Между светом и тьмой. Легенда о Ловце душ

Рядом с Хротгаром стоял человек, которого он не заметил сразу. Невысокий, худощавый, с длинными тёмными волосами, что падали на плечи, он был одет в простой плащ из серой шерсти, что скрывал его фигуру. Лицо его было бледным, почти болезненно белым, с острыми чертами и тонкими губами, что кривились в насмешливой улыбке. Глаза – зелёные, яркие, как ядовитый плющ, – смотрели на Совикуса с лёгким презрением, но в них было нечто большее, чем человеческая насмешка. Совикус почувствовал холод, что пробежал по спине, не от металла в руке, а от узнавания. Это был не человек. Это был Заркун, бог зависти, принявший человеческий облик, но не сумевший скрыть свою суть от того, кто уже вкусил силу хаоса Моргаса.

Заркун наклонил голову, его улыбка стала шире, обнажая зубы, что казались слишком острыми для смертного. "Удивлён, советник?"– голос его был мягким, почти шёлковым, но в нём звучала ядовитая насмешка. Он шагнул ближе, его движения были плавными, как у змеи, что скользит по траве. "Не ожидал встретить меня здесь, среди этих… смертных?"

Совикус стиснул металл сильнее, его пальцы ощутили, как хаос отозвался на присутствие другого бога – лёгкой дрожью, что прошла по руке. "Заркун,"– произнёс он тихо, его голос был ровным, но в нём мелькнула тень тревоги. – Что ты делаешь с Хротгаром?

Бог зависти рассмеялся, звук был резким, как треск льда, и эхом отозвался в роще. "О, я не с ним, Совикус. Я рядом. Наблюдаю. Жду. Ты ведь знаешь, как сладка зависть – она горит в сердце Хротгара, в его воинах, даже в тебе. Ты хочешь власти Моргаса, а я… я хочу посмотреть, как вы все пожираете друг друга ради неё."

Хротгар повернулся к Заркуну, его брови нахмурились, но он промолчал. Вождь не знал, кто перед ним, – для него это был просто советник, один из многих, что шептались у костра. Но Совикус видел правду: Заркун не был союзником Хротгара, он был паразитом, что питался его амбициями, его жаждой отнять Альгард у Всеволода. И всё же присутствие бога зависти здесь, в эту ночь, после ритуала Моргаса, не могло быть случайностью.

– Ты играешь в опасную игру, – сказал Совикус, его взгляд встретился с зелёными глазами Заркуна, и на миг пламя костра вспыхнуло ярче, отражая их противостояние.

– А ты нет? – парировал Заркун, его улыбка не исчезла, но в ней мелькнула тень угрозы. – Твой хаос – ничто против моих сил, Совикус. Не забывай об этом.

Советник промолчал, его разум работал быстро, перебирая варианты. Заркун был угрозой, но не прямой – он не вмешивался, пока зависть питала его силу. Хротгар, стоявший рядом, был пешкой в их играх, но пешкой опасной, чья сталь могла обрушиться на Альгард раньше времени. Совикус повернулся к вождю, его голос стал твёрже: "Держи своих людей в узде, Хротгар. Когда я дам знак, ты получишь всё, что хочешь. Но не раньше."

Хротгар кивнул снова, его взгляд скользнул к Заркуну, но он не задал вопросов. "Я жду,"– сказал он просто, и это было всё, что ему нужно было сказать.

Совикус развернулся, его мантия взметнулась за спиной, как тень, что следовала за ним всю ночь. Он ушёл из рощи, оставив Хротгара и его воинов у костра, а Заркуна – с его насмешливой улыбкой, что провожала его до края леса. Металл в руке пульсировал, его холод смешивался с теплом крови, что текла в венах Совикуса. Ритуал был завершён, союз с Хротгаром укреплён, но тень Заркуна легла на его путь, как предвестие новой игры, что начиналась в тенях Альгарда.

