скачать книгу бесплатно
Я подлетела к ней, желая отшвырнуть от двери:
– Ах, это еще и кобыла была?..
– Кажется, – еле слышно промолвила она.
– С кобылой не мог справиться?! Да он… Для него и слов-то подходящих нет!
Возмущению моему не было предела.
И вдруг в моей голове пронеслись мысли: «А ведь я такая же, непокорная кобыла с ужасным характером, которую трудно подчинить кому бы то ни было. Меня невозможно заставить жить по чьим-то правилам – всегда должно быть поле, по которому я могу свободно бежать, а мои волосы должен развевать ветер, словно гриву свободолюбивой лошади. А не применит ли он и ко мне такой же способ укрощения, после которого я больше не смогу дышать, наслаждаться ветром своей жизни?» Всего лишь на миг я забеспокоилась, но тут же откинула глупые страхи.
Посмотрев на Татьяну так, точно она и здесь была его пособницей, я резко взялась за ручку:
– Отойди от двери!
Но она стояла, не шелохнувшись, и вдруг взмолилась, опускаясь на колени.
– Не выдавайте этой тайны, это вы, вы вынудили меня сказать, я не хотела говорить о нём ничего плохого, это вы меня заставили!
Ее начало колотить, и я поняла, что начинается истерика. Ее унижение не вызвало во мне жалости, я ударила ее по щеке, произнеся холодно, без эмоций:
– Пошла вон! Посмела встать поперек пути урожденной графини?! Как осмелилась ты преградить мне дорогу?! Чернавка, пошла отсюда!
Тут дверь открылась, и вошла Анна, видно, она стояла под дверью и слушала.
– Что такое, барышня, помощь моя требуется? – нараспев спросила она. Злорадство блеснуло в ее глазах: ей доставляло удовольствие видеть, что Татьяне от меня досталось, – Она вас чем-то обидела? Чтой-то натворила?
Я посмотрела на Анну, раздражаясь еще больше:
– Да уйди ты! Раньше надо было вылезать, ведь слышала всё, поди. Высунулась она теперь, помощница.
Я вновь повернулась к Татьяне и со злостью выпалила:
– Учить она меня будет, что говорить, а что не надо! Барышне решила рот закрыть, холопка!
Я нервно мерила шагами комнату: случай с кобылой всё не шел у меня из головы. На душе было тяжело и муторно, Федор открывался мне совсем в другом свете. Я понимала: Татьяна не виновата, и злюсь я на нее лишь потому, что не знаю, что делать с тревожным чувством, поселившимся в душе. Мои колокольчики вновь зазвенели, на этот раз настолько отчетливо, что я не знала, как справиться с чувством тревоги. Но, что самое интересное, я упорно продолжала гнать от себя эти мысли, не хотела в них верить и решила для себя всё очень просто: «Всему виной Татьяна: влезла с разговорами о своей любви к Федору».
…Бедная Татьяна, попала под горячую руку. Дала мне повод выплеснуть свое негодование. Глупое мое, упрямое нежелание видеть знаки, которые подает судьба… Оно еще сыграет со мной не одну злую шутку…
Я носилась по комнате, словно под пятки насыпали углей. Мне было дурно от того, что я ударила Татьяну, от моей беспомощности. Я отчетливо понимала: что-то важное уходит от меня, точно песок сквозь пальцы высыпается, а я не в силах удержать. Подойдя к окну, я посмотрела вниз, словно искала там какое-то успокоение, но не найдя ничего, за что можно зацепиться глазом, резко развернулась и хотела продолжить метаться…
Глава 60. Откровения
…И уткнулась в грудь Федору. Налетев на него со всего размаху, я ойкнула от неожиданности. Федор молча взирал на меня, не мигая, словно смотрел в самую душу. И, что интересно, все гневные слова, которые я готовилась сказать ему, моментально куда-то испарились. На лице заиграла дурацкая улыбка, абсолютно как у Татьяны, которая несколько минут назад квохтала про него, какой он распрекрасный. А я над ней еще потешалась… Теперь сама стою перед ним с такой же улыбкой, хлопая глазками. Всё вылетело из головы: и то, что он убил лошадь, и то, что я собиралась сказать ему по этому поводу.
