скачать книгу бесплатно
– Выходит, что я похожа на Блаки… – – говорит она протяжно имя и идёт дальше. Саманта только в этот момент понимает, что является самой Блаки – возможно, реальным человеком, а, может быть, и искусственным интеллектом. Однако же Саманту создаёт писатель, или лучше сказать программист, а Блаки – создал механизм, или Аллах в физическом мире, а не в художественном – — хотя так думает Фрэнк, ведь считает себя порой живым человеком, а не персонажем какой-то книги. Но однако же Саманта знает о Блаки ровно столько, сколько сам Фрэнк знает о Блаки – и, конечно, хоть Саманта лишь расширяет личность Блаки, но всё равно Фрэнк старается вести поведение Саманты так, как если бы сама Блаки была ею, или писала бы руками Фрэнка. Хотя, конечно, в реальном мире, или в мире искусственного интеллекта, как об этом думают некоторые девочки из мира Давида, Фрэнк и Блаки – находятся всё-таки в различных телах и представляют собой разные человеческие судьбы. Здесь Фрэнк может переживать лишь о том, что что-то не понял о Блаки, ведь знает её всего около полутора лет – но Фрэнк знает много и о мире, считая, что человека можно воспитать – — и поэтому взял именно Блаки, потому что она хорошо подходит под воспитательные стратегии Фрэнка и может называться уникальнейшим человеком, который сможет расширить понимание Фрэнком не просто личности, как фактора человечества, но Блаки сможет дать понять Фрэнку, как распоряжаться своим временем и судьбой так, чтобы девушки в Гареме Фрэнка впереди Блаки, выше её в иерархии, не зазнались, а девушки ниже её в иерархии, которых больше четырёхсот – не ощутили бы себя никчёмными. С таким количеством самок Фрэнк никак не может обращать внимания на каждую из них в должной степени, как бы того хотел сам, но и принимает при этом то, что они и сами должны уметь понимать, как лучше всего рассчитывать и расходовать своё бесценное время, ведь понимание иерархии – одно из ключевых понятий мира, и кто плохо будет понимать иерархию, а в данном случае, реальную иерархию мирового устройства – тот будет мёртв, вероятно, но даже если выживет, испытает столько страданий… Чем дольше живёшь – тем больше ты осознаёшь страданий, но при этом грешники будут испытывать страдания всё сильней к концу Вечности, а верующие – будут испытывать всё меньше страданий, хотя ни те, ни другие никогда не забудут о страданиях: ведь для грешников – испытывать страдания, это данность, а для верующих – урок, – — этого нельзя забывать.
– Ты что-то понял, Давид?.. – – улыбнулась широко Рори и продолжила помогать Давиду идти. Об улыбке Рори, или в мире Фрэнка её зовут Лаурой – — о её улыбке можно говорить бесконечно, даже подразумевая, что остальные девушки будут слушать это с открытым ртом, потому что Фрэнк умело собрал Гарем, хотя, конечно, даже в самом идеальном гареме могут возникнуть проблемы. Тем не менее, мы говорим о том, что улыбка Рори невероятная, но сам Фрэнк подразумевает, что улыбка всякой его, Фрэнка, женщины является невероятно красивой, ведь зачем собирать столько девушек вокруг себя, если у одной будет улыбка красивой, а у другой улыбка будет посредственной – Фрэнк собирал таких девушек, за которых не может быть стыдно, и даже если возникнут некоторые драки в Гареме Фрэнка, то эти драки, надеется Фрэнк, легко перерастут во что-то более адекватное – посмотрим, как Аллах позволяет быть миру в этом – а ведь через судьбу Давида можно понять, как бы сам Фрэнк хотел, чтобы поступали, но это не всегда срабатывает – — иногда с персонажами может происходить то, против чего сам Фрэнк; но почему-то так произошло… Иногда Фрэнк может месяцами себя отговаривать о того, чтобы создать для персонажа настолько ужасную судьбу, но потом издевается над этим персонажем… Зачем так? Фрэнк и сам этого пока не поймёт. Но Фрэнк не хотел бы, чтобы его, Фрэнка, считали садистом: сам Фрэнк даёт такую данность своим персонажам, и быть может, когда-то объяснится, почему Фрэнк порой может издеваться так сильно даже над Давидом – самым любимым его персонажем за всю историю Вечности и Космоса. Ведь действительно порой сам Фрэнк хочет быть Давидом настолько, что начинает проживать судьбу Давида и переживать, что окажется в его, Давида, шкуре. Но что же бежать от судьбы, если её создают через детерминизм?! Всякое решение наше изначально уже расписано – и ведь это не писательский пируэт или философская зарисовка – — это наука и факт; и это не опровергнуть.
