banner banner banner
Мерцание зеркал старинных. Подчинившись воле провидения
Мерцание зеркал старинных. Подчинившись воле провидения
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Мерцание зеркал старинных. Подчинившись воле провидения

скачать книгу бесплатно


Мать, – обратился он к жене, – может, и мне щец плеснешь? А то пока я с девичьим скарбом возился, так оголодал, чую, кишка кишке колотит по башке.

Мы с Анькой переглянулись и прыснули в кулачок.

– Аркаша, щец нету. Мишка давеча петуха зарубил, так я знатную лапшу сварила. Будешь?

– Отчего же не откушать, наливай.

Ел он молча, с аппетитом и, что удивительно, совершенно беззвучно. Я даже удивилась: «Надо же, крестьянин, а вовсе не хлюпает и не чавкает. Хорошо в этом доме, чужие люди, а встретили как родных, и согрели, и накормили…»

– Ну что, вы готовы? – улыбаясь, спросил Аркадий, закончив трапезу. – Отогрелись, наелись?

Помня, как он реагирует на мое светское обращение, я захотела еще повеселиться.

– Благодарствую, милостивый государь, мы теперь в полном порядке и готовы продолжать свой вояж.

Он подавился смехом. Его щеки раздувались, он долго сдерживался, но не сумел и разгоготался, откинувшись на лавке и вытирая слёзы:

– Ну куда это годится, какой из меня милостивый государь? Ха-ха-ха.

Я засмеялась, и все в доме тоже. Нам было так хорошо, что даже выезжать не хотелось.

– Я вам сани, барышни, сготовил, домчу до Тютюревки. Если вы готовы, можем трогаться.

– Мы готовы, только вот хочется в вашем доме еще немного побыть.

Он опять захохотал.

– Побыть?! Побыть барышне в деревенской избе?! Чу-де-са! – и вышел.

– Хозяюшка, – я обратилась к женщине, – молочка с хлебушком дайте, пожалуйста.

Она живо налила. Я ела хлеб и пила молоко, и мне было необыкновенно хорошо среди этих честных простых людей, которые не лебезили передо мной.

Я смотрела в окно, когда там вдруг показалась голова маленькой девочки с конопушками на рожице. Держась за наличник, она с любопытством разглядывала меня и пищала:

– Ой, гляньте, гляньте, барыня, живая барыня, да кака красавица! – и тут же исчезла.

Я посмотрела в окошко. На снегу барахталась, видимо, сорвавшись с окна, маленькая девочка лет пяти, в тулупчике, подвязанном кушаком, укутанная теплым пуховым платком, из которого торчала забавная веснушчатая рожица. «Удивительно, – отметила я, – зимой веснушки». Рассмеявшись, я помахала ей рукой.

– Стой, маленькая, я сейчас выйду. Я побежала к саквояжу, нашла флакон французских духов, выскочила на улицу и крикнула:

– На, держи! Это тебе, милая, от «барыни», понюхай, как вкусно пахнет.

Она схватила флакон и начала жадно нюхать. Я забежала в дом и снова прильнула к окну. Девочка махала мне ручкой и кричала:

– Спасибо, спасибо, барыня, век вас не забуду, буду знать теперича, как барыни пахнут! – и побежала дальше, хвастаться подружкам.

От этого мне еще теплее стало.

– Анька, смотри, как тут хорошо, может, побудем еще немножко?

– Ну уж нет, барышня, надо ехать. Чего людей стеснять?

– Да, Анюта, ты права, давай собираться.

Я достала из большой дорожной сумки отрез на платье и шелковый платок, приготовленные в подарок родичам Федора. Подойдя к хозяйке, протянула ей:

– Маруся, примите от меня, это вам и дочке вашей.

Женщина смутилась.

– Барышня, мы ж не за корысть, а от чистого сердца…

– И я от чистого сердца. Кабы не вы, замерзли бы мы в ночи.

Маруся поблагодарила, шмыгнула носом и прижала подарки к груди.

– Спасибо, барышня, век такой красоты не видывали, – и, перекрестив меня, добавила, – ступайте с Богом, доброго вам пути.

Мы оделись. Стоя на пороге, я обернулась к хозяевам и, неожиданно для самой себя, поклонилась в пояс по русскому обычаю и задержалась в этом поклоне.

– Милые мои, дорогие, спасибо вам за всё, никогда я вас не забуду.

И с этими словами вышла. Анька шла за мной и бубнила:

– Ну точно, барышня тронулась! Ой, чтой-то нас впереди ждет, ой, барышня полоумная.

Я обернулась к ней, поняла, что мы опять вернулись к тем отношениям, от которых так старательно открещивались в бане, и зло прошипела:

– Сама ты полоумная.