– Ой, Феденька… Как это я не услышала, когда ты вошел? Что ты тут делаешь… я ведь не одета совсем, – залепетала я.
В его взгляде было что-то колдовское, я буквально тонула в его глазах, и не было мне спасения. Я точно в омут попала, и никто не мог меня оттуда вытянуть. Если бы меня спросили, что произошло, я не смогла бы ответить.
Анька, завидя Федора, тут же выскочила из комнаты.
Он стоял с грозным лицом и смотрел на меня, опуская голову то на одно плечо, то на другое, а потом наклонился к самому моему уху и монотонно, на одной ноте, отчеканил:
– Оставь это, Наташа, оставь свои барские замашки! Я еще раз повторю… по-моему, ты плохо услышала, когда я давал тебе напутствие на ночь. Я хочу, чтобы ты заново возродилась здесь для меня. Хочу, чтобы оставила всё напускное, что сверху на тебе слоями, словно мусор, навалено. Этого ничего в тебе на самом деле нет, ты сама себе придумала дурацкие правила и этикеты. Это не важно для жизни и ничего, ровным счетом ничего не значит! Ты внутри другая – моя Наташенька, обычная девушка без барского гонора.
Он видел, что я смущена, чувствовал свою власть надо мною и тут же, безо всяких предисловий, перешел к главному.
– Пошто ты ударила мою сподручницу? Пошто обидела? Она трясется и рыдает, никак не успокоится. Никто от нее слова добиться не может. Мать сейчас сидит с ней, водой ее отпаивает, пытается что-то выяснить, но у нее ничего не получается. Таня только плачет. Но след твоей руки алеет у нее на щеке, и всем понятно, что это ты ее ударила. Наташа, зачем ты всё усложняешь? Тебя и так матушка принимать отказывается… Что у вас случилось, расскажи мне, я хочу знать!
От резкого Федькиного тона мозги мои прояснились, я выдернула руку, за которую он меня удерживал, и нашла в себе силы без грубости ответить ему.
– Ты что думаешь, что можешь приравнять меня к черни? Смешно… У тебя, Федор, это никогда не получится. Я не солгала, сказав твоей матушке, что я графиня. Я сказала правду. Мой отец – граф Григорий Григорьевич Орлов, светлейший князь. Да, воспитывалась я другим человеком, думаю, мне не стоит называть его фамилию.
Брови Федора от удивления поползли вверх. Усмехнувшись, я продолжила:
– Ты рожден здесь, в деревне, и всех деталей тебе не понять: правила высшего света, видимо, постичь трудно. Но из меня ты этого не сможешь выбить никогда! Я останусь той, кем была рождена и кем меня воспитали. Другой Наташи ты не увидишь, тебе не удастся меня переделать. Ты говоришь, что внутри меня пытаешься простую девушку разглядеть… Так я тебе так отвечу, Федор: не ищи, ее там нет! Возможно, я действительно внутри несколько иная, но это не имеет никакого отношения к происхождению. Я не крестьянка, которая носится босая по полям и радуется взошедшей пшенице. Оставь, пожалуйста, даже мысль сломать меня! Ты изначально знал, кто я и откуда, так что же теперь ваньку передо мной валяешь, про простоту души разговоры ведешь? Я всё сказала, и спорить с тобой более не желаю.
Отвернувшись к окну, я гордо вскинула голову, подчеркивая, как сильно он меня обидел. Но как же я хотела, чтобы он обнял меня… не передать словами! Федор сделал шаг к примирению, попытался погладить меня. Я дернула плечиком, сбрасывая его руку.
И он сказал совсем другим тоном:
– Ну хорошо, хорошо, моя барышня, хорошо, моя графинюшка. Но пошто ты Танюшку-то ударила, что она тебе сделала? Ведь она такая хорошая, добрая, спокойная, никогда ни с кем не ссорится, ты первая. Не успела ты побыть с ней несколько минут, как она уже бьется в истерике, вон, хочет пойти и утопиться.
Резко повернувшись, я стала внимательно смотреть ему в глаза. Липкая, скользкая ревность заползала в душу как змея. И чем больше он ее нахваливал, тем сильнее мне хотелось сказать про нее хоть какую-то гадость. Я выкрикнула:
