скачать книгу бесплатно
Лоренцо. Гуся, выбери за нас.
Август. Давно вы, братья, в самбо не практиковались.
Лоренцо. Сойдёт.
Якопо. Мне подходит. (Август даёт сигнал, бой начался. Якопо пытается бросить через спину, Лоренцо вырывается и бросает через бедро.) Да, хорошо было.
Лоренцо. Помочь?
Якопо. Да, если ты не хочешь, чтобы я тут заснул, а то я так хорошо лёг. (Лоренцо помогает ему встать.)
Вильгельм. Яшка, разговорился ты больно, потому и продул.
Якопо. Ничего, я вроде пока что веду.
Генрих. Своим куражом иногда ты очень поражаешь, ведь пошумишь вот так, а потом из тебя полмесяца слова не вытянешь.
Август. То характер его.
Якопо. Если растяжение называете вы характером, то да, это он. Не люблю я спорт, но позабавиться иногда – без этого, братцы, поэту никак. Особенно если услаждать себя и выпивкой, и поэзией, и плодами братской любви.
Лоренцо. Ой врёт-то как! Льстец ещё тот! (Потряхивает его по голове.) Но всеми любимый и для всех родной.
Август. Нет, не льстит он – честен абсолютно. (Лоренцо приобнял Якопо и Августа, и они вместе вернулись к креслам.)
Вильгельм. Думаю, закончим.
Август. А ты читать не будешь?
Вильгельм. После такого стих мой, братцы, будет бледен. И так пред нами искрилась сильная поэзия двух братьев.
Якопо. Как же двух? Вы тоже в ней имели свои строфы.
Лоренцо. Иначе и быть не может.
Вильгельм. Мило, братья. Думаю, на сегодня всё: объявляю встречу оконченной. (Все целуют свои перстни.) Якопо, ты убираешь со стола. Кстати, который час?
Генрих. Шесть часов утра.
Вильгельм. Надо бы поесть и спать.
Якопо. Что есть из еды? Что приготовил повар?
Август. Забыл ты, что ли? Ведь Генрих снова слуг отпустил.
Якопо. Жестокий ты, конечно, Гера.
Вильгельм. Пока Гера напитки выбирал для нас, я, между тем, заказал еду. Доставят уже скоро. В этот раз без слуг обойдёмся. Пойдёмте уж за стол. (Выбегают все, кроме Якопо, который быстро ставит бутылки в погреб, а бокалы кладёт в раковину.)
Якопо. Потом помою. (Догоняет остальных.)
Сцена VI
Все в столовой, кроме Вильгельма.
Лоренцо. Давно мы вместе все, кажется, не ели.
Генрих. Врёшь: пару дней от силы.
Якопо. В нашем эрмитаже время размеренно течёт.
Август. И вправду: пару дней для нас уже не мало. (Входит Вильгельм с тремя коробками пиццы.)
Вильгельм. Я надеюсь, нам всем хватит.
Лоренцо. Более чем. Спасибо, милый.
Генрих. Поэзия сжигает не только твои духовные силы, но и физические: то мне живот мой шепчет.
Якопо. Твой шепчет, а мой уж закричать, кажется, готов.
Август. Братцы! Держите вы себя в руках.
Вильгельм. Я всё разложу. (Раскладывает тарелки, чашки и наливает всем кофе, и сам садится. Все начинают молиться про себя.)
Якопо. Всегда благодарен я молитве: она убивает животный в тебе голод, и ты тогда можешь смиренно вкушать пищу.
Генрих. Точно так.
Август. Твои речи, как вторая молитва, прекрасны.
Лоренцо. Благодаря лишь вам себя я могу смирять.
Вильгельм. Всем приятного аппетита, братья! (Начинают спокойно, с дружеским уютом и с хорошим аппетитом, есть.)
Акт второй
Сцена I
Комната Августа. Август стоит спиной к двери и пишет портрет.
Август. Точно ли хорошая затея? Не знаю, но горю я этим! Кисть… нет! Кисть точно не моё оружие, но для неё… сменить готов на кисть перо. (Входит Якопо.)
Якопо. Слушай, а ты не знаешь… извини, я не думал, что ты занят. (Август замечает Якопо и быстро прикрывает холст накидкой.)
Август. Что? Что случилось?
Якопо. Уже не важно, вижу, у тебя что-то поинтереснее.
Август. Это? Пустое!
Якопо. Можно ли взглянуть мне на эту пустоту?
Август. Нет, не закончил я.
Якопо. Стихами лишь о ней нас ты угощаешь! Я ведь вижу: ты страдаешь, хотя то тебе приятно, ведь то сердечные страдания. Поверить я до сих пор не могу, что именно ты из нас решил испытать на себе любовь. Чем больше на тебя гляжу, тем больше замечаю, что ты очудачился, мой брат. Становишься всё чудесатее и чудесатее. (Заметил, что Август приуныл.) Нет-нет, не хочу, конечно, обидеть: я за тебя рад, если ты счастлив, но ты ведь знаешь, как я далёк от всего этого. Расскажешь ты о ней? Мне дико интересно!
Август. Так ты ж от этого далёк. Тем более сказать тебе что? Я сам ведь мало знаю.
Якопо. Имя есть у милой Музы?
Август. Должно быть, но я его не знаю.
Якопо. Где ты её видишь?
Август. Чаще всего во сне. Но какие глупые вопросы! Такие сухие для поэта! Вы поэты, лишь когда читаете, а поэтом надо быть всегда. Это не то, что можно снять, а потом надеть опять, когда будет удобно. Имя, внешность да места! Задай ты мне вопрос серьёзный! Нет, не серьёзный – настоящий!