На улице стояли сани, запряженные четверкой лошадей. Два моих коня стояли впереди, а два деревенских за ними. Аркадий опередил мой вопрос про третьего:

– Он, барышня, совсем плох, в горячке. Видать, подохнет к ночи.

– Жалко, конечно, но это не мой конь, вот этих было бы очень жалко.

Он усмехнулся:

– О, эти еще долго жить будут, холеные они, выносливые. Им и дорога нипочем, и мороз.

Мы сели, Аркадий тронул вожжи, кони полетели. День прошел очень быстро, мужик всю дорогу нас веселил и сам смеялся.

– Ой, барышни, пощадите, щас живот надорву от смеху-то, ой, не могу больше, ха-ха-ха…

Глава 55. Смятение

С шутками и прибаутками мы подъехали к холму, на котором раскинулась большая деревня. В ней было, наверное, около тридцати домов, огороженных, как крепость, общим забором из остроконечных бревен, стоящих в ряд одно к одному. В частоколе были только одни большие деревянные ворота, к которым и вела дорога. Завидев этот забор, я спросила мужика:

– А может, вы знаете Федора Цейкула? Он уехал в Петербург служить в царицыном полку. Мужик огромного роста. Мы, на самом деле, к нему едем, только не знаем точно, где он живет.

Аркадий остановился и повернулся к нам, я видела, что в нём произошла резкая перемена. Он сказал уже безо всякого смеха, строго:

– А кто вы такие? Как фамилия ваша, и зачем вам Федор нужен? С какими намереньями его разыскиваете?

Я немного опешила. Но не стала что-то придумывать и говорить неправду. Встала в санях и сказала:

– Разрешите представиться?

Аркадий чуть не прыснул, но сдержался.

– Разрешаю, разрешаю, сказывай, милая.

– Зовут меня Наталья Дмитриевна Ярышева, отец мой, Ярышев Дмитрий Валерьянович – один из командиров полка, в котором служит Федор. Там мы познакомились с ним и полюбили друг друга, но потом случилась ужасная трагедия, и ему пришлось покинуть город. Он написал мне письмо, и вот я еду за ним. Не знаю, чего вы так испугались, я совсем не желаю ему зла. Если бы вы знали, как долго мы сюда добирались, какие неприятности пережили ради того, чтобы встретиться с ним!

Мужик всё выслушал крайне серьезно, какое-то время думал, а потом спросил:

– Наташка, что ли?

– Ну да, да, да, Наташка – Наталья я!

– А, знаем-знаем, говорил он, поминал тебя…

Я вскрикнула от радости:

– Так он здесь? Я была права, он здесь!

Он посмотрел на меня как на дурочку и сказал:

– Да ты что, взаправду ехала в зиму столько верст, не знамши, здеся он али нет? Не знамши даже, ждет он тебя али ты ему противна?

От этих слов у меня даже голова закружилась.

– Как противна? Он что, говорил, что я ему противна?

– Да не-е-ет, что ты?! Тьфу на тебя, эт я так, для примеру.

Да, я действительно не была уверена, здесь он или в другом месте. Он написал так, но вполне мог уже куда-то перебраться. Никто не знает, сколько времени прошло с того дня, когда он отправил письмо. Я чувствовала его, как дикий зверь чует добычу, за которой идет по следу… Я была почему-то уверена, что он здесь.

Аркадий улыбнулся, посмотрела на меня, перевёл взгляд на Аню, окликнул:

– Здоровая она у тебя, али как?

Аня хмыкнула и сказала улыбаясь:

– «Али как», видать, «али как»!

В нетерпении я схватила Аркадия за рукав и начала тихонечко трясти.

– Ну не томите вы меня, скажите, знаете ли, где живет Федор? Отвечайте, замерзла я уже здесь стоять.

– А чего ты стоишь передо мной? Эвон, как Анька садись да ножки сугревай в тулупчике, больно мне нужны твои почести, плевать я на их хотел.

Я села на место, обернула ноги тулупом и заерзала в нетерпении.

– Вы так и не ответили на мой вопрос. Скажите, наконец, он здесь?

– Да успокойся, припадочная. Здеся он! Вот же девка неугомонная! И надо ж такому случиться: в барском доме выросла, а ведет себя похлеще наших.

Аня подхватила протяжно:

– О-о-ой, вашим-то до нее шибко далеко!

Я толкнула ее в бок:

– Да заткнись уже, что ты каждой бочке затычка, везде слова свои дурацкие вставить норовишь. Ладно бы еще смешное или дельное что говорила, а то как пустая балаболка брякаешь, замолчи.

