Псы войны

В прошедшие после провозглашения независимости пять лет вся возможная оппозиция была либо стерта с лица земли, либо выслана из страны, и последним, надо сказать, крупно повезло. В результате в республике не осталось ни врачей, ни инженеров, ни иных сколь-нибудь квалифицированных специалистов. Всех образованных людей Кимба рассматривал как потенциальных противников.

Годами в нем копился патологический страх перед покушением на свою жизнь, поэтому он никогда не выезжал из страны. Редко выбирался и из своего дворца, а уж если покидал его, то только под усиленной охраной. Все огнестрельное оружие любого типа было выявлено и конфисковано, включая охотничьи ружья и дробовики, что отнюдь не способствовало увеличению добычи богатой протеином пищи. Импорт патронов и черного пороха был прекращен, и охотникам племени винду, добиравшимся из глубинных районов до побережья в надежде купить боеприпасы, ничего не оставалось, как, вернувшись с пустыми руками, подальше забросить свои бесполезные допотопные винтовки. В черте города даже запрещалось носить мачете. Нарушение любого из подобных распоряжений каралось смертью.

* * *

Когда сэр Джеймс Мэнсон наконец осилил этот объемистый доклад, изучил фотографии столицы, президентского дворца и самого Кимбы, а также внимательно ознакомился с картами, он снова послал за Саймоном Эндином. Последний был в высшей степени озадачен интересом шефа к этой мрачной республике. Он даже поинтересовался у Мартина Торпа, занимающего соседний с ним кабинет на девятом этаже, в чем тут дело. Торп лишь ухмыльнулся и дотронулся указательным пальцем до кончика носа: «Держи, мол, нос по ветру…»

Он подозревал, что все это значит, но абсолютно уверен не был. Оба хорошо знали, что не следует задавать лишних вопросов, когда у шефа зреет новая идея, и ему требуется информация.

На следующее утро Мэнсон стоял на своем излюбленном месте у окна с зеркальными стеклами и, ожидая Эндина, наблюдал за суетящимися внизу пигмеями.

– Имеется два момента, о которых я хотел бы знать поподробнее, Саймон, – начал сэр Джеймс без предисловий и возвратился к столу, где лежал доклад Эндина. – Ты упоминал о каких-то волнениях в столице то ли шесть, то ли семь недель назад. Я уже слышал об этих событиях от другого человека, очевидца. Он говорил, что ходили слухи о попытке покушения на Кимбу. В чем там дело?

Эндин облегченно вздохнул. Все это он знал из собственных источников, но сведения показались ему слишком незначительными, чтобы включать их в доклад.

– Всякий раз, когда президента мучают дурные сны, начинаются аресты, и распространяются слухи о покушении на его жизнь, – сказал Эндин. – В действительности это лишь означает, что ему нужны оправдания для расправ. Тогда, в январе, это был армейский командир полковник Боби. Мне рассказывали, что между ним и Кимбой возникла ссора, поскольку последнему показалось, что Боби надул его в одной из совместных афер. Для больницы ООН прибыла партия лекарств и наркотиков. Армия конфисковала их и половину украла. Дело это организовал Боби, который и продал украденный товар на черном рынке. Часть выручки должна была достаться Кимбе. Главврач больницы заявил президенту протест и указал истинную стоимость украденного. Цифра оказалась гораздо больше той, какую называл Боби.

Обезумевший от гнева президент велел арестовать Боби. Охрана перерыла весь город, хватая кого ни попадя.

– А что случилось с Боби? – задал вопрос Мэнсон.

– Он исчез. Сел в джип и, доехав до границы, пересек ее пешком, а машину бросил.

– К какому племени он принадлежит?

– Наполовину винду, наполовину кейджу. Скорее всего, появился на свет в результате набега винду на селение кейджу лет сорок назад.

– Доводилось ему служить в колониальной армии? – поинтересовался Мэнсон.

– Он был капралом в жандармерии, так что имеет кое-какую элементарную подготовку. Незадолго до провозглашения независимости его выгнали за пьянство и недисциплинированность. Когда к власти пришел Кимба, он сразу же взял Боби к себе. Ему нужен был хотя бы один человек, который мог бы отличить ствол винтовки от приклада. Во времена колонизации Боби причислял себя к кейджу, а при Кимбе божился, что он винду.

