Псы войны

Мэнсон нажал кнопку интеркома и спросил:

– Малруни уже появился, мисс Кук?

– Да, сэр Джеймс, он ждет.

– Пусть войдет.

Мэнсон пошел навстречу к появившемуся в дверях Малруни. Он тепло поздоровался с инженером и подвел его к креслам, где они сидели с Брайнтом предыдущим вечером. Прежде чем отпустить мисс Кук, он попросил ее подать им кофе. В личном деле Малруни была отмечена любовь к этому напитку.

Неуклюжий, не знающий, куда девать свои большие натруженные руки, он чувствовал себя в шикарном лондонском офисе крайне неуютно. Ему впервые доводилось беседовать с шефом, но он так и не смог пригладить свои жесткие седые волосы, а бреясь утром, сильно порезался. Сэр Джеймс уж и не знал, как заставить этого человека избавиться от скованности.

Когда мисс Кук внесла поднос с чашками, кофейником, сливочником, сахарницей и бисквитами, она услышала, как ее начальник говорил ирландцу:

– …в этом-то и дело. У вас есть то, чему ни я, ни кто другой не сможет научить окончившую колледж молодежь. Опыт, добытый двадцатью годами упорного труда, стоит любого диплома.

Всегда приятно, когда тебя хвалят; не был исключением и Джек Малруни. Он просиял и кивнул. Когда мисс Кук вышла, сэр Джеймс указал на кофейные чашечки.

– Только взгляните на эту чепуху. Сюда бы добрую кружку, а тебе дают наперсток. Помню, как-то на Рэнде, в конце тридцатых, это было еще до вас…

Малруни пробыл в кабинете около часа. Уходя, он чувствовал, что его шеф – чертовски хороший парень. В свою очередь, и сэр Джеймс Мэнсон решил, что с Малруни можно иметь дело. Он будет упорно долбить скалы, не задавая лишних вопросов.

Перед тем, как уйти, Малруни еще раз повторил:

– Там есть олово, сэр Джеймс. Ручаюсь головой. Дело лишь в том, окажется ли выгодно его добывать.

Сэр Джеймс похлопал его по плечу.

– Не беспокойтесь. Из Уатфорда пришлют отчет, и мы все узнаем. Будьте уверены, если окажется, что хоть одну унцию можно доставить на побережье дешевле рыночной стоимости, мы начнем добычу. Лучше подумаем о вас. Куда отправитесь теперь?

– Не знаю, сэр. У меня еще три дня отпуска, а потом явлюсь в свой отдел.

– Хотите снова за границу? – с улыбкой спросил сэр Джеймс.

– Честно говоря, да, сэр. Терпеть не могу этот город и эту погоду, и вообще…

– Снова на солнышко, а? Слышал, что вы любите дикие места.

– Да. Там ты сам себе хозяин.

– Это точно, – улыбнулся Мэнсон. – Я почти завидую вам. Да нет, черт возьми, еще как завидую! Посмотрим, что для вас можно будет сделать.

Через две минуты Джек Малруни ушел. Мэнсон распорядился, чтобы мисс Кук отправила личное дело обратно в отдел кадров, позвонил в бухгалтерию, велев выписать Малруни заслуженную премию в размере тысячи фунтов и вручить ее до следующего понедельника. Затем он позвонил начальнику отдела изысканий.

– Где в ближайшее время у вас начинаются или планируются изыскания? – спросил он напрямик.

Начальник назвал три таких места. Одно из них находилось на севере Кении, недалеко от границы с Сомали. Полуденное солнце способно было расплавить вам мозги, ночью вас трясло от жуткого холода, и на каждом шагу подстерегали хищники. Работа ожидалась длительная, почти на год, и найти желающего туда отправиться на столь долгий срок было почти невозможно.

– Пошлите Малруни, – распорядился сэр Джеймс и повесил трубку.

Он взглянул на часы. Было одиннадцать. Мэнсон взял личное дело доктора Гордона Чалмерса, которое Эндин оставил у него на столе прошлым вечером.

Чалмерс окончил с отличием лондонский геологический институт, по праву считающийся лучшим в мире. Он получил ученую степень по геологии, позднее по химии, и стал доктором, когда ему не было еще и тридцати. Проработав пять лет в колледже, он поступил в научный отдел компании «Рио Тинто Зинк», откуда «МэнКон» переманила его шесть лет назад, прельстив более высокими заработками. Последние четыре года он возглавлял научно-исследовательское подразделение компании. В личном деле имелась фотография, с которой на вас смотрел бородатый человек в возрасте примерно сорока лет. Он был одет в твидовый пиджак и фиолетовую рубашку с неаккуратно повязанным шерстяным галстуком.