Глава 10: Под стражей теней

Без советника во дворце словно стало светлее. Воздух, обычно пропитанный тяжёлой, гнетущей тишиной, теперь звенел оживлёнными разговорами слуг, смехом стражников и мелодичным перезвоном посуды на кухне. Диана не сразу заметила перемены – слишком глубоко укоренилась привычка к той мрачной атмосфере, что сопровождала присутствие Совикуса. Но спустя день-два она осознала: отец будто сбросил невидимую ношу, что годами давила на его широкие плечи. Его голос, ранее резкий и отрывистый, стал мягче, улыбка – редкий гость на суровом лице – начала появляться чаще, а в глазах, цвета морской бездны, зажёгся тот тёплый огонь, который она помнила с детства, когда он ещё рассказывал ей сказки перед сном.

Первые дни после отъезда Совикуса Всеволод посвятил дочери. Они завтракали вместе в просторной трапезной, где солнечные лучи проникали сквозь высокие окна, отражаясь в хрустальных бокалах и серебряных подносах с фруктами. Король расспрашивал её о том, что она читала в библиотеке, делился новостями из дальних уголков Альгарда, а иногда даже шутил – редкость, от которой у Дианы теплело на сердце. После трапезы они отправлялись на прогулки по Вальдхейму, минуя узкие улочки, где ремесленники стучали молотками, а женщины вывешивали бельё на верёвках, натянутых между домами. Эти дни напоминали ей о далёком прошлом, когда мать, королева Эльза, ещё была жива, а отец был не только королём, но и человеком – открытым, живым, способным смеяться до слёз над её детскими выходками.

В один из таких дней, когда солнце стояло в зените, заливая город золотистым светом, они вышли на центральную площадь. Здесь развернулась ярмарка – яркое, шумное действо, от которого рябило в глазах. Повсюду царило оживление: торговцы зазывали покупателей громкими голосами, предлагая ткани, глиняную посуду и корзины с сушёными травами; музыканты, сидя на перевёрнутых бочках, играли на лютнях и дудках весёлые мелодии, от которых ноги сами пускались в пляс; дети сновали между палатками, смеясь и крича, их волосы развевались на ветру, а руки были перепачканы липким мёдом от сладостей.

– Помнишь, как ты в детстве любила эти гуляния? – спросил Всеволод, слегка улыбнувшись. Он остановился у края площади, наблюдая, как Диана с любопытством разглядывает пёстрые палатки, украшенные лентами и цветами.

– Конечно, помню, отец, – рассмеялась она, её голос зазвенел, как колокольчик, перекрывая шум толпы. – Я бегала между лавками, тащила тебя за руку и мечтала, чтобы ты купил мне всё сразу.

– И ты всегда выбирала что-то странное, – покачал он головой, в его тоне мелькнула нежная насмешка. – То деревянную лошадку с одним глазом, то старый амулет, который торговец выдавал за артефакт великого мага, обещающий удачу.

– Но ведь ты всё равно покупал! – Диана шутливо ткнула его локтем в бок, и король неожиданно рассмеялся – глубоким, тёплым смехом, который давно не звучал в этих стенах.

– Как я мог отказать своей маленькой принцессе? – ответил он, глядя на неё с такой любовью, что её сердце сжалось от нахлынувших воспоминаний.

Они остановились у ряда лавок, где воздух был пропитан ароматами специй, свежих медовых лепёшек и жареного мяса, шипящего на углях. Торговцы, заметив королевскую пару, начали раскланиваться, их голоса сливались в гул приветствий. За Всеволодом и Дианой незаметно следовали трое стражников, одетых в скромные серые доспехи без гербов, чтобы не привлекать лишнего внимания. Их лица оставались бесстрастными, но осанка выдавала выучку, а руки лежали на рукоятях мечей, готовые к любому движению в толпе.

Горожане постепенно начали замечать присутствие короля и принцессы. Некоторые опускали головы в знак почтения, другие, осмелев, подходили ближе, чтобы поприветствовать своего правителя или просто взглянуть на него. Пекарь, толстый мужчина с красными щеками, выскочил из-за прилавка, держа в руках горячую медовую лепёшку, только что снятую с противня.

– Ваше Величество! – воскликнул он, кланяясь так низко, что чуть не уронил угощение. – Какая честь видеть вас здесь! Позвольте подарить вам это – лучшее, что я испёк сегодня!

Всеволод принял лепёшку с благодарной улыбкой, отломил кусочек и попробовал, чем вызвал восторженный шепоток в толпе. Диана, стоя рядом, не могла сдержать улыбки – отец редко позволял себе такие простые жесты, но сегодня он казался частью этого мира, а не недосягаемой фигурой на троне.

Внимание привлекала и сама принцесса. Женщины, собравшись в кружок, обсуждали с ней украшения, расхваливая её вкус, мужчины улыбались, снимая шляпы, а дети смотрели на неё широко раскрытыми глазами, словно на героиню из сказки. Молодая девушка, с тонкими руками и светлыми косами, робко подошла к Диане, держа в руках платок, сотканный из мягкой шерсти.

– Принцесса Диана, – сказала она, её голос дрожал от волнения, – позвольте мне подарить вам это. Он сделан из лучшей шерсти нашего края, согреет вас в холодные зимние ночи.

Диана приняла подарок, коснувшись ткани пальцами – она была мягкой, тёплой, с едва уловимым запахом луговых трав. Она поблагодарила девушку, и та, покраснев от счастья, отступила в толпу.

Но не все встречали их с радостью. В стороне, у деревянной телеги, несколько мужчин наблюдали за королевской парой с напряжёнными лицами. Их взгляды выражали смесь тревоги и недоверия, пальцы нервно теребили края одежды. Один из них, с длинной бородой и шрамом на виске, что-то шепнул своему товарищу, и тот кивнул, бросив быстрый взгляд на стражников. Охранники это заметили – их плечи напряглись, руки чуть сильнее сжали оружие, хотя лица оставались непроницаемыми.

– Вы только посмотрите, кто у нас здесь! – раздался громкий, знакомый голос, перекрывая шум ярмарки. Из толпы вышел седовласый торговец в ярком кафтане, расшитом золотыми нитями. Его борода была аккуратно подстрижена, а хитрые зелёные глаза блестели, как у старого лиса. – Принцесса Диана и сам король! Благодарю светлых богов за такую встречу!

– Сальвио! – воскликнула Диана, узнав его сразу. Этот торговец бывал на ярмарках сколько она себя помнила, привозя редкие товары из дальних земель – от резных шкатулок до загадочных амулетов.

Сальвио поклонился с театральной грацией, затем выпрямился и хитро улыбнулся.

– Как же вы выросли, принцесса, – сказал он, прищурившись. – Помню, как вы в последний раз купили у меня куклу с кривым швом, а теперь передо мной стоит настоящая красавица, достойная легенд.

Король с нежностью посмотрел на дочь, но в его глазах мелькнула тень грусти. Диана заметила это и тихо спросила:

– Ты вспоминаешь мать, да?

Всеволод кивнул, его голос стал ниже, почти шёпотом:

– Ты очень похожа на неё. Особенно, когда улыбаешься так, как сейчас.

Диана сжала его руку, чувствуя тепло его ладони сквозь перчатку.

– Я бы хотела, чтобы она была здесь, с нами, – призналась она.

– Она здесь, – Всеволод коснулся своей груди, там, где билось сердце. – Она всегда рядом, Диана.

После прогулки они вернулись во дворец, усталые, но согретые теплом этого дня. Вечером Диана вышла в сад, где воздух был прохладным и пах снегом, хотя зима ещё не вступила в свои права. В руках она держала маленькое зеркало – подарок от Сальвио, круглое, с резной деревянной рамой, покрытой узорами из листьев и птиц. Она поднесла его к лицу, глядя в своё отражение: бледная кожа, огромные голубые глаза, чёрные волосы, выбившиеся из косы. Ей показалось, что в глубине зеркала мелькнула тень – нечёткая, словно дым, но она исчезла, едва Диана моргнула.