– Почему Кимба его держал? Что, Боби поддерживал президента с самого начала?

– Как только Боби понял, откуда дует ветер, он пришел к Кимбе и поклялся ему в верности. Он оказался прозорливее губернатора, не верившего, что Кимба выиграет выборы. Кимба даже назначил Боби командовать армией, поскольку ему казалось, что будет лучше, если репрессии против его противников кейджу будет осуществлять наполовину кейджу.

– Как он выглядит? – спросил Мэнсон задумчиво.

– Здоровый парень, – ответил Эндин, – настоящая горилла. Туп, но обладает звериной хитростью. В общем, вор у вора украл.

– Коммунист? – продолжал выспрашивать Мэнсон.

– Нет, сэр. Полностью аполитичен.

– Взяточник? Будет сотрудничать за деньги?

– Естественно. Сейчас ему, должно быть, не очень хорошо живется. Вряд ли он смог много прихватить с собой из Зангаро. Большие деньги там только у президента.

– А где он сейчас? – задал очередной вопрос Мэнсон.

– Не знаю, сэр. Живет где-то в изгнании.

– Хорошо, – проговорил Мэнсон. – Разыщи его.

– Мне нужно будет увидеться с ним?

– Пока нет, – сказал мэнсон. – Есть еще одно дело. Доклад прекрасный, очень подробный, но не освещена военная сторона. Я хочу иметь полное представление о том, как поставлено дело с охраной президентского дворца и поддержанием порядка в городе. Какова численность войск, полиции и особых телохранителей президента, где они размещаются, степень их подготовки, боевой опыт, вооружение, имеющиеся резервы, где находится арсенал, есть ли бронетехника или артиллерия, обучают ли армию русские, какое сопротивление смогут оказать войска в случае нападения. Одним словом, все.

Эндин удивленно посмотрел на своего шефа. В его мозгу засела фраза «в случае нападения». Хотел бы он знать, что, черт возьми, затевает старик. Но лицо сэра Джеймса оставалось бесстрастным.

– Это означает, что мне придется там побывать?

– Возможно. У тебя есть паспорт на другое имя?

– Нет, сэр. Но, видите ли, я вряд ли смогу собрать эту информацию. Она требует определенных специальных знаний, а я совершенно не разбираюсь в военном деле.

Мэнсон оказался снова у окна и посмотрел на Сити.

– Понимаю, – сказал он тихо, – чтобы составить такой доклад, потребуется солдат.

– Где же нам взять военного, которого можно было бы отправить в Кларенс для сбора нужных сведений?

– Есть такие люди, – ответил Мэнсон. – Их называют наемниками. Они сражаются за тех, кто им платит, и платит хорошо. Я готов к этому. Так что найди мне наемника, инициативного и неглупого. Лучшего в Европе.

* * *

Кот Шеннон лежал на кровати в номере небольшого отеля на Монмартре и наблюдал за поднимающимся к потолку дымком сигареты. Он бездельничал. За несколько недель, прошедших со времени возвращения из Африки, Шеннон потратил большую часть полученных денег, мотаясь по Европе в поисках новой работы.

В Риме, у знакомых католических священников он узнал, что требуется послать людей в Южный Судан – оборудовать там взлетную полосу для доставки по воздуху продовольствия и медикаментов. Ему было известно, что в Южном Судане действуют три различных группы наемников, помогая неграм в гражданской войне против арабского Севера. В Бар-эль-Газаре два британских наемника, Рон Грегори и Рип Керби, осуществляли небольшую операцию по минированию дорог. На юге, в провинции Экватория, Рольф Штайнер обучал в тренировочном лагере искусству войны туземных солдат, но уже несколько месяцев о нем не было известий.

