Неженка

Показав мне, что ждёт меня за непослушание, доктор вернул стол на место, но жужжание осталось – я понял, что дробилка меня ждёт, крутится, исходит маслом, скрипит гидравликой, словом, ждёт. Боль и осознание отсутствия выхода прочистила мысли, освежила восприятие. Где я оказался? Как санитары мне сказали: в тёмном отражении города, – а это значило, что и законы существования разумной плоти здесь иные нежели в мире света. Законы не наоборот – ведь всё-таки не зазеркалье, – но другие, словно во сне, который стал реальностью. Всё вроде бы на месте, но вывернутое наизнанку. Сгинуть могу, а умереть? Вот если бог в обычном мире меня слышал, но никак не мог мне помочь, то здесь, в мире, где жили те, кем управляла богиня ночи, возможно, мне помогли бы. Вот только надо знать, кому послать молитву, кого позвать. Если здесь царила мать добровольного ухода из жизни, то противостояла ей богоматерь – должна противостоять, через ангела моего хранителя или напрямую. И маму мою Марией звали… Надо позвать на помощь. Никогда не молился в жизни, ну, нет, может в детстве, или в школе, когда хотел на экзамене получить хорошую отметку, а так – нет. Не знаю, как это делается. Главное – быть искренним.

Я зажмурился, постарался уйти от того, что меня окружало. Боль, металлические стуки инструментов, которые перебирал, выбирая доктор, запахи и опять боль. Я совсем не помню, что я про себя говорил, кого звал, молил, но довольно быстро мой разум понесло по узкому туннелю к свету, и чем ближе я был к нему, тем меня меньше тревожила боль, звуки и запахи, а когда я оказался внутри, со всех сторон окружённый им, то понял, что меня услышали. Я открыл глаза…

Колени и бок больше не болели. Боли не было вообще – вот и чудо, о котором я мечтал и сожалел. Но как мне освободиться? Времени оставалось всё меньше – доктор сейчас выберет очередной инструмент боли и вернётся к ложу смерти. Я сжал кулаки и покрутил, а потом потянул – слегка. Удивительно, но мои руки больше не держали браслеты, кисти рук стали податливыми, словно из теста и без костей, я потянул смелее и освободился. То же самое я стал делать с ногами, но тут мне стали мешать мои ботинки – мешать намного сильнее чем гвозди, сопротивление которых моя плоть вовсе не заметила – они прошли через неё, как сквозь ткань призрака. И доктор, к тому же, был уже рядом. Он пришёл ко мне, взяв в руки мачете – широкий, длинный нож, которым в джунглях прорубают путь. Сразу стало ясно, что он хотел лишить меня некоторых конечностей, превратить в обрубок инвалида.

Доктор ещё не размахнулся, а я со всей силы, вскормленной ненавистью и страхом, ударил его в лицо. Попал в глаз, который сразу вбило на лоб, он стал смотреть куда-то в потолок и потёк. Обратным движением мой большой палец зацепил маску, сдернул её, обнажив копошение – гибрид жвал стрекозы педипальп и хелицер паука, и ещё каких-то ажурных, дрожащих плёнок с щелями и отростками.

Прежде, чем он на меня навалился, я успел вырвать мачете у замешкавшегося доктора, и когда он схватил меня, я, наконец, смог освободить ноги и, уперев их ему в живот, оттолкнул его. Доктор, ободрав кожу с моих плеч, за которые он пытался удержаться, размахивая руками, отлетел к шкафу. Я вскочил со стола, меня повело в сторону – голова закружилась от долго лежания, – а доктор, оправившись, пошёл на меня. Я рубанул навстречу, кажется, удалось через лес рук лезвию прорваться к голове – удар мачете угодил куда в район глаз, но мутанта это не остановило. Доктор продолжал напирать. Я отступал, размахивая мачете, не давая ему подойти ближе. Вокруг стола… и тут я чуть не упал. Совсем забыл, что там меня ждала дробилка. Удержавшись на краю, я встретил набегающего доктора ударом мачете в живот, и сразу прыгнул назад. Слава богу, мне удалось перелететь разверзнутую пасть, а вот доктору, по инерции сделавшему два шага вперёд, не повезло – он свалился вниз. Следом за падением раздались чавки и громкое шипение. Когда я заглянул в железный рот, то увидел валики, замаранные фиолетовыми кляксами, а на кубиках квадратных зубов были намотаны пряди длинной чёрной волосни. Доктор – всё.

Насытившись, дробилка сама сомкнула створки губ люка. Я подошёл к пыточному столу. На нём лежали воистину жуткие инструменты. Но лучше, чем мачете, для целей самообороны я не нашёл. Ещё моё внимание привлекла шкатулка жёлтого, полированного дерева с крышкой на серебряном крючке. Не удержавшись от любопытства, открыл шкатулку. Бархатная розовая подложка, а на ней, в гнёздах, что-то белое. Я нагнулся, чтобы рассмотреть, и подвергся атаке. Эти небольшие кусочки чего-то стали с лёгкими хлопками, как от петард, покидать свои гнёзда и таранить кожу на моём лице. Я прикрыл шкатулку ладонью, но и в неё впились десятки уколов. Пришлось захлопнуть шкатулку и на крючок закрыть. Оказалось, что шкатулка стреляла в меня зубами, человеческими зубами. Мерзость.

Выполнив миссию исследователя, я принялся искать выход. Мне требовалось совершить самоэвакуацию из этого столь «дружелюбного места». Ну, уходить отсюда прежним путём, тем же, которым меня сюда доставили, казалось мне не разумным. А вот воспользоваться лифтом, на котором прибыл доктор, было правильно – такого от меня не ждали, лишь бы лифт возил не только вниз – откуда, без сомнения, адский доктор и прибыл, – но и поднимал вверх.

Я вошёл в лифт. Пахло в нём жутко – той же жжёной резиной, но гораздо сильнее, а ещё – осенней канализационной слякотью. На пульте управления, слава богу, были кнопки. Да, на месте большинства кнопок чернели дырки, но было несколько вполне целых. 20, 19, 13, 10, 7 этаж. Конечно, я выбрал 7-й этаж. Быстрее подняться – быстрее спуститься. Дверь за мной брякнула, где-то в глубинах шахты загудел мотор, и я поплыл наверх. Через минуту лифт остановился.

Меня встретил пустой этаж – колонны, сырой бетон, оконные проёмы. Нет ни стен, ни перегородок – пустая заготовка. И вот, из тени, от дальней от меня стены, в моём направлении застучало деревянным маршем нечто. Вроде бы тени составились в нечто несуразно тонкое, дистрофичное. Но чем ближе оно от меня стучало, тем лучше я мог его рассмотреть. Это было… был Буратино. Такой, каким я его запомнил в детстве – палки ножек и ручек, скреплённых скрипучими суставами, тело – струганное палено, закутанное в полосатую бумажную курточку, деревянная голова с длинным острым носом, увенчанная красным колпачком. Вот только фирменной улыбки до ушей я на его лице не наблюдал, злое было лицо, и было оно не светлое, а тёмное, цвета морённого дума. Да и весь здешний Буратино был какой-то выцветший, полинявший, словно долгое время проведший там, где солнце не светит – под землёй, в склепе, в могиле – и был он не совсем той маленькой куклой, а ростом с человека. Видно, подрос наш сказочный персонаж на харчах ночного отражения.

Буратино бодро вышагивал, а сердце моё билось всё чаще, и когда он, остановившись в трёх метрах от меня, задорно, вскинув правую руку, зиганул, скачок адреналина толкнул меня к нему. Я побежал, а Буратино пульнул в меня красной молнией – рука, держащая зигу, опустилась и с её пальцев сорвался извилистый штрих огня. Разряд прошёл совсем рядом с моей щекой, аж волосы дыбом встали. Пришёл черёд и мне наносить удар. Мачете с лёгкостью перерубило деревяшке ноги, но он не упал. Меня инерция удара пронесла немного вперёд, а Буратино на одной ноге повернулся следом и опять выстрелил – теперь уж очень неточно. Я воспользовался его расфокусировкой и перерубил вторую ногу, он упал с характерным стуком и получил ещё одну зарубку на груди. Останавливаться я не собирался, поэтому с размаху послал мачете в башку зигующего Буратино, но и этот деревянный бродяга не собирался просто так разлёживаться – успел выстрелить, сволота – молния прошила грудную клетку, меня отбросило и отключило.

