Носители. Начало. Книга первая

– Видать, хорошо ты им насолил, – подметил Бэзил, отдав дань уважения его незавидному положению лёгким кивком головы и сочувственным, понимающим взглядом.

Только наёмник может проявить солидарность и понимание, даже не интересуясь правотой или правдой. Только наёмнику наёмник может исповедаться, не боясь огласки или укоризны, ведь каждый здесь лишился всего.

– Не то слово, – хмыкнул Тэбальт, отринув тяжёлые чувства.

– Мне вот тоже нет дороги в Пантир, только не потому, что меня хотят убить. С женой расстался, сам виноват. Наворотил бед, вот и прогнала. Теперь другой донашивает мои шмотки, – фальшиво рассмеялся Бэзил, не веря в этот смех, равно как и в случившееся.

– Иногда потерю пережить намного проще. Есть какая-то определённость, осознание случившегося. Всё это однажды становится воспоминанием, которое рано или поздно перестанет преследовать.

– Ничто не проходит бесследно, – покачал головой Бэзил. – Хочется верить, что прошлое навсегда останется прошлым для каждого из нас.

– Прозвучало как тост, – улыбнулся Конрад. – Жаль, вина под рукой нет. Если Пархонто не сбрендил и мы разбогатеем, по возвращении с того света обязательно выпьем за эти слова.

– Думаешь, Пархонто знает, что делает? – с подозрением пробурчал Бэзил, стараясь говорить негромко, ровно настолько, чтобы слова не долетели до Пархонто.

– Пархонто, конечно, тот ещё крендель, – возразил Тэбальт, – но плата за работу фиксированная, так что мы всё равно в плюсе. А если Пархонто прав и там действительно хранятся богатства, то пойдем за ним хоть в клоаку самого Кайгора. Думаю, он не стал бы рисковать своей шкурой ради сомнительных иллюзий.

– Эй! – воскликнул Конрад, – разве вас не учили манерам? Вообще-то неприлично шептаться в обществе сторонних лиц!

Только Конрад договорил, как раздался крик возницы:

– Стой!

Повозка остановилась, и наездники продвинулись вперёд, чтобы осмотреть причину остановки. Следом из кареты вывалился круглый седобородый мужчина в чёрной меховой накидке и высоких чёрных сапогах по колено. Лицо его было властное, недовольное, словно кто-то прервал его сладкий сон, а глаза, не привыкшие к свету, сделались узенькой щёлкой. Он быстрым шагом обогнул коней и вклинился в ряд наёмников, стоящих на краю высокого обрыва, где резко заканчивались лесные дебри.

Их глазам предстали стремящиеся к небесам полуразрушенные чертоги Биура, к которым извилистой тропой тянулся надводный горный хребет, омываемый с двух сторон морем, что терялось где-то под покрывалом густого тумана. По обе стороны хребта, словно шипы, торчали остроконечные пики скал, о которые где-то глубоко внизу с шумом бились волны. Любой неосторожный шаг мог стоить жизни.

Пархонто завороженно замер, разглядывая остатки башен, каждая из которых принадлежала кому-то из Носителей. Башни были исполосованы кривыми линиями белонитовых жил, напоминавшими вены. Этот минерал цвета мутной воды в быту не использовали, потому что никто не знал, как с ним работать. Он не поддавался никакому инструменту – не плавился, не пилился и не ломался. Белонит был проводником магии, и только она могла заставить его принять какую-либо форму. Потому ныне он был не более чем булыжником, очередной помехой на пути шахтёров, и таких помех по всему континенту – целые залежи. А ведь когда-то через них магия питала земли всех континентов…

Но Пархонто интересовала только одна башня, та, чей остов был выше остальных. Прежде, как было описано в свитках, над туманными водами парили магические башни Кахона, их ещё называли детищем Биура. Но теперь, заметил Пархонто, их не было. Но он не собирался заниматься изучением этого вопроса, сейчас его интересовал только Биур, пугающую красоту которого он впервые наблюдал воочию. Он заучил наизусть не только путь, но и расположение комнат в башнях, всех ступеней, мостов, проходов. Путь к самому городу он тоже подробно изучил, планируя экспедицию.

То, что они подъехали не с той стороны, – мелочь в сравнении с тем, что ожидает их на той стороне пологого хребта, на самом пике утёса. И всё же Пархонто не упустил случая выразить своё недовольство некомпетентностью кучера, ведь перед отъездом тот заверил, что изучил путь к городу, а теперь по его вине они вынуждены потратить время на объезд.