К востоку, на верхнем Ниле, четыре израильтянина организовали гораздо более эффективное обучение негров, снабдив их советским оружием, в больших количествах захваченным Израилем у Египта в 1967 году. В военных действиях, ведущихся в трех провинциях Южного Судана, принимали участие значительные силы суданской армии и ВВС, поэтому египтяне вынуждены были сосредоточить в районе Хартума пять эскадрилий своих истребителей. Это, несомненно, мешало Египту противостоять Израилю на Суэцком канале.

Шеннон побывал в израильском посольстве в Париже и минут сорок беседовал с военным атташе. Последний вежливо выслушал его, вежливо поблагодарил и еще вежливее проводил. Офицер заявил, что в Южном Судане на стороне мятежников нет израильских военных советников, и поэтому он ничем не может помочь. Шеннон не сомневался, что записанная на пленку беседа будет послана в Тель-Авив, но ни на что не рассчитывал. Признавая, что у Израиля первоклассные летчики и хорошая разведка, Шеннон был уверен, что они плохо понимают чернокожую Африку и вряд ли смогут помочь обеспечить победу.

Кроме Судана, мало что оставалось. Ходили слухи, что ЦРУ вербует наемников для подготовки антикоммунистических формирований в Камбодже, а пара шейхов в Персидском заливе, желая избавиться от засилья британских военных советников, ищет наемников, готовых взять на себя их личную охрану. Все эти истории вызывали у Шеннона сомнения, ибо ни ЦРУ, ни арабам он не доверял.

Вне Персидского залива, Камбоджи и Судана перспектив не было вообще. В ближайшем будущем он предвидел наступление отвратительно мирных времен. Оставался шанс получить работу телохранителя у одного европейского торговца оружием, опасавшегося за собственную безопасность и нуждавшегося в хорошей защите.

Услышав, что Шеннон был в Париже, и зная его опыт и реакцию, тот послал к нему своего человека. Не отвергнув предложения, Шеннон все же не был убежден в необходимости его принять. Торговец оружием попал в затруднительное положение из-за собственной глупости. Он переправлял партию оружия одному из подразделений ИРА[28] и стукнул британским властям, где это оружие будет получено. Последовал ряд арестов. Ирландцам удалось дознаться, откуда произошла утечка информации. Они пришли в бешенство. Торговцу требовался телохранитель, чтобы обезопасить себя, пока страсти не улягутся, и дело не будет предано забвению. Один лишь факт того, что Шеннон взял на себя защиту этого человека, мог бы охладить много горячих голов и заставить большинство профессиональных убийц убраться подобру-поздорову. Но ирландцы были просто бешеными псами, да к тому же недостаточно осведомлены о достоинствах Шеннона. Поэтому стрельба будет непременно, и вряд ли французской полиции понравятся истекающие кровью трупы на улицах. Кроме того, будучи протестантом из Ольстера, Шеннону не очень хотелось браться за эту работу. Вопрос пока оставался открытым.

Уже прошло десять дней марта, но погода была сырой и прохладной. Каждый день шел дождь, и только необходимость могла выгнать человека на улицу. Шеннон как только мог экономил оставшиеся у него деньги. Он дал номер своего телефона как минимум десятку людей, которые могли бы им заинтересоваться, и теперь ждал, убивая время за чтением бульварных романов в гостиничном номере.

Шеннон лежал, уставившись в потолок, и думал о доме. Не то чтобы у него был теперь свой дом, но это слово лучше всего подходило к местечку на границе Терона и Донегала, откуда он происходил.

Шеннон родился и вырос вблизи небольшой деревушки Каследерг, расположенной в графстве Тирон, но лежащей на границе с Донегалом. Дом его родителей стоял в миле от деревни на склоне холма, обращенном к Донегалу.

Его отец имел собственное льняное производство и являлся главным землевладельцем прихода. Он был протестантом, а почти все местные рабочие и фермеры – католиками, и поэтому молодой Карло не имел товарищей. Он завел себе друзей среди лошадей и стал ездить верхом раньше, чем сумел взобраться на велосипед. В пять лет у него был собственный пони, и он еще помнил, как ездил на нем в деревню покупать за полпенни шербет в кондитерской старого мистера Сэма Гейли.

