Между светом и тьмой. Легенда о Ловце душ

Хаотики не имели форм – они были чистой тьмой, сгустками энергии, что текли, как дым, но обладали волей и голодом. Их сила крылась в умении находить изъяны в душах – страх перед смертью у людей, жажду власти у правителей, тоску по ушедшему у тех у кого были потери. Они не просто шептали соблазняли, а проникали в разум и душу цеплялись за слабости, питались ими, пока человек не становился полность подконтрольным, даже сам того не осознавая. Моргас наклонился вперёд, его длинная седая борода дрогнула, когда он добавил: "Ищите тех, кто сломлен, тех, кто близок к трону, тех кого гложет зависть, Совикус укажет путь, но не доверяйте ему."Он не назвал Всеволода, но его взгляд задержался на образе короля, что мелькнул в бурлящей лаве за окном – фигура в бордовом плаще, чьи плечи ссутулились под невидимым грузом.

Хаотики дрогнули, их искры вспыхнули ярче, и с низким гулом, похожим на рёв далёкого зверя, они поднялись в воздух. Чёрный вихрь закружился у ног Моргаса, вырвался через окно и понёсся прочь из Запретной Земли. Ветер завыл громче, каменные пустоши задрожали, а острые скалы, торчащие из земли, словно клыки, затрещали под напором их силы. Они мчались через бесплодные равнины и мёртвые леса, оставляя за собой шлейф холода и пепла. Деревья гнулись, их ветви ломались с сухим треском, звери в панике разбегались, а птицы падали с небес, не выдержав их присутствия. Граница Альгарда встретила их тишиной – луна скрылась за тучами, и Хаотики проскользнули в Вальдхейм незримо, как тень в ночи. Их шёпот, низкий и зловещий, коснулся лишь тех, чьи сердца уже знали тревогу.

Ночь в Вальдхейме была тяжёлой, буря, начавшаяся накануне, била в стены дворца, а ветер завывал в щелях, как голоса давно мёртвых. Хаотики расползлись по королевству – чёрные сгустки тёмной энергии вползали в переулки, скользили вдоль каменных стен, проникали в дома через дымоходы и щели под дверями. Лошади в стойлах ржали, бились о деревянные перегородки, дети плакали во сне, а стражники на башнях сжимали копья, оглядываясь в темноту, не понимая, что сжимает их грудь. Тьма стала гуще, факелы мигали, хотя ветра внутри не было, и в воздухе повис металлический привкус – предвестник хаоса и смерти.

В своих покоях король Всеволод стоял у окна, его фигура в бордовом плаще казалась одинокой в тусклом свете единственного факела. Стёкла дрожали под ударами ветра, а за ними молнии рвали небо, освещая его лицо – бледное, с глубокими тенями под глазами. Он смотрел на бурю, но взгляд его был пустым, словно он видел не дождь, а что-то иное. Его руки, сжимавшие подоконник, дрожали, пальцы впились в камень так, что костяшки побелели. "Тени… слишком громко…"– пробормотал он, его голос сорвался на хрип, и он сжал голову ладонями, как будто хотел выдавить шёпот, что звучал внутри. Тень в углу комнаты дрогнула, хотя факел горел ровно, и на миг она отделилась от стены, став гуще, чем должна быть. Всеволод резко обернулся, его глаза сузились, но тут же помутнели, и он отвернулся, не заметив, как кубок с вином выскользнул из его руки и упал на пол, расплескав красные капли, похожие на кровь. Он не нагнулся за ним, лишь пробормотал что-то невнятное, шёпот ветра за окном слился с его словами, и холод пробрал его до костей, хотя огонь в камине горел жарко.

В другом крыле дворца лорд Гарольд ворочался в своей постели. Его старое тело ныло от шрамов, а разум терзали сны – горящие деревни на границе, крики его людей, лица воинов Эрденвальда, что смеялись над его поражением двадцать лет назад. Хаотик, сгусток тьмы с мерцающей искрой, завис над ним, незримый, но тяжёлый. Гнев Гарольда, старый и ржавый, как его меч, вспыхнул ярче – он видел Хротгара, его ухмылку, слышал топот волчьих всадников. Во сне его рука сжала рукоять меча, лежащего рядом, и он проснулся в холодном поту, бормоча: "Война… только война…"Его голос дрожал, но в глазах горел огонь, которого не было на совете.

