Сердце как облако

– Вот кто тебя за язык тянул? – Кристиан полоснул Стюарта взглядом.

– Ага! – Гарри сердито сверкнул чёрными глазами. – Из-за таких, как ты, платишь за две песни, а получаешь одну!

– Если это песни не подходят для стороны «А», – вдруг раздался отрывистый голос Эдди, – мы можем написать другие.

– Что? – удивлённо моргнул Пол. – Прямо сейчас?

– Почему бы и нет? – Эдди придвинул к себе свой элегантный портфель. – У меня всё равно завтра выходной. Стю, – он дёрнул друга за рукав. – Найди какой-нибудь синтезатор.

Стюарт, и так взглядом моливший о спасении, с готовностью спрыгнул с дивана. Эдди вслед за ним перебрался на ковёр, чтобы вытянуть длинные ноги, и открыл голубой блокнот, усеянный миленькими зайчиками и клубничками. Заметив удивлённый взгляд Лесли, он смущённо потёр кончик носа и объяснил: «Одолжил у сестрёнки».

Пол наблюдал за их диалогом, держа в уме ещё одно наставление Дональда: запереть Decline в чулане. Кристиан угрюмо заметил, что его комната вполне тянет на каморку, и сейчас это даже не казалось шуткой. Работа над песней – неплохая возможность сблизиться. Но, прежде чем Пол хоть что-то предложил, Лесли увлёк Стивена с Кристианом в другую комнату. Почти сразу оттуда донеслись переливы синтезаторов: вторая половина Decline тоже решила попробовать себя в написании песен.

«Я могу настоять… Но не буду, – решил Пол, придвигая кресло поближе к Стюарту и Эдди. – Не выглядит так, будто они к этому готовы».

Когда каждый нашёл себе занятие, работа по-настоящему закипела. Гарри вступил в команду Лесли, а Пол присоединился к композиторам. Он старался соблюдать баланс, деликатно направляя или отходя в сторону, когда у Эдди и Стюарта что-то получалось. Вот и сейчас Пол молча попивал кофе, с интересом наблюдая за музыкантами. Почти во всех их группах был один автор. Максимум – четыре, но работали они по отдельности. Поэтому Пол впервые видел, как песню пишут сразу два человека, и выглядело это завораживающе странно.

Восприятие Эдди и Стюарта словно истончилось до прозрачности целлофана. Они не спорили, не задавали вопросов: лишь тихо переговаривались, и каким-то образом один продолжал то, что задумал другой. Стюарт торопливо заполнял страницы блокнота рифмованными строчками, а Эдди – нащупывал мелодию на стареньком Minimoog. Их не отвлекали ни приглушённые звуки из соседней комнаты, ни Кристиан с Лесли, мчавшиеся на перекур. Стучала входная дверь, голоса размякали в тишине, как печенье, опущенное в молоко – и оставались лишь сияющие каскады синтезаторных соло.

Пол наблюдал за всем этим и думал: если б он мог, то закатал бы это мгновение в янтарь. Пусть мерцает на полке, рядом с модельками автомобилей и любимыми пластинками. Пусть напоминает о том, какой он, на самом деле, счастливый человек. Для одних музыка – идеально организованный шум, для других – звуковой фон, саундтрек для повседневности. Для Пола же музыка была током, покалывавшим в венах, электричеством, перегонявшим эмоции по телу. От этих колючих вспышек хотелось разрыдаться, захохотать, увидеть мир – осознать, что у тебя ещё есть все шансы стать счастливым. Если Decline напишут что-то такое, что отзовётся щекотным электричеством, то войдут в историю. Тогда в словаре рядом со словом «популярная электронная музыка» появится слово, означающее «спад», «закат» и «экономическую рецессию».

***

Работа растянулась на всю ночь. Когда же она закончилась, Эдди вспомнить не мог. Они со Стюартом написали четыре песни, а Лесли со Стивеном – семь, но оставить решили только три. Кажется, они и выбирали песни, когда всё погрузилось в уютную ворсистую тьму, а потом Эдди вдруг обнаружил себя на ковре. Под головой – затёкший локоть. Сверху – искрившийся статикой плед. А за окном – слепящая белизна, словно небо заменили экраном проектора.