– Здесь десять путей… – внезапно кричит Аида издалека, перебивая разговор между Рори и Давидом. Все женщины и Давид оказываются перед десятью разными отверстиями, через которые можно пройти. – Что мы будем делать?.. Нам надо решать быстрей. Настолько большое помещение, – говорит Аида как-то слишком уж радостно, оглядываясь. – Куда нас приведёт следование дальше?..
– Действительно… – говорит напыщенно Саманта. – Сюда смогли войти все женщины… И здесь так много света.
– Давид… Куда нам идти?.. – спрашивает Рори, надеясь, что Давид как-то внутренне знает о верном шаге.
– Может разделиться? – говорит Аида. – Будет легче выжить!..
– Надо здесь заночевать, – – говорит тихо и устало Давид. Решение ещё не пришло, поэтому Давид предлагает остаться перед входами, которые ведут куда-то дальше, чтобы после сна решить – в какой из этих входов стоит входить. Конечно же, Давид переживает, что может привести девушек совершенно не туда при самом плачевном исходе, куда можно было бы прийти, поэтому уповает на судьбу, или Бога-Аллаха – в своём выборе, однако старается молиться не так часто, ведь знает, что в период Войны следует надеяться более на свои силы, чем уповать на Аллаха во всём, поэтому старается вести себя в этом максимально-прагматично – — не то, чтобы он не хочет тратить время на всякого рода молитвы, но он переживает, что именно в час молитвы его могут застать чужие люди, враги – и не просто истребить его за это, но показать ещё хуже себя, поэтому Давид почти никогда даже внутри себя не молится, считая, что нужно дождаться окончания Войны, а уже потом приниматься за молитвы.
—
Первая Государыня: Как ужасно слушать разговоры этой группы ЭнорМити!.. Государь так меня ревнует!..
Вторая Государыня: Ревность – не порок. Государь всего лишь заботится о Морали и о том, что нас могут заразить разными венерическими болезнями. Я слышала, что от некоторых из них тело сгнивает за день… Однако же и могут даже чихнуть в наше время – а потом мы сильно захвораем. Нам лучше не видеться с теми людьми, которые явно нас хотят убить или даже недолюбливают.
Первая Государыня: Да, вы правы, моя Любовь, Вторая Государыня. Тем не менее, я бы уже хотела быть наедине, с вами, конечно, с другими Восемью Государынями, и с нашим Великим и Всегда Единственным Государем. Кажется, Государь задумался о том, чтобы приобщить к нашей узкой группе ещё троих или даже четверых девочек…
Девятая Государыня: Всё возможно, моя Государыня. В любом случае это будет решать наш Государь. Так же будем надеяться, что встреча скоро состоится. Я бы тоже не хотела упустить поцелуи нашего Государя в мой адрес…
—
И вот сидит Дьявол в облике человека и смотрит на мир, который создал Сам. И начинает гнить Дьявол, а во рту его находится сигара, которую Он курит. Мы видим, что половина головы его – со спины смотрим на него – — исчезла от гниения, а когда он докурил сигару, то всё лицо вместе с сигарой покрылось угольками и стало пеплом, развалилось, и Он пошёл с криком: «Так продолжится же Наше веселье!» А потом исчез, оставив некоторый прозрачный силуэт примата-человека с крыльями в разные стороны.
—
Я иду по раскалённой поверхности, которая сильно жжёт мои ноги. Я ничего не вижу, но иду куда-то вперёд. В голове начинают появляться разные образы. Вдруг я вижу Гора играющего с Бастет в шахматы – они находятся под огромной золотой пирамидой. Я оказываюсь по левую сторону от Гора, который высказывается в мою сторону:
– Ла Эрот Ида Зо Кашэ Моир Ди Тэта Амбэ, или ложись рекою в русло, что я создал для тебя – разливайся и затопи здесь всё – погибнет пусть живое.