Леди Эверина сидела в своей комнате, окружённая сундуками и свитками. Её пальцы перебирали монеты, золотые кругляши звенели, но счёт путался. Хаотик притаился в углу, его тёмная энергия текла к ней, цепляясь за её страх – страх потерять власть, казну, порядок. Шёпот, тонкий и ядовитый, звучал в её ушах: "Всё исчезнет… война заберёт последнее…"Она стиснула зубы, пересчитала монеты снова, но цифры ускользали, как песок сквозь пальцы. Её сердце забилось быстрее, а разум шептал, что нужно больше – больше золота, больше влияния, чтобы выстоять.

Диана спала в своей комнате, её чёрные волосы разметались по подушке, а рука сжимала медальон Люминора – подарок от Андрея, память об уроках о равновесии. Хаотик скользнул к ней, чёрный сгусток тьмы завис над кроватью, его искра мигнула, ища изъян в её душе. Но её любопытство, её надежда на отца и вера в Люминора были сильнее страха. Она шевельнулась во сне, её брови нахмурились, когда шёпот коснулся её – образы огня, криков, теней. За окном раздался треск, она проснулась, её голубые глаза распахнулись, глядя на дым, что вился за стёклами. "Буря…"– прошептала она, но сердце сжалось от тревоги. Она встала, подошла к окну, но тьма снаружи казалась живой. Медальон в её руке нагрелся, и Хаотик отступил, его энергия рассеялась, не найдя пути внутрь.

В башне, среди старых книг и оплывающих свечей, Совикус сидел за столом. Его худое лицо освещал тусклый свет, а глаза вспыхнули спиралью – знаком Моргаса, – когда он почувствовал Хаотиков. "Пришли, наконец,"– прошептал он, его тонкие губы изогнулись в усмешке. Он взял перо, его рука дрожала от предвкушения, и начал писать на пергаменте – имена, слабости, пути. Он знал, кого направить Хаотиков: Гарольда с его гневом, Эверину с её жадностью, стражников с их страхом. Но в глубине души шевельнулась тень – жажда власти, что могла обернуться против Моргаса. Он стиснул перо сильнее, чернила капнули на бумагу, и шёпот Хаотиков слился с его собственным: "Скоро…"

Далеко в Запретной Земле Моргас смотрел в окно, где лава пульсировала, как сердце мира. Вальдхейм тонул в тревоге – ссоры вспыхивали в тавернах, стражники спорили на постах, а тени росли длиннее обычного. Его трон гудел, но в глазах мелькнул страх – не перед Всеволодом или Хротгаром, а перед Эоном, чья сила могла проснуться, если он зайдёт слишком далеко. Он отогнал мысль, сосредоточившись на Хаотиках.

Нужно направить еще хаотиков в Моргенхейм подумал Моргас.

Диана вернулась в постель, её пальцы сжимали медальон. Она решила рассказать Андрею о снах – о тенях, огне, шёпоте. Буря за окном стихала, но тьма осталась, и Вальдхейм уже не был прежним.

Глава 6: Свет в темноте

Утро в Вальдхейме пришло холодным и серым, словно буря, что бушевала ночью, оставила за собой не только лужи на каменных плитах двора, но и тяжёлый покров в воздухе, который давил на плечи. Диана открыла глаза, её дыхание сбилось от сна – огни, крики, тени, что шептались за окном, как голоса, зовущие её куда-то в темноту. Она села на кровати, длинные чёрные волосы упали на лицо, закрывая голубые глаза, полные тревоги. Пальцы нащупали медальон Люминова, лежащий на столе рядом – гладкий, серебряный, с вырезанным символом светлого бога, подарок Андрея с их уроков. Комната была простой, почти скромной для принцессы: деревянная кровать с вышитым покрывалом в синих и золотых тонах, сундук у стены с её платьями, маленький стол, заваленный книгами и свитками, что она брала у наставника. За окном ветер гудел, гоняя опавшие листья по саду, а тени в углах комнаты казались длиннее, чем вчера, будто протягивали к ней тонкие пальцы. Она встала, натянула тёплый шерстяной плащ поверх белого льняного платья и глубоко вдохнула, пытаясь прогнать тревогу, что сжимала грудь с ночи. Мысли о странностях отца – его шёпоте у окна, дрожи рук на совете, пустом взгляде – кружились в голове, как осенние листья в вихре, но она решила, что день в замке отвлечёт её, даст ясность.