Не знаю сколько времени я валялся в отключке, но, когда пришёл в себя, всё было кончено. Буратино не подавал признаков активности, мои рёбра болели так, словно их хорошенько поджарили на гриле, но боль быстро уходила, а вместо неё тело наполняла уверенность. Я встал, подошёл к деревяшке полюбоваться. Последний мой удар рассёк голову Буратино наискосок, срубив верхнюю часть с глазами, носом, частью рта, оставив на шее лишь нижнюю челюсть и часть черепной коробки с ухом. Из Буратино сочилась липкая лиловая гадость, в которой что-то суетилось, копошилось. Рассматривать что именно жило в деревянном зомби у меня желания не было, мерзко.

Странная архитектура здания наводила на мысль, что строили больницу не совсем психически здоровые строители – чтобы спуститься на нижний этаж, мне пришлось идти от лифта через весь этаж к лестнице – там тоже была шахта лифта, но без самого лифта. Забегая вперёд, скажу, что и на других этажах было так же – чтобы спуститься, мне требовалось пройти этаж насквозь к следующей лестнице. Как в компьютерной игре, только это была не игра.

 Пешком я спустился на шестой этаж. Я оказался в месте, которое уже походило на настоящую больницу: широкий коридор с дверными проёмами, но без самих дверей, по которому гуляет горячий влажный ветер, словно поддувает из тропического воздуховода. От этого ветра я круто пропотел, на меня накинулся нездоровый жар, напала на кости ломота, словно я в одночасье заразился гриппом. Продвигался я осторожно, ожидал подвоха. С опаской заглянул в первый дверной проём. Да, стены только формировали проход, а внутри, где должна быть отдельная палата, перегородки отсутствовали и получалось одно помещение, вытянутое и уходящее в даль, с двумя бесконечными рядами больничных коек – справа и слева. Койки покрывали марлевые занавеси – что-то вроде защиты от москитов? – натянутые на каркас из железных прутьев. На койках лежали больные, то, что лежали именно больные, сомнений не возникало – изломанные, опухшие, истекающие разнообразными жидкостями – кто кровью, кто жирной чёрной гнилью, кто липким гноем, кто лоснился мутными непонятными каплями. Некоторые из бедолаг были раздеты до нага, другие маялись в пижамах, третьи страдали просто в нижнем белье. Многие лежали неподвижно, другие же выгибались, скручивались, сучили ногами, грозили руками – ни секунды покоя. Лица полные натуги – у кого неестественно белые, у кого багровые. Но не эта картина всеобщего страдания меня ужаснула, а то, что над каждой из коек, под потолком висели огромные куски, наросты плоти, связанные с постояльцами больничных, пропитанных потом и мочой лежанок, патрубками сосудов, ребристых как шланги или куриные горла. Опухоли. Я почему-то сразу понял, что под потолком висят злокачественные опухоли, выкачивающие жизненные соки из своих носителей. Бугристые, пузырчатые, странных форм и размеров, лоснящиеся от небывалых цветов, некоторые покрытые редким волосом, кошмарные, пульсирующие ядом и смертью.

Я испугался, убежал. Не знаю, может быть, стоило попробовать кому-то из них, тех, кого мучили опухоли, помочь, но я не смог себя заставить переступить порог этой не имеющий ни начала, ни конца палаты. Прочь, прочь отсюда! На выход! Иначе, чем чёрт не шутит, сам заразишься раком.

Миновав коридор, я вышел к лифтам, а там недалеко и до лестницы. Нет, не тут-то было, этот этаж не хотел меня просто так отпускать. Над дверью, ведущей на лестницу, меня ждала она – моя личная опухоль – похожая на гигантскую мокрицу, скрещенную с корнем топинамбура, щеголяющая алыми пятнами, воняющая инопланетной помойкой. Она медленно сползла по стенке, оставляя за собой толстый слой слизи. Меня словно загипнотизировало – я тупо стоял, дрожал и ждал, когда она ко мне присосётся. И только когда опухоль поднялась на дыбы, показав брюхо, покрытое жадно сокращающимися отростками хоботов, я очнулся. Выкинул вперёд клинок, вложив весь страх и ярость в этот выпад. Сталь не достала до извращённой болезни, но с конца моего меча сорвалась красная молния, поразившая опухоль, заставившая её сжаться и отступить. Вот как, я победил Буратино и забрал у него его силу – правильная победа – за каждую победу полагается приз – это честно, даже в таком мире есть свои законы, которые вынуждены соблюдать жители, его населяющие.