– Забери тебя Тёмный, Эргус!

– Я не понимаю, – принялся оправдываться возница, сознавая свою оплошность, которой, как он считал, не должно было случиться, – на карте всё было не так! Наверное, за многие годы скалы сместились… Я строго придерживался намеченного пути, а тут получается…

– Ладно, – скривил недовольную мину Пархонто, не желая слушать оправдания, – пойдём в объезд. Только время зря тратим, – возмущённо буркнул он в седую бороду, возвращаясь в свою повозку и продолжая бубнить себе под нос ругательства, которых в его голове было крайне много. Его критику Эргус принимал как наказание, даже когда, казалось бы, не всё так плохо. И теперь, проводив Пархонто унылым взглядом, поплёлся и сам на своё место.

Эргус, в силу своей скованности, не воспринимался наёмниками как товарищ, и потому его чувств никто не разделял. Зато он, будучи всегда немного в стороне, подмечал для себя разные мелочи. Возможно, Эргус и хотел бы стать частью команды, но таков уж он есть – никогда не знал, что сказать и в какое время, боясь показаться глупым и стать объектом насмешек.

Конрад спрыгнул с коня и приблизился к краю обрыва, всматриваясь в простирающийся слева направо песчаный мутно-серый берег, на который ритмично накатывала хлёсткая волна.

– Угу! – восторженно заголосил он. – Надо будет на обратном пути искупаться, проверить, так сказать, кто сильнее – цепкая хватка пузыристых волн или же несгибаемая воля к жизни отчаянного наёмника? – его худое лицо растянулось в улыбке.

Если бы остальные не знали Конрада, то решили бы, что он брешет, но, как им уже было давно известно, только ему и достанет глупости пойти на такое.

– Если ты не против, Конрад, я заберу себе твою долю, – сказал Тэбальт, – утопленнику ни к чему богатства.

– Нет, – внезапно встрял Вернут, сохраняя крайне серьёзное выражение лица, – я его брат, а значит, его доля принадлежит мне.

– Эй! – возмутился Конрад. – Я вообще-то ещё здесь, а вы уже делите мою долю? Вернут, ты же мой брат и всегда должен быть на моей стороне!

– Конечно, – с любовью в голосе проговорил Вернут и приобнял брата за плечо. – Я всегда на твоей стороне.

– Трогай! – послышался из повозки приказ.

– Ты слышал? – сказал Тэбальт Конраду. – Поехали.

Эргус хлестнул лошадей поводьями, и, развернувшись, снова торговая лавка принялась подпрыгивать на камнях и корнях.

Чтобы преодолеть хребет, повозку, как и коней, пришлось оставить у его основания вместе с Эргусом, взяв с собой только рюкзаки с необходимым инвентарём – риск сорваться был слишком велик. В этом наёмники и Пархонто убедились, когда ступили на неровную, покатистую и слизкую поверхность. Продвигаться вперёд приходилось неспешно, друг за другом, сопротивляясь порывистому ветру, который швырял в лицо капли вздымающихся волн. Город приближался очень медленно, а желание поскорей сойти с этой тропы появилось примерно сразу, как они ступили на неё, и теперь росло с каждым шагом. Ноги так и норовили соскользнуть вниз, жизнь любого могла оборваться уже здесь, на неровностях хребта, ещё вне города. Смотреть приходилось только себе под ноги, а конец тропы терялся где-то впереди, за колючей пеленой мелких брызг.

Стремление Пархонто превозмогало все страхи перед возможными трудностями и опасностями. Его тяга к находкам и знаниям была слишком сильна, чтобы отступить. Это значило бы предать себя и то, что для него так дорого и важно, – богатства, которые могут хранить в себе потаённые места великого города.

Это влекло и наёмников, хоть они и знали, что идут в опасное место. А на что ещё, спрашивается, нужна жизнь того, чей единственный талант – убивать? Вот и складывается так, что иного и не оставалось, как согласиться на поход в надежде изменить свою жизнь к лучшему. Стать кем-то более существенным, нежели просто убийца. Создать наследие взамен ненужному риску и стать не только мужем, но и хорошим отцом. Хоть и вела ко всему этому узкая и скользкая дорожка, пройти по которой следовало до Биура и обратно, эта сомнительная возможность грела сердца наёмников, которые неумолимо двигались вперёд.