«Так, где я, что я… – Эдди раздражённо потёр глаза, обожжённые этой небесной белизной. – Господи, ну и блевотина. Как они тут живут, не видя нормального синего цвета…».

Эдди резко сел, оборвав своё мысленное ворчание на полуслове. Нормальный цвет… Нормальное небо… Как в июле, когда успокаивает и зелень вязов, и бесконечная синь. Терапевтическое лето. И каждому лондонцу нужно хоть раз выбраться из столицы, чтобы увидеть: мир над тобой – ярко-голубой. Эдди вскочил на ноги с такой бодростью, словно не провёл ночь, скрючившись у дивана в неудобной позе. Мир над тобой разом заменил ему мягкую кровать, ледяной душ и крепкий кофе. Всё, что Эдди сейчас хотел, так это найти ручку, блокнот и хоть какой-нибудь синтезатор.

«Даже с иероглифами – всё годится», – думал Эдди, стараясь как можно тише передвигаться по гостиной.

Блокнот с зайчиками нашёлся сразу. Стюарт спал с ним, как с мягкой игрушкой, крепко прижимая к груди. Эдди мысленно ругнулся, шагнул в приёмную и заглянул за стойку, где обычно работал Гарри. Договоры, счета, бухгалтерские сводки с алыми отметками – трогать документы лейбла было страшновато. Ладно, как-нибудь без бумаги. Найти хотя бы синтезатор – хоть какой-нибудь. Эдди осторожно перешагнул лианы проводов, приоткрыл дверь в комнату, где хранилось оборудование – и ошарашенно замер на пороге.

«А где… Где всё?..» – Эдди на всякий случай потёр глаза, но они его не обманывали.

Кристиана в комнате не было, а в его кровати спал Гарри – звучно похрапывавший и смачно кого-то материвший. Ещё на месте оказался микшерный пульт. Впрочем, Эдди понятия не имел, как называется эта громадная панель с фейдерами и кнопочками. Он привык к синтезаторам фирмы Moog, но ничего подобного ни в комнате, ни в гостиной не нашлось. Лишь на подоконнике лежало что-то с засечками и кружочками, напоминавшими японские иероглифы, но всё же бесконечно от них далёкими.

«И что мне со всем этим делать?» – растерянно думал Эдди, почёсывая кончик носа.

Песня о ярко-голубом мире медленно тускнела в сознании. Требовалось сделать хоть что-то, чтобы не забыть её окончательно, и Эдди всё-таки взял с подоконника странный синтезатор. Ни словечка по-английски, ни инструкции, ни Кристиана, который помог бы разобраться. Может, попробовать обратиться к Лесли? Эдди прикрыл глаза, вспоминая громадный шкаф из приёмной. Он не заметил ни джинсовой куртки Кристиана, ни неприметного дафлкота Стивена. Зато чёрное пальто Лесли висело на «плечиках», поблёскивая торчавшим из кармана шарфом. Коллега должен быть где-то в офисе – и при мысли, что с ним придётся заговорить, Эдди будто обдало волной горячего воздуха. Но и от песни уже оставался только бледный отблеск, а потому пришлось переступить через себя.

Кухня встречала Эдди уже привычным холостяцким беспорядком. Бумажный городок из промасленных коробок. Кружки, закопчённые кофе и чаем. Потрёпанный диванчик – обычно необитаемый, но сейчас занятый Лесли, умудрившимся втиснуть туда все шесть футов своего роста. Эдди стало как-то неловко за своё любопытство, но он не смог себя пересилить – и с интересом всмотрелся в лицо спящего коллеги, которого до того старательно избегал.

