По доброй воле

Работа. Неприятный холодок скользнул по спине, словно жидкость.

Мне тоже пора об этом подумать. Рука приходит в порядок. Если потрачу больше времени и сил на левую, она станет отличным преимуществом. Нужно пробить места в частях и…

Я вспомнил о болях и тяжело вздохнул, машинально поводя правым плечом. Пальцы нащупали пузырек с таблетками в кармане.

Сначала придется с ними разобраться. Как же не хочется жрать таблетки…

– Не пей их.

Я ошарашенно моргнул, когда Аарон прочитал мои мысли.

– Почему?

Он изогнул бровь и с невыносимо умным видом выдал:

– Боль дана не для того, чтобы ее глушить. Боль проверяет нас на прочность.

Захотелось заржать ему в лицо. Сразу вспомнилась вчерашняя ночь. Как я блевал от боли. Как лил слезы и выл. Это что значит? Что я дерьмово проверку прошел, да?

– Я не большой любитель терпеть боль.

– Никто не любитель. Но это так.

Голос Аарона, тихий и вкрадчивый, звучал слишком убедительно.

– Когда тебе больно, ты понимаешь, что жив. И понимаешь, насколько жив. Боль – не враг. Она – наш главный друг. Она будит инстинкты, заставляет бороться. И обезболивающие – лишь способ притупить сознание и заставить забыть, что один из главных инстинктов человека – выживание.

Я криво усмехнулся, обдумывая его слова.

– Звучит, как заповедь маньяка.

Серые глаза мужчины недобро вспыхнули – словно молния хмурое небо разрезала.

– Знал бы ты, насколько близок к истине…

Мы провели в пабе несколько часов. Пили, ели, травили байки и изучали друг друга. Оценивали. И к концу вечера каждый сложил о другом представление.

Наметанный глаз и чутье к концу вечера уверенно заявили: Аарон Таппер – ближник. И очень неплохой. Его осанка, мышечный каркас, выверенные, отточенные движения с потрохами выдавали вояку. Гонора не хватало да мертвенного равнодушия во взгляде, и я решил, что звание у него не слишком высокое.

Мой собеседник тоже разглядывал меня весь вечер, и совсем не украдкой. Он откровенно пялился на мои руки и плечи, то и дело погружаясь в раздумья – очень серьезные, судя по выражению лица – и выныривая из них лишь тогда, когда я повышал голос.

Что понял про меня Аарон, меня не слишком волновало. Если поначалу хотелось забраться к нему в голову и разузнать, к концу посиделок любопытство сошло в ноль – когда опустел пятый бокал скотча, я конкретно захмелел.

Давно же я не употреблял алкоголь!

Я устало улыбнулся собеседнику.

– Боюсь, должен откланяться и двинуться в сторону дома.

Аарон кивнул, не переставая разглядывать мои руки и плечи. Его взгляд уже давно начал знатно бесить…

Я пощелкал пальцами перед лицом мужчины.

– Земля вызывает! Ты хоть слышал, что я сказал?

Аарон вздрогнул и тряхнул головой. Его взгляд прояснился.

– Да, слышал. Конечно, пора по домам. Дэнни. Я тут подумал…

Я удивленно вскинул брови, когда Аарон нервно облизнул губы и улыбнулся. Жутко так, словно что-то противозаконное собирался предложить.

– Давай как-нибудь сыграем в дартс?

***

– Иди к дьяволу!

Я схватил дротик правой рукой и прицелился. Пальцы больше не дрожали, но движения все еще были немного скованными. Каждый раз, когда я заносил руку для броска, плечевые мышцы сопротивлялись, словно были сделаны из плохо гнущейся проволоки.

Очередной ночной приступ не прошел бесследно. Боль жгла мышцы. Кончики пальцев то и дело пронзал ток.

– Промажешь!

– Захлопни пасть!

Я уставился на пробковый круг.

«Какого хрена, Стоун? Ты отличный стрелок! И не можешь попасть в чертову цель! Соберись! Вижу цель – не вижу причин в сотый раз облажаться».

И в тот самый момент, когда я повел руку в бросок, Аарон хлопнул ладонью по столу и крикнул:

– Мимо!

Я вздрогнул от неожиданности и, естественно, промахнулся.

«Опять! И так каждый раз!».

Аарон расхохотался, когда я развернулся к нему и обжег яростным взглядом.

– Да что ж ты ведешься каждый раз?!

– Да что ж ты ведешь себя как скотина каждый раз?! Не умеешь играть честно – не играй вообще!