Якопо. Частично обвинение принимаю. Вопросы действительно пусты, но не оттого, что я поэт, лишь когда удобно: нет во мне поэзии любви. Женщина – вещь земная, а любая поэзия – часть чистого света, высокого неба.
Август. Как же женщина земная? Такой глупости я от тебя раньше не слышал!
Якопо. Я того ведь не скрывал, но тему лишь не поднимал, да ведь и сам ты так считал.
Август. Я был довольно глуп. Так нет для тебя любви?
Якопо. Как же нет?! Не дури! Любовь – один из смыслов всякой жизни, что мыслит и чувствует. Любовь есть к Богу, чистая любовь; любовь Матери к ребёнку; дружба – форма есть любви. Мало ли любви?
Август. А любовь девичья? Когда дрожит в ней всё в тот момент, когда мужчина её окинул взглядом; когда он не знает, что есть сердце на земле, что не спит по ночам из-за него; это сердце жаждет его видеть, извечно видеть пред собой, каждый взгляд ловить, каждое слово или жест и прикосновение ощутить. Коснулся он её случайно, и то место на теле всё горит, горит и горит отчаянно.
Якопо. Возьмём твой случай, он мне мил. То, что описано тобой, действительно красиво, но если сделать по-другому? Юноша из-за неё уж сломлен, ведь воспылал уж и потух, а она безразлична и смирна. Для неё его будто бы и нет. Хоть он умри, она глуха. Сиди, юноша, молча догорай, тихо с грустью вспоминай, как ты тщетно загорелся.
Август. Так не веришь ты в Любовь, Любовь двух сердец: мужского и женского. Мужское – крепость, сила; женское – уют, опора и любовь. Это ведь тоже вид Любви к Богу.
Якопо. То истина, согласен. Но не всякому она доступна.
Август. Нет, не может быть! Как от веры никто, кроме тебя самого,
Отгородить тебя не может, так и от Любви, ведь то практически одно!
Якопо. Есть те, мой друг, чья любовь не взаимна.
Август. Ты не понимаешь, что говоришь! Ты грешишь, милый, ты грешишь.
Якопо. Где ж мой грех?
Август. Вера и Любовь – одно. Когда ты веришь, требуешь ли ты от Бога взамен чего-то? Можешь ли ты, червь, требовать чего-то? Так и Любовь: ты любишь – и всё! Больше ничего не надо. Если ждёшь в ответ чего-то, то это не Любовь, а лишь грязные чувства к самому себе!
Якопо. Ты слишком хороший, мне до тебя далеко. (Садится в кресло, хранит молчание с грустным видом.) Я… я, конечно, понимаю, что прав ты, но могу… Могу я только страдать, вновь и вновь, корить или всех, или только злосчастную судьбу, всё отрицать, что чисто лишь потому, что не имею я того. А в конце… в конце, как Вертер, и зваться буду Новый Вертер, хотя он любил, а у меня и этого чувства нет.
Август. Нет! Не далеко тебе до меня! Я очень удивился, услышав от тебя такое. Не дам я брату впасть во грех, потому и груб я был. Я тронул твои раны, чтоб гной из них убрать совсем. Теперь лечить их можно.
Якопо (встаёт, поправляясь). Спасибо тебе, милый! Во всём ты прав, спасибо за лечение. Я подумаю о том, что ты мне сказал, чтобы задать тебе затем настоящие вопросы. (Обнимаются и вместе выходят.)
Сцена II
Кабинет Генриха. Генрих уснул на диване с книгой, заходит Лоренцо.
Лоренцо. В смысле ты спишь?! (На цыпочках подходит и берёт книгу.) Снова перечитывает «Айвенго». Очень мило, надо бы тоже перечитать. (Подходит к столу, кладёт книгу, наливает стакан воды из графина, подходит к Генриху и льёт ему на голову.)
Генрих (просыпается). Ай, дурак, книгу намочишь!
Лоренцо. Не бойся, я её убрал. Вставай, мы торопимся.
Генрих. Дай хоть переодеться.
Лоренцо. Времени нет, по пути высохнешь. Давай, Граф, вставай уже.
Генрих. Я вас просил меня так не называть, мне больше нравится «Бард».
Лоренцо. Где ты видел, чтобы прозвища у людей закреплялись им по нраву?
Генрих. Да, Арлекин, ты прав.
Лоренцо (сел в кресло спиной к Генриху). Давай уже вставай, а то я сам засну. (Генрих тихо встаёт, берёт графин и разливает полностью на Лоренцо.)
Генрих. Давай, я готов, поторопись.
Лоренцо. Знаешь, я думаю, мы успеем пока переодеться.
Генрих. Ладно, давай через пять минут в гостиной.
Лоренцо. Хорошо, братец. Кстати, дашь потом «Айвенго» почитать после тебя? Ты же знаешь, как я люблю читать книги с твоими пометками.
Генрих. С удовольствием. Но при условии, что потом обсудим её.
Лоренцо. Непременно только так. (Лоренцо выходит, а Генрих начинает собираться.)
Сцена III
Гостиная. Лоренцо сидит и ставит шашки для длинных нард. Входит Генрих.
Генрих. Пойдём! Ну что ты сидишь?
Лоренцо. Может, успеем поиграть?
Генрих. Не искушай меня. Сам ведь просил быстрее. (Входит Вильгельм.)
Вильгельм. Куда-то едете?
