По доброй воле

– Не пей их.

Я ошарашенно моргнул, когда Аарон прочитал мои мысли.

– Почему?

Он изогнул бровь и с невыносимо умным видом выдал:

– Боль дана не для того, чтобы ее глушить. Боль проверяет нас на прочность.

Захотелось заржать ему в лицо. Сразу вспомнилась вчерашняя ночь. Как я блевал от боли. Как лил слезы и выл. Это что значит? Что я дерьмово проверку прошел, да?

– Я не большой любитель терпеть боль.

– Никто не любитель. Но это так.

Голос Аарона, тихий и вкрадчивый, звучал слишком убедительно.

– Когда тебе больно, ты понимаешь, что жив. И понимаешь, насколько жив. Боль – не враг. Она – наш главный друг. Она будит инстинкты, заставляет бороться. И обезболивающие – лишь способ притупить сознание и заставить забыть, что один из главных инстинктов человека – выживание.

Я криво усмехнулся, обдумывая его слова.

– Звучит, как заповедь маньяка.

Серые глаза мужчины недобро вспыхнули – словно молния хмурое небо разрезала.

– Знал бы ты, насколько близок к истине…

Мы провели в пабе несколько часов. Пили, ели, травили байки и изучали друг друга. Оценивали. И к концу вечера каждый сложил о другом представление.

Наметанный глаз и чутье к концу вечера уверенно заявили: Аарон Таппер – ближник. И очень неплохой. Его осанка, мышечный каркас, выверенные, отточенные движения с потрохами выдавали вояку. Гонора не хватало да мертвенного равнодушия во взгляде, и я решил, что звание у него не слишком высокое.

Мой собеседник тоже разглядывал меня весь вечер, и совсем не украдкой. Он откровенно пялился на мои руки и плечи, то и дело погружаясь в раздумья – очень серьезные, судя по выражению лица – и выныривая из них лишь тогда, когда я повышал голос.

Что понял про меня Аарон, меня не слишком волновало. Если поначалу хотелось забраться к нему в голову и разузнать, к концу посиделок любопытство сошло в ноль – когда опустел пятый бокал скотча, я конкретно захмелел.

Давно же я не употреблял алкоголь!

Я устало улыбнулся собеседнику.

– Боюсь, должен откланяться и двинуться в сторону дома.

Аарон кивнул, не переставая разглядывать мои руки и плечи. Его взгляд уже давно начал знатно бесить…

Я пощелкал пальцами перед лицом мужчины.

– Земля вызывает! Ты хоть слышал, что я сказал?

Аарон вздрогнул и тряхнул головой. Его взгляд прояснился.

– Да, слышал. Конечно, пора по домам. Дэнни. Я тут подумал…

Я удивленно вскинул брови, когда Аарон нервно облизнул губы и улыбнулся. Жутко так, словно что-то противозаконное собирался предложить.

– Давай как-нибудь сыграем в дартс?

***

– Иди к дьяволу!

Я схватил дротик правой рукой и прицелился. Пальцы больше не дрожали, но движения все еще были немного скованными. Каждый раз, когда я заносил руку для броска, плечевые мышцы сопротивлялись, словно были сделаны из плохо гнущейся проволоки.

Очередной ночной приступ не прошел бесследно. Боль жгла мышцы. Кончики пальцев то и дело пронзал ток.

– Промажешь!

– Захлопни пасть!

Я уставился на пробковый круг.

«Какого хрена, Стоун? Ты отличный стрелок! И не можешь попасть в чертову цель! Соберись! Вижу цель – не вижу причин в сотый раз облажаться».

И в тот самый момент, когда я повел руку в бросок, Аарон хлопнул ладонью по столу и крикнул:

– Мимо!

Я вздрогнул от неожиданности и, естественно, промахнулся.

«Опять! И так каждый раз!».

Аарон расхохотался, когда я развернулся к нему и обжег яростным взглядом.

– Да что ж ты ведешься каждый раз?!

– Да что ж ты ведешь себя как скотина каждый раз?! Не умеешь играть честно – не играй вообще!

Мой противник обезоруживающе улыбнулся и развел руки в стороны.

– Так вот в чем дело? Решил всю жизнь честно играть? Я тебя расстрою, Дэнни! Жизнь – штука несправедливая! И честного соперника ты мало где встретишь, как в мирной жизни, так и на войне.

– Много ли ты знаешь о войнах, Аарон?

Мужчина шумно выдохнул и умолк. Лишь пялился на меня – пристально, загадочно поблескивая серыми глазами.

Я повернулся к мишени и сжал кулаки.

Ненавижу проигрывать! И ладно, если бы честно проиграл! Но столько раз облажаться на одном и том же в идиотском дартсе! Да привыкнуть уже пора, что противник играть честно не намерен и постоянно мешает, всячески отвлекая меня!

Дротики Аарона всегда попадали в цель, даже если я стучал по столу обеими руками. Мои же валялись на полу или втыкались куда угодно, но не в круглую пробковую хреновину.

«А все потому, что ты злишься! Пора научиться брать эмоции под контроль!».

– Ты так самоутверждаешься – обыгрывая других там, где сам мастер, да?

Аарон скептически изогнул бровь.

– Это дартс, Дэнни. Мы не ракету строим. Мы просто…

Он снова окинул меня бесящим до скрипа зубов многозначительным взглядом, на пару мгновений задержав его на правой руке.

– …играем.

Я раздраженно вздохнул и уселся за небольшой круглый столик.

– Ты в курсе, что ты, Аарон… как там тебя?

Он ответил с легкой улыбкой:

– Таппер.

– Таппер, точно! Так вот, Таппер, ты кретин!

– А ты мазила!

Я отвернулся, чтобы не видеть его усмешку.

Аарон бесил меня! Бесил каждый раз, когда мы встречались, чтобы выпить и поиграть в дартс, вот уже на протяжении месяца. Мы регулярно приходили в паб, в котором впервые разделили алкоголь и мысли, садились за один и тот же свободный столик в углу – то ли нам везло, то ли столик был заговоренный – и играли в чертов дартс.

Аарон бесил меня… и нравился. И мне определенно нравилось проводить с ним время. Видимо, я слишком одурел от одиночества, раз был готов проводить вечера с тем, кого хотел прибить по десять раз за час. Но он был живым, дышащим, мыслящим, мог поддержать беседу и поспорить и не читал нотации.

Нотаций мне хватало от Алессандры, которая не сменила гнев на милость и последние полтора месяца вела себя… странно.

– Сдаешься?

Сделав большой глоток скотча, я посмотрел на противника в упор, вкладывая во взгляд всю ненависть, которую сумел в себе разыскать. А ее было много.

Как же меня бесят эти смеющиеся серые глаза! Так и хочется врезать!

– Нет.

Аарон гордо улыбнулся и отхлебнул пиво из бокала.

– Я в тебе не сомневался.

Слова прозвучали крайне двусмысленно. Впрочем, все в Аароне было двусмысленным. Взгляды, на которые я то и дело натыкался. Интонации. Откровенные провокации. Гордые улыбки. Удовлетворенный вид.

Не с первой игры, но до меня дошло – не просто так он меня к дартсу приучал. Противник изучал меня, но не для того, чтобы одержать победу. Что-то было еще…

«Лишь бы боком не вышло…».

Я старательно скрывал от него свое преимущество. Что мною руководило – чутье или незнание его главной цели – не знаю, но я продолжал проигрывать всухую, не вводя в игру левую руку.

Я даже не понял, в какой день почти полностью перестал нуждаться в правой руке. Одной левой я мог выполнить любые бытовые действия и даже приготовить ужин, не отрезав ненароком пару пальцев. И даже попробовал пару раз метнуть левой дротик, пока собутыльник-противник не видел. И остался более чем доволен результатом.