Лесли напоминал Эдди экзотическую птицу. Например, павлина, но не потому, что Лесли любил рисоваться. Он, во-первых, не любил. А, во-вторых, его сине-зелёные глаза чем-то напоминали павлиньи перья. В-третьих, Лесли и в самом деле казался Эдди какой-то диковинкой. Настоящим музыкантом, который выступал на сцене, разбирался в синтезаторах и говорил с продюсерами на одном языке, звучавшим для Эдди как объяснение квантовой механики на арабском. В том, собственно, и была причина, по которой Эдди старался работать отдельно. Больше всего он боялся, что Лесли посмеётся над его наивностью, игрой одним пальцем, неспособностью отличить треугольную волну от импульсной. Почему это имело такое значение, Эдди объяснить не мог. Но его и сейчас обдавало жаром – хотя Лесли спал и посмеяться над ним точно не мог.

«Разбудить его? Да как-то жалко, – подумал Эдди, рассматривая тёмные круги, особенно заметные на молочно-белой коже Лесли. – Но вдруг эта песня – наш будущий… Ой, да ладно, возомнил тут себя. Обычная песня, ничего в ней такого…».

– Уже утро? – сонно пробормотал Лесли, отчего Эдди чуть не подпрыгнул на месте.

– Ну… да? – Эдди мельком глянул на свои Casio, показывавшие почти пять утра, и виновато улыбнулся. – Извини, если разбудил. Я правда старался не шуметь.

– Всё нормально, – равнодушно ответил Лесли и, вывалившись с тесного диванчика, принялся тереть затёкшие плечи.

– Слушай, я хотел спросить… Вернее, попросить… – пока Эдди пытался сформулировать просьбу, его лицо заливало жгучей краской. – Я даже не представляю, как эту фиговину включать…

– Зачем же ты взял «эту фиговину»? – левая бровь Лесли скептически изогнулась. – Здесь есть «муги», «роланды» и…

– Нет.

– Что значит «нет»?

– Я обошёл весь офис – и ни черта тут не нашёл, – с едва заметным раздражением объяснил Эдди. – А мне срочно нужен инструмент. Согласен даже на игрушечное пианино.

Лесли, слушавший Эдди с лёгким недоверием, вдруг рассмеялся – и смех изменил его до неузнаваемости. Глаза превратились в зелёные полумесяцы, а широкая улыбка совсем не вязалась с обычной сдержанной усмешкой. Как, впрочем, и звучный хохот, ничуть не напоминавший ровный невыразительный голос. Сейчас Лесли больше походил на хитрого лиса, чем на экзотического павлина – и Эдди попеременно удивлялся и краснел от стыда. Потому что смеялся Лесли, разумеется, над ним, неспособным даже синтезатор включить.

«Вот и всё, – Эдди уткнулся взглядом в пол. – Зря я вообще к нему пришёл».

– Das ist brillant, – сквозь смех произнёс Лесли и, слегка поморщившись, сдвинул грязные кружки в сторону. – Да, конечно, давай я помогу его включить и настроить. Ставь сюда.

– Может, у тебя ещё и бумага есть? – неловко улыбнулся Эдди, помещая синтезатор на стол.

– Может и есть, – серьёзно ответил Лесли.

Из кармана джинсов он вынул аккуратно сложенное письмо. Бумаги Лесли оставил себе, а конверт протянул Эдди. Он мельком глянул на отправителя, отпечатанного аккуратными серыми буковками, и догадался, что в конверте лежит счёт за какую-нибудь неустойку. Впрочем, Эдди проблемы Decline не беспокоили. Лесли и Стивен сразу очертили границы: долги – их забота, а забота Эдди и Стюарта – написание песен. Поэтому Эдди попытался отмахнуться от неприятного ощущения, что он держит в руках чью-то проблему: шершавую, как бумага, с рельефными буквами и стойким ароматом чернильных печатей. Щёлкнула ручка, на конверте появились первые слова – а Лесли тем временем оживлял синтезатор. Он крутил какие-то ручки, жал на клавиши и смотрел куда-то вверх, словно звуки повисали в воздухе обрывками пара.

– Так, попробуй, – Лесли шагнул в сторону, уступая Эдди место за инструментом.