Мой противник обезоруживающе улыбнулся и развел руки в стороны.

– Так вот в чем дело? Решил всю жизнь честно играть? Я тебя расстрою, Дэнни! Жизнь – штука несправедливая! И честного соперника ты мало где встретишь, как в мирной жизни, так и на войне.

– Много ли ты знаешь о войнах, Аарон?

Мужчина шумно выдохнул и умолк. Лишь пялился на меня – пристально, загадочно поблескивая серыми глазами.

Я повернулся к мишени и сжал кулаки.

Ненавижу проигрывать! И ладно, если бы честно проиграл! Но столько раз облажаться на одном и том же в идиотском дартсе! Да привыкнуть уже пора, что противник играть честно не намерен и постоянно мешает, всячески отвлекая меня!

Дротики Аарона всегда попадали в цель, даже если я стучал по столу обеими руками. Мои же валялись на полу или втыкались куда угодно, но не в круглую пробковую хреновину.

«А все потому, что ты злишься! Пора научиться брать эмоции под контроль!».

– Ты так самоутверждаешься – обыгрывая других там, где сам мастер, да?

Аарон скептически изогнул бровь.

– Это дартс, Дэнни. Мы не ракету строим. Мы просто…

Он снова окинул меня бесящим до скрипа зубов многозначительным взглядом, на пару мгновений задержав его на правой руке.

– …играем.

Я раздраженно вздохнул и уселся за небольшой круглый столик.

– Ты в курсе, что ты, Аарон… как там тебя?

Он ответил с легкой улыбкой:

– Таппер.

– Таппер, точно! Так вот, Таппер, ты кретин!

– А ты мазила!

Я отвернулся, чтобы не видеть его усмешку.

Аарон бесил меня! Бесил каждый раз, когда мы встречались, чтобы выпить и поиграть в дартс, вот уже на протяжении месяца. Мы регулярно приходили в паб, в котором впервые разделили алкоголь и мысли, садились за один и тот же свободный столик в углу – то ли нам везло, то ли столик был заговоренный – и играли в чертов дартс.

Аарон бесил меня… и нравился. И мне определенно нравилось проводить с ним время. Видимо, я слишком одурел от одиночества, раз был готов проводить вечера с тем, кого хотел прибить по десять раз за час. Но он был живым, дышащим, мыслящим, мог поддержать беседу и поспорить и не читал нотации.

Нотаций мне хватало от Алессандры, которая не сменила гнев на милость и последние полтора месяца вела себя… странно.

– Сдаешься?

Сделав большой глоток скотча, я посмотрел на противника в упор, вкладывая во взгляд всю ненависть, которую сумел в себе разыскать. А ее было много.

Как же меня бесят эти смеющиеся серые глаза! Так и хочется врезать!

– Нет.

Аарон гордо улыбнулся и отхлебнул пиво из бокала.

– Я в тебе не сомневался.

Слова прозвучали крайне двусмысленно. Впрочем, все в Аароне было двусмысленным. Взгляды, на которые я то и дело натыкался. Интонации. Откровенные провокации. Гордые улыбки. Удовлетворенный вид.

Не с первой игры, но до меня дошло – не просто так он меня к дартсу приучал. Противник изучал меня, но не для того, чтобы одержать победу. Что-то было еще…

«Лишь бы боком не вышло…».

Я старательно скрывал от него свое преимущество. Что мною руководило – чутье или незнание его главной цели – не знаю, но я продолжал проигрывать всухую, не вводя в игру левую руку.

Я даже не понял, в какой день почти полностью перестал нуждаться в правой руке. Одной левой я мог выполнить любые бытовые действия и даже приготовить ужин, не отрезав ненароком пару пальцев. И даже попробовал пару раз метнуть левой дротик, пока собутыльник-противник не видел. И остался более чем доволен результатом.

– Чего улыбаешься?

Аарон вздрогнул и рассмеялся.

– Мазила припадочный с ОКР.

– Чего?

– Больной ты. На всю голову. Не только на руку.

Он бросил равнодушный взгляд на прошедшую мимо нас официантку. Девушка откровенно строила ему глазки вот уже несколько часов и только что аппетитной грудью не укладывалась на столик перед ним! Но Аарон не замечал ее стараний – для него миловидная официантка была не более чем помехой в пространстве.

Я искоса глянул на внезапно погрустневшего собеседника. Его тоскливые серые глаза способны были вогнать в депрессию добрый десяток уверенных в себе мужчин.