В одиннадцать тридцать пять зазвонил телефон, и сэр Джеймс услышал гудки, которые бывают, когда звонят из автомата. Наконец, монета провалилась в щель и раздался голос Эндина. Он говорил с вокзала в Уатфорде.

– Спасибо. Это полезно знать, – поблагодарил его Мэнсон. – Теперь возвращайся в Лондон. У меня для тебя есть еще одно дело. Мне нужна полная информация о республике Зангаро. Да, да, З-А-Н-Г-А-Р-О, – он произнес название по буквам.

– Начни со времени ее открытия. Я хочу знать ее историю, географию, экономику, сельское хозяйство, минералогию, политику, словом, все. Особое внимание обрати на десятилетний период, предшествующий независимости, а также на то, что происходило после ее провозглашения. Я хочу знать все что можно о президенте, его кабинете, парламенте, если таковой имеется, администрации, исполнительной и судебной власти, а также о политических партиях. Наиболее важны для меня три момента. Во-первых, русское и китайское вмешательство и влияние их, а также местных коммунистов на президента. Во-вторых, никто, хоть сколь-нибудь отдаленно связанный с этой страной, не должен знать, чем ты интересуешься. И в-третьих, ни при каких обстоятельствах не говори, что ты из «МэнКона». Можешь даже воспользоваться другим именем. Понял? Хорошо, тогда доложишь мне, как только будешь готов, но не позже, чем через тридцать дней. Деньги получишь наличными в бухгалтерии. Официально считай себя в отпуске.

Мэнсон повесил трубку, а затем позвонил Торпу, чтобы дать ему дальнейшие указания. Через три минуты Торп поднялся на десятый этаж и положил на стол своему шефу требующийся тому листок бумаги. Это была копия письма.

Внизу доктор Гордон Чалмерс, расплатившись, вышел из такси на углу Мургейт. В темном костюме и пальто он чувствовал себя не очень-то удобно, но Пегги убедила его, что для беседы и обеда с председателем совета директоров это необходимо.

Направляясь к подъезду здания компании «МэнКон», он краем глаза заметил в газетном киоске афишу, призывающую купить «Ивнинг Ньюс» и «Ивнинг Стандард». То, что было написано на афише, заставило его губы искривиться в горькой усмешке, но все же он купил обе газеты. Рекламируемая заметка находилась не на первой полосе, а внутри под заголовком «Родители, принимавшие талидомид[24], настаивают на урегулировании конфликта».

В ней сообщалось, что после очередного раунда бесконечных переговоров между представителями родителей четырехсот с лишним британских детей, искалеченных из-за талидомидных препаратов, выпущенных десять лет назад, и компанией, производящей эти препараты, дело опять зашло в тупик. В дальнейшем переговоры будут продолжены.

Мысли Гордона Чалмерса вернулись домой, в Уатфорд, где остались его жена Пегги, достигшая лишь тридцати лет, но выглядевшая на все сорок, и Маргарет, – безногая, однорукая Маргарет, – все свои неполные девять лет нуждающаяся в специальных протезах и всевозможных приспособлениях, которые стоили ему состояния.

– В дальнейшем переговоры будут возобновлены, – пробормотал он, ни к кому не обращаясь, и швырнул газеты в урну. В любом случае он редко читал вечерние газеты, предпочитая «Гардиан», «Прайвэт Ай» и левую «Трибюн». Наблюдая около десяти лет попытки группы почти неимущих родителей получить хоть какую-то компенсацию от гигантской фармацевтической корпорации, Гордон Чалмерс питал в себе горькие мысли о воротилах большого бизнеса. Через десять минут ему предстояло встретиться с одним из самых крупных.

Сэр Джеймс не мог так же легко ввести в заблуждение Чалмерса, как это у него получилось с Брайнтом и Малруни. Подав своему шефу виски, а ученому пиво, мисс Кук удалилась. Поймав твердый взгляд Чалмерса, Мэнсон решил, что лучше сразу перейти к сути дела.

– Полагаю, что вы догадались, почему я назначил вам встречу, доктор Чалмерс.

– Догадываюсь, сэр Джеймс. Отчет по поводу Хрустальной горы.

– Именно. Кстати, вы поступили совершенно правильно, что послали его лично мне в запечатанном конверте. Совершенно правильно.

Чалмерс пожал плечами. Он поступил так, поскольку был осведомлен о правилах компании, в соответствии с которыми все важные сведения, касающиеся проведенных лабораторных исследований, должны были направляться непосредственно председателю совета директоров. Как только он понял, что означают результаты анализа проб, то поступил согласно правилам.

– Позвольте задать вам два вопроса, на которые я хочу получить точные ответы, – проговорил сэр Джеймс. – Абсолютно ли вы уверены в полученных результатах? Не может ли быть других возможных объяснений?

Чалмерс не почувствовал себя ни обиженным, ни уязвленным. Он понимал, насколько непонятна для непрофессионала работа ученого. Уже давно он оставил попытки объяснить тонкости своего дела.

– Абсолютно уверен. С одной стороны, существует множество методик установления наличия платины, и все они дали почти одинаковые результаты. С другой стороны, я не только применил все известные методики к каждой из проб, но проделал все анализы дважды. Теоретически возможны какие-то влияния на элювиальные пробы, но посторонние воздействия совершенно исключены для внутренних структур самих скальных пород. Выводы моего отчета вне всяких сомнений.

Сэр Джеймс Мэнсон выслушал эту небольшую лекцию с весьма заинтересованным видом, одобрительно кивая.

– И второе. Сколько сотрудников вашей лаборатории знает о результатах анализа проб Хрустальной горы?

– Ни одного, – ответил уверенно Чалмерс.

– Ни одного? – переспросил Мэнсон. – Полноте, неужели ни один из ваших помощников…

Чалмерс глотнул пива и покачал головой.

– Сэр Джеймс, когда пробы прибыли, они были обычным образом упакованы и сданы на хранение. В сопроводительной записке Малруни говорилось о наличии олова – в неопределенных количествах. Поскольку большого значения этим изысканиям не придавалось, я поручил проведение анализов младшему ассистенту. Не имея достаточного опыта, он предположил, что либо в пробах есть олово, либо нет ничего вообще, и, руководствуясь этим, провел проверку. Отрицательный результат он показал мне. Я предложил провести новые проверки, но результат снова был отрицательным. По этому поводу я прочел ему лекцию о том, насколько не следует доверять мнению изыскателей, и показал ряд дополнительных тестов. Ответ был тот же. Лаборатория закончила работу, но я решил задержаться и оставался там совсем один, когда начал получать положительные результаты. К полуночи я уже знал, что в некоторых пробах содержатся небольшие количества платины. Заперев лабораторию, я ушел.

На следующий день дал ассистенту новое задание, а сам вплотную занялся этими пробами. Там было шестьсот мешков гальки и гравия и 1500 фунтов скальных пород – свыше трехсот проб, взятых из различных участков горы. Имея фотографии Малруни, можно было отчетливо представить эту гору. Во всех частях формации присутствовали вкрапления платины. Это я указал в отчете.

С некоторым вызовом он отпил свое пиво.

Сэр Джеймс, продолжая кивать, смотрел на ученого с притворным благоговением.

– Невероятно, – произнес он наконец. – Я знаю, что вы, ученые, любите казаться невозмутимыми, но наверняка и вас это потрясло. Здесь же может оказаться новый источник платины мирового значения. Вы же знаете, как редко случается подобное. Раз в десятилетие, а может и лишь однажды в жизни…

Конечно, это открытие потрясло Чалмерса, который засиживался допоздна в течение трех недель, чтобы проверить каждый мешок и каждый кусок породы, взятый из Хрустальной горы. Но он не подал вида, а лишь, пожав плечами, произнес:

– Что ж, для компании «МэнКон» это определенно сулит выгоду.

– Не обязательно, – тихо возразил сэр Джеймс, впервые за всю их беседу.

– Нет? – удивился ученый. – Но это же огромное состояние!

– В земле – да, – проговорил сэр Джеймс, вставая и подходя к окну. – Но все зависит от того, кому оно достанется, если достанется кому-то вообще. Видите ли, есть опасность, что месторождение не будут разрабатывать долгие годы, или будут всю добычу складывать про запас.

И за полчаса он обрисовал Чалмерсу ситуацию, упомянув и финансовые, и политические аспекты, в которых ученый не был силен.

– Вот так, – заключил он. – Скорее всего, как только мы объявим о нашем открытии, месторождение будет преподнесено русским на блюдечке.

Доктор Чалмерс, который, собственно говоря, ничего не имел против русских, лишь слегка пожал плечами.

– Я не могу изменить факты, сэр Джеймс.

Брови Мэнсона поползли вверх в притворном удивлении.

– Боже упаси, доктор, конечно, нет.

Он взглянул на часы и воскликнул:

– Ого, почти час. Должно быть, вы голодны. Я – так точно. Пойдемте перекусим.

Он думал вызвать «Ролле», но после звонка Эндина из Уатфорда этим утром и полученной информации о том, что Чалмерс регулярно выписывает «Трибюн», решил воспользоваться обычным такси.

Перекусили они pâte[25], омлетом с трюфелями, зайцем, тушенным в соусе с красным вином, и бисквитами, пропитанными ромом и залитыми взбитыми сливками. Как Мэнсон и предполагал, Чалмерс не одобрял подобные излишества, но в то же время и не страдал отсутствием аппетита; ему не удалось противостоять простым законам природы, когда хорошая еда доставляет ощущение сытости, довольства, эйфории и несколько снижает моральную сопротивляемость. Мэнсон также сделал ставку на то, что любитель пива непривычен к выдержанным красным винам, и две бутылки Коте дю Рон действительно побудили Чалмерса заговорить на интересующие его темы: работа, семья, взгляды на жизнь.

А когда Чалмерс упомянул о своей семье и их новом доме, сэр Джеймс Мэнсон, изобразив глубокое сочувствие, вспомнил, как год назад он видел Чалмерса в телевизионной передаче.

– О, как мне жаль, – проговорил он. – Я не знал этого раньше… Я имею в виду вашу малютку… такая трагедия.

Чалмерс кивнул, вперив взгляд в стол. Сначала неохотно, а затем все более доверительно он начал рассказывать своему шефу о Маргарет.

– Вряд ли вы сможете это понять, – вырвалось у него.

– Я могу попытаться, – мягко произнес сэр Джеймс. – Знаете ли, у меня тоже дочь. Она, конечно, старше.

Когда спустя десять минут в разговоре наступила пауза, сэр Джеймс Мэнсон достал из внутреннего кармана сложенный листок бумаги.

– Просто не знаю, как вам это предложить, – проговорил он смущенно, – но я осведомлен, сколько сил и времени вы отдаете компании. Несомненно, это нелегко дается и вам, и миссис Чалмерс. Поэтому я этим утром отдал своему банку распоряжение…

Он передал Чалмерсу копию письма, где управляющему «Котс Банк» предписывалось первого числа каждого месяца посылать заказным письмом доктору Гордону Чалмерсу по его домашнему адресу пятнадцать банкнот, каждая достоинством десять фунтов стерлингов. Это распоряжение должно было действовать в течение десяти лет, если не поступят дальнейшие указания.

Чалмерс поднял глаза. Весь вид его шефа выражал озабоченность и смущение.

– Спасибо, – прочувствованно сказал ученый.

Сэр Джеймс протянул руку, которую Чалмерс с благодарностью пожал.

– Хватит об этом. Давайте выпьем бренди.

В такси, по дороге обратно в офис, Мэнсон предложил подбросить Чалмерса до станции, где он мог сесть на поезд до Уатфорда.

– А мне надо возвращаться на работу и что-то делать с этим Зангаро и вашим докладом, – проговорил он.

Чалмерс смотрел в окно автомобиля, наблюдая, как машины спешат из Лондона в этот предвыходной день.

– Что же вы собираетесь делать? – спросил он.

– Просто не знаю. Конечно, не хотелось бы распространять эти сведения. Обидно будет видеть, как все уйдет в чужие руки, что несомненно случится, когда ваш доклад станет известен в Зангаро. Но рано или поздно мне придется что-то им сообщить.

Последовала еще одна длинная пауза, пока такси подъезжало к станции.

– Могу ли я чем-нибудь помочь? – поинтересовался ученый.

Сэр Джеймс Мэнсон вздохнул.

– Да, – проговорил он. – Поступите с пробами так же, как вы поступаете со всеми ненужными образцами породы и грунта. Полностью уничтожьте все записи, касающиеся проведенных анализов. Возьмите ваш доклад и сделайте его точную копию, но с одним отличием – укажите, что проведенные проверки показали наличие небольших количеств низкопробного олова, разрабатывать которое с экономической точки зрения бессмысленно. Сожгите свою копию первоначального доклада. И никогда больше не упоминайте ни слова об этом.

Такси остановилось, но поскольку ни один из пассажиров не двинулся с места, водитель, опустив перегородку, напомнил:

– Приехали.

– Клянусь вам, – прошептал сэр Джеймс, – что если политическая ситуация станет более благоприятной, «МэнКон» поднимет вопрос о концессии на добычу в соответствии с обычно принятыми процедурами.

Доктор Чалмерс выбрался из такси и, оглянувшись на сидящего в углу шефа, произнес:

– Я не уверен, что смогу сделать это, сэр. Мне нужно подумать.

Мэнсон кивнул.

– Конечно, конечно. Я знаю, что прошу слишком многого. Послушайте, а почему бы вам не обсудить все это со своей женой? Уверен, что она все поймет.

Он захлопнул дверь и велел таксисту ехать в Сити.

* * *

Этим вечером сэр Джеймс ужинал с одним высокопоставленным чиновником из Министерства иностранных дел, пригласив его в свой клуб. Клуб не был одним из самых престижных в Лондоне, ибо Мэнсон не намеревался посягать на бастионы старого истеблишмента, опасаясь получить отпор. Кроме того, он не имел ни времени, ни желания карабкаться по социальной лестнице, чтобы на самом ее верху оказаться в окружении претенциозных и чванливых идиотов. Все, что касалось светской жизни, он оставил своей жене. Посвящение в рыцари было полезно, и этого ему хватало.

Мэнсон терпеть не мог Адриана Гула, которого держал за педантичного дурака. Именно поэтому он и пригласил его на ужин. Ну, конечно, еще и потому, что этот человек работал в отделе экономической разведки МИДа.

Несколько лет назад, когда деятельность компании «Мэнсон Консолидейтед» в Гане и Нигерии достигла определенного уровня, ее глава стал членом действовавшего в Сити Комитета по Западной Африке. Эта организация была своего рода профсоюзом всех главных лондонских фирм, осуществляющих операции в Западной Африке. Периодически Комитет обсуждал происходящие там события, представляющие коммерческий и политический интерес, и высказывал Министерству иностранных дел свое мнение по поводу того, какие внешнеполитические меры, на их взгляд, могли бы послужить во благо Британии.

Вряд ли это удовлетворяло сэра Джеймса Мэнсона, который считал, что они могли бы, по существу, указывать правительству, какие действия предпринять в этой части мира для увеличения получаемых оттуда прибылей. И был бы прав. Он присутствовал на заседании Комитета, когда обсуждалась гражданская война в Нигерии, и слышал, как представители различных банков, горнорудных, нефтяных и торговых компаний выступали за быстрый конец войны, что, по-видимому, означало победу федеральных сил.

Комитет пророчески предлагал правительству поддержать федеральную сторону, при условии, что она продемонстрирует желание победить и сделать это быстро, а британские источники на месте подтвердят это. Но им осталось лишь наблюдать, как, по совету МИДа, правительство породило еще одну великую африканскую бойню. И вместо шести месяцев война продолжалась все тридцать. Ответственный за такую политику Гарольд Вильсон был отнюдь не склонен признать ошибки своих любимых советчиков, как, впрочем, и свои собственные.

В доходе Мэнсона была пробита ощутимая брешь из-за падения курса его горнорудных акций и возникших во время войны производственных проблем, но еще больше пострадал глава нефтедобывающей компании «Шелл-BP» Макфаздин.

Основная служебная обязанность Адриана Гула заключалась в том, чтобы обеспечивать взаимодействие между МИДом и Комитетом по Западной Африке. Сейчас он сидел напротив сэра Джеймса Мэнсона в алькове клубного ресторана, манжеты его сорочки были видны ровно на дюйм с четвертью, а лицо казалось немыслимо серьезным.

Мэнсон частично обрисовал ему истинную картину, не упомянув, однако, о платине. Он придерживался версии с оловом, но преувеличил его запасы. Разработка была бы, безусловно, стоящим делом, но, говоря откровенно, он опасался сильной зависимости президента от русских советников. Участие правительства Зангаро в прибылях принесло бы ему кругленькую сумму, а с ней – еще большее могущество. Но поскольку правящий тиран был практически марионеткой в руках русских, то кто же захочет посредством денег усиливать нынешнюю республиканскую власть? Гул выслушал все это. Его лицо выразило искреннюю озабоченность.