Диана вышла из комнаты, её мягкие туфли тихо стучали по каменному полу коридора. Замок Вальдхейма, несмотря на величие, казался ей родным – массивные стены из серого камня, высокие потолки с деревянными балками, гобелены с изображением битв и легенд Альгарда, выцветшие от времени. Но сегодня что-то было не так: шаги стражников звучали резче, голоса слуг, доносившиеся из кухни, дрожали от напряжения, а тени в углах, куда не доставал свет факелов, шевелились, как живые. Она остановилась у лестницы, ведущей вниз, и посмотрела в узкое окно – небо было серым, как сталь, а сад внизу выглядел голым, почти мёртвым, хотя осень ещё не забрала все листья. Ветер завыл громче, и ей почудился шёпот, тот же, что был во сне. Она сжала медальон, висящий на шее под плащом, и спустилась вниз, решив начать день с кухни – там всегда было тепло, шумно и пахло хлебом.

Кухня встретила её гулом голосов и звоном посуды. Огромный очаг в углу пылал, отбрасывая золотые отблески на каменные стены, а длинные столы были завалены корзинами с овощами, горшками и свежими буханками хлеба. Марта, старая кухарка с добрыми глазами и седыми волосами, собранными под платок, месила тесто, её руки двигались быстро, несмотря на возраст. Увидев Диану, она улыбнулась, морщины на её лице разгладились. "Доброе утро, госпожа,"– сказала она, вытирая муку о фартук. "Опять рано встали? Не спится вам, как и королю, видать."Её голос был тёплым, но в нём мелькнула тень тревоги, и Диана заметила, как Марта бросила быстрый взгляд на окно, где ветер гнал клочья дыма – или это был дым?

"Доброе утро, Марта,"– ответила Диана, подходя ближе. Она взяла корзину с хлебом, что стояла у стола, и подняла её, не дав кухарке возразить. "Позволь помогу. Тебе и так дел хватает."Марта фыркнула, но в её глазах мелькнула благодарность. "Ох, госпожа, не дело вам корзины таскать, но спорить с вами – что ветер ловить. Идите к печи, там Лина возится, ей помощь не помешает."Диана кивнула, её шаги были лёгкими, а плащ шуршал по полу, пока она шла через кухню. Слуги вокруг улыбались ей – не из страха или долга, а искренне, потому что она всегда находила для них доброе слово, дарила улыбки, и старалась всем помогать. В отличие от Совикуса, чей холодный взгляд заставлял их замолкать, Диана была для них как луч света в этом мрачном замке.

У печи стояла Лина, юная служанка лет четырнадцати, с веснушками на щеках и светлыми косами, что выбивались из-под чепца. Она доставала горячие лепёшки из огня, её руки в муке дрожали от жара. "Ой, госпожа!"– воскликнула она, увидев Диану, и чуть не уронила лепёшку. "Вы опять здесь? Марта вас заругает!"Диана засмеялась, её голос звенел, как колокольчик, разгоняя тяжесть утра. "Не заругает, если ты мне поможешь с этой корзиной. И где твоё новое платье? Ты же хвасталась вчера."Лина покраснела, её пальцы теребили фартук. "Дома оставила, госпожа. Здесь в нём неудобно, мука всё испортит. Но я покажу вам, если хотите!"Диана кивнула, поставив корзину у печи, и помогла Лине сложить лепёшки в стопку. Они болтали о мелочах – о платье, о том, как Лина учила младшего брата плести корзины, – и на миг Диане показалось, что всё в порядке, что тени за окном – просто дым от очага.