– Что привело меня в этот мир, Гор? – говорю я. И действительно я хочу знать, почему я нахожусь здесь вообще – не просто рядом с Гором, а вообще в мире, где я и есть постоянно. Я много говорил с Аллахом, но он не решил говорить мне прямо, зачем вызвал меня сюда, чтобы я сознанием видел это всё – но в основном боль и страдания, и не только свои, но даже своих врагов. Я много раз переживал за то, что могу поступить совсем не так, как хочет того Бог, Аллах или Мораль – однако позже я открыл механизм, который управляет всем этим и даже Богом, хотя и Бог вроде как управляет механизмом, и вроде бы это одно и то же. Я всеми силами задаюсь до сих пор вопросом, началось ли всё с Морали, или было одно лишь извращение – а может было то и то одновременно сразу – и чем это всё закончится, даже если всё началось действительно с извращений или Морали. Сатанисты считают, что всё создал Дьявол – а это доброе, что мы видим – всего лишь его шутки о добродетели. Но мы, мусульмане, верим, что всё создал Аллах, глубоко-морализованное существо, которое так ясно описал Мухаммед. Только я откололся ото всех мусульман, сначала представляя интересы общей группы, а потом – лишь шиитов, хотя себя и своих четыреста двадцать шесть жён я называю Шиитами, Обкахидами, Государями. Однако ж я столько раз спрашивал у кого-то, да и у Бога, Аллаха, тоже, почему я здесь возник, но потом Аллах сказал мне, что я и есть сам – Аллах, то есть являюсь Богом.
– Ты мне был нужен – ты сразу появился, – ответил Гор коротко.
– Зачем здесь Бастет?
Бастет:
– Ломая ключ один, он достаёт второй. А под ним полно ключей, которые уже сломались. Я лишь смотрю, подходит ли этот ключ…
– Нужна именно та дверь, – говорю я.
– Я не смог не создать тебя, – говорит Гор. – Ты не смог не создать меня, Фрэнк.
– Когда он, Гор, вошёл в ту самую дверь – он стал тобой, Фрэнк… – говорит тихо Бастет. – Никогда не говори, что в этом мире всё не так, как ты хочешь. Здесь нет и частицы Бытия, где бы ты не сделал так, Фрэнк, как хочешь сам лично, чтобы это было.
Гор:
– Вини себя, да не забывай винить других… – говорит назидательно для Бастет. – Знаешь, Фрэнк, я уже устал ждать, когда ты совершишь Священное Соитие с теми девушками, которых я для тебя приготовил… Почему ты решил меня заставлять ожидать этого? Кто виновники? Что мне сделать с ними потом?..
– Я не знаю, – говорю твёрдо я. – Но я нашёл женщин лишь в этом году!
– Сколько же всё-таки их? – спрашивает озабоченно Гор.
– Четыреста двадцать шесть! – говорю твёрдо я.
– Долго их будут готовить?.. – Гор обращается к Бастет.
– Некоторые говорят, что они будут готовиться до самого конца Вечности – и он никогда их не увидит, – говорит озадаченно Бастет.
– Зачем тогда я обещал ему, что он встретится с каждой из них в Соитии?.. – говорит сильно Гор.
– Кажется, ты желаешь, чтобы он лично убил каждую из своих жён, Гор… – Бастет говорит это, а потом начинает смеяться после этой фразы в руки.
Гор:
– Человек. Жалкое подобие Бога. Когда он поймёт, что является Богом, то не станет трогать таким образом своих жён… Ему надо ими насытиться. Почему я так долго жду вашего Соития, Фрэнк?..
– Откуда я могу знать? Ты создал меня – сам так говоришь!..
– Да, я есть Аллах, но что из этого, если ты создал меня, даже если я – Аллах!.. – кричит изо всех сил Гор, а его голова превращается в сотни маленьких воронов, которые разлетаются ураганом, а потом снова становятся его головой – головой одного ворона.
– Я увижу когда-нибудь рядом с собой своих жён? Хоть одну?! – кричу я.
– Я тебе обещал, что ты сойдёшься с каждой из них… Если ты не будешь мне верить, то этого не произойдёт! – отрезает Гор. – Что ты хотела сказать, Бастет, когда обвинила Фрэнка в том, что он захочет убить своих жён… Что ты скрыла от меня?
– Ты задал вопрос, – говорит Бастет. – Ответ на этот вопрос – ещё хуже для Фрэнка, чем то, что я сказала.