– Чего улыбаешься?

Аарон вздрогнул и рассмеялся.

– Мазила припадочный с ОКР.

– Чего?

– Больной ты. На всю голову. Не только на руку.

Он бросил равнодушный взгляд на прошедшую мимо нас официантку. Девушка откровенно строила ему глазки вот уже несколько часов и только что аппетитной грудью не укладывалась на столик перед ним! Но Аарон не замечал ее стараний – для него миловидная официантка была не более чем помехой в пространстве.

Я искоса глянул на внезапно погрустневшего собеседника. Его тоскливые серые глаза способны были вогнать в депрессию добрый десяток уверенных в себе мужчин.

«Если он не сломает себе что-нибудь в ближайшее время, точно ссохнется от тоски».

Аарон встряхнулся и резко повернулся ко мне.

– Кстати, как боли? Вижу, что хреново, можешь не изображать героя.

Я тяжело вздохнул, поводя правым плечом.

– Пока что такие, что сдохнуть все еще выход. Но не идеальный.

Аарон непонимающе изогнул бровь. Я криво улыбнулся.

– Идеальным было бы никогда не рождаться.

«Либо мне, либо Грину…».

Я ждал издевку, но взгляд Аарона оставался серьезным и вдумчивым.

– А что с таблетками?

– Не помогают.

«Потому что я их не принимаю».

Слова мужчины крепко врезались в память. Я раздумывал над ними несколько дней, то и дело хватаясь за пузырек с таблетками. Боль взяла перерыв на эти несколько дней. Возможно, именно поэтому я принял такое решение. И Алессандра уже устроила мне разнос по этому поводу. А подловила она меня очень просто – спросила, какого цвета таблетки. Я брякнул: «белые», и она взорвалась.

Она кричала совсем не по-докторски и так долго и громко, что начала задыхаться. Вдалбливала мне в голову, что из-за боли организм находится в постоянном стрессе, и что такое состояние не только не приблизит меня к выздоровлению, но и усугубит ситуацию. Что терпеть боль нельзя – невозможно вытерпеть такую боль!

Я возразил, неуверенно и тихо. И доктор Коппола растеряла остатки самообладания, вышвырнув меня из кабинета с криком: «я отказываюсь от тебя, Стоун!». Я понуро побрел домой, ругая и ее, и себя на чем свет стоит.

Ее – за то, что прогнала. Себя – за упрямство.

Стыд жег душу. И пожар в груди заметно раздался в масштабах, когда вечером в квартире зазвонил телефон. Непривычно слабый голос Алессандры заставил меня зажмурится. Она сказала:

– Дэнни Стоун, такого пациента, как ты, врагу не пожелаешь. Жду через неделю.

И бросила трубку.

Я вернулся в спальню и рухнул на кровать, глядя на баночку с таблетками – синими, кстати говоря. Рассматривал этикетку и думал. Думал. Думал.

Алессандра права. Я постоянно чувствовал себя вымотанным. Приступы случались не слишком часто – иногда я спал всю ночь, не скрипя зубами от боли. Но я ведь мог совсем избавиться от них! Ведь это так просто – закинуть таблетку, запить водой и избавиться от мучений! Почему сопротивляюсь?

Ответ был прост – Аарон и его проникновенная речь, которая выжгла узор слов в моем разуме: боль напоминает, что мы живы. А мне это было нужно. Даже если боль сводила с ума…

Я вернулся в реальность и огляделся. В пабе было не так много людей, всего десяток мужчин, разбившихся на кучки возле круглых столиков. Официантки крутились возле музыкального автомата и включали одну за другой песни старой школы. Они хихикали, разглядывая гостей заведения, и о чем-то перешептывались. Одна из них, с гривой каштановых волос и ярко-голубыми глазами, остановила взгляд на мне, облизнула верхнюю губу и подмигнула. Я усмехнулся, неожиданно задавшись вопросом: а когда я был с женщиной в последний раз? И я не про эротические фантазии, а про реальное обнаженное женское…

– Врешь ведь.

