Носители. Начало. Книга первая

Конрад снова наполнил бокалы вином, а Тэбальт подбросил в огонь палок, после чего они приложились к напитку. Без тоста, повода и без обиды друг на друга. Это уже начинало походить на пьянку, что было само собой разумеющимся – Вацилия славилась на весь мир своими попойками. Многие и правда полагали, что вацилийские воины так яростны и непобедимы в бою оттого, что много пьют.

Эргус посмотрел наверх, на повозку, откуда доносились лёгкое фырканье коней и запах свежего навоза.

– Он никогда не упускал случая выпить у костра в кругу компании и поведать о своих странствиях и подвигах, – почти пропел с лёгкой ностальгией возница.

– Он так и не показывался с момента остановки, – с набитым ртом пробубнил Конрад. – Может, случилось что?

«А что если и правда?» – подумал Эргус и мысли его тревожно забегали. – Вдруг Пархонто лежит при смерти от полученных ран, пока они тут набивают желудки?»

– Пойду узнаю, – не выдержав, поднялся на ноги Эргус и направился к повозке.

Воспользовавшись его отлучкой, Конрад решил обсудить с Тэбальтом волнующий вопрос. Он всё же не был до конца уверен, можно ли доверять Эргусу. Конечно, тема доверия для наёмника была непростой, поскольку доверять кому-либо в их случае всегда было ошибкой. Когда отряд сплотился, стал тем отрядом, который ещё два дня назад полным составом двигался в Биур, Конрад неожиданным для себя образом породнился со всеми, кого и так давно знал. А теперь Тэбальт стал для него некой заменой брата, смерть которого он всё ещё не осознавал до конца.

– Думаешь, это хорошая затея? – проговорил Конрад, нагнувшись к Тэбальту и понизив голос, сразу после того как отошёл Эргус.

– О чём ты?

– Ехать к вулкану. Лично меня не задели его слова о трусости и всё такое… Пожалуй, я бы отсиделся пару деньков в какой-нибудь захудалой деревушке или охотничьем домике. Пусть думает, что хочет. Нутром чую – беда нас там ждёт.

– Так и оставайся, Конрад. Тебе незачем соглашаться.

– А как же ты? – взбунтовался парень.

– А что я? – пожал плечами Тэбальт. – Хуже уже не будет.

– Ты ведь сам говорил, что там ничего нет. Зачем ему мы?

– Может, и нет, я не могу знать наверняка. Да и свихнусь я без дела или прикончу кого-нибудь от скуки. А так, глядишь, испробую свой новый навык в деле.

– Допустим, но почему он не решился заехать в город, чтобы пополнить команду? – продолжал допытываться Конрад.

В этот момент где-то совсем близко послышался треск повалившегося дерева, и наёмники разом побросали еду и в панике подскочили, схватившись за оружие. В неровном свете костра что-либо разглядеть делалось невозможным, но они уставились в сторону, откуда донёсся звук ломающихся веток и тяжёлого удара о землю.

Воцарилась тишина, которую разорвал раздражённый крик неожиданно выскочившего из повозки Пархонто, который налетел на Эргуса. В мерцании пламени вид его казался зловещим: глаза запали в глазницы, а лицо было до неузнаваемости изменено играющими на нём тенями.

– Какого Тёмного здесь происходит?! – взревел он, отбрасывая Эргуса в сторону.

Видимо, хотел отстранить его, но не рассчитал силу, – толчок получился такой, что возница кубарем скатился обратно в яму и чуть было не угодил в костёр, благо Тэбальт вовремя поймал его и помог подняться на ноги.

– Смотри-ка, живой, – хмыкнул Конрад, глядя на Пархонто и продолжая держать оружие наготове, совсем забыв о новом навыке, который они недавно отрабатывали с Тэбальтом.

По всей видимости, старику было наплевать на своего кучера, равно как и на всех остальных, что с момента его возвращения из Биура стало откровенно видно. Вместо извинений он вновь принялся размахивать руками.