Бэзил был уверен, что эти средства помогут ему наладить отношения с его женой и зажить припеваючи подальше от города. Вернут и Конрад мечтали отстроить где-нибудь в глуши два дома по соседству. И только Тэбальт, как бы ни желал разбогатеть, совершенно не знал, на что можно потратить целое состояние, и потому думал закопать его до лучших времён.

Наконец они ступили на ровную землю и выстроились у подножья Биура в ряд. Вблизи город выглядел невероятно огромным. Казалось, магия Носителей до сих пор была здесь, въевшаяся в эти стены башен и в каждый камушек величественных строений. Этот город казался невероятным. Мистическим. Таинственным. Могущественным.

Воображение Конрада не осталось в стороне – он почти воочию увидел снующих по улицам города магов и невероятное сражение Носителей. Крики, море крови. Взрывы. В общем, всё то немногое, что было ему известно об этом событии. Лицо Вернута выражало не меньшее любопытство. И только Тэбальт и Бэзил хмурились.

Ещё раз окинув взглядом исполинских размеров полуразрушенные стены города, Пархонто первым ступил на каменную ступень лестницы, когда-то поднимающейся к вратам, от которых теперь остались лишь каменные обломки, преграждавшие путь. Частично разрушенная арка была испещрена остроугольными символами утраченного языка, понять который пустолюд был не в силах, и слабо заметными ликами Носителей. На стене по периметру, по всей видимости, стояли скульптуры каких-то существ или защитников города. Было бы проще понять, если бы от них осталось чуть больше, нежели просто когтистые стопы.

– Для чего им нужно было строить стены таких размеров? От кого они защищались? – поинтересовался Бэзил. – Они же были богами, равных им по силе не существовало. Даже представить сложно существо, которое могло навредить им.

– Так они показывали своё величие, – ответил Тэбальт. – Все правители в свою честь воздвигают монументы и дворцы баснословных размеров. А богам под стать величие таких башен. Разве я не прав?

– Вовсе нет, – возразил Пархонто, с трудом пробираясь через обломки камней и кряхтя при каждом движении. – Историю знать надо, бестолочи. Эти стены были построены для того, чтобы великаны, которые жили когда-то, не смогли пробраться в город.

– Великаны? – переспросил Тэбальт, дабы убедиться, что ему не послышалось.

– Они были жестоки, – продолжил Пархонто, – те ещё звери. Если пустолюды дерутся за земли и власть, так те и за меньшее готовы были перегрызть друг другу глотки.

– Это ж каких размеров они были? – пробормотал Тэбальт, осматривая руины города, под которыми виднелись кости жителей бастиона.

– Больших, Тэбальт, – хмыкнул Пархонто, – больших. Разве ты забыл последнюю пещеру, в которую мы спускались? Так вот кости, которые ты там видел, были вовсе не рубьяков, как я тогда сказал. То как раз и были великаны. Просто я был уверен, что ты мне не поверишь.

– И что же их погубило? Не могли же они вот так просто разом помереть? – заинтересованно спросил Бэзил, разглядывая многочисленные пробивающиеся из-под земли по всей территории города белонитовые обломки, среди которых также валялись кости когда-то живших в этом городе магов, обмотанные в сиреневые мантии, ткань которых загадочным образом до сих пор не сгнила.

– Великаны столкнулись с угрозой, которая привела их к вымиранию. Как говорят писания, природа сошла с ума: потопы, землетрясения, вулканы и всё в таком духе, но мне отчего-то не верится. Во всём этом кое-что не сходится: их скелеты я находил в разных уголках континента, но только в одном лесу, на западе Вацилии, их трупов было обнаружено бессчётное количество. Странно, что ни оказались в лесу целым скопищем – без еды и укрытия, ведь раньше я встречал их только в пещерах. Не похоже на них. Словно кто-то загнал их в ловушку, чтобы убить. Тогда-то и дали ему название «Колючий лес» или же «Лес смерти». Думаю, вам хорошо известно, что пройти по лесу и не угодить под один из множества шипов просто невозможно. Сталь на раз прошибает. У великанов просто не было шанса выжить. Хотя кто знает. Возможно, лес когда-то был иным. Не таким опасным, как сейчас. Я не привык верить слухам, но поговаривают, оттого и начал лес стрелять шипами деревьев. Говорят, злятся. Мстят всем и каждому, кто осмелится ступить на их землю. Правда, мне доводилось находить и другие скелеты – те существа не похожи ни на кого, кто был бы мне известен.