Я повернулся к обеспокоенному собеседнику. В груди заворочалась нехорошая, тяжелая злость. Такая же начинала раздвигать ребра, когда я приходил к Алессандре, зная, что получу выговор. Как пацан! Эта девушка не видит границ! Как и Аарон…

Может, потому та же самая злость вылезла, как хищный зверь из своей норки? Неужели и этот сейчас начнет мне нотации читать?

– Не начинай…

– Не собирался. Ты справишься, Стоун. Точно справишься.

Я спросил очень тихо, словно не хотел, чтобы он расслышал вопрос:

– Откуда тебе знать, дружище?

Но он услышал. И ответил:

– Я вижу, какой ты. И уверен – ты вылезешь из этого дерьма, чего бы это ни стоило.

– И какой же я?

Аарон сверкнул глазами.

– На комплимент нарываешься?

Я весело засмеялся, качая головой. Над столиком повисло молчание. Неловкое и уютное одновременно. Кажется, так молчат друзья, когда у них заканчивается воздух во время долгой беседы.

Через пару минут Аарон кивнул на мишень.

– Ну что, дашь еще разок обыграть тебя?

Я театрально закатил глаза.

– С тобой играть – себя не уважать. Ведешь себя как кретин!

Аарон ответил в своей странной, чересчур взрослой для его возраста манере:

– Повезло же тебе, Дэнни, встречать в жизни только хороших парней, раз ты меня кретином считаешь.

Он вздохнул, но спустя мгновение снова улыбался, прожигая меня взглядом.

– Погнали?

Я кивнул, испытывая непонятное удовлетворение.

«Нет, Аарон. Просто ты – наименьший кретин из всех, кого я встречал».

Да, он определенно мне нравился. И был самым загадочным засранцем, которого я когда-либо встречал.

– Погнали…

Я вытащил дротики из мишени и опустил взгляд на правую кисть. Пальцы не дрожали, но от плеча вниз медленно стекал огонь. И я точно знал – стоит ему достичь запястья, и я снова буду рычать в темноту полночи, массируя плечо левой рукой, которая с каждым днем становилась все сильнее, забирала себе все больше от ведущей.

Но легче от этого не становилось. Боль и судороги приходили снова и снова, как и предсказывала Алессандра. И я все еще был практически одноруким.

– Дай себе еще один день, Дэнни Стоун. Еще один день – и будет легче.

Я обернулся, посмотрел на Аарона поверх плеча и встретил привычный загадочный взгляд.

– Ты в пророки заделался?

В серых глазах за пару секунд промелькнуло так много разных чувств и эмоций, что я не успел распознать все. Но когда он опустил взгляд, я был уверен на все сто – он прятал от меня тоску.

– Нет, не в пророки. Но не думай, что ты первый и последний, кто проходил через подобное.

Он забрал дротики, отошел на исходную и махнул рукой, прогоняя меня с «линии огня». Я шагнул в сторону. Аарон глянул на мишень и почти прошептал:

– Мы не уникальны, сколько бы раз нам об этом ни твердили. И через дерьмо, в котором мы порой захлебываемся, кто-то уже прошел. Вопрос в том, смог ли он выбраться…

Мимо меня пролетел дротик. Металлический кончик воткнулся в центр мишени. Я сложил руки на груди, разглядывая разноцветный пробковый диск.

– Грустно звучит.

– А то. Уже решил, чем будешь заниматься, когда с рукой разберешься?

– Планирую вернуться.

Второй дротик воткнулся возле первого. Снова «в яблочко».

– Вояки?

Третий дротик. И опять в «яблочко».

– Кажется, больше я ничего не умею.

«Да ты и с этим-то не особо хорошо справился. Потому и получил пули в спину, разве нет?».

