
Полная версия:
Троичность вокруг нас
Что касается «тридесятого государства», то это скорее (и в большей степени) динамичная система, функционирующая в пространстве и во времени по определённым законам. И в эту активную систему целенаправленных процессов «тридевятое царство» входит как составная часть, а точнее – как её статичная составляющая. «Тридевятое царство», таким образом, является фундаментом, базисом, на котором функционирует (с учётом его особенностей) надстройка, именуемая в сказках «тридесятым государством». Например, структура и состав «царства природы», расположенного в границах государства, будут в значительной степени определять его экономическую и социальную политику.
Но почему же государство в сказках названо «тридесятым»? Дело в том, что все три девятки «тридевятого царства», включаясь в систему «государство», обретают определённое движение. Если в системе «царство» эти девятки находились в относительном покое, существовали как бы статично, то в динамичной системе «государство» они включаются в те или иные процессы. А процесс – понятие, связанное со временем.
Конечно, и «тридевятое царство», выключенное из внешних процессов, тоже существует во времени, как и любой объект этого мира. Но существует оно во времени пассивно, просто пребывая в нём. Для такого состояния временной фактор не является главной характеристикой системы (в данном случае – «тридевятого царства»).
Когда же система переходит из статичного состояния в динамичное, т.е. втягивается в процесс, то такие характеристики, как скорость и ускорение, становятся определяющими. Образно говоря, «тридевятое царство» – это спринтер на старте, находящийся в напряжённой статике; «тридесятое государство» – тот же спринтер на дистанции, для которого время является единственным фактором, определяющим результативность забега.
Таким образом, переходя в систему «государство», каждая девятка «тридевятого царства» обретает ещё одно измерение – время, что превращает её в десятку. Следовательно, сказочное государство в целом становится «тридесятым».
***
Конечно, охватить все проявления троичности «вокруг нас» – задача непосильная. Да и следует ли стремиться к этому?
Пёстрый мир троичностей во многом повторяется, тиражирует себя. В различных его внешних проявлениях демонстрируется одна и та же внутренняя троичная суть. Поэтому достаточно рассмотреть в обобщённом варианте только «типовые», «базовые» троичности, из которых вырастают кусты схожих меж собой структур, ситуаций, процессов и т.д. (К словам, взятым в кавычки, отношусь с особой осторожностью.) Но даже «типовых» троичностей существует столько, что просто перечислить их весьма затруднительно, не говоря уже о каком-либо анализе.
В данной работе сделана попытка рассмотреть с позиций троичности некоторые структуры природного и рукотворного происхождения (трёхмерное пространство, симметрия и золотая пропорция в природе и архитектуре и т.д.); отдельные жизненные ситуации, с которыми практически сталкивается каждый (ситуация выбора, компромисса, конфликтная ситуация и т.д.); поведение человеческой триады в любви, в восприятии и оценке произведений искусства.
Естественно, этими ситуационными примерами далеко не исчерпывается всё троичное разнообразие жизненных аспектов, природных явлений и социальных институтов. Мною только вскользь затронуты, например, проявления троичности в дружбе, правосудии и т.д. Несколько полнее, но недостаточно, рассмотрена проблема «отцы и дети» (в главе «Ситуация компромисса»), где троичность являет себя поэтапно.
А сколько привычной, а поэтому и не замечаемой троичности буквально рассыпано вокруг нас! Рассыпано – почти в прямом смысле слова. Я имею в виду обилие возрастных триад (родственных и общественных), среди «осколков» которых мы постоянно вращаемся. Ведь в этой пестроте окружения «перемешаны» чьи-то сыновья-дочери, отцы-матери, деды-бабки… Троична и роль человека, находящегося между дедом и внуком. (Подробнее об этом в следующей книге, в главах, связанных с ролью Пятой заповеди нравственного закона Моисея.)