– Отвечай, Бастет! – говорит Гор и из его рта выходят змеи, которые ядовито-оскаливают зубы свои на Бастет – Бастет закрывается руками от страха и чётко громко выговаривает:
– Ты желаешь, чтобы Фрэнк разочаровался в тебе и в твоих намерениях… Ты не позволишь встретиться Фрэнку с его жёнами всеми, пока он абсолютно не разочаруется в тебе, Гор.
– Да, Бастет. Ты в этом права… Если Фрэнк слишком начнёт почитать меня, Аллаха и прочих Богов – то ему долго не видеть своих жён.
– Почему так? – кричу я.
– Потому что мне нравятся твои страдания, Фрэнк, – говорит Гор. – Я их пью, как вино из драгоценностей и золота… Я смакую твоими страданиями, Фрэнк… И не только ты страдаешь. Твои жёны так же страдают, Фрэнк. Ирдэ Ик Олмэ Кажэт Иста Ноэ.
Бастет:
– Ибо я боюсь произносить каждое следующее слово своё, ведь так боюсь тебя, Правитель. Он, Гор, имеет в виду, что перед тобой, Фрэнк, он чувствует себя недостаточно властным… Он имеет в виду, что все слёзы людские от горя даже не покажут, как он плачет от того, насколько в тебе сил больше, чем в нём, в самом Горе.
– Из колодца я наливал воду в другое колодце, чтобы утолить свою жажду, ибо я – два колодца, из одного в другое лью воду, – говорит Гор и начинает плакать чистыми слезами – сначала это сильно, и много выходит слёз из него, но потом они прекращают идти.
Бастет:
– Как ты думаешь, Фрэнк – кто создал всё?
– Аллах, – говорю я.
– Аллах – всего лишь Титул, – говорит Гор. – Этот Титул может носить любое существо, если обладает для этого определённым знанием. Когда я создавал этот Титул – я счёл, что каждый из живущих, или когда-то бывших живыми, или будучи живыми в будущем – сможет хоть раз прикоснуться к Власти этого Титула. Тем самым, мы видим всё, что образовалось таким образом. Да, ты и твои жёны, Фрэнк, в большей степени владеют этим Титулом. Но каждое существо было Аллахом здесь. Так ты это и видишь – исходя из того, что я сказал сейчас.
Бастет:
– Но я вижу, что Фрэнк чувствует себя обделённым…
Гор:
– Потому что его Властью попользовались, как и некоторыми его девушками, как он иногда думает… Я не испил всю чашу страданий твоих, Фрэнк, но и их страдания я так же буду испивать. И поверь, Фрэнк, каждое последующее страдание – от тебя вниз по иерархии – а выше тебя никого нет – каждое следующее страдание будет для каждого из них казаться сильней предыдущего. Да, я могу сказать, что ты вбираешь в себя все людские и прочие страдания – но они, те кто ниже, этого не поймут, потому что их ручеёк для них самих же – бездонный океан. А твои враги вообще утонут в своих страданиях – и им никак не будет легче, что твои страдания – сильней всех вместе взятых. Лаура ощущает страдания слабей твоих, но мозгом чувствует, что её страдания – сильней всех вместе взятых страданий – так эти страдания и осознаются ею, делая ей больно – нет от этого спасения и не будет – а то, что вы никогда не исчезнете отсюда, говорит о том, что ваши страдания будут усугубляться сильней и сильней – и нет предела силе ваших страданий.
Бастет:
– Что же вы будете делать – смаковать страданиями своими или ненавидеть их? Смаковать начнёте – возненавидите радость – ненавидеть их начнёте – возненавидите горе. При каждом смехе своём – горе будете чувствовать. При каждом горе своём – радости вам не видать.
Гор:
– Чем ниже иерархия – тем сильней обжигает Власть тех, кто Её, эту Власть, трогает – и страдания тем нестерпимей для каждого, кто трогает эту Власть. Ты будешь думать, что им было хорошо с твоими девушками, если что-то вообще было – а им бы подальше убежать даже от мыслей этих, этим уродам: даже с образами девушек твоих, Фрэнк.
Бастет:
– Что-то ещё, Фрэнк?