«Если он не сломает себе что-нибудь в ближайшее время, точно ссохнется от тоски».

Аарон встряхнулся и резко повернулся ко мне.

– Кстати, как боли? Вижу, что хреново, можешь не изображать героя.

Я тяжело вздохнул, поводя правым плечом.

– Пока что такие, что сдохнуть все еще выход. Но не идеальный.

Аарон непонимающе изогнул бровь. Я криво улыбнулся.

– Идеальным было бы никогда не рождаться.

«Либо мне, либо Грину…».

Я ждал издевку, но взгляд Аарона оставался серьезным и вдумчивым.

– А что с таблетками?

– Не помогают.

«Потому что я их не принимаю».

Слова мужчины крепко врезались в память. Я раздумывал над ними несколько дней, то и дело хватаясь за пузырек с таблетками. Боль взяла перерыв на эти несколько дней. Возможно, именно поэтому я принял такое решение. И Алессандра уже устроила мне разнос по этому поводу. А подловила она меня очень просто – спросила, какого цвета таблетки. Я брякнул: «белые», и она взорвалась.

Она кричала совсем не по-докторски и так долго и громко, что начала задыхаться. Вдалбливала мне в голову, что из-за боли организм находится в постоянном стрессе, и что такое состояние не только не приблизит меня к выздоровлению, но и усугубит ситуацию. Что терпеть боль нельзя – невозможно вытерпеть такую боль!

Я возразил, неуверенно и тихо. И доктор Коппола растеряла остатки самообладания, вышвырнув меня из кабинета с криком: «я отказываюсь от тебя, Стоун!». Я понуро побрел домой, ругая и ее, и себя на чем свет стоит.

Ее – за то, что прогнала. Себя – за упрямство.

Стыд жег душу. И пожар в груди заметно раздался в масштабах, когда вечером в квартире зазвонил телефон. Непривычно слабый голос Алессандры заставил меня зажмурится. Она сказала:

– Дэнни Стоун, такого пациента, как ты, врагу не пожелаешь. Жду через неделю.

И бросила трубку.

Я вернулся в спальню и рухнул на кровать, глядя на баночку с таблетками – синими, кстати говоря. Рассматривал этикетку и думал. Думал. Думал.

Алессандра права. Я постоянно чувствовал себя вымотанным. Приступы случались не слишком часто – иногда я спал всю ночь, не скрипя зубами от боли. Но я ведь мог совсем избавиться от них! Ведь это так просто – закинуть таблетку, запить водой и избавиться от мучений! Почему сопротивляюсь?

Ответ был прост – Аарон и его проникновенная речь, которая выжгла узор слов в моем разуме: боль напоминает, что мы живы. А мне это было нужно. Даже если боль сводила с ума…

Я вернулся в реальность и огляделся. В пабе было не так много людей, всего десяток мужчин, разбившихся на кучки возле круглых столиков. Официантки крутились возле музыкального автомата и включали одну за другой песни старой школы. Они хихикали, разглядывая гостей заведения, и о чем-то перешептывались. Одна из них, с гривой каштановых волос и ярко-голубыми глазами, остановила взгляд на мне, облизнула верхнюю губу и подмигнула. Я усмехнулся, неожиданно задавшись вопросом: а когда я был с женщиной в последний раз? И я не про эротические фантазии, а про реальное обнаженное женское…

– Врешь ведь.

Я повернулся к обеспокоенному собеседнику. В груди заворочалась нехорошая, тяжелая злость. Такая же начинала раздвигать ребра, когда я приходил к Алессандре, зная, что получу выговор. Как пацан! Эта девушка не видит границ! Как и Аарон…

Может, потому та же самая злость вылезла, как хищный зверь из своей норки? Неужели и этот сейчас начнет мне нотации читать?

– Не начинай…

– Не собирался. Ты справишься, Стоун. Точно справишься.

Я спросил очень тихо, словно не хотел, чтобы он расслышал вопрос:

– Откуда тебе знать, дружище?

Но он услышал. И ответил:

– Я вижу, какой ты. И уверен – ты вылезешь из этого дерьма, чего бы это ни стоило.

– И какой же я?

Аарон сверкнул глазами.

– На комплимент нарываешься?

Я весело засмеялся, качая головой. Над столиком повисло молчание. Неловкое и уютное одновременно. Кажется, так молчат друзья, когда у них заканчивается воздух во время долгой беседы.

Через пару минут Аарон кивнул на мишень.

– Ну что, дашь еще разок обыграть тебя?

Я театрально закатил глаза.