Триады «живут» в нашей речи, традициях, формулировках тех или иных понятий. Так, всё многообразие русских фамилий сводим к привычной для нас триаде «Иванов – Петров – Сидоров»; ритуальное приветствие сопровождаем троекратным «Ура!», а глубоко личное – тройным поцелуем. Троично возвеличиваем – ещё живо в памяти «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи» и так же проклинаем – «будь оно всё трижды проклято».
Раскладываются ли в триаду разновидностей понятия «честь» и «совесть»? Маловероятно. Думаю, что это монолиты: они или есть, или их просто нет на душевном плане человека. А вот что касается ума… В романе Д.С. Мережковского «Воскресшие боги» известный средневековый мыслитель Никколо Макиавелли рассуждает о триаде разновидностей человеческого ума: «Умы человеческие, говорю я, бывают трёх родов: первые – те, кто сам всё видит и угадывает; вторые видят, когда им другие указывают, последние сами не видят и того, на что им указывают, не понимают. Первые – лучшие и наиболее редкие; вторые – хорошие, средние; последние обычные и никуда не годные». Иначе говоря, умов, способных в соединении с духовностью «зачать» разум, в общей копилке умов человеческих не так уж много. По крайней мере – не большинство.
К словесной триаде мы нередко прибегаем, когда желаем передать максимум информации (полноту, завершённость) при минимуме слов. Например, знаменитое донесение Юлия Цезаря: «Пришёл, увидел, победил» или «огонь, вода, медные трубы» как символ многочисленных жизненных испытаний, выпавших на долю человека. При желании читатель может продолжить этот ряд.
Неосознанное тяготение к троичности просматривается и в организации интерьера наших жилищ. Достаточно обратить внимание на то, как расставлена мебель, развешаны на стенах картины и украшения, распределены «безделушки» на полках и сервантах, чтобы почувствовать «дух троичности». Присутствие его может проявиться, например, в склонности хозяев квартиры к симметрии (что чаще всего), «золотой пропорции» или иной троичной схеме.
Любые взаимоотношения двух человек (групп), независимо от их места, времени и продолжительности, троичны по своей структуре, ибо между ними всегда стоит «третейский судья» – видимый или сокрытый. Им может быть реальная физическая личность (организация) – блюститель правовых и нравственных норм (например, юрист, судья в спорте, примиритель в тяжёлой ситуации компромисса, комиссия по трудовым спорам и т.д.). Однако чаще всего эту функцию исполняют сами же нравственно-этические нормы. Будучи общими и обязательными для всех, они незримо связывают отдельных людей в общежитие. Но когда эти условия не соблюдаются, то конфликт неизбежен, ибо «третейский судья» изгнан. В результате этого триада превращается в неуправляемую диаду, члены которой развивают конфликт, не будучи теперь уже сдерживаемы никем и ничем.
***
В предыдущих главах при рассмотрении проблемных ситуаций неоднократно проводилась параллель между равновесием механических весов и душевным равновесием человека. При этом подразумевалось, что последнее может наступить только в результате нахождения вполне приемлемого (эталонного) решения проблемы. Применительно же к весам как модели ситуации это означало бы, что сбалансированное состояние их возможно только при равенстве нагрузок на чашах.
Однако есть и другой метод достижения баланса весов – сдвиг точки равновесия к одной из чаш. Это подгонка под равновесие, которого можно добиться при любом соотношении гирь. Если теперь идти от уравновешенной таким способом модели ситуации к самой ситуации, то логично утверждать следующее.
Достичь душевного равновесия человек может не только в результате успешного решения проблемы, но и в результате изменения отношения к ней. Иначе говоря, то, что ещё совсем недавно считалось абсолютно неприемлемым (или наоборот – единственно приемлемым), сегодня утратило свою категоричность и стало теперь уже не столь существенным. С течением времени изменился эталон, образец желаемого, что и привело к снижению остроты проблемы. Душа, наш личный «третейский судья», руководствуется законом с учётом поправок, внесённых в него физическим и духовным планами триады.