– Хотите сказать, до нас и великанов здесь ещё кто-то жил?

– Именно. Наверняка вы слышали о них, да кто о них не слышал? Седоликие захватчики. Те, кто когда-то намеривались захватить Верту. Все они сейчас запечатаны под землёй и представляют собой окаменелые бюсты, торчащие из стен пещер. Но и в этой истории что-то не сходится. Если великан умирал, он забивался в нору и ждал своего часа. Их кости как есть разлагаются. А те, что видел я, отличались и формой, и строением. Но вот ощущение, что кости совсем ещё свежи. Им нет и полсотни. В поведении этих существ виднеется своеобразный культ захоронения. Их укладывали в кельи в позе эмбриона. Вот только встречал я их не так часто, но исключительно в глубинах подземелья. Смею предположить, что они там и жили. Под землёй. И жили, либо во времена правления Носителей, либо до их прихода. Удавалась порой отыскать фрески, точно такие же, как и на стенах келий, но до сих пор так и не понял значения их.

С губ Конрада сорвался смешок.

– Я что-то смешное сказал? – осклабился Пархонто.

– О том, что происходило задолго до нас, можно только гадать, – вмешался Тэбальт. – В свитках не многое описано из того, что было, когда миром правила магия. Но мир однозначно отличался от существующего. Как и этот город.

– Да, верно, – Пархонто посмотрел на Тэбальта и одобрительно покачал головой, после чего продолжил говорить, отвлёкшись от несостоявшейся ругани. – Когда пришли Носители из далёкого мира Холисард, они наполнили эти земли жизнью и смыслом. В лучшие свои дни на землях Биура благоухали сказочные сиреневые леса, цветущие как за стенами города, так и внутри. Деревья плодоносили, земля давала обильные урожаи, никто ни в чём не нуждался. Каждый уголок мира благоухал всеми цветами и оттенками. Каждая травинка, каждый лепесток источали собственное свечение. Лес, в котором хищный зверь был другом, мог дать всё необходимое для жизни, а духи поддерживали лесную жизнь. Тому способствовала магия.

– И кем же тогда были эти кахонские маги? – поинтересовался Тэбальт.

– Да кто их знает! Помощники, может быть, даже слуги, – пожал плечами старик. – Увы, о том нигде не сказано. Магией они владели искусно и решали множество задач и проблем. Создатели мира в те времена на каждом из континентов жили рядом со своими народами. И народы те не ведали горя, боли, слёз, корысти и жестокости. Они никогда ни в чём не нуждались, и жизнь их была вечной. Не было ни званий, ни чинов, низших или высших сословий. Выгоды никто не искал – ни создатель, ни созданный. Наичистейшая и благозаветная мысль питала жизнь любовью ко всему сущему… до той самой ночи, когда всё случилось.

– Эх, – с печалью выдохнул Конрад, мечтательно слушая рассказ, – не жизнь, а рай. Повезло же тем, кто вкусил беззаботную жизнь.

– Что же здесь всё-таки произошло? – Тэбальт окинул взглядом обвалившиеся соборы древности, чьи стены также были покрыты символами и барельефами духов магических сердец – драконов и других существ.

– Это мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Известно только, что Дармир Таунга посеял в мире хаос – развязал между Носителями войну, что протянулась от восточных земель Диваспии, а закончилась здесь, в Биуре. Весь континент видел эту бойню. Опять же, если верить писаниям, с той ночи пустолюды, жившие вечно, стали умирать, а магия – уходить далеко в прошлое. Остаётся гадать или верить свиткам, в которых наверняка многое выдумано.

Наёмники двигались по ранее существовавшим улицам, минуя башенные сооружения, высохшие фонтаны, разбитые статуи и обломки зданий разного назначения, которые в своё время утопали в тени великолепных садов, теперь канувших в небытие. Деревья были не то повалены, не то разодраны на щепки, а те единичные экземпляры, которые остались стоять, скрипели сухими сучьями, угрожая вот-вот обвалиться.