Брови сошлись на переносице против воли. Даже внутренний голос меня ни в грош не ставит…

Я смотрел на мишень и ждал следующий дротик, который, естественно, воткнется рядом с первыми тремя. Но он все никак не появлялся. Обернувшись, я посмотрел на Аарона и в очередной раз наткнулся на его изучающий взгляд.

– Почему ты хочешь вернуться?

Я недоуменно моргнул, глядя в серые глаза. Они искрились, но не от смеха. Я почти слышал, как в голове Аарона тихо шелестит шестеренками мыслительный механизм.

– Да черт его знает. Мне нравится это.

– Служить?

– Не служить, а… Может, все дело в том, что долг Родине отдаю…

– Патриот, значит?

Я зло дернул подбородком, мигом вспомнив военный суд. Троих мужчин, которые решили судьбу Грина. И мою судьбу тоже.

Тихий голос доктора Стивенсона вдруг шепнул в моей голове, щекоча нервы:

«…не травма стоит сейчас между тобой и твоим будущим, а ты сам …».

– Служба во имя Родины – единственное, чего ты хочешь?

– К чему ты ведешь?

Аарон склонил голову набок и тихо спросил:

– Почему ты не рассматриваешь частный сектор?

Я изумленно уставился на собеседника-противника-собутыльника.

– Кто меня туда возьмет с таким послужным списком?

Хриплый смех заставил меня поморщиться. В нем явно слышалось превосходство.

– Кажется ты совсем не разбираешься в частном секторе, а, Дэнни?

«А ты-то откуда так много о нем знаешь?».

Я застыл, припечатанный к месту мгновенной догадкой.

Вояка. Регулярные переломы. Выправка. «Шило» ближника, которое любой мешок проткнет, если попытаешься его спрятать. Неужели?..

Я посмотрел на Аарона совершенно другим взглядом. Тот уверенно продолжил:

– Да и с каких пор послужной список определяет человека? Быть может, есть в тебе что-то такое, ради чего стоит… вычеркнуть пару лишних строчек из твоего досье, а?

– Что за особое отношение?

Мужчина неопределенно пожал плечами и метнул дротик. В булл, конечно же.

– Иногда кто-то особенный заслуживает особого отношения.

Я театрально поклонился.

– О, так я особенный? Неужели это комплимент?!

Аарон окинул меня таким взглядом, что я стушевался. В серых глазах разлилась жидкая сталь, которой предстояло стать заточенным оружием. Образ весельчака-добряка схлынул с него, как дождевая вода с резко закрывшегося зонта. Мужчина словно повзрослел лет на пять.

– Констатация факта.

Даже голос Аарона звучал по-другому, стал тверже.

Я криво улыбнулся, дивясь странным переменам.

– Ты же сказал, что мы – не особенные.

– Я сказал, что мы не уникальны.

Он перевел взгляд на мишень и перебрал пластиковое оперение дротика пальцами.

– Уникальным можно либо родиться, либо стать, приложив титанические усилия.

– Сам себе противоречишь.

– Ты хреново меня слушаешь!

Дротик полетел в мишень, и я, совершенно не отдавая отчета в своих действиях, выбросил левую руку и перехватил его прямо перед пробковым диском. Аарон открыл рот и уставился на меня так, словно я за секунду отрастил вторую, а следом за ней и третью голову. Я выругался про себя, но, когда губы моего противника тронула улыбка, улыбнулся в ответ. С вызовом, слегка выгибая бровь.

Глаза Аарона восторженно заблестели.

– А так нечестно!

Игнорируя все сильнее жгущий кости и мышцы огонь, я лениво швырнул дротик обратно.

– Честного соперника мало где встретишь, Аарон Таппер.

***

Алессандра тяжело вздохнула, разминая мои мышцы.

– Дэнни, они каменные!

Я поморщился и повел плечом, когда она надавила на трапециевидную мышцу. Острая боль пронзила плечо копьем, и я дернулся.