Изменение отношения к проблеме лежит в диапазоне: от незначительных уступок до полного безразличия к ней («а нужно ли мне всё это?»). Отступление, даже частичное, от своего изначального желания происходит болезненно и не сразу. При этом первичное полнообъёмное желание, так и не осуществлённое в настоящем, плавно перетекает в прошлое, а решение отступить, доселе сокрытое в будущем, проявляется в настоящем.
Всё это более чем очевидно. Но, как уже отмечалось ранее, увидеть очевидное (именно в силу его доступности) не так просто, как это кажется. Я пытался (насколько удачно – судить читателю) на уровне простейшей бытовой ситуации обнажить связь трёх триад, ощутимую почти физически. Это не статическая, окостеневшая связь: изменяются отношения не только между планами внутри каждой из триад в результате их совершенствования, но и между самими триадами: ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ, ПРОСТРАНСТВЕННОЙ, ВРЕМЕННОЙ.
Диалектическое развитие этих троичных взаимоотношений, естественно, приводит к эволюционным изменениям шкалы жизненных ценностей, кодекса ориентиров жизнедеятельности человека, что является объектом повышенного интереса Творца в процессе Его эксперимента.
Истоки этого грандиозного опыта с человеком сокрыты в ранних библейских событиях. Обратимся же к ним еще раз, но теперь уже с целью выявить некоторые троичные особенности эксперимента в динамике.
БИБЛЕЙСКИЕ ИСТОКИ
(смежная тема № 2)
Ибо слово Божие живо и действенно
и острее всякого меча обоюдоострого:
оно проникает до разделения души и духа,
составов и мозгов…
(Евр. 4, 12)
Рожденное от плоти есть плоть,
а рожденное от Духа есть Дух.
(Ин. 3, 6)
Если Смежная тема № 1 касается в большей степени троичности «в статике» (троичность структуры, состава), то настоящая тема – троичности «в динамике» (троичность поступка, действия; в частности – процесса перемещения человека из Эдема и божественного эксперимента с ним в земных условиях).
После «кругового обзора» троичностей возвратимся в рай, но не для отдыха, а для работы. Попробуем разглядеть смысл эдемских событий с позиции человека наших дней. В целом смысл этого библейского сюжета представляется мне лично сведённым в ТРЁХГРАННУЮ поверхность, каждая из граней которой видится только под вполне определённым углом зрения. Иными словами, доминирующая идея этих событий будет видеться в трёх различных вариантах в зависимости от принципиального подхода к содержанию Библии в целом.
Вариант первый. Он основан на рациональной, критической оценке к библейской информации. Это стремление подойти к ней с позиции человеческой логики, охватить её разумом. Но попытка измерить глубину богодухновенного Писания человеческой меркой чаще всего безуспешна. Сталкиваясь с явным неправдоподобием отдельных библейских «фактов», человек начинает сомневаться в правдоподобии Библии в целом (попробуйте буквально поверить, например, в то, что кит, питающийся планктоном, мог проглотить человека – Иону и что последний, проведя в чреве кита целых трое суток, благополучно вышел из него). Не сведя концы с концами в своих логических цепочках, читатель теряет веру в богодухновенность Священного писания и, как следствие, интерес к нему. «Это всего лишь наивный библейский миф о происхождении жизни, и не более того», – вероятно, так оценит эдемские события читатель-рационалист.
Итак, первая грань «трёхгранного смысла» эдемской истории есть обоснованное разумом отрицание… всякого её смысла вообще.
Вариант второй. Он основан на ортодоксальном подходе, т.е. безусловном доверии человека к любому без исключений библейскому тексту. «Эти необыкновенно наивные люди не только слепо верят, что кит проглотил Иону, но они поверили бы, что Иона проглотил кита» [28], с. 450 (речь идёт об эпизоде из второй главы Книги пророка Ионы).