Мужик, слушая нашу перепалку, снова стал смеяться:

– Ну, барышня, вы и рассмешили, помирать буду, вас и вашу историю вовек не забуду. Здеся он, Федька твой, здеся! Родственник он мне дальний, знал его, ишшо када без порток бегал, под стол пешком хаживал. И дом его как не знать, и мать его, и отца, и брата, и сестру. Мигом подвезу, прямо к крылечку доставлю.

От его слов мне стало легче, я перевела дух: «Ну, слава Богу!»

Мы подъехали к воротам, Аркадий подошел и приоткрыл окошко. Перекинулся парой слов с местным жителем и сел обратно в сани. Ворота отворились, и мы пересекли последнюю преграду, отделявшую меня от желанной цели. Наконец-то моя мечта осуществлялась.

Проделав такой долгий путь, столкнувшись с неимоверными трудностями и преодолев их, я практически ничего не боялась, а тут, въехав за ворота, испытала страх и смятение. Я попросила Аркадия остановиться у крайнего дома, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Я думала: «А что если он меня сейчас увидит, и я по взгляду его пойму, что мне совсем не надо было приезжать. И окажется, что эта поездка была совсем ненужной». Меня обуял такой страх, что я хотела поворотить лошадей, выскочить, как маленькая трусливая девчонка, закрыть за собой ворота и спешно ехать домой. Туда, где меня любят и ждут, к моему папе. Подняться в свои покои, искупаться в ванной и забыть всё, что со мной приключилось, как страшный сон.

Аня давно уже велела Аркадию ехать дальше. А я всё размышляла, и чем дольше думала, тем меньше понимала, что происходит вокруг. Мне хотелось криком остановить его, выскочить и бежать – бежать без оглядки. Казалось, что я на своих ногах добегу до самого дома, даже с сумками, и они не будут мне в тягость. Я кинусь отцу на шею и скажу: «Папа, папа, я была такая дура, куда, зачем я поехала? Я сама себе всё придумала, не хочу, не хочу, спрячь меня скорее, не хочу никого видеть, спаси меня! Укрой меня, укрой, чтобы никто не нашёл. Не хочу больше этого позора…»

Крупная дрожь сотрясала всё мое тело. Аня положила мне руку на плечо и сказала:

– Чего, барышня, напужались? Ну что же вы, сколько жизней порушили, сколько занавесей с домов и масок с людей сдернули… А таперича что, возвертаться надумали? Нет, барышня, дороги назад! Ты подыми глаза свои, открой их, не бойся, и посмотри вперед. Ищи дом его, быть может, он почувствует, что ты приехала, и навстречу выйдет. И это станет самой счастливой в твоей жизни минутой, которой ты так долго ждала.

Я взяла ее за руку и сказала:

– Спасибо, Аня, что ты пытаешься меня поддержать… даже не причитаешь, как старая бабка, мне от этого легче стало. Да, признаюсь, мне страшно, я хочу обратно домой. Не желаю уже ничего. Домой, только домой хочу!

Но тут Аркадий обернулся к нам и, улыбаясь, сказал:

– Ну что, девушки-красавицы, почти приехали, эвон, щас дом уже покажется, самый богатый на деревне. У их даже прислужники есть. Если можно так сказать, не в обиду вам, – это бояре наши местные и дворяне. Их здесь уважают, прислушиваются к им все, за советом ходють. Отец Федора, тож Федор, он из местных будет, а вот мать Федора – донская казачка. Я уж не знаю, как оно у их там вышло, но сколь годов назад породнились две семьи. Можно сказать, юг с севером. Отец уступчивый, спокойный, а вот Фекла ох и горячая, бядовая девка была, всю семью в оборот взяла, в своих руках и мужа, и сынов держит, токмо малую дочку балует. А мужики у ей не забалуют, она их крепко в оборот взяла. Старший-то сынок в отца пошел, а младший, Федька, на мать карахтером походит, такой же горячный.

Все услышанное вызвало у меня кривую усмешку. Я подумала: «Ну да! Конечно, тоже мне, барина нашли!» Эти мысли меня немного развеселили, я начала успокаиваться и продолжила разговор с Аркадием. От этого мужичка веяло каким-то добром и теплом, и, говоря с ним, я всё время хотела смеяться, внутри становилось спокойно. Я спросила:

– А почему все деревни стоят как обычно, открытые, и только эта огорожена таким высоким забором, даже ворота въездные есть? От чего закрываются? Может, они приверженцы старой веры? Козни строят против власти императорской? – я произнесла это, и страх опять сковал мои ноги и стал пробираться дальше… Я вспоминала Веру и всё, что с ней связано.

Но мужик развеял мои сомнения. Он легко и весело произнес:

– Вовсе нет, обычная вера у их, просто деревня очень зажиточная.