Но тишину прервал низкий голос Марты, обращённый к другому слуге: "Скот опять пропал у реки. Говорят, тени ночью ходили, стражники видели дым, да не поймали."Диана замерла, её рука с лепёшкой остановилась в воздухе. Она вспомнила ночь, дым за окном, шёпот во сне. "Тени?"– переспросила она, стараясь скрыть тревогу. Марта вздохнула, её взгляд стал серьёзнее. "Слухи, госпожа. Люди боятся, стражники ссорятся, даже собаки воют без дела. А король… говорят, он не спит ночами, ходит по залам, бормочет что-то."Лина кивнула, её голос стал тише: "Мой брат видел дым у реки, думал, пожар, а там ничего. Страшно, госпожа."Диана сжала медальон под плащом, её сердце забилось быстрее, но она улыбнулась, чтобы успокоить их. "Может, это просто буря играет с нами. Не бойтесь, мы разберёмся."

Она вышла из кухни, её шаги замедлились, когда она заметила Теодора, своего пажа, у лестницы. Юноша лет шестнадцати, худощавый, но ловкий, стоял с её плащом в руках, который она оставила утром. Его растрёпанные каштановые волосы падали на лоб, а внимательные карие глаза смотрели на неё с лёгкой тревогой. Он был одет в простую зелёную тунику и серый плащ, что делало его почти незаметным среди слуг, но Диана ценила его за верность и острый ум. "Госпожа,"– сказал он, его голос был тихим, но твёрдым, – "вы опять без плаща ушли. Марта вас не ругала?"Диана улыбнулась, принимая плащ из его рук. "Ругала, но я выжила. Ты сегодня рано, Теодор. Что-то случилось?"Он пожал плечами, но его взгляд скользнул к окну, где ветер гнал клочья дыма. "Стражники шумят у ворот, говорят, кто-то видел тени ночью. Я подумал, вам стоит знать."Она кивнула, её пальцы сжали край плаща. "Спасибо, Теодор. Пойдём в сад, мне нужен воздух."

Сад Вальдхейма был небольшим, окружённым каменными стенами, но даже здесь осень оставила след – деревья стояли голыми, а клумбы с цветами пожухли. Диана села на скамью под старым дубом, Теодор устроился рядом, положив плащ на колени. Ветер шуршал листьями, а где-то вдали слышался лай собак, резкий и тревожный. "Ты веришь в эти тени, Теодор?"– спросила она, глядя на серое небо. Он задумался, его пальцы теребили край туники. "Не знаю, госпожа. Но что-то странное творится. Стражники ссорятся, слуги шепчутся, даже кошки прячутся. А вы?"Диана вздохнула, её голос стал тише: "Я видела дым ночью. И сны… они не дают мне покоя. Отец тоже… он не такой, как раньше."Теодор кивнул, его карие глаза встретились с её взглядом. "Я слышал, он кричал ночью, стража говорит, он ходил по тронному залу один. Может, это от совета? Хротгар всех нервирует."Диана покачала головой, её пальцы сжали медальон. "Не только Хротгар. Что-то большее, Теодор. Я чувствую это."

Их разговор прервал звук шагов – тяжёлых, гулких, как удары молота. Диана обернулась и увидела троих мужчин, что шли через двор к тронному залу. Это были телохранители её отца – Валрик, Аден и Гримар, верные стражи Всеволода, которых она знала с детства. Валрик шагал впереди, высокий и широкоплечий, с седыми висками и бородой, что делала его похожим на медведя. Его доспехи звенели, а голос, громкий, как гром, раздавался даже здесь: "Где этот гонец? Король не шутил!"Аден, молодой и худой, с острым взглядом и луком за спиной, шёл рядом, его пальцы нервно теребили тетиву. "Валрик, он не мог так решить. Это не он,"– сказал он, но голос дрогнул, как будто он сам не верил своим словам. Гримар замыкал троицу, молчаливый, с лицом, изрезанным шрамами, и топором на поясе. Его тёмные глаза смотрели в пустоту, а рука лежала на рукояти, слегка дрожа.