– Больно!

– Да что ты говоришь?!

Девушка обхватила меня пальцами за шею и вернула обратно.

– Если выпишу уколы…

– Алессандра…

– Да, так меня зовут!

Я не обернулся на ее гневный рык. Не хотел видеть в ее глазах злое разочарование.

Совсем не докторское…

«Тебе не кажется, что она слишком болезненно реагирует на то, как ты себя ведешь В КАЧЕСТВЕ ПАЦИЕНТА, а, Дэнни?».

Уже не казалось. Все стало понятно. И от этого было мучительно грустно.

Я прикрыл глаза, отдаваясь во власть ощущений. Алессандра давила на все нужные точки, и мои мышцы медленно расслаблялись. Это было похоже на плавление металла – под мягким, но уверенным напором теплых пальцев то, что еще несколько часов назад было жесткой проволокой, снова становилось мышечной тканью. И я облегченно вздыхал. Было так приятно, что я с трудом сдерживал стоны удовольствия. Каждый раз, когда я оказывался в руках Алессандры, моя жизнь становилась значительно легче. И приятнее.

Я мучился от боли и пытался справиться с ней сам. И мне это удавалось, потому что ОНА научила меня побеждать это адское, разделяющее мышцы на отдельные волокна чудовище. Больше года нянчилась со мной, здоровенным придурком, погрязшим в ненависти и жажде мести. Не сдавалась, не бросала, не предавала. Помогала, даже когда я не позволял. Она была не просто моим доктором. Она стала моим другом. Человеком, который мог привести меня в чувство, заставлял улыбаться, смеяться.

Но за последние восемь недель ее отношение ко мне изменилось. Алессандра стала холодной, жесткой. Я ловил за хвост тоску в ее взгляде, видел, как грустно падали уголки ее губ, когда она отворачивалась. Она словно пыталась отгородиться от меня щитом из равнодушия. И ей это удавалось. И мне было тяжело.

Мне не хватало ее улыбки. Ее смеха. Ее тепла. Только сейчас я, кажется, начал понимать, как сильно прикипел к ней и идиотскому «детка». Я настолько привык, что Алессандра называет меня «деткой», что это слово стало чем-то вроде нашего пароля. Но она перестала меня так называть в тот день, когда я пришел к ней полуживой после ночной агонии. Я сразу это заметил, потому что глупое и панибратское «детка» начало мне нравиться.

Да кого я обманываю?! Оно нравилось мне всегда, хоть и раздражало. Совсем как Аарон Таппер.

– Спасибо… детка.

Я выдохнул это и замер. Привычное для нас обоих слово прозвучало настолько странно и неуместно, что я застыл, испугавшись – вдруг задену Алессандру? Вдруг обижу? Ведь она больше не улыбается мне…

Девушка тоже замерла за моей спиной. Ее ладонь лежала на моем плече, и, поддавшись порыву, я накрыл ее своею, мягко сжимая тонкие пальцы.

– И… прости меня. За то, что я такой кретин. За то, что расстраиваю тебя.

Алессандра шумно вдохнула, и после этого в кабинете повисла тишина. Я чувствовал сквозь одежду тепло чужой ладони и старался дышать ровно. Считал шаги секундной стрелки и не мог понять, почему она движется ТАК МЕДЛЕННО.

Когда пальцы девушки вдавились в мои мышцы, я прикрыл глаза и опустил голову. В груди кольнуло, а следом бок пробила невралгия. Да такая, что я охнул и согнулся пополам, прижимая ладонь к правому боку.

Пальцы Алессандры пробежались по моей шее, щекоча кожу.

– Дыши, Дэнни, сейчас пройдет.

Я выдохнул остатки воздуха, жмурясь изо всех сил.

Больно. Снова больно.

– Дыши, сейчас полегчает.