– С… Спасибо, – Эдди нажал пару клавиш и услышал, что синтезатор звучит холодно, будто космос. – Без тебя я бы даже включить его не смог.

– Запомни: вилку нужно вставлять туда, – Лесли взглядом указал на розетку, а потом произнёс уже серьёзно: – Ты, кажется, что-то написал? Если хочешь, я могу уйти в гостиную, чтобы тебе не мешать.

– Да ладно тебе… Лесли, – Эдди слегка споткнулся об имя, которое вслух произнёс впервые. – Можешь остаться, я не против, правда. Можешь даже, наверное, помочь?.. – Эдди с опаской глянул на синтезатор, увенчанный короной и надписью на незнакомом языке. – Я… Ну… Честно говоря, я понятия не имею, что делать с этими штуками. Всё, чем мы со Стю пользовались, так это магнитофоном, его басухой и моим синтезатором. А, ну ещё диктофоном. Моя старшая сестра – журналистка, так что мы… Ну… – Эдди замолчал, запоздало осознавая две вещи. Он, во-первых, сказал куда больше, чем планировал. А, во-вторых, понятия не имел, как закончить предложение о старшей сестре.

Лесли же финальная реплика не требовалась. Когда Эдди оборвал себя на полуслове, он наклонился вперёд, обдавая коллегу ярким ароматом арбуза, и слегка сжал его плечо. Строгий и равнодушный в начале разговора, сейчас Лесли слушал внимательно и участливо, а в уголках его губ подрагивала улыбка. Уже не обычная усмешка – но лишь тень того яркого смеха, свидетелем которого Эдди случайно стал.

– Эдди, всё в порядке, – бархатисто-низким голосом произнёс Лесли. – Никто не ждёт, что ты за месяц выучишь все марки синтезаторов и начнёшь сам продюсировать свои песни. Каждый с чего-то начинает, и я когда-то тоже знал не всё. Поэтому не переживай, – Лесли подмигнул Эдди. – Я возьму на себя «эти штуки», и мы запишем полноценное демо. Идёт?

– Да, конечно, идёт – и ещё как!

На Эдди накатывала то горячая волна стыда за самого себя, то прохладный воздух, приносивший удивлённое облегчение. Он, оказывается, судил книжку по обложке. Но, по крайней мере, теперь Эдди понимал: коллега никогда не будет смеяться над его игрой.

С воем будильника, напоминавшим маленькую сирену, офис Selardi Records окончательно проснулся. Пол, прихватив с собой Стюарта, отправился на поиски завтрака. Гарри между бритьём отвечал на звонки и пачкал стойку пломбирными комьями пены. Под визг телефона и звуки синтезатора вернулись Стивен и Кристиан. Первый уходил домой, чтобы выспаться и привести себя в порядок. Второй – судя по красноватым следам на шее, – предпочёл обществу коллег их вечно недовольную соседку. Эдди и Лесли, впрочем, ничего этого не видели. Воспользовавшись суетой, они заперлись на кухне, чтобы довести демозапись до конца.

– Не возражаешь? – спросил Лесли, вынимая из кармана джинсов пачку сигарет.

– Я-то нет, – слегка нахмурился Эдди, – но мистер Мэллиндер запрещает курить в офисе.

– Свалим на Криса, – Лесли поднёс к сигарете зажигалку в радужных разводах. – Если я сейчас не покурю, Мэгги Тэтчер в сравнении со мной покажется тебе ангелом, – к ароматам китайской еды и дешёвого кофе прибавился крепкий табачный дым. – У тебя есть какие-нибудь пожелания по аранжировкам?

– Пожелания?.. – Эдди неосознанным движением поправил очки.

– Я могу сказать прямо?

– Ну да, конечно, можешь.

Сегодня Эдди – обычно в меру общительного, – отличала неуёмная разговорчивость. Он разрешил Лесли что-то рассказать и запоздало прикусил язык, понимая, что всё-таки не готов к его откровенности. Чёрт знает, что вообще скрывается за этим вопросом. Даже после поддержки, куда более тёплой и уютной, чем кусачий от статики плед, Эдди не был готов довериться Лесли на все сто. Хотелось оставить хотя бы один процент вероятности, что в музыке он на что-то способен.

– У вас со Стюартом неплохие песни, – Лесли дёрнул оконную раму, впуская в кухню свежий воздух. – Но просто играть на синтезаторе – всё равно что пользоваться одним цветным мелком из миллиардного набора. В студии вы можете окрасить свои песни в самые разные оттенки с помощью наложений, семплирования, фильтров… Можешь окрасить даже в синий, если тебе этого хочется уже вторую песню подряд.

– Просто люблю синий цвет – вот и всё, – огрызнулся Эдди, но тут же миролюбиво улыбнулся. – А тебе бы открытки подписывать. «Мелки, окрашивающие песни» – звучит неплохо.

– Если до Рождества на нас не сбросят бомбу, я собственноручно подпишу для тебя открытку, – пообещал Лесли. – А сейчас давай вернёмся к демо.

– Лесли, я верю, что всё так, но… – Эдди окинул взглядом оборудование, которое Лесли принёс на кухню. Уверенно он мог назвать только магнитофон и синтезатор. – Но я же отказываюсь не потому, что против, а потому, что чёрт знает, что тебе сказать. Я ведь ничего в этом не понимаю. И когда вы с Крисом обсуждаете какие-то петли, мне кажется, будто вы говорите на арабском.

– Готов на первых порах стать твоим переводчиком, – Лесли прочертил в сумраке кухни огненный зигзаг. – А потом ты сам заговоришь на студийном арабском как на родном английском. Просто, Эдди, – Лесли посмотрел ему прямо в глаза, – твоя новая песня звучит интересно. Как и «Голубая ваниль». И я не спокойно смотреть, как мы упускаем возможность достойно её огранить.

Эдди рассеянно коснулся гладких клавиш синтезатора. На панели располагалось множество кнопочек разных размеров и форм, но он даже примерно не представлял, для чего они нужны. Свой синтезатор Эдди купил с рук, инструкция от него потерялась ещё два владельца назад, а потому наличие хоть какого-нибудь звука считалось успехом. Да и чёрт с ними, со звуками и инструкциями. Раньше Эдди даже в голову не приходило, что студия – это огромный инструмент, а не просто качественный магнитофон.

– Раз мы говорим откровенно, – Эдди мельком глянул на Лесли. – Ты при первой встрече показался мнее высокомерным мудаком. Вот прямо классическим. Но я рад, что ошибся.

Лесли удивлённо моргнул, а потом – расхохотался ещё громче и звонче, чем в первый раз. Эдди неловко улыбнулся, снова чувствуя, как на него накатывают волны прохлады. Или это дует из открытого окна? В общем, неважно. Важно, что Лесли не бросился на него с кулаками. Эдди, с детства занимавшийся футболом и возглавлявший любительскую команду, драки не боялся. Но не хотелось испортить установившееся между ними взаимопонимание. Чертова разговорчивость – и откуда она только берётся?

– Боже… – Лесли прижал пальцы к уголкам глаз, блестевшим от выступивших слёз. – Эдди, ты не ошибся: я высокомерный мудак и есть.

– Ой, да ладно тебе, – махнул на него Эдди. – Я тоже хорош… А, ладно, не имеет значения. Давай лучше заканчивать, пока нас не выгнали из кухни. Ну, или из офиса – за твоё курение.

– За курение Криса, – деликатно поправил Лесли, рукой развеивая серое облако дыма. – Как назовёшь песню?

– Ну, мне уже вторую песню «хочется окрасить в синий», – Эдди, несмотря на южное произношение, весьма правдоподобно передал лондонский акцент Лесли. Лесли, у которого всё оказалось в порядке с самоиронией, лишь улыбнулся. – Поэтому пусть называется «Электрический синий».

– Больше, больше синего! – Лесли вдавил сигарету в щербатую чашку и подошёл к столу. Эдди вновь обдало ароматом арбуза, смешанным с горьким дымом. – Готов?