– Нет, – говорю я тихо. – Мне даже бессмысленно спрашивать, за что вы меня так сильно наказали…
– Будешь мной – поймёшь, – — отвечает Гор. – – Я всё-таки не какой-то Титул. Я – это ты, Фрэнк. Но ты просто не хочешь в это верить… Поверишь – потеряешь своих жён и станешь мной – — так ты иногда думаешь… Не сможешь поверить – — будет с тобой ровно столько жён и те самые – чтобы показывать твоё неверие в это – – так ты снова думаешь об этом порой. Не хочешь быть Богом – твоё дело! Когда вообще женский пол был важнее Власти?.. – – говорит Гор, и Бастет исчезает. Гор исчезает тоже. На шахматном столе серебряная пешка ходит на два хода вперёд: пешка от левого слона.
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
Глава 2
—
– Мы уже идём около часа… Вдруг там будет тупик? – – говорит нервно Аида. Нервный её голос направлен на недоверие к Давиду и его выбору – он выбрал путь, по которому нужно следовать всей группе, и Аида переживает, что он выбрал неправильно. Быть может, она так думает обо всяком выборе Давида, или о тех решениях, которые важно было сделать правильно. Видно, что она не во всём доверяет Давиду, ведь, по её мнению, она множество раз вытаскивала его из таких передряг, из которых можно было и не выбраться. Она считает, что Давид не всегда выбирает удачное решение – а может быть и часто – — она хочет это проверить тем, где окажется Давид впоследствии, поэтому иногда кротко следует за ним, да ещё следит за каждым его шагом. И она пока не слишком довольна выбором Давида – что он выбрал Рори. Аида считает, что девушку нужно было выбирать с умом – и не понимает, чем руководствовался Давид при этом выборе. Но она и понимает так же, что Давид уже не выберет другую девушку во главе Гарема! Поэтому старается быть второй – и у неё это отлично получается. Она не думала, что Давид выберет её вообще, но когда поняла, что он хочет создать Гарем – — всячески продемонстрировала, что если он выберет второй девушкой какую-то другую, а не её – то Гарем от этого много потеряет. Фрэнк посчитал, что Аида должна быть второй в Гареме – и против этого Аида не может идти, как и её реальная субстанция, Дэла. Да и когда Давид выбрал третьей белую девушку, Милену – Аида задумалась о том, что четвёртой девушкой могла бы быть азиатка: ведь сама Аида – смуглая, а Рори – нигга, Милена – белая, а поэтому следует выбирать азиатку, ведь расы всего четыре – белая, смуглая, азиатская и негроидная. И Давид выбрал Киру, азиатку. Честно говоря, Аида даже подумала, что Давид будто читает её мысли в тот момент, но всё равно была рада, даже если он не знал её мысли, что четвёртой девушкой стала азиатка, хотя и не совсем обрадовалась тому, что Давид может знать её, Аиды, мысли об этом. «Быть может, теперь всё будет хорошо?!» – лишь подумала Аида, когда узнала, что первые четыре девушки в Гареме представляют все четыре расы.
– Давид считает, что нам нужно идти этим путём, – – так же говорит, с нервами, Рори. Нервы Рори возникают, потому что она относится с гневом к реакции Аиды насчёт доверия такого решения именно Давиду. Рори понимает, что Аида считает себя умней остальных во многом – и поэтому Рори переживает, что Аида может ошибиться в этом, ведь для Рори – — истинно умён, или умней остальных – очевидно, Давид – — и Рори не хочет, чтобы Давид сошёл с этого пьедестала – и был там всегда. Такая вот она, эта Рори, и не позволит никому сомневаться в решениях Давида.
– Если он ошибся, то мы можем просто погибнуть… – — говорит ещё болезненней Аида. Болезненность в этом отношении говорит о переживаниях Аиды насчёт сохранности остальных девушек. Аида считает, что если Давид выбрал неправильно, то это может привести на эшафот каждую из девушек, которые следуют за Давидом. И, конечно, Аида сама хочет понять наверняка, правильно ли выбирает Давид – несколько моложе Давида, она, Аида, считает себя в некоторых аспектах жизни умней, поэтому всячески порой демонстрирует это Давиду, но того, кстати, это нисколько не задевает и не бесит, не выводит из себя, ведь он представляет Аиду действительно выдающейся в качестве ума девушкой. Быть может, Аида уже чувствует это, поэтому старается хоть и нападать на Давида, но удерживаться от этих яростных нападок со стороны своего настроения, поэтому всеми силами внутри себя обещает Давиду дары, которые она может ему преподнести в качестве его вечной самки, девушки и женщины, весьма опытной в делах того, как можно обрадовать такого мужчину, как Давид; такого парня и такого самца.