Диана встала, её сердце сжалось. Она вспомнила совет – резкий приказ отца казнить гонца Эверины, его чужой голос после шёпота Совикуса. "Теодор, это телохранители отца,"– прошептала она. "Они идут к нему."Юноша кивнул, его взгляд стал серьёзнее. "Они спорят с утра, госпожа. Валрик кричал на стражу, Аден проверял ворота, а Гримар… он просто молчит, но я видел, как он смотрел на тени."Диана шагнула вперёд, её плащ зашуршал по траве, и она выглянула из-за стены сада, чтобы лучше видеть.

Тронный зал был виден через открытые двери – массивный, мрачный, с колоннами, покрытыми резьбой битв. Всеволод стоял у окна, его бордовый плащ свисал с плеч, а седые волосы блестели в тусклом свете. Он смотрел наружу, но его поза была странной – сгорбленной, как будто что-то давило на него. Тень за его спиной шевельнулась, хотя факелы горели ровно, и Диане почудилось, что она видит дым, вьющийся у его ног. Валрик вошёл первым, его голос гремел: "Мой король, гонец Эверины сбежал! Это предательство!"Аден добавил тише: "Или ошибка, ваше величество. Вы не могли так приказать."Гримар остановился у двери, его топор блеснул в свете, но рука дрожала сильнее, чем обычно. Всеволод повернулся, его лицо было бледным, глаза мутными. "Казнить… предателей…"– пробормотал он, и голос сорвался, как будто два звука слились в один.

Диана отступила назад, её дыхание сбилось. "Он не в себе,"– прошептала она, глядя на Теодора. "Что-то с ним творится, я знаю."Теодор кивнул, его пальцы сжали плащ. "Стража говорит, он не спит, госпожа. И тени… они везде."Она сжала медальон сильнее, вспоминая слова Андрея о равновесии, о том, как тьма может нарушить его. Её взгляд упал на отца, на телохранителей, что стояли перед ним, и холод пробежал по спине. Валрик кричал, Аден спорил, Гримар молчал, но их лица были напряжёнными, как будто они тоже чувствовали тьму, что сгущалась в зале.

Она вернулась в сад, её шаги были медленными, а мысли путались. Теодор шёл рядом, его присутствие успокаивало, как тёплый свет в ночи. "Госпожа, вам надо отдохнуть,"– сказал он, его голос был мягким, но в нём слышалась тревога. "Вы бледнее обычного."Диана покачала головой, её губы тронула слабая улыбка. "Не могу, Теодор. Не сейчас. Но спасибо, что ты рядом."Они сели на скамью, ветер шуршал листьями, а вдали лаяли собаки, их вой смешивался с гулом голосов из тронного зала.

День шёл своим чередом, солнце поднялось выше, но серое небо не давало тепла. Диана провела утро в замке, помогая слугам, болтая с Линой о её брате, слушая рассказы Марты о старых временах, когда Всеволод был молод и смеялся громче всех. Теодор следовал за ней, неся её плащ, книги, иногда молча стоя в стороне, но всегда готовый помочь. Она видела телохранителей позже – Валрик кричал на стражу у ворот, Аден проверял стрелы с тревожным взглядом, Гримар сидел у стены, точил топор, но его глаза смотрели в пустоту. Всеволод оставался в тронном зале, его шаги гулко отдавались, когда он ходил от окна к трону, бормоча что-то невнятное.

К вечеру Диана вернулась в свою комнату, её тело ныло от усталости, но разум был ясен. Она села у стола, глядя на медальон Люминора, что лежал перед ней. Тени в углах шевелились, ветер за окном стих, но дым всё ещё вился вдали, как призрак ночи. Она не знала, что делать – идти к Андрею, говорить с отцом, искать ответы в книгах. Но она знала одно: Вальдхейм менялся, и она не могла просто смотреть. День закончился тихо, её глаза закрылись, а медальон остался в руке, тёплый, как обещание света в ночи.

Глава 7. Послание тьмы

Ночь опустилась на Вальдхейм тяжёлым, непроницаемым покрывалом, принеся с собой тревожное молчание, что сгущалось в стенах древнего замка, словно живое существо. Ветер, холодный и резкий, проникал сквозь узкие бойницы, завывая в пустых коридорах, как голоса давно забытых духов, что шептались о прошлом. Факелы, закреплённые на каменных стенах, вспыхивали и гасли под его порывами, бросая дрожащие тени, что извивались по полу и поднимались к потолку, будто пытаясь вырваться из своего призрачного плена. Где-то вдалеке раздавался мерный топот стражников, патрулирующих двор, но даже этот звук растворялся в глухой тишине, что окутывала крепость, предвещая нечто зловещее, как эхо далёкой бури.

В покоях Совикуса царил полумрак, нарушаемый лишь слабым светом свечей, чьи языки пламени трепетали в бронзовых подсвечниках, отбрасывая длинные тени на стены. Их отблески играли на гранёном бокале с вином, стоявшем на массивном столе из тёмного дуба, вырезанного с грубой простотой, но покрытого следами времени – царапинами и пятнами от чернил. Алые блики скользили по стопке старых свитков и пожелтевших карт, лежащих рядом, их края были истрёпаны, а линии границ Альгарда и Эрденвальда выцвели от частого прикосновения пальцев. Воздух в комнате был тяжёлым, пропитанным запахом воска, пергамента и лёгким привкусом металла, что висел в нём, как невидимая угроза, напоминая о присутствии чего-то большего. Совикус, первый советник короля, сидел в глубоком кресле, обитом выцветшей тканью, склонившись над одной из карт. Его длинные пальцы, тонкие и бледные, как кости, скользили по линиям северных границ, но взгляд его, холодный и острый, как лезвие, был устремлён куда-то дальше – в глубины собственных мыслей, где зрела тень предчувствия. Он ждал, и это ожидание было почти осязаемым, как шёпот, что пробирался сквозь тишину ночи, касаясь его разума.

Внезапно воздух сгустился, стал плотнее, будто само пространство сжалось под невидимым давлением, что пришло извне. Тонкий аромат горьких трав – полыни и ядовитого плюща – наполнил комнату, смешиваясь с дымом камина, где тлели угли, отбрасывая слабое тепло на каменные плиты пола. Совикус медленно выпрямился, его движения были плавными, почти кошачьими, как у хищника, что почуял добычу. Он перевёл взгляд на камин, где огонь пылал ровно, освещая его худое лицо с острыми скулами и тонкими губами, что кривились в едва заметной усмешке. Но в этот миг пламя дрогнуло, словно от порыва ветра, которого не существовало в закрытой комнате. Оно вспыхнуло с новой силой, изменив цвет – золотистый свет сменился тёмно-синим, глубоким, как ночное небо перед грозой, а затем угас до почти чёрного, зловещего оттенка, что поглотил тепло. В его глубине зашевелились тени – сгустки тёмной энергии, бесформенные, но живые, с крохотными искрами, что мерцали, как угли в бездне. Это были Хаотики, посланники Моргаса, чьё присутствие он ощущал с той ночи, когда впервые принял их силу.

И тогда раздался голос.

– Иди на холм у северных границ, где границы истончаются, – прогремело оно, низкое и властное, проникая в каждую клетку тела Совикуса, заставляя его кровь застыть. – Ночь Хаоса близка.

Он прикрыл глаза, позволяя словам осесть в сознании, как тяжёлый камень в тихую воду. Голос был знакомым – Моргас, Бог Хаоса, чья воля давно вела его, как невидимая нить, с тех пор как он впервые вкусил дар тьмы, что пробудил в нём амбиции и жажду власти. Но в этот раз голос звучал иначе – ближе, реальнее, словно доносился не из Запретной Земли, а из самой комнаты, отзываясь эхом в стенах, в его костях, в его душе. Боги редко говорили напрямую, предпочитая знаки – стук в окно его покоев ворона, треск молнии в бурю, случайную фразу, что цепляла разум. Но эта ночь была особенной, и Совикус знал это, чувствовал каждой клеткой своего существа. Хаотики, что кружились в огне, не исчезли – их тёмная энергия осталась, витающая в воздухе, как шёпот, что звал его к действию.

Когда голос затих, пламя в камине вернулось к своему обычному золотому сиянию, но тишина, что последовала за этим, стала звенящей, почти осязаемой, как натянутая струна, готовая лопнуть. Совикус глубоко вдохнул, чувствуя, как холод пробирается под его чёрную мантию, и медленно поднялся с кресла. Его шаги были бесшумны, когда он подошёл к окну, чьи тяжёлые створки обрамляли тёмное стекло, запотевшее от ночной сырости. За ним простирался замковый двор, залитый мертвенно-бледным светом луны, что пробивалась сквозь рваные облака. Камни мостовой блестели от росы, а далёкие башни вырисовывались на фоне неба, как стражи, охраняющие тайны Вальдхейма. Мир казался застывшим, словно ждал его решения, его следующего шага, и Совикус ощутил, как его сердце бьётся чуть быстрее, чем обычно.

Он не мог ослушаться. Послание Моргаса было не просто просьбой – это был приказ, выжженный в его разуме, как раскалённое клеймо. Но покинуть замок означало оставить короля и его двор без присмотра, а это требовало хитрости. Всеволод, несмотря на свою силу, становился всё более уязвимым – его шёпот ночью, дрожь рук на совете, пустой взгляд, что Диана замечала всё чаще, говорили о том, что Хаотики уже нашли трещину в его душе. Совикус стиснул край подоконника, его пальцы побелели от напряжения, а в груди шевельнулась тень сомнения – не слишком ли быстро он движется? Не заметит ли принцесса, чьи голубые глаза видели больше, чем она говорила, его отсутствие? Он должен был уйти так, чтобы никто не заподозрил правды, и это требовало плана.

Утро пришло с серым светом, что пробивался сквозь низкие облака, окутавшие Вальдхейм, как саван. Совикус готовился к аудиенции с королём, тщательно скрывая следы ночного беспокойства. Он надел свою чёрную бархатную мантию, чьи подолы шуршали по полу, как шёпот теней, и закрепил её серебряной застёжкой в форме спирали – символом Моргаса, что стал его тайным знаком, скрытым от глаз двора. Лицо его оставалось непроницаемым, как маска, но в глубине глаз мерцало предвкушение, смешанное с лёгкой тревогой – не перед Всеволодом, а перед тем, что ждало его на холме.

Тронный зал встретил его величественной холодностью, что контрастировала с хаосом ночи. Высокие колонны из серого камня, покрытые резьбой битв с Эрденвальдом, поднимались к сводчатому потолку, где тени факелов плясали, оживляя сцены прошлого – воинов с копьями, падающих зверей, горящие деревни. Факелы, закреплённые в железных кольцах, пылали ровно, но их свет казался слабее обычного, будто что-то высасывало тепло из зала. Узкие окна, обрамлённые цветным стеклом, пропускали дневной свет, разрисовывая пол мозаикой из алых, синих и золотых бликов, что дрожали под шагами входящих, как отражение тревоги, что витала в воздухе.

Стражники выстроились вдоль стен, их лица были суровыми, но в глазах мелькала тень беспокойства – они тоже чувствовали перемены, что пришли с ночью. Доспехи их, начищенные до блеска, отражали свет факелов, создавая призрачное мерцание, а руки крепко сжимали древки копий, чьи наконечники сверкали остротой. Среди них стояли Валрик, Аден и Гримар – телохранители короля, чьи фигуры выделялись даже в этой шеренге. Валрик, высокий и широкоплечий, с седыми висками, смотрел прямо перед собой, его голос, как гром, ещё звучал в памяти Дианы с их спора о гонце. Аден, молодой и худой, с луком за спиной, нервно теребил перчатки, его острый взгляд скользил по залу. Гримар, молчаливый, с лицом, изрезанным шрамами, стоял неподвижно, но его топор на поясе слегка дрожал в руке, выдавая внутреннее напряжение.