– Чертовски трудная проблема, – проговорил он с пониманием. – Но я восхищен вашим политическим чутьем. Пока Зангаро пребывает в нищете и невежестве, это одно. Но если страна станет богатой, то да… вы совершенно правы. Действительно, дилемма. Когда вы должны отослать им отчет об изысканиях и результатах анализа?

– Рано или поздно придется, – сказал Мэнсон. – В том-то и проблема. Если они покажут отчет в русском посольстве, то торговый советник непременно поймет, что залежи олова пригодны для разработки. Встанет вопрос о подряде, и неизвестно, кто его получит. Кроме того, кто знает, какие проблемы возникнут перед Западом, если в руки диктатору попадет богатство?

Гул задумался.

– Я полагал, что должен проинформировать ваше ведомство, – добавил Мэнсон.

– Да, да, спасибо, – Гул был все еще погружен в раздумья.

– Скажите мне, – произнес он, наконец, – что бы произошло, если бы вы в своем отчете наполовину уменьшили цифры, показывающие содержание олова в породе?

– Наполовину уменьшили?

– Да. Наполовину уменьшили эти цифры, сообщив, что содержание чистого олова в тонне породы на пятьдесят процентов меньше действительно полученных результатов.

– Ну, при таком количестве олова разрабатывать месторождение было бы экономически невыгодно.

– А могли бы образцы породы быть взяты из другого места, скажем, в миле оттуда? – спросил Гул.

– Да, полагаю, что могли бы. Но мой геолог обнаружил самые богатые пробы породы именно там.

– Ну, а если бы он этого не сделал? – настаивал Гул. – Если бы он взял свои пробы в миле от того места, где действительно проводил изыскания? Могло бы содержание олова снизиться на пятьдесят процентов?

– Да, вполне. А может быть и больше, чем на пятьдесят процентов. Но он работал там, где работал.

– Под чьим-либо контролем? – поинтересовался Гул.

– Нет. Один.

– И не осталось никаких следов его работы?

– Нет, – ответил Мэнсон. – Лишь несколько сколов породы, ставших уже давно незаметными. Кроме того, там никого нет. Это далеко от цивилизованных мест.

Он замолчал на несколько мгновений, раскуривая сигару.

– Знаете ли, Гул, вы чертовски умный парень. Официант, еще бренди, если вы не возражаете.

Довольные друг другом, они расстались на ступеньках клуба. Швейцар остановил для Гула такси, которое должно было отвезти его обратно в Холланд-Парк.

– И еще одно, – произнес чиновник МИДа уже у дверцы такси. – Никому об этом ни слова. Я документально оформлю, естественно, засекретив, все это у себя в отделе, и пусть так оно и остается только между вами и нами, в МИДе.

– Безусловно, – ответил Мэнсон.

– Я очень благодарен, что вы сочли возможным сообщить мне все это. Вы даже не представляете себе, насколько нам облегчает работу знание истинного положения вещей. Я буду пристально следить за Зангаро, и если там наметятся какие-либо политические перемены, вы узнаете об этом первым. Спокойной ночи.

Сэр Джеймс Мэнсон проводил взглядом такси и махнул рукой своему «Роллс-Ройсу», ждавшему его дальше по улице.

– Вы узнаете об этом первым, – передразнил он. – Ты чертовски прав, парень. Именно я буду первым, потому что я все это и начну.

Он наклонился вперед через боковое стекло к сидящему за рулем своему шоферу.

– Если бы жалкие людишки вроде этого ссыкуна создавали нашу империю, Крэддок, то у нас никогда бы не было ни одной колонии, кроме острова Вайт[26].

– Вы абсолютно правы, сэр, – подтвердил Крэддок. Когда его шеф забрался на заднее сиденье, водитель отодвинул переговорную панель.

– Глочестершир, сэр Джеймс?

– Глочестершир, Крэддок.

Снова пошел мелкий дождь, когда сверкающий лаком лимузин прошуршал по Пикадилли к Парк-Лейн, вырвался на шоссе А40 и направился на запад, унося сэра Джеймса Мэнсона к десятикомнатному особняку, приобретенному для него три года назад благодарной компанией за 250 тысяч фунтов стерлингов. Там его ждали жена и девятнадцатилетняя дочь, но уж их-то он заполучил самостоятельно.

* * *

Часом позже Гордон Чалмерс лежал рядом с женой, измученный и злой из-за спора, которые они вели уже два часа. Пегги Чалмерс, лежа на спине, смотрела в потолок.