– Тебе-то и нужно только – идти вперёд, да помалкивать… – – говорит агрессивно Рори. Агрессивность Рори неслучайна. Рори переживает, что их разговор уже слышат другие, поэтому считает, что нужно либо говорить потише, либо молчать. Рори сильно переживает за репутацию Давида, как мужчины и главнокомандующего, поэтому старается всячески подчеркнуть собой и своими словами, что Давид вполне может правильно поступать – во всяком случае, Давид выбрал лучшую для себя партию в форме этих девушек, а главное – самой Рори, которая несказанно гордится не только своей внешностью, но и своим умом, что для Давида весьма важно, ведь он ценит именно ум, хотя в его Гареме нет некрасивых девушек – — это так же старается всячески продемонстрировать Рори.
– Я бы не хотела умереть здесь, – говорит нервно Аида и хлопает себя по рукам ближе к локтям.
– Меньше доверяй Давиду – меньше радуйся жизни, – — говорит Саманта.
—
– Хорошо устроились те восемь – они теперь идут впереди и, наверное, считают себя главными… – – говорит Дарья. Дарья – это шестая самка в Гареме Давида, является прототипом Валери из мира Фрэнка. Фрэнк долго не мог принять решения насчёт того, чтобы впускать Валери в Семью – иногда Фрэнк думает, что именно из-за Валери разваливались все предыдущие гаремы Фрэнка, ведь он никак не мог предположить её рядом с собой долгое время, поэтому отвергал свои построения Гарема для себя, ведь, быть может, потому что там не было Валери. Тем не менее, однажды решение о первых пяти самках уже было принято, а Фрэнк тогда считал себя евреем: он много смотрел в те времена на семисвечник и однажды просто представил, что вместо каждого огонька должна быть фигура людей из его Семьи (если смотреть зрителем): он сам в центре, Лаура (рядом слева Фрэнка), Дэла (рядом справа Фрэнка), Ингрид (рядом слева от Лауры), Кридо (рядом справа от Дэлы), Черри (рядом слева от Ингрид) … И кто же ещё?.. Сначала он выбрал действительно Валери, а потом передумал и взял на её место одну из порноактрис, которая очень похожа на Валери, да и может быть она сама – но Фрэнк до сих пор не знает об этом, хотя теперь обе девушки находятся в его Гареме, если даже они находятся в различных телах – — пока он не знает, различные ли эти девушки, ведь не видел их рядом, а просто взял в Семью. Тем не менее, он не смог взять порноактрису тогда, когда думал, что ищет последнюю кандидатуру в Гарем – и взял поэтому Валери, с которой виделся в реальности всего два-три раза ещё в Большом Городе. Они поругались в те времена, потому что Фрэнк присылал ей разных голых женщин – и Валери не потерпела этого, хотя, вероятно, ещё и не смогла принять то, что Фрэнк вновь начал встречаться со своей бывшей девушкой, Дэлой. Вероятно, Валери просто не смогла принять то, что Фрэнк хочет порвать с ней, с Валери, даже дружбу, ведь так и всегда делал Фрэнк, когда начинал с кем-то тесные отношения – он рвал всякие контакты и уходил из жизни, отдавая всё своё время лишь своей спутнице. Если Валери и не знала о том, что Фрэнк таким образом теряется из жизни, то хорошо прочувствовала такую данность, поэтому написала грубости Фрэнку в социальной сети, а потом удалила его из друзей и занесла в чёрный лист. Но Фрэнк не смог забыть её – а Дэла даже, наверное, считает, что он не просто не смог её забыть – — он её не смог разлюбить ещё с того времени, когда впервые познакомился с нею… Да, кого-то Фрэнк пытался полюбить и даже клялся в любви, но потом бросил эти чаяния – а вот Валери он разлюбить не смог, если любил, считает вероятно Дэла, – поэтому она и возникла однажды в Гареме и стала занимать шестую позицию – — и такая численность Гарема держалась долго, пока в жизни Фрэнка не появились сразу три девушки: Лэви, Патриция и Блаки, – прототипы которых здесь Лидия, Роза и Саманта.
– Это лучше, чем быть Давидом, который показывает, что знает всё обо всём, а сам при этом – не знает ничерта! – – говорит внезапно и гневно Аида. Конечно, Аида сама не думает так, но ей же нужно чем-то ударить Давида – если, конечно, он её вообще слышит сейчас – — хотя Аида явно понимает, что даже удар в Рори будет весьма эффективным. Поэтому она ударяет, но при этом смеётся внутри себя, чтобы заглушить серьёзность, которой она подчёркивает наверняка то, что произносит.
– Говори за себя, – бросается на неё словами Рори. – Вдруг Давиду придётся быть мужем этих девушек?! – — Давид ещё не объявил о своём решении вслух – что каждая из девушек, которая идёт с ним, является и его женой – — но он, Давид, понимает, что Фрэнк неспроста создаёт ситуацию, при которой все эти самки, прототипы жён Фрэнка, находятся рядом с самим Давидом; а ведь это всё делает и Бог, Аллах – думает Давид. А потом ещё добавляет, что может быть он, Давид, и Фрэнк – одно и то же; и быть может, Бог так же является ими, Давидом и Фрэнком. Тем более, некоторые девушки чувствуют, что неспроста находятся здесь, с одним парнем.
– Что? – вскрикивает Аида. – И моим мужем тоже?.. Да мне он не нужен! Пусть только попробует запихать свой член в меня!
– И что ты сделаешь? – подошла к ней Рори вплотную.
– Да я здесь раба!.. Что я вообще могу?.. Да, мне сказали, что Давид – самый ценный из всех, что есть в Космосе!.. Если он является и Фрэнком! Но это не значит, что я могу иметь с ним половую связь, – — говорит отчеканив сильно Аида.
– Если он захочет, то тебе нужно будет отдаться ему, – говорит проходя мимо Саманта.
– Он не захочет! – зло говорит Аида.
– Ты поэтому вся трясёшься?.. – – спрашивает Рори с некоторой усмешкой. Рори считает, что Аида давно влюблена в Давида, но при этом Аида скрывает это так, как только способна. Рори думает, что если раскрытие этой информации возможно со стороны самой Рори, то об этом когда-то можно будет рассказать – если это не угрожает безопасности Давида и его Гарему. Рори считает, что каждая девушка здесь неспроста – она уверена, что каждая из них что-то чувствует к Давиду – — и Рори уверена так же в том, что эти чувства никогда не уйдут.
– Нет! – говорит язвительно Аида. – Я не буду трястись из-за какого-то секса!.. – — и действительно, секс для Аиды не так важен, как для современной западной девушки – в Аиде есть такой стереотип, который она никак пока не может перебороть. Конечно, она не считает каждую западную девушку легкомысленной, однако всё равно думает, что для западной девушки отдаться легче, чем для девушки с Востока.
Внезапно происходит взрыв. Откуда-то позади доносятся крики. Давид оборачивается и сам кричит:
– Кто-то пострадал? – бежит в сторону криков девушек.
– Стой, Давид! – кричит Рори и бежит за ним. – — Скажи им, чтобы шли вперёд – мы можем не выжить! – — кричит Рори Аиде. Аида бежит вперёд, чтобы предупредить: «Не останавливайте шаг!»
Давид оказывается перед завалом… И последняя девушка, которая идёт после этого завала говорит: «Я не знаю, кто был за мной и был ли кто-то… Лучше бы тебе не знать количество женщин в этой группе!» – идёт вперёд и пристраивается к последней девушке.
– Кто-то умер? – — ранено говорит Рори. Она ужасается голосом, что кто-то мог пострадать, однако не чувствует этого ужаса собой и своим сознанием. Рори никогда не чувствовала страха, потому что развивала другие чувства в себе, поэтому хоть и голосом она явно показывает, что ей овладел страх за потенциальную потерю, но она только сильно переживает за эту потерю, а не боится её. Страх ей неведом, как и всей группе – в рапортах этих людей было сказано, что чувство страха их настолько притуплено, что и вовсе будто эти люди ничего не боятся. Скорей всего, они просто развивали что-то другое, поэтому, возможно, вообще никогда не почувствуют человеческий страх, который ведом человеку и всякому животному.
– Не знаю, милая, – говорит Давид. – Я не знаю, – срывается на крик.