Эдди глубоко вдохнул и кивнул. Послышался щелчок магнитофона, а вслед за ним – первые неуверенные аккорды. Лесли встал рядом, добавляя сначала басовую партию, а затем и собственный голос – уже не такой безразличный, как на первом выступлении. Эдди играл на другой половине синтезатора, и песня словно наполняла кухню голубым сиянием, как отсвет телевизора наполняет ночную гостиную. Звучало непривычно, необычно, даже странно. Но это была первая песня, которую написал ни Роберт, ни Эдди со Стюартом – а Decline.

Трек 4. Размытый силуэт

Сохо (существительное)

Район в Лондоне, известный своей ночной жизнью, клубами и музыкальными магазинами.

Район в Манхэттене, Нью-Йорк, также названный в честь лондонского Сохо.

Место, где никто не остаётся прежним.

– см. также: центральный Лондон, «Билли», непрошенные перемены.

Японский ресторанчик, куда они отправились на свидание, напомнил Гарри аквариум. Крохотный зал наполнял зеленоватый полумрак, возле окон водорослями колыхались высокие растения, а мимо золотыми карпами проплывали одетые в парчу официанты. Один из них остановился у столика, чтобы принять заказ, но погружённый в свои мысли Гарри не сразу его заметил.

– Гарри, – тёплые пальцы Ферн коснулись его руки, – что будешь?

– А?.. – встрепенулся Гарри и чудом не смахнул со стола изящный фарфоровый чайник. – А, да на твой вкус, Ферн.

Ферн сдержанно улыбнулась, и в строгой линии губ явственно читалось: «Я же вижу, что с тобой что-то происходит. Сейчас сделаю заказ, официант уйдёт, и мы к этому вернёмся». Но Гарри не хотел никуда возвращаться. Напротив, он изо всех сил пытался остаться тут, в маленьком ресторанчике, где играл медитативный сямисэн, а рядом сидела удивительная девушка, вдруг согласившаяся на свидание.

В свою удачу Гарри не верил до сих пор. Он даже присматривался к Ферн с лёгким подозрением, но терял зрение, ослеплённый её платьем цвета мякоти грейпфрута. В «Калейдоскопе» Гарри показалось, будто Ферн понравился Пол, и он даже попробовал выведать, не намечается ли у них что-нибудь. Пол молчал, как боец Сопротивления под пытками, и тогда Гарри решился позвонить Ферн первым. Удача любит смелых, а потому за звонком последовало свидание, насладиться которым у Гарри никак не получалось.

Получалось лишь скрести щёку, синевшую от щетины, чувствовать, как в груди зудит от тревоги, и хмуриться, вспоминая совсем другой ресторан.

«Юпитер» совсем не походил на аквариум. Снаружи он скорее напоминал нарядную шкатулку, встроенную в бетонную громаду многоэтажки. Внутри же Гарри увидел узорчатую плитку, восточные ковры и светильники крохотные, как зёрна граната. С порога окутывали ароматы томлённой говядины и жжённого сахара, но Гарри пришёл сюда не ради турецкой кухни. Да и от волнения ему бы кусок в горло не полез.

– А вот и гость, – раздался где-то рядом грубоватый голос.

Мужчина с ниточкой чёрных усов жестом указал на кресло. Его смуглую кожу подчёркивал костюм цвета сливочного масла, а благосостояние – перстни размером с инжиры. Последнее интересовало Гарри сильнее всего, потому что в деньгах он нуждался сильнее Decline. И в том числе из-за них.

Гарри опустился в кресло и скрестил руки на груди с такой силой, словно от этого перестанет печь в солнечном сплетении. Не перестало: пожар тревоги разгорелся лишь сильнее, обжигая желудок, горло и лицо. Всё сразу пошло не так. В расчёты закрались ошибки, а The Beat Brothers заработали не то что мало – они не заработали ничего. Итогом Selardi Records получили отрицательный баланс, в чём Гарри не рискнул признаться Полу. Зато рискнул найти кредитора, который одолжит им денег. Кемаль Демир выглядел куда опаснее Пола Мэллиндера, но Пол не ошибался, не терял деньги лейбла и не посыпал голову пеплом. А вот Гарри уже осточертело это делать.