В восемь его отправили в общеобразовательную школу в Англию по настоянию матери, которая была англичанкой и происходила из зажиточной семьи. Следующие десять лет он учился быть англичанином и намеренно старался изжить в себе речь и манеры уроженца Ольстера. Каникулы он проводил дома в одиноких прогулках верхом по насквозь продуваемым ветром с Северной Атлантики вересковым пустошам.

Шеннону было двадцать два года, и он служил в чине сержанта в Королевских ВМС, когда его родители погибли в автомобильной катастрофе на дороге в Белфаст. После похорон он продал почти обанкротившееся предприятие, запер дом и возвратился в Портсмут.

Это было одиннадцать лет назад. Он дослужил оставшийся срок в морской пехоте и вернулся к гражданской жизни. Перепробовав несколько занятий, он устроился клерком в лондонский торговый дом, имеющий широкие интересы в Африке. После года испытательного срока он хорошо разобрался в торговых делах и секретах банковских прибылей. Еще через год его назначили на должность помощника управляющего филиала компании в Уганде. И оттуда, не сказав никому ни слова, он однажды сбежал в Конго. Последние шесть лет Шеннон вел жизнь наемника, часто оказываясь вне закона. В лучшем случае его называли солдатом удачи, в худшем – наемным убийцей. Пути назад у него уже не было. И вопрос был не в том, что он не мог получить работу где-нибудь еще, воспользовавшись, наконец, другим именем. Он всегда мог бы наняться водителем грузовика, охранником или, на худой конец, разнорабочим. В действительности он уже не мог жить иначе. Он не смог бы сидеть целый день в конторе, смотреть в окно и вспоминать джунгли, качающиеся пальмы, запах пота и пороха, переправы на джипах вброд через реки, пронзительный страх перед атакой и дикую животную радость от сознания того, что остался жив. Вспоминать все это и возвращаться к гроссбухам и ежедневным поездкам на службу в переполненных пригородных поездах было выше его сил. Он знал, что извел бы себя. Яд, впрыснутый Африкой в кровь, остался в нем навсегда.

Шеннон лежал на кровати, курил и размышлял, какой будет следующая работа.

Глава 5

Саймон Эндин был уверен, что в Лондоне ему удастся в конце концов получить информацию об имени и адресе первоклассного наемника. Хотелось бы только знать, с чего начать поиски, и к кому в первую очередь обратиться.

Поразмышляв за чашкой кофе в своем кабинете, он покинул офис и взял такси до Флит-Стрит. Через приятеля, работающего в одной из крупных ежедневных газет, он получил доступ к библиотеке газетных вырезок и заказал интересующие его материалы. В течение двух последующих часов он был погружен в досье, содержащее все вырезки из британских газет за последние десять лет, в той или иной мере касающиеся темы наемников. Там были материалы о Катанге, Конго, Йемене, Вьетнаме, Камбодже, Лаосе, Судане, Нигерии и Руанде – новости, заметки, комментарии, редакционные статьи, очерки и фоторепортажи. Он читал все, обращая особое внимание на фамилии авторов.

Сейчас он искал, собственно, не самого наемника. Уж слишком много мелькало имен, псевдонимов, прозвищ. Наверняка большинство из них были фальшивыми. Он искал имя специалиста по проблеме наемников, писателя или журналиста, чьи материалы показались бы достаточно авторитетными. Автор должен был уверенно ориентироваться в запутанном лабиринте конкурирующих команд, претендующих на свершение геройских подвигов, и вынести разумное суждение. Через два часа он нашел то, что искал, хотя впервые слышал об этом человеке.

Последовал еще один звонок знакомому газетчику, и Эндин получил адрес писателя. Тот жил в Северном Лондоне.

Эндин вернулся в свой офис, а когда снова покинул его, уже в собственном «Корвете», взятом с подземной стоянки, почти стемнело. Он двинулся на север с намерением разыскать квартиру журналиста. Когда он добрался до нужного дома, свет в окнах не горел, и на звонки никто не отвечал. Эндин надеялся, что журналист не в отъезде, и это ему подтвердила женщина из квартиры в цокольном этаже. Выйдя на улицу, он удовлетворенно посмотрел на небольшой и не особо шикарный дом. Видимо, репортер не откажется от небольшой суммы наличными, что свойственно журналистам, не связанным с определенной редакцией. Эндин решил вернуться на следующий день.