– Что, никогда не слышали, как деревья валятся?! – злился он, словно наёмники были повинны в шуме. – И хватит галдеть.

Они посмотрели на его озлобленное лицо и убрали оружие.

Пархонто будто бы хотел ещё что-то добавить, но только надул щеки, бросив короткий взгляд на кольца наёмников, а потом снова забрался в повозку и заперся в ней.

– Думаешь, он догадывается? – шепнул Конрад.

Тэбальт ещё раз посмотрел в лес, убеждаясь, что всё в порядке, и, усевшись на своё место у костра, задумчиво проговорил:

– Надеюсь, нет.

Эргус, отряхнувшись от грязи, вновь как-то замкнулся в себе и неуверенно присел на прежнее место, явно сильно раздосадованный.

– А чего он на нас-то стал орать, ненормальный?! – взъерепенился Конрад. – Сам-то, небось, в штаны наделал, вон как вылетел! Еще и Эргусу ни за что досталось. Совсем старый обезумел. Эргус, он когда-нибудь вёл себя подобным образом? – понизив голос, спросил наёмник, подсаживаясь к огню вслед за Тэбальтом. – Ты, как-никак, знаешь его лучше нашего. А то после Биура он единственный, с кем происходит что-то неладное.

– Сколько его помню, он всегда был скуп на сантименты, – промямлил Эргус, тупо уставившись в землю. – Но, признаюсь, ещё никогда не видел его столь разъярённым. Он даже когда злился, был на порядок мягче. Он никогда не позволял себе поднимать руку… Хотя ты сам говорил, что его чуть не убила молния, – поднял кучер глаза на Конрада. – Думаю, его поведение вполне оправданно.

– Оправданно? Тогда как ты объяснишь, что он вообще сумел выжить? Шарахнуло так, что тысячи тварей замертво рухнули.

– Я не могу судить о том, чего не видел. Но вижу, что он сейчас здесь – хоть и злой, но далеко не мёртвый.

– И вы что, готовы вот так просто отправиться с ним неведомо куда? – не выдержал всё-таки Конрад, хоть и подозревал, что Эргус всё доложит Пархонто. – Он даже не подумал пополнить отряд! Его планы явно с нашими не вяжутся.

– Конрад, уймись, – примирительно заговорил Тэбальт. – Мы все прошли через этот кошмар. Неудивительно, что он ведёт себя странно! Не переживай, придёт в себя, оклемается.

– Вы не понимаете – он явно что-то скрывает. Нет, не верю. Не мог он выжить! Никто бы не выжил после такого, – распылялся парень.

– У меня нет оснований сомневаться в его решениях, – оправдывающимся тоном заговорил Эргус. – К тому же благодаря ему я жив, и мне не приходится думать, где раздобыть еду. Он вытащил меня из нищеты, и я поклялся себе, что не вернусь к прежней жизни. Он стал мне как семья. Да, он и правда раньше был гораздо сговорчивее и нервничал лишь тогда, когда что-то шло не по его плану. Да, он ворчал, но был отзывчив. И знаете что? Что бы ни произошло в Биуре, я рад, что он уцелел. – Он немного помолчал и продолжил: – А сейчас, простите меня, я лягу спать.

Он повалился на бок, спиной к огню.

После этих слов Конрад почувствовал себя скверно – ведь и правда, Пархонто чуть было не погиб, а он насел на него с подозрениями. Ещё и Эргуса принялся подозревать в недобром. То же почувствовал и Тэбальт. Конрад налил себе и другу вина, и они, с той же жадностью опустошив кружки, опять принялись набивать щёки едой.

– А ты куда планируешь, ну, когда всё закончится? – еле внятно проговорил Конрад с набитым ртом.