– Спасибо, что согласились меня принять, мистер Демир, – Гарри с трудом расцепил окаменевшие руки. – Мой брат… кхм… просил передать, что ценит и уважает вас как прежде.

– Джордж, – усмешка турка блеснула тусклым кинжалом. – Золотые руки. Я согласился поговорить лишь из уважения к его таланту. А так шоу-бизнес – не в моих интересах.

– Да-да, я понимаю, – закивал Гарри, который, конечно, ничего не понимал. – Но это перспективная группа…

– Откуда знаешь? – с ядовитой любезностью поинтересовался Кемаль. – Ты же не бизнесмен. Джордж говорил, что ты играл в группе, а потом создал маленький лейбл. И деньги вы тоже зарабатываете маленькие.

– Вы верно заметили, мистер Демир: когда-то и я был музыкантом. Так что я знаю, чего хочет публика, а она хочет чего-то свеженького, – терпеливо разъяснил Гарри. – Панк умирает, гниёт и воняет на сотни миль. Всем уже надоели булавки, орущие вокалисты и гитары. Будущее за эстетикой, элегантностью, электронной музыкой – я знаю ещё кучу слов на «э», но сути это не меняет. Вы точно получите свои деньги назад. И, может, даже заработаете на Decline…

– Вы работаете с Decline? – до Гарри вдруг донёсся женский голос.

Из-за плеча Кемаля выглянула девушка, сидевшая в таком же расшитом кресле. Элегантное каре, строгий брючный костюм, кожа цвета кофе с молоком – полная противоположность неоновой ослепительности Ферн. Однако незнакомка совсем не меркла на фоне яркой журналистки. Напротив, Гарри только о ней и думал, уныло ковыряясь в сырой рыбе. Всё шло не так, как он задумал, причём с ещё февраля. Вместо нормальной группы – осколки Decline. Вместо честности с Полом – переговоры с Кемалем. А вместо полыхнувшей симпатии к Ферн – мысли об Элиф Демир, ещё более далёкой. В «Юпитере», в японском ресторане, за стойкой в офисе или за столиком в клубе – Гарри в телевизионных помехах мыслей разбирал лишь одно чёткое сообщение: он чертовски во всём запутался.

– Элиф, у нас деловой разговор, – обернулся Кемаль.

– Так и я по делу, пап, – заметила Элиф, не сводя взгляда с Гарри. – Вы работаете с теми самыми Decline, где играет Лесли Глас?

– А вы знаете Лесли?.. – оторопел Гарри.

– Он мой любимый участник Decline, – спокойно кивнула Элиф. – По крайней мере, был им, пока они ещё выступали.

«Вот же чёрт, – мысленно ругнулся Гарри. – Как бы она своим трёпом про Лесли мне тут всё под откос не пустила… А, всё, уже пустила: я прямо вижу, как он поскучнел. Финита ля комедия, что тут ещё скажешь».

Турок и в самом деле задумчиво разглаживал ниточку усов. Чем дольше они тут сидели, тем дальше Кемаль оказывался от желания вложиться в какую-то группу. Гарри не мог его за это осуждать – но и сдаться он тоже не мог. Слишком многое пришлось поставить на кон: от Decline, доверившихся их лейблу, до собственной деловой репутации. Сомнительные доходы турка, обретавшие законность в «Юпитере», были нужны Гарри как воздух. Даром что последнего не хватало, отчего из груди вырывался какой-то хрип, а в глазах темнело от волнения.

– А они и сейчас выступают, – Гарри ворвался в разговор прежде, чем Элиф окончательно похоронила его план. – Да, к сожалению, Саша и Роберт ушли из группы. Но мы нашли новых классных ребят, которые пишут ну просто обалденные песни. Завтра вот выступаем в «У Билли». Да и в целом подумываем о релизе.