наподобие внутреннего храма, часовни. Очень странный это был храм. Вроде бы все атрибуты христианства на месте, но атрибуты эти словно пародировали его, а не продолжали. Кресты имели отчётливый фиолетовый оттенок, вертикальная перекладина, искривлённая в сколиозный позвоночник, но самой главное – вместо богочеловека, на кресте висела баба с бородой.

 Миновав странный храм, пройдя ещё по одному г-образному коридору, ребята попали в большой зал, где лежали вповалку сломанные скамьи (из храма?), столы, валялись мягкие тюки, набитые сеном. В этом зале монах первым обнаружил ход на второй этаж, но в который решили не ходить. Во-первых, на лестнице не горел свет, а во-вторых, все так умотались, что решили заночевать прямо здесь – в этом зале, использовав под постель тюки с сеном. Пускай от них разило тленом, и были они слегка сыроваты, но это всё пустяки, даже девушки согласились на такой вариант, лишь бы им можно было прилечь. Быстро разобрали импровизированные постели, а уже через пять минут заснули…

Разбудили всех, по прошествии непонятно скольких минут или часов, звуки грома – им так показалось спросонья, – казалось, павшего из-под свода прямо им на головы. Очень быстро они поняли, это был не гром, громоподобный демонический бас, вещающий на непонятном языке, лязгающим сталью и первородной ненавистью. То ли кто-то невидимый, но необыкновенно злой, творил чёрные заклинания, то ли читал богохульные молитвы.

Голос, блуждающий под сводами зала, вещал из церкви, через отдушину над дверью – люди быстро сообразили откуда их уши подвергаются атаке. Сообразив первым, монах кинулся      в замковый храм, за ним побежали остальные.

В храме, перед алтарём сидел на корточках, как какой-нибудь бывалый урка, одержимый, перед которым на каменных плитах пола лежала раскрытая книга – страницы прозрачные, похожие на стеклянные, испещрённые красными значками и жуткими рисунками, схемами. Одержимый – Дима, его трудно узнать, но это он, и одежда его, и начало его, а вот продолжение… Глаза Дмитрия стали прозрачными, лишились зрачков, приобрели вид хрустальных шариков; надбровные дуги выперли вперёд, вздулись; нос отрос, стал словно клюв у тукана; подбородок потяжелел, опустился раздвоенным экзотическим плодом на грудь; рот неведомая сила растянула до ушей; руки превратились в похожие на грабли скрюченные клешни; грудь выгнулась бочкой, как у супового петуха; на спине вспучился горб; всё тело обросло чёрным мясом – особенно пострадали ноги, – а босые ступни невероятно увеличились в размерах и стали походить на узловатые корни старого дуба.

Пока туристы прибывали в ступоре от вида их товарища, монах даром времени не терял, он бодрым шагом направился прямо к дедайту. Не доходя трёх метров до беснующегося в экстазе дедайта, Власий остановился, воздел руки к небу и пронзительно заголосил, пытаясь перекричать кипящую жутью бесовщину.

– Уймись, зло, уймись! Схватись льдом трясина, засохни гной, окаменей лава! Изыди подлый легион, пропади навеки морок! – И после первой серии криков монах внезапно перешёл на фальцет и зачастил: – Отдай погубленную душу, верни её в тело, отдай погубленную душу, верни её в тело…

 Судя по всему тому, что вытворял самозванный монах, Власий оказался бродячим экзорцистом – охотником на ночную нечисть. Не в первый раз Власий проводил ритуал, не в первый раз вступал в противостояние со злом – его энергичные увещевания подействовали на дедайта. Одержимый демонами вскочил на ноги, и его как-то всего скрючило, руки он выставил вперёд корягами, став похожим на карикатуру боксёра; шея неестественно, как у жабы, раздулась, повернулась на 180 градусов так, что его лицо, по-прежнему, смотрело на алтарь, а мокрый затылок слепо уставился на людей. В костях скелета человеческого тела, оккупированного тёмными силами, что-то захрустело, рот одержимого раскрылся и оттуда вышла туча жирных, блестящих, бликующих изумрудными блёстками скверной плоти мясных мух. Мушиная орда собралось в пончик под сводом храма, сложилось в подобие жала и стремительно полетела в охотника. На всё про все ушло не более секунды. Власий, не поддавшись на невозможность происходящего, успел увернуться от удара, кувырком приблизился к раскоряченному дедайту, попутно выхватив из-под рясы клинок, и сделал ложный замах. Дедайт тоже не растерялся, он весь перекрутился, как гуттаперчевая кукла – тело по часовой стрелке, голова – против, – и приготовился к прыжку.

Власий вместо того, чтобы ударить одержимого, резко ушёл вниз, схватил книгу, а потом встретил атаку дедайта – клинок в пузо, книгой по зубам. От живота дедайта клинок отпружинил, словно и не клинок это был, а резиновая палка, ударившая в бетонный блок, но вот угощение книгой демону не понравилось – от него нечисть отбросило назад. Дедайт затрясся то ли от боли, то ли от злобы, сплюнул через зубы зелёную соплю, взвыл и бросился бежать. Захваченный чувством азарта охотник бросился за ним в погоню. Остальные гости замка, наконец, немного пришли в себя, их отпустило – укол фантасмагории происходящего перестал действовать – и они ломанулись следом за охотником. Услышав, что за ним топочут шаги, Власий, на ходу обернувшись, кинул через плечо: «Оставайтесь на месте! Не ходите за мной!», – но в горячке преследования, его не послушали.

Сначала все бежали плотной группой – монах впереди, остальные за ним, – но стоило Власию повернуть на ближайшем перекрестке коридоров, как ребята его потеряли, а вскоре и группа распалась – как-то незаметно то одна пара, то другая отставала, не там сворачивала, терялась – и, в конце концов, перестала существовать, как единое целое. Замок-крепость разбросал их в пространстве, как игральные кости, вёл каждого своим путём – вёл к цели непонятной, но желанной, если не людьми, то силами непостижимыми им, пока ещё живым.

Охотник упустил дедайта, его закрутило в коридорах, и он сам не понял, как очутился в главном коридоре, у самого входа в замок. Он стоял, тяжело дышал и настороженно осматривался. Власий чувствовал, что не просто так его сюда затащили, что сейчас что-то должно произойти. Атмосфера нервного ожидания сгущалась, давила на душу склизкой пяткой могильного ужаса, зрение стало подводить охотника – в глазах двоилось, свет мерк, неуклонно стремясь оставить его слепым один на один с теми, кто ждал в темноте, кто жаждал его крови и мук – мук больше, чем крови. И когда тени накрыли Власия с головой, а чёрная дымка тумана загустела в желе, выползающее из дверных проёмов, как дым из печей крематория, из ближайшей к нему справа опочивальни полезли чёрные гробы. Гробы лезли, толкая друг друга, тёрлись боками, сдвигая крышки, лезли и в ширь, и в высоту. А из гробов на воздух рвались гнилые трупы – картофельные лица, свалявшиеся лохмы светящихся зелёным светом червей-волос, руки-судороги, перекошенные рваные рты.

Работа – работа экзорциста. Власий творил молитву, пассами загонял покойников обратно в объятия смерти, откуда их насильно вырвали, чтобы они мстили живым. Ожившие домины одушевлены чёрным духом и требовали пристального внимания – их охотник тоже не обходил вниманием, не давал им раскрывать зев на жизнь, словами народных заговоров, вбивал их назад, туда, откуда они выползли.

Власий так драл горло, так напрягал в борьбе все силы, что поджилки тряслись, пот катился градом, но он побеждал кладбищенскую рвоту, и как только последний гроб, клацая крышкой, отрубая пальцы своему жильцу, скрылся во тьме, на звуки его натужных стараний вышли супруги Некрасовы.

– 

Слава богу, мы нашли вас! – воскликнула Людмила. По её лицу видно, что она испугана. У её мужа лицо не лучше – бледное, словно мукой присыпанное. Набегались одни в полутьме и рады, что хоть кого-то живого обнаружили.

– Да. Повезло. Держитесь меня, – указал, а скорее, приказал охотник. – Надо возвращаться в храм.

Супруги дружно закивали. Все вместе, втроём, отправились в храм, но по пути произошло тоже самое, что и в предыдущий раз – они потерялись. Охотник шёл вперёд, слышал шаги за собой, дыхание, их шепот – он спокоен, уверен, что Некрасовы идут за ним, потеряться невозможно, здесь прямой путь по коридору и поворотов нет, – а супруги попали в морок, их съело пространство, подпольными путями переместив в ту самую опочивальню, из которой ползли гробы.

Власий вошёл в храм, но в глазах его двоилось – он и в храме, он и где-то ещё, в помещении, задрапированном бордовыми портьерами – и, как только он переступил порог, голоса Некрасовых в его ушах резко смолкли и начались нечеловеческие вопли. Крики доносились уже не из-за спины, а издалека – из той самой опочивальни, которую теперь заливала чернильная тьма, глядящая в коридор прямоугольниками дверных проёмов. Крики, захлёбываясь, перешли в предсмертные булькающие хрипы, а потом и вовсе смолкли.

Оказывается, что все остальные, кто бегал в погоню за дедайтом, снова вместе, сидят на лавках в храме и с глазами, в которых бьётся вороном животный страх, и с растущей ядовитым грибом паникой в сердце наблюдают как к ним идёт охотник. Позади всё кончено, а экзорцист направился к Ваське, сидящей по центру. Не просто так он выбрал в качестве приоритетной цели Васю – девушку в других обстоятельствах бойкую, шумную, а теперь сидевшую тихо-тихо, с видом отрешённым – Власий видит, что она – червоточина во плоти, что это больше не Вася.

Егор отреагировал, дёрнулся, он хотел защитить Василису, но не успел – на глазах у всех девушка, когда охотник схватил её, рассыпалась, ушла воронкой серого песка в саму себя и потянула, пытаясь затянуть в себя и Власия. Власий не дал червоточине себя затянуть, смял, вымешивая призрачный песок, как тесто, пока колдовство не потеряло силу. Песок превратился в пыль, медленно оседающую на лавку. Всё.

– Нам надо выбираться отсюда, иначе мы все здесь пропадём, – сказал Власий, опустив голову, словно обращаясь к сгинувшей в небытие Васе, смотря на кучку пыли, что осталась от неё.

– Ты же сам просился сюда на ночлег, – не удержался от ехидного замечания Егор. – А?

– Это моя ошибка.

– Что с Васей случилось? – как-то невпопад спросила Света. Она так и не отошла от шока.

– Ах, ошибка? – не замечая вопроса Светы, спросил Игорь, и спросил так, будто это монах во всём виноват.

– Ну, хватит, – негромко, но как-то очень твёрдо сказал Власий и, наконец оторвавшись от созерцания праха, посмотрел на Игоря.

– …Ну, хорошо. Что ты предлагаешь? – Игорь успокоился, взгляд Власия затушил огонь гнева, разгоравшийся под котлом паники, он пришёл в себя.

– Вне стен этого проклятого замка, – а что он проклят мне совершенно ясно, – нам будет гораздо более безопасно, – начал Власий.

– Ночью? Под открытым небом? – Сомнения Игоря можно понять. Он начинал догадываться, что они не просто заблудились в горах, а, возможно, заблудились вообще – в пространстве, времени, жизни.

– Что с Вааасей??? – зашлась в истерике Света. Из предыдущего тревожного вопроса она выдавила в крик всё то, что накопилось внутри, что требовало выхода. Ещё немного и она упала бы на пол и начала биться головой, хлопать руками, бить камни и себя.

Игорю пришлось обратить на неё внимание, теперь она последняя, кого он знал хорошо, от кого не ждал больших сюрпризов. Он подошёл к ней, и пока Света зажмурившись, сжав ладони в кулаки, притоптывала ногой и гнётся к полку маятником, повторяя, выкрикивая одно и то же на разные лады: «Что с Васей? Что? С Васей? Что с ВАААААСЕЙ?!!» – крепко обнял, прижал, несмотря на её начальное сопротивление, к своей груди, погладил по голове. Власий, будто не замечая происходящего, ответил на вопрос Игоря:

– Ничего хорошего нас и снаружи не ждёт, – признал правоту Игоря Власий, – но здесь у нас нет никаких шансов. Нас окружает иллюзия, ставшая реальностью, порождающая чудовищ, которых нам не победить – слишком их много копошится в этих стенах, – сказал и длинно сплюнул сквозь зубы, выражая презрение что ли.