Для таких бездумно религиозных людей эдемские события, впрочем как и другие, есть реальность, имевшая и своё время, и своё место; в их представлении эти события и протекали-то буквально так, как изложено в Библии. Участие же в них Самого Творца с Его обвинительной в адрес человека «прямой речью» поднимает эти события в глазах ортодокса до уровня безусловной святыни. Что ж, «всякое повеление Бога должно считаться справедливым, независимо от его содержания» [22], с. 245. Для человека, буквально воспринимающего библейские сюжеты, мысль об исследовании Писания и поисках истины является крамольной в принципе. Он убеждён, что вся истина лежит на поверхности событий, что она уже раскрыта: Бог создал Закон (запрет), змей исказил Закон; человек преступил Закон, и в силу этого бесконечно виновен пред бесконечно правым Богом. Ортодокс делает Бога неприступным для человека в большей степени, чем это делает Сам Бог; он «гармонично» сочетает богооправдание и человекообвинение (извиняюсь за словесное самоуправство).
Итак, вторая грань «трёхгранного» смысла эдемской истории есть не что иное, как «обоснованное» слепой, бездумной религиозной верой признание буквальной достоверности эдемских событий.
Вариант третий. Он основан на символическом подходе к оценке библейских сюжетов, в том числе и сцены у древа познания. Такой подход предполагает, в частности, что эдемские события, включая слова и действия Творца, являются символами, образами сокрытых реальностей.
Если ортодоксальный подход исключает саму возможность «исследовать Писание», а рациональный ограничивает её «разумными» пределами, то символический подход раздвигает эти рамки вширь и вглубь, создавая условия для творческого осмысления библейских сюжетов. Конечно, данный подход представляется символическим «в чистом виде» только в исходной, принципиальной оценке событий, но при последовательном их анализе он использует элементы как логического, так и ортодоксального методов.
Итак, третья грань «трёхгранного» смысла эдемской истории может стать видимой только в свете иносказательного её толкования. Что же при этом откроется человеку? Всё зависит от его исходной мировоззренческой позиции. Поскольку я приемлю концепцию троичности, то под этим углом я и должен анализировать события, разыгравшиеся в Эдеме.
«Я связь миров, повсюду сущих…»
Прежде всего, что означает в свете такого видения сам факт изгнания человека из рая на землю? Это начало грандиозного процесса разделения, разлёта единого, синкретического целого на самостоятельные, но взаимосвязанные сущности. Это окончание формирования мира дольнего, зародившегося в недрах мира горнего. Это образование, условно говоря, первичной троичности – троичности миров: божественного, человеческого, природного.
В Эдеме Бог создал модели многообразного мира природы и мира человека, провозгласив принцип взаимоотношения этих миров: человек будет владычествовать над всем миром природы, «над всей землею» (Быт. 1, 26). (В Эдеме этот принцип проявился в том, что человек присвоил имя всем образцам многочисленной фауны, образованной Богом из земли.) Теперь же Творец в соответствии с моделями конструирует эти миры «в натуре».
Изгнание из рая символизирует в целом отделение, удаление твари от Своего Творца; разделение единого мира, символом которого является Эдем, на «сферы влияния» Бога и человека, в результате чего весь тварный мир во главе с последним обрёл свой ареал – землю. «Тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего её» (Рим. 8, 20), т.е. человека.
И если Бог – властелин и небес («сущий на небесах»), и земли («да будет воля Твоя и на земле, как на небе»), то человек (образ и подобие Бога) становится властелином только земли и всего, что на ней. «Люди – смертные боги, а боги – бессмертные люди, те живут в смерти, а эти умирают в жизни», – заключает древнегреческий философ-материалист Гераклит (Цит. по [31], с. 405).
Однако владычествуя над миром земной природы, сам человек (в силу троичности своей структуры) пребывает одновременно в двух мирах: в мире дольнем, земном и в мире горнем, божественном. «Человек есть амфибия. Человек-амфибия, понимаете, существо, которое по природе своей призвано жить в двух измерениях, в двух мирах. Мы не духи, но мы и не просто биологические существа, мы принадлежим иному измерению» [27], с. 13.