– С тобой играть – себя не уважать. Ведешь себя как кретин!

Аарон ответил в своей странной, чересчур взрослой для его возраста манере:

– Повезло же тебе, Дэнни, встречать в жизни только хороших парней, раз ты меня кретином считаешь.

Он вздохнул, но спустя мгновение снова улыбался, прожигая меня взглядом.

– Погнали?

Я кивнул, испытывая непонятное удовлетворение.

«Нет, Аарон. Просто ты – наименьший кретин из всех, кого я встречал».

Да, он определенно мне нравился. И был самым загадочным засранцем, которого я когда-либо встречал.

– Погнали…

Я вытащил дротики из мишени и опустил взгляд на правую кисть. Пальцы не дрожали, но от плеча вниз медленно стекал огонь. И я точно знал – стоит ему достичь запястья, и я снова буду рычать в темноту полночи, массируя плечо левой рукой, которая с каждым днем становилась все сильнее, забирала себе все больше от ведущей.

Но легче от этого не становилось. Боль и судороги приходили снова и снова, как и предсказывала Алессандра. И я все еще был практически одноруким.

– Дай себе еще один день, Дэнни Стоун. Еще один день – и будет легче.

Я обернулся, посмотрел на Аарона поверх плеча и встретил привычный загадочный взгляд.

– Ты в пророки заделался?

В серых глазах за пару секунд промелькнуло так много разных чувств и эмоций, что я не успел распознать все. Но когда он опустил взгляд, я был уверен на все сто – он прятал от меня тоску.

– Нет, не в пророки. Но не думай, что ты первый и последний, кто проходил через подобное.

Он забрал дротики, отошел на исходную и махнул рукой, прогоняя меня с «линии огня». Я шагнул в сторону. Аарон глянул на мишень и почти прошептал:

– Мы не уникальны, сколько бы раз нам об этом ни твердили. И через дерьмо, в котором мы порой захлебываемся, кто-то уже прошел. Вопрос в том, смог ли он выбраться…

Мимо меня пролетел дротик. Металлический кончик воткнулся в центр мишени. Я сложил руки на груди, разглядывая разноцветный пробковый диск.

– Грустно звучит.

– А то. Уже решил, чем будешь заниматься, когда с рукой разберешься?

– Планирую вернуться.

Второй дротик воткнулся возле первого. Снова «в яблочко».

– Вояки?

Третий дротик. И опять в «яблочко».

– Кажется, больше я ничего не умею.

«Да ты и с этим-то не особо хорошо справился. Потому и получил пули в спину, разве нет?».

Брови сошлись на переносице против воли. Даже внутренний голос меня ни в грош не ставит…

Я смотрел на мишень и ждал следующий дротик, который, естественно, воткнется рядом с первыми тремя. Но он все никак не появлялся. Обернувшись, я посмотрел на Аарона и в очередной раз наткнулся на его изучающий взгляд.

– Почему ты хочешь вернуться?

Я недоуменно моргнул, глядя в серые глаза. Они искрились, но не от смеха. Я почти слышал, как в голове Аарона тихо шелестит шестеренками мыслительный механизм.

– Да черт его знает. Мне нравится это.

– Служить?

– Не служить, а… Может, все дело в том, что долг Родине отдаю…

– Патриот, значит?

Я зло дернул подбородком, мигом вспомнив военный суд. Троих мужчин, которые решили судьбу Грина. И мою судьбу тоже.

Тихий голос доктора Стивенсона вдруг шепнул в моей голове, щекоча нервы:

«…не травма стоит сейчас между тобой и твоим будущим, а ты сам …».

– Служба во имя Родины – единственное, чего ты хочешь?

– К чему ты ведешь?

Аарон склонил голову набок и тихо спросил:

– Почему ты не рассматриваешь частный сектор?

Я изумленно уставился на собеседника-противника-собутыльника.

– Кто меня туда возьмет с таким послужным списком?

Хриплый смех заставил меня поморщиться. В нем явно слышалось превосходство.

– Кажется ты совсем не разбираешься в частном секторе, а, Дэнни?

«А ты-то откуда так много о нем знаешь?».

Я застыл, припечатанный к месту мгновенной догадкой.

Вояка. Регулярные переломы. Выправка. «Шило» ближника, которое любой мешок проткнет, если попытаешься его спрятать. Неужели?..

Я посмотрел на Аарона совершенно другим взглядом. Тот уверенно продолжил:

– Да и с каких пор послужной список определяет человека? Быть может, есть в тебе что-то такое, ради чего стоит… вычеркнуть пару лишних строчек из твоего досье, а?

– Что за особое отношение?

Мужчина неопределенно пожал плечами и метнул дротик. В булл, конечно же.

– Иногда кто-то особенный заслуживает особого отношения.

Я театрально поклонился.

– О, так я особенный? Неужели это комплимент?!

Аарон окинул меня таким взглядом, что я стушевался. В серых глазах разлилась жидкая сталь, которой предстояло стать заточенным оружием. Образ весельчака-добряка схлынул с него, как дождевая вода с резко закрывшегося зонта. Мужчина словно повзрослел лет на пять.

– Констатация факта.

Даже голос Аарона звучал по-другому, стал тверже.

Я криво улыбнулся, дивясь странным переменам.

– Ты же сказал, что мы – не особенные.

– Я сказал, что мы не уникальны.

Он перевел взгляд на мишень и перебрал пластиковое оперение дротика пальцами.

– Уникальным можно либо родиться, либо стать, приложив титанические усилия.

– Сам себе противоречишь.

– Ты хреново меня слушаешь!

Дротик полетел в мишень, и я, совершенно не отдавая отчета в своих действиях, выбросил левую руку и перехватил его прямо перед пробковым диском. Аарон открыл рот и уставился на меня так, словно я за секунду отрастил вторую, а следом за ней и третью голову. Я выругался про себя, но, когда губы моего противника тронула улыбка, улыбнулся в ответ. С вызовом, слегка выгибая бровь.

Глаза Аарона восторженно заблестели.

– А так нечестно!

Игнорируя все сильнее жгущий кости и мышцы огонь, я лениво швырнул дротик обратно.

– Честного соперника мало где встретишь, Аарон Таппер.

***

Алессандра тяжело вздохнула, разминая мои мышцы.

– Дэнни, они каменные!

Я поморщился и повел плечом, когда она надавила на трапециевидную мышцу. Острая боль пронзила плечо копьем, и я дернулся.

– Больно!

– Да что ты говоришь?!

Девушка обхватила меня пальцами за шею и вернула обратно.

– Если выпишу уколы…

– Алессандра…

– Да, так меня зовут!

Я не обернулся на ее гневный рык. Не хотел видеть в ее глазах злое разочарование.

Совсем не докторское…

«Тебе не кажется, что она слишком болезненно реагирует на то, как ты себя ведешь В КАЧЕСТВЕ ПАЦИЕНТА, а, Дэнни?».

Уже не казалось. Все стало понятно. И от этого было мучительно грустно.

Я прикрыл глаза, отдаваясь во власть ощущений. Алессандра давила на все нужные точки, и мои мышцы медленно расслаблялись. Это было похоже на плавление металла – под мягким, но уверенным напором теплых пальцев то, что еще несколько часов назад было жесткой проволокой, снова становилось мышечной тканью. И я облегченно вздыхал. Было так приятно, что я с трудом сдерживал стоны удовольствия. Каждый раз, когда я оказывался в руках Алессандры, моя жизнь становилась значительно легче. И приятнее.

Я мучился от боли и пытался справиться с ней сам. И мне это удавалось, потому что ОНА научила меня побеждать это адское, разделяющее мышцы на отдельные волокна чудовище. Больше года нянчилась со мной, здоровенным придурком, погрязшим в ненависти и жажде мести. Не сдавалась, не бросала, не предавала. Помогала, даже когда я не позволял. Она была не просто моим доктором. Она стала моим другом. Человеком, который мог привести меня в чувство, заставлял улыбаться, смеяться.

Но за последние восемь недель ее отношение ко мне изменилось. Алессандра стала холодной, жесткой. Я ловил за хвост тоску в ее взгляде, видел, как грустно падали уголки ее губ, когда она отворачивалась. Она словно пыталась отгородиться от меня щитом из равнодушия. И ей это удавалось. И мне было тяжело.

Мне не хватало ее улыбки. Ее смеха. Ее тепла. Только сейчас я, кажется, начал понимать, как сильно прикипел к ней и идиотскому «детка». Я настолько привык, что Алессандра называет меня «деткой», что это слово стало чем-то вроде нашего пароля. Но она перестала меня так называть в тот день, когда я пришел к ней полуживой после ночной агонии. Я сразу это заметил, потому что глупое и панибратское «детка» начало мне нравиться.

Да кого я обманываю?! Оно нравилось мне всегда, хоть и раздражало. Совсем как Аарон Таппер.

– Спасибо… детка.