По всему городу было разбросано бесчисленное количество останков. Сотни лет с той поры миновало. Даже не верилось. Близнецы, казалось, были заворожены больше остальных, разглядывая одинаковые на вид скелеты. Воображение будоражило их сердца и в то же время пугало.

– А что это за изображения странных зверей повсюду? – Тэбальт остановился, рассматривая каменную голову дракона, по всей видимости, отвалившуюся от разбившейся статуи.

– Это не просто звери, – Пархонто тоже остановился и посмотрел на остатки статуи, – это как раз и есть те самые покровители, хранители сердец. Их сила заложена в боевых доспехах, и призвать их могли лишь Носители. Детали, увы, мне неизвестны.

Огибая груды камней и бурелом когда-то пышных садов, группа направлялась к башням, которые когда-то высились над самыми облаками. Теперь же их вершины, рассыпавшиеся на множество глыб, лежали у подножья, но уцелевшие части башен были по-прежнему высоки.

Добравшись до того самого места у подножия башен, где всё и произошло тысячу лет назад, наёмники запрокинули головы к небесам, всматриваясь в нечёткие очертания вершин.

Чуть раньше внимание Пархонто привлекло слабое мерцание маленького стеклоподобного камушка, лежавшего в груде камней. Старик отстал от своих спутников и присел, подобрав странный камень. Сдвинув брови, он покрутил камешек в руке, разглядывая.

Тот не походил на драгоценный или какой-то полезный минерал. Он был странным. Показался мягким, когда Пархонто провёл по нему пальцем, но когда надавил, структура минерала не поддалась прогибу. Он был жёстким, как любой другой камень. Вдруг в глубине стекляшки стала образовываться чёрная дымка, и минерал постепенно начал нагреваться, становясь на ощупь мягче прежнего. Словно он был живым. Пархонто чуть было не выронил находку. Глаза его широко раскрылись, и он с ещё большим усердием вперился в камень изучающим взглядом. Внутри минерала совершенно точно было что-то магическое. Что-то, что жило своей жизнью. Эта тучка внутри искрилась. Пархонто вдруг ощутил подушечками пальцев лёгкое пощипывание. По внешним сколам минерала пробежали зеленоватые блики. Камушек полюбился старику своим необыкновением – ничего подобного ранее ему не встречалось. Находя его особенно ценным и поистине магическим, Пархонто сунул камень в карман, пока им не заинтересовались наёмники.

К великому сожалению команды, центральный вход в крепость был завален обломками башен, и потому им пришлось идти к соседней. Её внушительные деревянные ворота были закрыты, но не заперты. Все пятеро, включая самого Пархонто, навалились на воротину, пытаясь её сдвинуть, но она не поддавалась. Ни одна, ни другая. Заржавелые петли оказались намертво скованы, а ворота за многие годы, казалось, вросли в камень.

Тогда Пархонто решил опробовать входы во всех пяти башнях – из каждой башни можно было попасть в центральную, но путь становился значительно длиннее и сложнее.

Каждая последующая дверь всё больше отдаляла отряд от цели. Казалось бы, вот она, башня, но возможностей достичь желаемого с каждой новой дверью становилось всё меньше.

Северная башня, которая по своей величине была меньше остальных, осталась для путников единственной надеждой попасть в крепость. Когда надежда уже почти потерялась в обломках мёртвого города, приложив все старания и усилия, отряду удалось немного сдвинуть воротину. Из узкой щели повеяло мертвенной прохладой, но она была слишком узкой, чтобы протиснуться. Снова ощутив надежду, наёмники с ещё большим усердием навалились на воротину. Петли трещали, скрежет резал уши, и, наконец, вот он! Долгожданный триумф свершился, и, на ходу переводя дух, они шагнули внутрь, в непроглядную темноту, откуда доносилось оживлённое журчание воды, веяло гнилью и землёй. В место забытое, брошенное, в котором сознание сдавливал тяжёлый дух смерти и отчаяния. Из-за отсутствия окон было темно, зябко и влажно. Единственный солнечный луч, проскользнув сквозь приоткрытые ворота, терялся спустя пару шагов. Наёмники достали из рюкзаков факелы, осмолили и подожгли.

Дребезжащий свет заиграл на местами покрытых льдом стенах просторного помещения, по которым стекала талая вода. Наёмники неспешно зашагали вперёд и постепенно рассредоточились по залу, в котором потолок терялся где-то высоко в темноте. В пустотах башни эхом разлетались хлюпающие по лужам шаги и хруст мелких камней под ногами. Вскоре в неровном мерцании огней перед ними предстали огромных размеров статуи существ, что они видели снаружи. Наёмники восторженно запрокинули головы.