Из хоботов опухоли потекла какая-то грязная вода с кровавыми и радужными разводами. Я продолжил прожарку – закидывал опухоль молниями до тех пор, пока она не вспыхнула, а потом не покрылась коричневой коркой и густо задымила. От этой мерзости мне нечего не было нужно, призом мне стало здоровье, которое я сохранил. Путь был свободен, я эвакуировался на пятый этаж.

Этаж оказался пуст, как яичная скорлупа, которую покинуло что-то не очень дружелюбное… Хотя нет, в конце, с боку, мне подмигивал синий огонёк. Ну конечно, синим мигало оттуда, куда мне было и нужно – у лестницы. По мере того, как я подходил, огонёк рос, рос и рос, пока не вырос до размера походного костерка. Рядом с костерком сидело четверо персонажей в тёмных худи и широких штанах американских гетто. Лица троих из них скрывали маски погромщиков, лишь поверх них посверкивали злые глазки прирождённых ублюдков. А вот четвёртый не скрывался за платком маски с черепушками, а нагло подставил тёмное лицо под синие отсветы замогильного костра и при виде меня скорчил приветственный оскал – крупные серые зубы с правой стороны верхней челюсти, и такие же крупные с левой, но уже стальные, хромированные, и на нижней челюсти то же самое, только наоборот – сталь клацала о зубную эмаль. Рядом с погромщиками лежали модные скейтборды.

Бочком, бочком и мимо – я честно попробовал пройти мимо этих граждан необычной, редкой для наших мест наружности. Не получилось. Они, не смотря на меня, как по команде, снялись со своих насиженных мест, похватали скейты и ко мене. Знакомое впечатление, совсем как в юности, когда в подземном переходе, в подворотне, на заднем дворе путяги на тебя налетали толпой и втаптывали тебя, а заодно и твоё достоинство, в грязь. И те тогда тоже рассчитывали на приз, и эти, вероятно, тоже. Помните, любая победа равна вознаграждению? Для ушедшей в туман прошлого гопоты наградой были крики жертв, чувство власти и, конечно, деньги лохов, а для местных супчиков наградой станет моё мясо – я заметил, почему их костёр горел синим пламенем – дровами к нему служили человеческие черепа.

Били они меня скейтами, казалось, дубасили со всех сторон одновременно. Я истерично махал своим мачете по сторонам – это я так старался отбиваться, не очень-то и получалось – как и в прошлом, когда били так, чтобы ты не встал. Магия какая-то, я давно уже не тот сопливый пацан, а взрослый мужик, прошедший и спортзал, и армию, а будто вернулся на двадцать лет назад. Пару раз мне всё-таки удалось их достать – одному вспорол брюхо, другого полоснул по щеке. У них и кровь оказалась синей, к тому же. Ранения их не остановили – кишки вползли назад в живот, рана на щеке затянулась, но зато я сумел стать ближе к лестнице. Почему-то я больше не мог пользоваться даром Буратино, возможно, батарейка подсела и требовалось время, чтобы её подзарядить. Если бы молнии в обойме у меня оставались, с погромщиками я бы быстро расправился, а так приходилось терпеть и пробиваться.

Меня буквально вынесли, если не на кулаках, то на досках на лестничную площадку, а там я сам загремел по ступенькам вниз. За мной мои людоеды не последовали, их власть оканчивалась пятым этажом – почти всё как раньше – чёткое соблюдение границ района, распределение сфер влияния. Ничего так отдохнули. Всё тело болело, особенно досталось голове – в глазах двоилось, кружилось, во рту забытый вкус крови. Хорошо, что здесь восстанавливался я быстро, а сейчас, когда я вошёл на четвёртый этаж, и вовсе все неприятные впечатления от избиения как ветром сдуло. Мокрый этаж – окна выбиты, ветер, как и на шестом, гуляет, но холодный, несущий с собой дыхание дождя, начавшегося на улице – мелкий, но плотный, нашёптывающий о покое – кладбищенском.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.