Телом своим (плотию) человек, как любое животное, привязан к земле и живёт на ней по законам инстинктов; духом же, как образ и подобие Бога, он обитает в надземном, божественном мире. «Итак тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха», – вот в чём проявляется дуализм человеческой сущности, по мнению апостола Павла (Рим. 7, 25).
Душа человека разграничивает и одновременно соединяет планы физический и духовный. В силу такой специфики она может «челночно» проникать в оба плана: возвышаться к духу и погружаться в материю. Главная функция души – сводить к минимуму разбаланс (дискомфорт) всей троичной системы в каждый момент времени. Поэтому душа, самый чувствительный и мобильный план человеческой триады, выступает третейским судьёй в противоборстве верхнего и нижнего планов.
Итак, в результате разделения единого синкретического мира на мир горний (божественный) и мир дольний (тварный) человеческая триада разместилась в обоих мирах, занимая их «граничные» зоны. Многогранную космическую функцию человека прекрасно сформулировал в поэтической форме Г.Р. Державин:
Я связь миров, повсюду сущих;
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю…
(Стихотворение «Бог»)
Изгнание человека из Эдема символизирует преобразование Творцом мира единого в мир триединый: Бог – человек – природа. Поскольку каждый из этих миров, как уже говорилось, в свою очередь троичен, то в конечном счёте возникает грандиозная триада троичностей.
Божественное проклятие. Адресовано ли оно человеку?
Эдемский период в истории тварного мира (в том числе и человека) следует расценивать, на мой взгляд, как подготовительный этап к длительному и сложному божественному эксперименту. И «отеческие» напутствия Творца, предваряющие изгнание человека на землю, также находятся в непосредственной связи с будущим экспериментом. Причём в связи символической.
Что означает, например, божественное проклятие? Это осуждение проклинаемого Богом объекта (одушевлённого или неодушевлённого) на самый низкий уровень бытия с самым высоким уровнем зла. Например, проклятие земли из-за греха Адама (Быт. 3, 17) символизирует приведение её Богом к самому низкому (нулевому) энергетическому уровню: терние и волчцы, обещанные Богом Адаму в Быт. 3, 18, «в иносказательном смысле значат – опустение, затруднение, препятствия» [7], с. 693. Таким образом, единственным показателем готовности земли к приёму человека является её абсолютное бесплодие. Силою одного проклятия Бог претворяет землю в экспериментальную площадку.
Первое в божественном монологе проклятие адресуется змею: «за то, что ты сделал это, проклят ты…» И далее Бог расшифровывает содержание наказания: «ты будешь ходить на чреве твоём и будешь есть прах во все дни твоей жизни» (Быт. 3, 14). Комментируя эти проклятия, автор книги «Библейские истории» Г. Гече пишет: «Змей, который по народному верованию когда-то имел ноги, должен ходить на своём чреве и есть прах. Хождение на чреве является выражением глубочайшего уничижения, полнейшего поражения» [32], с. 62–63. Иными словами, божественное проклятие змея символизирует обречение его на самый низкий энергетический уровень – смыкание с проклятой же землёй.
Бог говорит змею: «И вражду положу между тобою и между женою…» Отсюда следует, что до этого, т.е. до «грехопадения жены», такой вражды не было. И вправду, взаимоотношения Евы и змея враждебными до сих пор не выглядели: скорее, они были в меру «доверительными». Теперь же обстановка в корне изменилась, и Творец силою проклятия перемещает змея-сатану в зону отрицательной энергии – энергии зла, чем и ожесточает его сердце, выхолащивает из него остатки положительного отношения к человеку. (Такой метод воздействия на тварь, как «ожесточение сердца», Творец применяет не единожды: например, в истории исхода евреев из Египта Господь Бог неоднократно ожесточает в «воспитательных целях» сердце фараона – Исх. 7, 3; 9, 12 и др.) По замыслу Бога, змей-сатана должен стать образцовым врагом рода человеческого, постоянным и злейшим его противником.