Я выдохнул это и замер. Привычное для нас обоих слово прозвучало настолько странно и неуместно, что я застыл, испугавшись – вдруг задену Алессандру? Вдруг обижу? Ведь она больше не улыбается мне…

Девушка тоже замерла за моей спиной. Ее ладонь лежала на моем плече, и, поддавшись порыву, я накрыл ее своею, мягко сжимая тонкие пальцы.

– И… прости меня. За то, что я такой кретин. За то, что расстраиваю тебя.

Алессандра шумно вдохнула, и после этого в кабинете повисла тишина. Я чувствовал сквозь одежду тепло чужой ладони и старался дышать ровно. Считал шаги секундной стрелки и не мог понять, почему она движется ТАК МЕДЛЕННО.

Когда пальцы девушки вдавились в мои мышцы, я прикрыл глаза и опустил голову. В груди кольнуло, а следом бок пробила невралгия. Да такая, что я охнул и согнулся пополам, прижимая ладонь к правому боку.

Пальцы Алессандры пробежались по моей шее, щекоча кожу.

– Дыши, Дэнни, сейчас пройдет.

Я выдохнул остатки воздуха, жмурясь изо всех сил.

Больно. Снова больно.

– Дыши, сейчас полегчает.

И я старался дышать. Вдыхать и выдыхать. И действия, без которых никак не обойтись, если не хочешь сдохнуть, наполняли тело огнем. Болью. Я весь состоял из боли. Последний год моей жизни состоял из гребаной боли!

То невралгия, то плечо, то… чертова боль, кипящая в грудной клетке. И все это сдобрено охренительным соусом из одиночества и отчаяния, непрекращающегося ожидания и череды разочарований.

Я с трудом умудрился остановить волну жалости.

«Соберись, дьявол тебя раздери! Ведешь себя как ребенок».

Я мотнул головой, обхватывая пальцами теплую ладошку, лежащую на моем плече.

– Алессандра, мне не хватает тебя.

Девушка вздохнула, ероша волосы на моем затылке тонкими пальцами.

– Я с тобой. Я здесь.

Я покачал головой и выпрямился, прислушиваясь к ощущениям. В межреберье покалывало, но я мог сидеть ровно и нормально дышать.

Я запрокинул голову и уперся затылком в солнечное сплетение Алессандры.

– Ты злишься на меня. Ты со мной, но мне не хватает тебя.

Маленькая ладошка скользнула по моему плечу к шее, спустилась вниз и остановилась на болтающемся на цепочке армейском жетоне. Девушка провела пальцами по металлическим пластинам, выступающим под тонкой тканью футболки, повела руку вниз, поглаживая грудную мышцу. Я накрыл ее кисть своей огромной ладонью… и похолодел.

«Дьявол, Стоун, что ты творишь?».

Она – мой доктор. Мой лечащий врач. Она просто друг! Я слишком сильно нуждался в ней и не мог позволить себе потерять ее! Эта девушка была моим спасательным кругом в гребаной буре, в которую я превратил себя самого. Она ныряла в меня и раз за разом вытаскивала, не позволяя задохнуться в ненависти или отчаянии. Она вытаскивала меня из дерьма, в которое я закапывал себя все глубже с каждым разом.

Алессандра медленно наклонилась. Ее волосы пощекотали кожу, когда она прижалась щекой к моей скуле. Ее кисти тем временем сцепились в «замок» на моей груди. Девушка обняла меня, прижимаясь грудью к спине. Слишком крепко. Слишком интимно. Это явно были не дружеские объятья. И явно не докторские.

Я хотел оттолкнуть ее… но нежные объятия дарили спокойствие. Обещали заботу. Заполняли мое озябшее в одиночестве нутро теплом. Они дарили мне те ощущения, в которых я не особо нуждался до ранения. Но то была другая жизнь, в которой у меня была семья, пусть это были всего лишь сослуживцы, был друг, работа и будущее. У меня было все.

А сейчас у меня есть лишь она. Она одна была рядом все это время. Ругалась, кричала, злилась. Но оставалась рядом. Лишь она понимает меня.

«И Аарон…».

Я вздрогнул от ворвавшегося в голову воспоминания о мужчине, с которым сблизился достаточно, чтобы умудряться не надрать ему задницу каждый раз, когда он бесил меня. Сейчас он больше всего подходил на роль человека, которого я мог назвать другом! И он влюблен в девушку, чье дыхание обжигало мою щеку!

«Ты должен оттолкнуть ее, Стоун!».