И я старался дышать. Вдыхать и выдыхать. И действия, без которых никак не обойтись, если не хочешь сдохнуть, наполняли тело огнем. Болью. Я весь состоял из боли. Последний год моей жизни состоял из гребаной боли!

То невралгия, то плечо, то… чертова боль, кипящая в грудной клетке. И все это сдобрено охренительным соусом из одиночества и отчаяния, непрекращающегося ожидания и череды разочарований.

Я с трудом умудрился остановить волну жалости.

«Соберись, дьявол тебя раздери! Ведешь себя как ребенок».

Я мотнул головой, обхватывая пальцами теплую ладошку, лежащую на моем плече.

– Алессандра, мне не хватает тебя.

Девушка вздохнула, ероша волосы на моем затылке тонкими пальцами.

– Я с тобой. Я здесь.

Я покачал головой и выпрямился, прислушиваясь к ощущениям. В межреберье покалывало, но я мог сидеть ровно и нормально дышать.

Я запрокинул голову и уперся затылком в солнечное сплетение Алессандры.

– Ты злишься на меня. Ты со мной, но мне не хватает тебя.

Маленькая ладошка скользнула по моему плечу к шее, спустилась вниз и остановилась на болтающемся на цепочке армейском жетоне. Девушка провела пальцами по металлическим пластинам, выступающим под тонкой тканью футболки, повела руку вниз, поглаживая грудную мышцу. Я накрыл ее кисть своей огромной ладонью… и похолодел.

«Дьявол, Стоун, что ты творишь?».

Она – мой доктор. Мой лечащий врач. Она просто друг! Я слишком сильно нуждался в ней и не мог позволить себе потерять ее! Эта девушка была моим спасательным кругом в гребаной буре, в которую я превратил себя самого. Она ныряла в меня и раз за разом вытаскивала, не позволяя задохнуться в ненависти или отчаянии. Она вытаскивала меня из дерьма, в которое я закапывал себя все глубже с каждым разом.

Алессандра медленно наклонилась. Ее волосы пощекотали кожу, когда она прижалась щекой к моей скуле. Ее кисти тем временем сцепились в «замок» на моей груди. Девушка обняла меня, прижимаясь грудью к спине. Слишком крепко. Слишком интимно. Это явно были не дружеские объятья. И явно не докторские.

Я хотел оттолкнуть ее… но нежные объятия дарили спокойствие. Обещали заботу. Заполняли мое озябшее в одиночестве нутро теплом. Они дарили мне те ощущения, в которых я не особо нуждался до ранения. Но то была другая жизнь, в которой у меня была семья, пусть это были всего лишь сослуживцы, был друг, работа и будущее. У меня было все.

А сейчас у меня есть лишь она. Она одна была рядом все это время. Ругалась, кричала, злилась. Но оставалась рядом. Лишь она понимает меня.

«И Аарон…».

Я вздрогнул от ворвавшегося в голову воспоминания о мужчине, с которым сблизился достаточно, чтобы умудряться не надрать ему задницу каждый раз, когда он бесил меня. Сейчас он больше всего подходил на роль человека, которого я мог назвать другом! И он влюблен в девушку, чье дыхание обжигало мою щеку!

«Ты должен оттолкнуть ее, Стоун!».

Но я не шевелился, боясь разрушить чудесный мирок, который Алессандра создала объятиями.

Ее пальцы спустились по моей груди, нарисовали ложбинку пресса. Ладони раскрылись, обжигая кожу через футболку. Следующий ожог оставил на шее осторожный вздох. Кожа моментально покрылась мурашками.

«Оттолкни ее, Дэнни, оттолкни! Ты облажаешься! Потеряешь и ее, и его!».

«Да срать мне на этого парня!».

Перед мысленным взглядом встали задумчивые серые глаза. Партии, которые я продул. И последняя партия, во время которой наконец приоткрыл карты. Сам не понял, зачем, но приоткрыл. Я вспомнил тоску в глазах молодого мужчины…