– В Пантир, наведаюсь к бывшей жене Бэзила, она должна знать о его смерти. А там посмотрим, может, в Вацилию наведаюсь – глядишь, работёнка какая подвернётся. Ты же знаешь, я не могу долго засиживаться на одном месте, да и небезопасно это.

– Я вот отсижусь где-нибудь, а потом в Таллис на денёк. Если там и правда всё, как ты говорил… – Конрад ухмыльнулся, но сам не заметил, как ухмылка растянулась в предвкушающую улыбку до ушей. – А потом не знаю, – улыбка резко исчезла, голос прозвучал глухо.

Это обычно решал Вернут. Он всегда знал, что делать.

Конрад в очередной раз наполнил бокалы.

– Ушедшие к звёздам не исчезают бесследно, они стерегут наши сердца, подобно падшим в бою воинам, что охраняют мирские врата от зла. Его любовь и забота всегда будут оберегать тебя, вот увидишь. А если не знаешь, что делать, отправляйся в Вацилию – там на доске объявлений всё доходчиво написано, – Тэбальт решил немного разбавить гнетущую обстановку шуткой.

– Ты правда веришь, что существуют какие-то врата? И что их охраняют солдаты? Очередные сказки брехунов, – не обратил внимания на его шутку Конрад.

– Ну, тут как посмотреть. Ведь и мы с тобой в одном шаге от позорного звания шутов. Но если ты думаешь, что это только сказка, тогда тот, кто её придумал, должно быть, король сказочников, раз его история стала народным приданием. Но твои слова не лишены смысла – мы не можем знать наверняка, что там, – Тэбальт запрокинул голову к звёздам.

– Вот именно. Предположения – это всего лишь вспышки пытающегося всё осмыслить разума. А я, знаешь ли, не горазд ломать голову над тем, чего не вижу, – он закинул в рот ломоть лепёшки и хрустнул луковицей.

– И всё же Носители, как нам всем известно, существовали. И подтверждений тому была уйма. Именно они стояли на страже этого мира, так, быть может, речь шла о тех вратах? Почему ты думаешь, что эта легенда не дошла до нас со времён правления магов? Исковеркали – да, возможно. Но суть-то наверняка осталась прежней.

– Потому что пустолюды в то время жили вечно и не могли они говорить о вратах после смерти. И потом, как они могли охранять их, ведь они даже оружием тогда не владели?

– Хм… – задумался Тэбальт и огладил бороду. – Об этом я как-то не подумал.

– Значит, – грустно вздохнул Конрад, – пришло время и нашей команде разойтись в разные стороны?

Тэбальт, не желая это признавать, отмолчался. Да и не видел он никого рядом с собой, кто заменит ему того же Бэзила или Вернута. А тут ещё и Конрад собрался уйти. Выходит, он теперь сам по себе. Тэбальт отбросил невесёлые мысли в сторону, а затем окинул взглядом окружающую их темноту, из глубины которой, возможно, за ними кто-то наблюдал, и тоже принялся за еду.

Спустя некоторое время остались только недоеденные ошмётки. Вина нахлебались изрядно, так что разморило обоих. Эргус негромко посапывал. Конрад уже покачивался даже сидя, проигрывая раз за разом в голове случившееся в Биуре, а Тэбальт заметно пригорюнился. Наверное, задумался над дальнейшей жизнью.

Но, как выяснилось, думали они об одном и том же.

– О чём думаешь? – спросил Конрад.

– О многом, но больше о том, что произошло в Биуре.

– И я. Совестно как-то стало, – тяжело посмотрел Конрад на Тэбальта, вспоминая слова Эргуса, – ведь и со мной могло случиться то же, что и с Пархонто, на том мосту. И добычу жаль. Это был, возможно, единственный шанс на лучшую жизнь. Только испугаться и успел, а как понял, что случилось, – он издал губами неприличный звук и вывернул ладони, как если бы вывернул пустые карманы, – добра-то и не оказалось. Я знаю, он винит меня. Я видел, как он на меня смотрел.