«Совсем как Дима», – мимоходом подумал Игорь, удерживая Свету. Уж больно она вертелась, но настойчивость и ласка даже злого цепного пса успокоят, а не то, что слабую, испуганную девушку. Света перестала спрашивать про свою несчастную подругу и тихо расплакалась.

– Нам надо разделиться, – неожиданно предложил Власий.

Игорь подумал, что ослышался.

– Что? Не понял, как это разделиться?

– Так больше шансов спастись, – начал терпеливо, как маленькому, объяснять Власий, – просто так замок нас не отпустит, он постарается нас удержать. Если мы разделимся, ему труднее нас будет контролировать, понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Мы не знаем, где выход.

– Как это не знаем? Выход там же, где и был.

– Там не пройти. Там тьма наползает из опочивален гробами и всякой иной чудью.

– Гробами?

– Да, гробами… Долго объяснять. Поверь, там нам не пройти. И, возможно, всем не уйти, даже если мы найдём правильный путь

– Чёрт.

– Надо разделиться, иначе смерть.

– Я пойду с вами, – внезапно заявила Света. Она подняла заплаканное лицо, мягко отстранилась от Игоря и сказала ему: – Спасибо. Мне уже лучше, я успокоилась. Я хочу пойти с вами, – повторила Света, обращаясь к Власию.

 Не ожидал такого фортеля от неё Игорь. Он как-то даже растерялся от этих её слов. Три на два не делиться, и он рассчитывал, что Света пойдёт с ним, ну не отпускать же девушку одну блуждать в этом тёмном лабиринте. А тут такое, граничащее чуть ли не с предательством. А между тем, всё просто: Света выбрала себе в защитники того, кого считала сильнее. Такие женщины, как она, очень остро чувствовали мужское начало и при определённых обстоятельствах охотно подчинялись ему, чтобы выжить. Не умом она выбирала, а опытом поколений первобытных женщин, что ждали своих мужчин с охоты, с войны, сидя у костра, нянча детей, готовя встречу. Мужчина – защитник её и её детей от монстров, что кишели в джунглях и водах; от голода, что постоянно нависал над её родом костлявым скелетом; от ужаса быть съеденной соседним племенем каннибалов. Но кроме всего этого, очевидного, на её выбор повлияло и ещё что-то, очень ей знакомое, что привлекало своим постоянством, что стучало в её сердце, но что она не осознавала.

– Хорошо, ты пойдёшь со мной, – согласился Власий. – Пожалуй, так будет правильно, – задумчиво сказал Власий.

– Да уж, – пробурчал Игорь. Он был недоволен, но что делать – девушка сделала свой выбор.

Группа разделилась. Игорь пошёл более лёгким и очевидным путём – ему было труднее, вот поэтому и достался такой выход. Он пошёл по коридору, идущему от храма к общему залу, где они спали, а там его ждал проход – ответвление, в конце которого светилось серебряным лунным светом большое окно во всю стену. А вот охотник повёл Свету на второй этаж, куда до этого никто из ребят не заглядывал. Соорудил факел из прутьев, обмотал их тряпками, паклей – гореть такой мутант без должной пропитки будет не долго, но им должно было хватить, – так сказал Власий.

Игорь ушёл первым, вскоре его шаги затихли и о нём больше ничего не напоминало. Был человек – и вот его уже нет, остались лишь тускнеющие с каждой минутой воспоминания, а может, и не человек это была, а сон, фрагмент фантазии.

Власий поднимался по лестнице первым, освещал путь, за ним, стараясь держаться к нему как можно ближе, шла Света. Двадцать ступеней, поворот, открытая дверь и они уже на балконе. Охотник оказался прав, их путь вышел не долгим. Ещё немного и они на свободе. Света подошла к каменным перилам и заглянула вниз. Провал уходил на глубину колодца внутреннего двора замка. Если тут и была свобода, то до неё не так просто будет добраться.

– Что будем делать? – с надеждой спросила Света.

Власий странно ухмыльнулся и ответил:

– Ну не прыгать же.