Утром, в начале девятого, Саймон Эндин надавил на кнопку звонка рядом с именем писателя, и через полминуты до него донесся голос из установленного рядом переговорного устройства: «Да?»

– Доброе утро, – произнес Эндин в микрофон, – мое имя Харрис, Уолтер Харрис. Я бизнесмен. Могу ли я переговорить с вами?

Дверь открылась, и он поднялся на четвертый этаж, где на лестничной площадке стоял человек, встречи с которым он искал. Когда они прошли в квартиру и расположились в гостиной, Эндин сразу же приступил к сути дела.

– Я бизнесмен, из Сити, – спокойно начал он. – В некотором смысле я представляю сейчас группу деловых партнеров, имеющих определенные общие интересы в одном западноафриканском государстве.

Писатель ободряюще кивнул и сделал глоток кофе.

– Последнее время оттуда поступают все более настораживающие сообщения о возможном coup d’etat. Президент достаточно разумный человек, естественно, для тех условий, и весьма популярен среди своего народа. До одного из моих деловых партнеров дошли сведения, что уж коли там произойдет путч, то прокоммунистический. Вы следите за мной?

– Да, продолжайте.

– Так вот. Видимо, сейчас лишь немногие военные поддерживают эту идею. Однако, если ситуация начнет стремительно меняться, и они останутся без своего лидера, большая часть армии, почувствовав успех путчистов, может их поддержать. С другой стороны, в случае сомнительного исхода военные сохранят верность президенту. Вы, наверное, знаете: опыт свидетельствует, что решающими являются двадцать часов после переворота.

– А какое все это имеет отношение ко мне? – спросил журналист.

– Я как раз подхожу к этому, – ответил Эндин. – Общее впечатление таково, что для успеха путча заговорщикам необходимо убрать президента. Останься он жив – путч провалится или вообще не состоится. Поэтому жизненно важным является вопрос охраны его резиденции. Мы посоветовались с нашими друзьями в МИДе. Там считают, что не может быть и речи об откомандировании кадрового британского офицера для обеспечения безопасности президентского дворца.

– И что же? – писатель еще отпил кофе и закурил сигарету.

– Поэтому президент готов воспользоваться услугами профессионального военного на контрактной основе. Ему нужен человек, готовый туда поехать, изучить всю систему охраны президента и выявить малейшие огрехи и изъяны. Насколько я понимаю, такого рода люди – хорошие солдаты, не всегда сражающиеся под флагом собственной страны, – называются наемниками.

Журналист несколько раз кивнул. Он весьма сомневался, что история, изложенная его собеседником, назвавшимся Харрисом, правдива. Прежде всего, если бы целью являлась охрана дворца президента, британское правительство вряд ли возражало бы против командировки советника для ее совершенствования. Во-вторых, именно по этим вопросам специализировалась широко известная фирма «Вотчгард Интернешнл», располагающаяся в Лондоне на Слоан-Стрит, 22.

Именно это он вкратце и изложил Харрису, что не смутило того ни в малейшей степени.

– Да, – вздохнул он, – наверное, мне нужно быть с вами немного откровеннее.

– Не помешало бы, – ответил писатель.

– Дело в том, что Вооруженные Силы Ее Величества, может быть, и согласились бы послать специалиста в качестве советника, обязанности которого заключались бы в усилении подготовки войск, несущих охрану дворца. А если именно здесь и окажется слабое место? Естественно, по политическим соображениям правительство вряд ли решится послать кадрового военного. Та же ситуация возникает, если президент захочет предложить этому человеку должность на длительный срок в своем штате. Что же касается фирмы «Вотчгард», то один из ее сотрудников, какой-нибудь бывший десантник, мог бы прекрасно подойти. Но если он будет состоять в штате дворцовой охраны, и, несмотря на его присутствие, попытка путча осуществится… Вы же знаете, что думают в Африке о людях из «Вотчгард», считая их тесно связанными с МИДом. Не стал ли президент игрушкой в руках грязных империалистов… Здесь подходит лишь посторонний человек, не связанный с официальными организациями.