– Не думай об этом, – мягко, но отстранённо сказал Тэбальт, размышляя о чём-то своём. – Камни, золото – мы хотели забрать всё, что является поводом для убийства и разрушения, надеясь, что нам так просто дадут уйти с этим добром. Ну или злом, как они твердили. Тут ведь каждому своё: кому возможность, а кому – цель. Кому жизнь беззаботная, а кому – власть. Глупость, которую мы совершили, не равна безрассудству. Шанс и надежда – как брат и сестра: до последнего вместе, вот и мы понадеялись на свой шанс. Но шанс есть шанс, он всегда является лишь возможностью, которой мы, увы, лишились ценой жизни друзей. Всё это было нашим решением, нашим выбором. Говорю я за себя и ни в коем случае не советую следовать моему примеру.

Пока Конрад слушал, веки его наполнились свинцом и сознание помутилось, хоть он и пытался сопротивляться настойчиво подкрадывающемуся сну.

– Ну, в таком случае, – он уже еле ворочал языком, произнося, по всей видимости, последние на сегодня слова, – и мне иного выбора не остаётся, кроме как отправиться с вами. Прикипел я к вам, – он криво улыбнулся, – уж больно не хочется расставаться. Но чует моё сердце… – он ударил себя кулаком в грудь, да так, что опрокинулся на спину и захрапел.

С трудом оторвав взгляд от теряющегося в темноте дерева, Тэбальт посмотрел на лежащего друга, который в его глазах фантастическим образом расплывался и перемещался с места на место. «Это всё вино», – осенило Тэбальта. Уж больно терпким оно оказалось. Ещё о чём-то поразмышляв наедине с собой, он спросил пустоту:

«А как же Таллис?», затем громко икнул и, помолчав с минуту, изрёк: «Жизни наёмника всегда будет угрожать опасность». После чего поддался алкоголю и провалился в сон без сновидений.

⁂

Их ждало нелёгкое утро. Светлое, прохладное и мучительное.

Эргус был как огурчик – в полном здравии и готовый к отъезду, а вот Тэбальту и Конраду пришлось несладко, и, по всей видимости, не только им.

Только солнце коснулось лучами сухих верхушек деревьев, торговец, словно носорог, с первобытной агрессией набросился на угли и принялся затаптывать их, кривя отёкшее лицо от поднявшихся в воздух искр. Ну или от головной боли.

Странно, что Пархонто был всё так же не в себе – хороший сон должен был сделать своё дело, но складывалось впечатление, что он и не спал вовсе. Наверное, подумалось Тэбальту сквозь боль в голове, к которой он приложил руку, это всё из-за утерянных драгоценностей. От чего же ещё ему свирепеть, когда вся его жизнь упиралась в монету?

Конрад посмотрел на заспанное лицо Тэбальта и с тем же недоумением уставился на Пархонто.

Потушив, наконец, угли, тот издал победоносный рык и, прежде чем скрыться в своей берлоге, зыркнул на заспанных бедолаг.

– В дорогу! – буркнул он.

Теперь все резко замолкли, когда он выбирался из своей будки, поскольку никто не знал, как он себя поведёт. Если он не кричит, значит, всё же сон пошёл ему на пользу.

Дорога на обратном пути в родные вацилийские земли казалась во много раз короче. Не такой же весёлой и радостной, как прежде, но короче. Теперь сердца бились ровнее, хоть и состояние наёмников было удручающим. До границы оставалось лишь преодолеть ущелье, а потом километра три по равнине. А там уж и солдаты, и дом… Беды, казалось, остались позади, как и город, покинув который они будто вновь оживали. Но это вовсе не значило, что они забыли о нём и обо всём том, что произошло. Да и как такое можно забыть? Отсутствие рядом Бэзила и Вернута всегда будет напоминать им о худшем в их жизни походе.

Поездка давалась нелегко, а разговоры – ещё сложнее. Но, вопреки всем бедам, на подъезде к границе, когда впереди уже виднелся горизонт родных краёв, Конрад принялся голосить песню, выстукивая ритм кинжалом о кинжал. Вскоре и Тэбальт подхватил её, с той же скорбью за тех, кто погиб во имя их жизни, и принялся долбить кинжалом о лезвие меча, подхватывая ритм. Следом присоединился и Эргус.

Эта песня была проста, и обычно пели её выжившие в память ушедшим по возвращении с поля боя. Она говорила не только о боли потери и героизме, но и о возвращении домой с победой, которая привносила в сердца живых и падших мир. Песня была основана на легенде о потустороннем мире, куда попадают воины, чтобы охранять врата от непрошенного зла. Несмотря на то, что в честь павших героев возвели в Вацилии Аллею падших героев, где найденные в сражениях орудия и доспехи представляли народу, Конрад не верил во всё это, и всё же он уважал тех, кто бился и погиб за правое дело.

Ритм под эту песню был прост, его легко было настукивать подручными предметами.

Ты лети, лети туда,К тебе взывают облака,Стой на страже мира врат —Не пройдёт ни враг, ни маг!Не один, а много нас,Сердцем с вами и за вас.Крепче воля, меч в кулак —Не пройдёт ни враг, ни маг!Вольный в городе народ,Щит и меч победы ждёт,Мы сильны, крепки как сталь,Враг падёт, и нам не жаль.Ты лети, лети туда,К тебе взывают облака,Стой на страже мира врат —Не пройдёт ни враг, ни маг!

Увидели и узнали их прежде, чем песня коснулась ушей пограничников, вот только отряд с той поры стал заметно меньше. Ротгер патруля отправил им навстречу отряд солдат из пяти пустолюдов, на случай, если требуется какая-нибудь помощь.

Повторяя эту песню раз за разом, они пересекли границу Вацилии. Услышав эту песню, солдаты, которые провожали на верную смерть когда-то весёлый и амбициозный отряд наёмников, встречали его сейчас не улыбкой, а сочувственными взорами. Да только мало кого волновала жизнь или смерть наёмников. Скорее, это была показуха для того, кто находился в повозке. Будь наёмники одни, их не только не встретили бы, им даже крышу над головой не предоставили бы.

У границы, охраняемой вацилийскими солдатами, ландшафт сменился на привычные глазу пейзажи. Здесь, среди пышных, наполненных жизнью лесов, гор и полей, среди оживлённого пения птиц и душистых цветов, наёмники чувствовали себя гораздо спокойнее. Здесь они смело могли выдохнуть и сказать, что они дома, несмотря на то, что вацилийские леса и без магии были достаточно опасны. Леса жили своей кровожадной жизнью с той поры, как нить между зверем и пустолюдом была прервана.

Граница хорошо охранялась – разбит был целый лагерь, в котором и жили, и служили солдаты. Да и провизию доставлять для солдат было особым удовольствием, ведь западных земель не только сторонились, но и боялись, оттого путь сюда был безопасным. Да и сами солдаты давно перестали задаваться вопросами, для чего и от чего они стерегут эту границу. Ведь если откуда и стоит ожидать угрозы, то только с востока – Аридан и Патугад переживают не лучшие времена междоусобиц. Остаётся лишь гадать, как далеко зайдёт их конфликт.

Дело солдата не мудрено, и стеречь безжизненные земли – самое беззаботное занятие. Солдат здесь почти никто не контролировал, за исключением того или иного ротгера, но и они, спустя годы, дали слабину солдатам. И потому любое увлечение стало обыденным. И то, что другие рискуют жизнями, патрулируя земли Вацилии, их совершенно не заботило.

Пограничники не верили, что наёмникам удастся вернуться, когда провожали их добрыми напутствиями, и даже делали ставки. Потому-то их возвращению они не сильно радовались. К тому же много споров возникло по тому поводу, что вернулись не все. Главное – это никак не касалось наёмников, а по требованию Пархонто, чтобы они смогли отдохнуть и набраться сил, пока Эргус занимался лошадьми, ротгер выделил целый шатёр, пару буханок хлеба и два бурдюка вина, что было очень кстати. Он очень хотел, чтобы они рассказали, что произошло в Биуре. Ведь запёкшиеся раны, драное и грязное обмундирование вызывали множество вопросов, на которые никто из наёмников так и не ответил, поскольку им было совсем не до разговоров. Пережив такое, не каждый в себе будет, а если ко всему пережитому добавить такое похмелье, каким мучились Конрад и Тэбальт, так и вовсе выживет из ума. Удачное стечение обстоятельств. Везение. Только так можно было это назвать.

После того как они развалились на лежанках, тела их напрочь отказались двигаться. Оставалась подвижной только одна рука, подносившая ко рту бурдюк с вином. Жаль только, надолго его не хватит.

Мечталось о крепком сне, а тут ещё и вино расслабило тело. И всё бы ничего, если бы не этот назойливый экспрессивный ротгер. Словно ребенок, у которого нет ни выдержки, ни терпения, ни, судя по всему, чувства собственного достоинства.

Сперва он донимал Пархонто. Нарвавшись на грубость, переключился на Эргуса. Кучер оказался недооценённым супермужиком – он не вымолвил и слова. Так же повели себя и наёмники, прежде чем расположиться в шатре. Вот только надоедливый парень всё никак не давал им покоя – он почему-то решил, что они ходили на экскурсию и получили массу впечатлений. Так всё и было, вот только там не хватало именно его, чтобы он на своей шкуре ощутил желание сдохнуть в тот момент, когда ротгер пограничного отряда ворвался в шатёр и воскликнул:

– Эх! Жаль, меня с вами не было! С чем бы вы там ни столкнулись, – он достал свой меч и отважно напал на воздух, сделав несколько взмахов, после чего вернул оружие в ножны, – мой меч не оставил бы шанса даже самому грозному зверю. Надеюсь, мы в скором времени узнаем, что же всё-таки там творится!

Конрад чуть было не подавился вином от столь самоуверенного и высокомерного поведения солдата, носившего почётный чин командира. Хотя, чего греха таить, он и сам был таким же на пути в Биур – не знающим страха отважным воином с пылким сердцем. А теперь вот себя не узнаёт.

– Надеюсь, вы этого никогда не узнаете, – серьёзно ответил Тэбальт на его самоуверенный смешок, от которого Конрада перекосило от злости.

– Раз такой любопытный, чего не пошёл с нами? Ротгер волен оставить пост, назначив доверенное лицо на своё место.

– Оставить их? – указал он в сторону выхода. – Да они же сущие дети! Их и на секунду нельзя оставить без присмотра.

– Можно, – заявил Конрад с каменным лицом.

Командир неуверенно пошатнулся.

– Да нет, – заулыбался он. – По каждому пустяку спрашивают разрешения. Можно то? Можно это? Как их оставить?

– Ты кретин? – начал злиться Конрад. – Они твои подчинённые! Они обязаны спрашивать разрешения. Кого возводят в чины… Нападут – и командовать будет некому.

– Чтобы сдохнуть в Биуре, зверь не нужен. Услышал? – надавил на ротгера Тэбальт.

– Ага, – качнул он головой.

– Ну так вали отсюда.

Ротгер продолжал неуверенно улыбаться, постепенно осознавая, что его появление было неуместным. Он не понаслышке знал о бесстрашии наёмников и их умении сражаться, но сейчас, глядя в эти потухшие глаза, почувствовал себя неуютно, на миг представив то, что могло их довести до такого состояния.

– Ну, если уж и вы… То я, пожалуй… – он вновь расплылся в глупой ухмылке, задёргал рукой в сторону выхода и поспешил скрыться по ту сторону шатра.