Тэбальт рассматривал стоящего на двух мощных когтистых лапах дракона со сложенными на спине крыльями. Величественная статуя была примерно в десять этажей высотой, поэтому морду дракона увидеть так и не удалось. Но, подумал Тэбальт, судя по его недружелюбному образу и крепким когтистым лапам, морда эта должна быть весьма устрашающей. К тому же, если верить глазам, этот дракон был массивнее остальных и наверняка самым сильным.

– Эрдогор, – послышался за спиной голос Пархонто. – Покровитель доспеха Колдона Бэйла.

– А этот? – спросил Конрад, разглядывая хитинистую гигантскую ящерицу, стоящую на четырёх лапах, чьи крылья тоже были поджаты. Она оборонительно скалилась, а голова была обращена в сторону Эрдогора.

– Семпира, – ответил старик. – Покровитель доспеха Дармира.

– Да ну?! Того самого Дармира? Невероятно! – восклицал Конрад.

– Того самого, – повторил Пархонто. – Некоторые и сейчас глядят в небо и надеются увидеть не жалкое подобие – в виде крылатого ящера, а дракона. Самого настоящего. Некоторые верят, что это предзнаменующий знак, с которым придут Носители и принесут с собой былую жизнь.

– А что на этот счёт думаете вы, Пархонто? – поинтересовался Конрад, закончив разглядывать Семпиру.

– Да ни черта я не думаю, – огрызнулся он. – Плевать я хотел на все эти предзнаменования.

Конрад приблизился к Вернуту, молча стоявшему у следующего каменного гиганта, и тоже запрокинул голову. Существо не походило на дракона или ящера, этот могучий исполин лишь немногим уступал в росте Эрдогору, и было видно невооружённым глазом, что плоть его состояла из камня.

– Неужели они и правда были столь огромны? – потрясённо выдохнул Конрад и перешёл к Тэбальту, который уже разглядывал массивного снежного монстра. – Видели бы другие то, что вижу я…

– Вы сюда пришли статуями любоваться?! – занервничал Пархонто, желая поскорее добраться до сокровищ.

– А тот каменный, кто он? – никак не мог угомониться Конрад, тыча пальцем в противоположную сторону.

Пархонто начинал злиться от его дотошности, но всё же ответил:

– Горлок, покровитель доспеха Тариэль Нэй Рэй. Если ты меня ещё о чём-нибудь спросишь, я запущу в тебя камень, – процедил старик.

– Хех, пяткой Горлока что ль? – Но, заметив строгий взгляд нанимателя, тут же проглотил усмешку. Как показала практика, с нанимателями лучше не шутить. По итогу могут снизить ставку или же вообще не заплатить. Но в случае с Пархонто всё может закончиться хуже. Если его довести, по возвращении каждый мог оказаться по ту сторону вацилийской камеры, и это в лучшем случае. И потому, как бы ни было сложно, он всё же замолчал, хоть и рвались вопросы нескончаемым потоком наружу. Не каждый день, знаешь ли, встречаешь покровителей магических доспехов, да ещё и в натуральную величину.

Башни спустя столько лет перестали быть прежними – ухоженными, живыми. Стены помещения обросли множеством белонитовых наростов. Рукотворные колонны, подпиравшие своды этажей, потрескались и частично обвалились. Казалось, они в любой момент могли просто рухнуть.

Пархонто не был намерен залезть во все злачные места великой крепости, поскольку на то потребовалась бы не одна неделя, а может, даже и не один месяц. Его целью было пробраться в тронный зал центральной скалы, что принадлежала самому Колдону Бэйлу. Именно там, по его мнению, хранились возможные богатства.

Как утверждал Пархонто, пробраться в соседнюю башню можно было только через единственный соединяющий башни тоннель, начало которого лежало в западной части зала, и отыскать его посчастливилось Тэбальту.

– Кажется, я нашёл его! – крикнул Тэбальт и посветил вглубь тёмного тоннеля, в котором, как ему показалось, он кого-то увидел. Тэбальт насторожился, глянув на своё кольцо из прозрачного стекла, которое сейчас светилось синеватым оттенком, и шагнул внутрь.