Отведение змею-сатане столь неприглядной в отношении человека роли является одним из важнейших условий божественного эксперимента на земле. «Змей – в Библии есть символ злобы, свирепости, коварства и самого диавола» [20], с. 915. Итак, по воле божьей змей становится символическим образом реального зла. Причём зла, запрограммированного Богом на длительное время, во всех последующих поколениях: «И вражду положу… между семенем твоим и семенем её» (Быт. 3, 15), т.е. между бесконечно воспроизводимым «семенем зла» (продуктом деятельности змея-сатаны) и потомством Евы (родом человеческим). Таким образом, зло становится постоянно действующим во времени и пространстве фактором, преследующем человека на протяжении всей жизни, как его собственная тень. Таково основополагающее условие божественного эксперимента. Ведь вполне естественно, что человек будет не только противостоять отдельным проявлениям зла в тех или иных аспектах своей жизни, но и стремиться уничтожить его первопричину, сам источник, генерирующий зло (символически – «поражать змея в голову»). Однако и змей-сатана не станет покорно переносить «удары в голову». Отрабатывая задание Творца, он, движимый божественным проклятием, будет отыскивать ахиллесову пяту в жизни и деятельности человека и вновь болезненно воздействовать на неё (символически – «жалить человека в пяту»). В сущности, грандиозный эксперимент и организован Богом только для того, чтобы увидеть, на что способен человек в единоборстве со змеем (злом). Таков, на мой взгляд, сокрытый смысл символического проклятия, изречённого Господом Богом на эдемского змея.
***
Для дальнейших рассуждений о божественном эксперименте чрезвычайно важен вопрос: был ли первый (рукотворный) человек проклят Богом?
Из Быт. 3 следует, что Господь Бог предал непосредственному проклятию только змея и землю. Прародители же наши прокляты не были, хотя и подверглись крайне тяжёлым наказаниям. Но некоторые комментаторы Библии и авторы книг по библейской тематике считают, что Бог предал проклятию и Адама, и Еву, а в их лице, естественно, и весь род людской. Я приведу соответствующие выдержки только из трёх произведений, хотя при желании этот ряд можно продолжить.
«Наказание (за нарушение божественного предписания. – Г.М.) следует незамедлительно: Бог проклинает змея, проклинает человека и его жену, изгоняет первых людей из Сада Блаженства» [26], с. 24.
«Он (Бог. – Г.М.) проклял змея…; он проклял землю…; он проклял женщину…; он проклял мужчину…»[25], c. 30.
«Затем (т.е. после разоблачения греха. – Г.М.) следует наказание «по справедливости»: проклятия налагаются на змея, жену, наконец, землю и мужа» [29], с. 162.
Можно ли согласиться с этими выводами в части, касающейся человека? Попробуем разобраться.
«Проклята земля за тебя», – говорит Господь Бог Адаму. Выражение за тебя я лично понимаю как из-за тебя, или вместо тебя, но не вместе с тобой.
«И сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека» (Быт. 8. 21). Это послепотопное признание прямо говорит о том, что в Эдеме земля была проклята Богом из-за человека, по вине человека, но сам человек не понёс бремени божественного проклятия. Адам и Ева в принципе не могли быть проклятыми Богом, ибо они спроектированы Им как «базовые» участники Его эксперимента на земле. В силу этого они должны быть полноценными людьми на всех планах триады, что и доказала Ева в отношении себя. Прародители наши пришли на землю «как боги», неся в себе «образ и подобие Бога», а не как твари, уравненные божественным проклятием с проклятым змеем, «опекающим» проклятую землю. (Кстати, Адам, Ева и их сыновья Каин и Авель менее чем через 130 лет после изгнания из рая добились колоссальных творческих успехов в совершенствовании враждебного им мира (Быт. 4, 2–4), что без устойчивой энергетической связи с Творцом одной семье сделать физически невозможно. Совмещается ли это с представлением о божественном проклятии первых людей? Конечно, нет.)