– Где таких в чины возводят? – еле сдерживая свою злость, снова проговорил Конрад, желая всем сердцем отвесить зазнайке тумаков.

– Не обращай внимания на всяких дурачков, – вмешался Тэбальт. – Чин – дело нехитрое. Сам знаешь, золото делает из любого засранца героя. Я и сам надрал бы ему зад, да пустое всё это, если, конечно, не скажет лишнего. Тот, кто никогда не боролся со зверем, на словах всегда горазд его убить. Это болезнь каждого солдата – говорить о себе в несуществующем падеже. Один доказывает, другой не верит, и наоборот. Потом друг другу рожи чистят. Ты лучше вот что скажи, – вспомнил Тэбальт вчерашние слова Конрада, – ты правда решил, что поедешь с нами, или вчера алкоголь в тебе говорил?

– Что бы я вчера ни сказал, так и есть. Что за житьё мне одному? Да и наёмник же я, в конце концов. Мне без брата всё равно, хоть коз доить, а ты… – он немного замешкался, словно робея перед словом, – вроде как брат мне теперь. С тобой я чувствую себя увереннее, а в деревне не сыскать мне жизни. Ты ведь знаешь, чем иной раз это может обернуться, – нацепят ярлык гада и спустят полканов за придуманные беды. Козлом опущения я стану раньше, чем окольцуют в браслеты. Нет уж, – Конрад отхлебнул вина и закашлялся.

– Верно, – поддержал его Тэбальт, глотнул вина и прижав к губам рукав, чтобы заглушить отрыжку, – нужно всегда быть в движении.

Конрад улыбнулся, услышав свои же слова.

– Удивительно, что до сих пор за наши головы не назначили цену.

– Так и не назначат, – пожал плечами Тэбальт. – Мы нужны им. Кто-то же должен делать грязную работу, а нас не жалко пустить на убой.

– Так и есть. Все, кому удалось избежать наказания, обречены на скитание – либо убивать, либо приговор. Благо наша профессия ныне востребована. Потому-то мы и живы до сих пор.

Пархонто тем временем предлагал денег гонцу, который доставил бы его послание лично Таурону. Работёнка была нехитрой и не сильно-то прибыльной, но выполнял поручения этот молодой пустолюд, который представился Тариком, добросовестно. И если ему было наказано ни с кем не трепаться или сообщение было особой важности, то он безукоризненно следовал всем указаниям. Ему не только удавалось передвигаться незаметно, но и быстрее прочих доставлять информацию. Шустрый был парень. Единственный среди солдат, кто не носил доспехов, говорил – без лишнего и конь быстрее мчит. Он даже бровью не повёл, когда Пархонто заговорил о магии, о присутствии которой следовало доложить Таурону лично. Также, пользуясь случаем, Пархонто наказал ему отыскать его семью и вернуться с докладом в Палантос. К выполнению поручения Тарик приступил незамедлительно.

К тому времени, как всё было готово к отъезду, наёмники привели себя в порядок, так сказать, опохмелились, и, прежде чем оседлать коней, ещё в шатре Тэбальт сказал другу:

– Жизнь продолжается, и не стоит сбрасывать её со счетов.

Глава 2. Мир Верта

Палантос

Пустолюды этой деревни, как и все жители вацилийских земель и городов, имели кожу с зеленоватым оттенком. В деревне жило порядка полутора тысяч жителей, не считая слуг и солдат, что охраняли деревню от зверя и патрулировали закреплённые за Палантосом территории. И надо сказать, во времена воин, что не прекращаются и по сей день, Палантос не знал бед и жизнь здесь протекала просто и спокойно.

К дугообразным воротам в деревню, которую окружал лес, желающий то ли напасть, то ли укрыть её кронами, вёл небольшой пролегающий над ложбиной каменный мостик. А сразу же за ним вилась земляная дорога с невысокими деревянными оградками по обе стороны, ведущая к центру деревни, где, сиротливо накренившись, стоял колодец.