– Истина… – прошептала она, вспомнив слова Сальвио, когда он вручал ей подарок: «Оно покажет тебе истину, если ты осмелишься заглянуть глубже».

Но её тревожила другая мысль, куда более тяжёлая.

– Где Теодор?

Мальчик, её верный паж, которого она отправила следить за Совикусом, исчез. Он должен был вернуться через день-два, принести вести, но его не было ни среди слуг, ни во дворе, ни в казармах. Диана расспросила стражников, обошла конюшни, даже заглянула в людскую, где слуги ужинали после работы.

– Никто не видел его? – спросила она у капитана стражи, высокого мужчины с седыми висками.

– Нет, принцесса, – ответил он, качая головой. – Он ушёл несколько дней назад и не вернулся. Мы можем отправить людей на поиски, если прикажете.

Диана сжала кулаки, ногти впились в ладони.

– Глупый мальчишка… – прошептала она, глядя в окно своей спальни, за которым темнело небо. – Куда ты пропал?

В ту ночь ей приснился страшный сон. Она стояла в тёмном лесу, где деревья, голые и чёрные, тянули к небу изломанные ветви. Вокруг дрожали тени, ветер гнал серый туман, холодный и липкий, как дыхание смерти. Вдалеке мелькала тонкая фигурка – Теодор, его растрёпанные каштановые волосы были видны даже в полумраке.

– Эй! – крикнула она, но голос прозвучал приглушённо, будто её окружала вода, а не воздух.

Мальчик не обернулся. Он шёл вперёд, шаг за шагом, всё дальше в глубину леса.

– Подожди! – Диана бросилась за ним, но чем быстрее она бежала, тем дальше он становился. Земля под ногами превратилась в вязкую грязь, цепляющуюся за подол платья, а ветви деревьев тянулись к ней, царапая кожу.

А потом он просто исчез – растворился в тумане, как призрак. Диана резко проснулась, её грудь тяжело вздымалась, волосы прилипли ко лбу от пота. В комнате было темно, лишь лунный свет пробивался сквозь ставни, бросая на пол бледные полосы.

На следующий день во дворец пришла весть: Совикус возвращается.

– Пойду встречу его, – сказал король, поднимаясь с кресла в своих покоях. Диана заметила, как тень легла на его лицо, словно невидимая рука стёрла тепло, что он излучал последние дни.

Она осталась в саду, сжимая зеркало в руках.

– Что ты скрываешь, Совикус? – прошептала она, глядя в своё отражение. Зеркало казалось тёмным, глубже, чем должно быть, словно за стеклом клубилась ночь.

Совикус вернулся на закате. Он не вошёл через главные ворота, как ожидали стражники, а словно материализовался из сумерек, его чёрный плащ не шелестел на ветру, а тени под ногами извивались, как живые змеи. Диана наблюдала из окна своей спальни, как он пересёк двор. Когда его фигура появилась в саду, розы, обычно яркие и гордые, свернули бутоны, будто прячась от его взгляда. Птицы, ещё недавно щебетавшие на ветках, внезапно замолкли, сорвались с мест и исчезли в вечернем небе, оставив голые ветви дрожать на ветру.

Конюшни, что находились недалеко от главного зала, наполнились тревожным ржанием. Лошади били копытами о деревянные перегородки, их глаза лихорадочно блестели в сумерках. Одна из кобыл в дальнем стойле встала на дыбы, хрипло заржав, и едва не опрокинула кормушку, разбросав сено по полу. Слуги, выбежавшие успокоить животных, замерли, увидев фигуру советника в отдалении.