А потом вдруг Власий схватил Свету за плечи, продолжая не улыбаться, а щериться как ненормальный, с хриплым сексуальным придыханием сказал:

– Останемся здесь… вместе… навсегдаааААА, – Власий тянул последнее «а», и по мере того, как звук раскрывался, рос, его тело претерпевало ужасающие метаморфозы.

Тело Власия выворачивало, прокручивало на плечевых суставах, так что ноги смещали руки, а голова уехала на спину, и жопа оказалась на одной линии с лицом Светы. Штаны порвались по швам, ягодицы разошлись в пердячем смехе и оттуда, из прорехи в плоти высунулось мокрое, но довольное лицо одержимого Димы. Настоящий охотник навсегда потерялся, а место его занял демон. Света открыла рот и заорала немым криком, пока её не заткнул распухший сизый язык дедайта – поцелуй.

Обиженка

Сплетник и клеветник

За моим плечом, за моим плечом

Стоит сплетник и клеветник

Его язык стал острым мечом

Это странно, но я как-то привык

Нельзя ударить, нельзя наказать

С грязью бороться впустую

Можно только подъезд обоссать

Или слюнною харкнуть в крутую

Золота там, в черноте, не найдёшь,

Чумной лопатой глубже копая

Лишь кости трупа разбередишь

На волю смрад выпуская

Клевета и сплетня, как петля и нож

Оружие товарища, моего плача

И режет, и душит настоящая ложь

А по ляжкам течёт гнилая моча

За моим плечом, за моей спиной

Варит сплетни мне дорогой клеветник

Слышу хрипы и предсмертный вой

И к этому тоже как будто привык

– Ну, это как Олег Борисович скажет, – не моргнув глазом заявил мне Фёдор.

– Пока я ещё твой начальник. Раз говорю, значит, должен сделать, – попытался разъяснить я ситуацию.

– Ага, вот именно, что пока, – нагло ответил Фёдор.

Дальше на Федора я наседать не стал, хотя очень и хотелось. Повёл он себя, скажем так, неблагодарно. Я его знаю давно – со школы ещё, он к нам в восьмом классе пришёл, как-то мы с ним сдружились. Язык у него без костей, весело с ним всегда, я ему всегда поддержку давал – пристроил к себе год назад на работу. После школы мы с ним лет пять не виделись, потом случайно на Продэкспо встретились, оказалось, что занимаемся одним и тем же – продажами продуктов питания. У него в компании платили плохо, я его к себе переманил, в отдел, менеджером. Постарался для него: базу дал, с клиентами познакомил, ввёл в курс дела, да и потом всегда помогал, прикрывал от гневных непредсказуемых наездов генерального. Ну, иногда ругал Фёдора – не без этого, – когда он косячил, но никогда на личности не переходил, хотя голос повышал, а он… А что он? Он просто стал меня за глаза грязью поливать, распространять про меня нелепые сплетни по офису, а генеральному и вовсе небылицы рассказывал – и что я больше не на переговоры езжу, а бухать за счёт фирмы; и что с чёрных бонусов для закупщиков, которые им отвожу каждый месяц, кормлюсь; и что конкурентам информацию о контрагентах наших сливаю. Но до поры до времени, он лебезил, улыбался, подчёркнуто дружелюбен был – ровно до того момента, когда я решил уволиться – и его подковерная работа сыграла роль, да и вообще, разногласия с высшим руководством компании поднакопились – пора было менять место работы. Вот тут наш цветочек расцвёл. Фёдор перестал мне отчитываться, разговорил сквозь губу, а как видел нашего генерального, то прямо в струнку вытягивался: «Чего изволите, Олег Борисович? Как скажите, Олег Борисович! Очень правильное замечание, Олег Борисович, сделаю всё как вы говорите». Не знаю, что им двигало. Может, это в пику мне он так себя вёл, потому что считал, что я зажимаю, всегда чувствовал дискомфорт от того, что мне подчинялся (ну ведь не злоупотреблял я. А если и орал, так это когда он сам себя подставлял своим враньём вечным. Бонусы он всегда получал, их для него я всегда зубами выгрызал), а может, натура такая предательская и её не перевоспитаешь. А скорее всего, он думал, что так он заслужит расположение генерального, меня откровенно недолюбливающего, и получит преференции в виде премий, надбавок и прочих бонусов, и должностей.