Во дворце домашние кошки – обычно ленивые, дремлющие на подоконниках, – распушили хвосты, выгнули спины и с приглушённым шипением скрылись в тёмных углах. Чёрная кошка с янтарными глазами, любимица кухарки, замерла у лестницы, ведущей к королевским покоям. Её шерсть встала дыбом, зрачки расширились до предела, а затем она стремительно убежала, будто спасаясь от невидимого хищника. Даже псы, что сторожили внутренний двор, прижали уши и поджали хвосты. Огромный кобель с серой шерстью зарычал, обнажив клыки, но затем опустил голову, заскулил и попятился в свою будку, дрожа всем телом.

Возвращение советника наполнило не только людей, но и саму природу необъяснимым ужасом. Будто с ним во дворец вернулась не просто тьма, а нечто древнее, что чувствовали даже те, кто не мог произнести ни слова.

Атмосфера во дворце начала меняться стремительно. Слуги, ещё недавно болтавшие у очагов, теперь молчали, торопливо опуская головы, завидев фигуру Совикуса в коридорах. Стражники стояли прямее, их броня звенела от напряжения, а пальцы крепче сжимали рукояти мечей. Даже свечи, что ярко горели в канделябрах, теперь едва мерцали, их пламя дрожало, словно боялось светить слишком сильно.

Диана замечала эти перемены. Казалось, тьма сгустилась в коридорах, стала плотнее, тяжелее. В покоях, где раньше было тепло и уютно, теперь стоял гнетущий холод, пробирающий до костей. Окна отражали не только лица людей, но и что-то ещё – неясные силуэты, которые исчезали, стоило приглядеться внимательнее.

Король встретил советника в главном зале. Всеволод восседал на троне, его взгляд был тяжёлым, словно он ощущал, как с возвращением Совикуса на плечи вновь легла старая ноша. Пурпурный плащ струился по каменным ступеням, а пальцы сжимали подлокотники так, что побелели костяшки.

– Мой король, – склонил голову Совикус, его голос был мягким, почти вкрадчивым, но в нём звучало что-то змеиное, скользкое, от чего по спине бежали мурашки.

Всеволод молчал, изучая его. Диана, стоя в тени колонны, заметила, как отец напрягся. Ей показалось, что он видит перед собой не только слугу, но нечто большее – угрозу, от которой не так легко избавиться. Но затем король выдохнул, выпрямился, и его черты снова стали суровыми, голос – твёрдым, как сталь:

– Надеюсь, твоя поездка была полезной.

Совикус улыбнулся – тонкой, холодной улыбкой, от которой воздух в зале стал ещё тяжелее.

– Бесценной, ваше величество, – ответил он, и в его глазах мелькнуло что-то тёмное, непроницаемое.

Диана видела, как в глазах отца вновь появилась та усталость, что исчезла с отъездом советника. Словно бремя, которое он сбросил, вернулось, обретя новую силу.

Позже, в коридоре, Совикус нашёл её. Она не слышала его шагов – он появился внезапно, словно тень, что отделилась от стены.

– Принцесса, – его голос прозвучал за её спиной, слишком близко. Диана вздрогнула и резко обернулась. Совикус стоял в шаге от неё, его тёмные глаза смотрели прямо в душу. В вытянутой руке он держал деревянный амулет – тот самый, что она дала Теодору перед его уходом. Его поверхность была покрыта тонкими трещинами, а по краям запеклась тёмная, почти чёрная жидкость, похожая на смолу.

Сердце Дианы сжалось. Холод, пробежавший по спине, превратился в ледяные иглы, вонзившиеся в кожу.

– Где он? – её голос дрогнул, выдав страх, который она пыталась скрыть.

Советник склонил голову набок, его губы растянулись в лёгкой, почти насмешливой улыбке.

– Он сделал выбор, – мягко, почти ласково произнёс он. – Как и вы, принцесса.

В этот момент свет в коридоре угас. Пламя свечей вытянулось в тонкие, колеблющиеся нити, а тени на стенах начали извиваться, будто обрели собственную волю. Диана сделала шаг назад. Амулет в руке Совикуса выглядел странно – живым. Ей показалось, что в его трещинах проскользнул алый свет, как тлеющие угли в глубине костра.

– Ты… – слова застряли в горле, отказываясь складываться в связную мысль.

Совикус шагнул ближе, поднося амулет к её глазам.

– Истина – это зеркало, – прошептал он, и его голос стал ниже, глубже, словно эхо из бездны. – Но сможешь ли ты вынести то, что увидишь?

Диана почувствовала, как что-то холодное скользнуло по её запястью, будто невидимые пальцы сжали кожу. Воздух сгустился, дыхание стало тяжёлым, грудь стянуло невидимыми путами. Она вырвала взгляд из этой черноты и бросилась прочь, чувствуя на себе его насмешливый, ледяной взгляд, что провожал её до самого поворота.

В ту ночь ей опять приснился лес. Туман клубился вокруг чёрных деревьев, чьи ветви тянулись к ней, как когти. Холм возвышался вдалеке, окутанный дымкой, а перед ним шёл Теодор, его худые плечи сутулились под плащом. Она бежала за ним, кричала, но земля уходила из-под ног, а ветви цеплялись за платье, царапая кожу до крови.

– Стой! – крикнула она, но мальчик рассыпался в прах, как угасающий мираж. Из темноты выступила фигура в плаще, её глаза горели багровым светом.

Диана проснулась с криком, сжимая в руке зеркало Сальвио. Грудь вздымалась, сердце колотилось так, будто хотело вырваться наружу. В комнате было тихо, но тишина эта давила, словно нечто невидимое сидело в углу, затаив дыхание. Лунный свет, пробиваясь сквозь узкие витражные окна, бросал на стены длинные узорчатые тени. Они казались живыми, шевелящимися в такт её дыханию.

Диана села на кровати, вглядываясь в полумрак. Что-то было не так. На полу, у порога, лежала её тень. Но она не повторяла её движений. Диана резко встала – тень осталась неподвижной. Сердце гулко забилось в груди. Она медленно подняла руку, но чёрный силуэт не шелохнулся. Сделала шаг назад – тень не последовала.

В этот момент за дверью раздался едва слышный шорох. Диана затаила дыхание. Тонкий, протяжный звук – словно ногти царапали камень – пронзил тишину. Затем послышался лёгкий стук, будто кто-то медленно, с ленивым любопытством, постучал в дверь. Тень у порога дёрнулась, и Диана ахнула, отступив к стене. Темнота в комнате сгустилась, стены словно придвинулись ближе.

Царапанье стало настойчивее, ближе, звук резал слух, как нож по стеклу. А затем всё стихло – долгая, мучительная тишина повисла в воздухе. Диана осмелилась сделать шаг к двери, сердце стучало в висках. Ей показалось, что это был просто сон, что всё это плод её усталого воображения. Но когда она опустила взгляд, тень снова двигалась – с опозданием, будто кто-то другой пытался повторить её жесты. В этом повторении было нечто жуткое, неестественное.

Диана выскочила из комнаты, босые ноги шлёпали по холодному каменному полу. Коридор был тёмным и казался бесконечным, воздух был густым, пропитанным чем-то гнетущим, словно сам замок дышал вместе с ней. На этаже не было ни одного стражника, слуги спали или исчезли в своих комнатах. Она обернулась – по коридору клубилась тьма, извиваясь, как живой зверь, и оттуда доносился шёпот:

– Ты не убежишь…

Диана сделала шаг назад, но за спиной раздался спокойный голос:

– Принцесса?

Она резко обернулась и встретилась взглядом с отцом Андреем. Священник стоял в конце коридора, в руках он держал символ Люминора – маленький деревянный диск с вырезанным солнцем. На его лице не было тревоги, лишь лёгкое недоумение.

Диана обернулась снова… и застыла. Коридор был пуст. Факелы на стенах горели ровно, их свет отражался на полированном камне. Никакой тьмы, никаких шёпотов. Всё выглядело так, будто ничего не происходило.

– Что вы здесь делаете? – её голос предательски дрожал.

Отец Андрей прищурился, но в его тоне была только мягкая отцовская забота:

– Я мог бы задать тот же вопрос. Почему вы одна бродите по замку в столь поздний час?

Диана хотела рассказать правду – про тень, шёпот, страх, что сжимал её сердце, – но слова застряли в горле. Всё, что она видела, исчезло, как страшный сон. Она снова посмотрела в сторону своей комнаты. Тишина. Никаких следов.

– Мне… показалось, – прошептала она, чувствуя, как холодок на коже медленно отступает.

Отец Андрей посмотрел на неё долго и внимательно, затем кивнул:

– Бывает. Но, думаю, вам лучше вернуться в свои покои.

Диана кивнула, дрожь в руках постепенно утихала. Они двинулись по коридору, шаги священника были размеренными, успокаивающими. Но в углу, за их спинами, тень с алыми глазами стояла неподвижно, её контуры растворялись в полумраке, а шёпот, едва слышный, звал её имя…

Диана…

Глава 11: Песнь горна

Осень вступала в свои права, окутывая Вальдхейм холодным дыханием перемен. Крестьяне, согнувшись под тяжестью мешков, собирали последние плоды урожая, их натруженные руки срывали жёлтые колосья и багряные яблоки с ветвей. Листья, обугленные золотом и кровью закатов, устилали землю густым ковром, шурша под ногами одиноких прохожих. Ветер, резкий и пронизывающий, нёс с севера предчувствие скорой зимы, его вой вплетался в тишину города, словно предупреждение о чём-то неизбежном. Вальдхейм казался вымершим: лишь из редких труб над покосившимися крышами поднимались тонкие струйки дыма, а по улицам, кутаясь в тяжёлые шерстяные плащи, бродили стражники, чьи шаги гулко отдавались в пустоте. Воздух был густым, пропитанным запахом сырого дерева и угасающих очагов, но за этой внешней тишиной таилось нечто тревожное, как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть.

Городские дома делились на два мира, разделённые невидимой, но ощутимой пропастью. За древними стенами Вальдхейма ютились крестьянские лачуги – хрупкие строения, наспех сложенные из старых, потемневших брёвен, покосившиеся под натиском времени и непогоды. Их крыши, покрытые соломой, протекали при каждом дожде, а щели в стенах пропускали ветер, заставляя жителей кутаться в лохмотья у скудных очагов. Внутри города, ближе к центру, возвышались величественные каменные особняки знати и богатых купцов. Их фасады украшала искусная резьба – завитки листьев, лики богов, горделивые статуи с мечами и свитками, – а над входами красовались массивные гербы, высеченные в граните. Контраст между бедностью и роскошью был виден на каждом шагу: грязные переулки, где босоногие дети играли в лужах, сменялись вымощенными булыжником улицами, по которым катились лакированные кареты. Оборванные ребятишки с любопытством заглядывали в окна этих повозок, но дворяне, укутанные в бархат и меха, не удостаивали их даже мимолётного взгляда, их лица оставались холодными, как мрамор.

На одной из таких улиц, ближе к сердцу города, стояла кузница Роберта – мастера, чьё имя гремело далеко за пределами Альгарда. Его клинки славились не только остротой и прочностью, но и необычайной красотой, в которой сочетались сила и изящество. Люди – воины, купцы, даже иноземные вельможи – приезжали в Вальдхейм из самых дальних земель, чтобы заполучить оружие его работы, готовые платить золотом и драгоценностями за меч или кинжал, вышедший из-под его молота. Кузница была как сердце города – живое, пульсирующее, полное огня и мощи. Её стены, сложенные из грубого камня, почернели от копоти, но не потеряли своей крепости. Тяжёлые кованые балки поддерживали крышу, а внутри, в полумраке, никогда не угасал огонь горна, его алые и золотые всполохи освещали пространство, отбрасывая причудливые тени на стены. Воздух внутри был густым, пропитанным запахом раскалённого металла, гари и древесных углей, смешанных с лёгкой кислинкой пота подмастерьев, что сновали туда-сюда с вёдрами воды и грудами руды.