– Итак, что же вы хотите? – подытожил журналист.

– Имя хорошего наемного солдата, – ответил Эндин, – умного и инициативного, способного за деньги сделать требующуюся от него работу.

– А почему вы обратились именно ко мне?

– Ваше имя всплыло в связи со статьей, написанной вами несколько месяцев назад. Материал показался нам весьма авторитетным.

– Этим я зарабатываю себе на жизнь, – проговорил писатель.

Эндин, не торопясь, достал из кармана двадцать десятифунтовых банкнот и разложил их на столе.

– Напишите кое-что для меня, – попросил он.

– Что именно? Статью?

– Нет, доклад. Перечень имен вместе с послужными списками. Но, если хотите, можете сообщить устно.

– Я напишу, – сказал журналист. Он направился в угол комнаты, где письменный стол с пишущей машинкой и стопкой чистой бумаги составляли его рабочее место. Сев за машинку и заправив в нее лист бумаги, он начал печатать, иногда заглядывая в разложенные на столе папки. Через час он вручил Эндину три машинописных странички.

– Это лучшие на сегодня. Старое поколение, которое еще помнит Конго, и молодая поросль. Здесь нет тех, кто не может командовать хотя бы взводом. Вряд ли вас заинтересуют рядовые наемники.

Эндин взял листки и начал внимательно читать.

«Полковник Ламулайн. Бельгиец, возможно, правительственный чиновник. В Конго попал в 1964 году при Моисе Чомбе[29], скорее всего, с полного одобрения бельгийского правительства. Первоклассный солдат, но наемником в полном смысле этого слова его не назовешь. Организовал шестое подразделение коммандос (франкоязычное) и возглавлял его до 1965 года, когда передал командование Денару и покинул Конго.

Роберт Денар. Француз. Бывший полицейский, а не военный. Был в Катанге в 1961–1962 годах при попытке ее отделения, возможно, в качестве советника по линии жандармерии. Уехал после провала и изгнания Чомбе. Возглавлял операции французских наемников в Йемене. Возвратился в Конго в 1964 году, присоединившись к Ламулайну. Командовал после него шестым отрядом до 1967 года. Принял участие во втором стенливильском мятеже в 1967 году. Получил тяжелое ранение в голову отрикошетившей пулей со своей стороны и был вывезен на лечение в Родезию. В 1967 году попытался организовать вторжение наемников в Конго с юга Дилоло. Операция, откладываемая, по слухам, в результате подкупа со стороны ЦРУ, сразу же потерпела фиаско. С тех пор он живет в Париже.

Жак Шрамм. Бельгиец. Плантатор, превратившийся в наемника. Прозвище – Черный Жак. В начале 1961 года организовал в Катанге собственное подразделение из местных жителей и принимал видное участие при попытке отделения от Конго. Потерпев поражение, он одним из последних нашел убежище в Анголе вместе со своим отрядом и ждал там возвращения Чомбе, а затем снова предпринял поход на Катангу. В период войны 1964−1965 годов против повстанцев Шимбы его десятое подразделение действовало более-менее независимо. Он не участвовал в первом стенливильском мятеже 1966 года, но ввязался в следующий, 1967 года, к которому позже присоединился Денар. После ранения Денара принял на себя командование и повел отряд на Букаву. В 1968 году был репатриирован и с тех пор ни в каких боевых действиях не участвовал.

Роже Фольк. Многократно награжденный французский профессиональный офицер. Возможно, был послан французским правительством в Катангу при попытке ее отделения. Позже под его командованием был Денар, осуществляя французские операции в Йемене. В конголезских операциях наемников не участвовал. По приказу французского правительства организовывал операции во время гражданской войны в Нигерии. Безумно храбр, но в настоящее время от полученных ран почти инвалид.

Майк Хор. Британец, ставший южноафриканцем. Личный друг Чомбе, был советником при мятеже в Катанге. Когда в 1964 году Чомбе вернулся к власти, был снова приглашен в Конго. Организовал англоязычное пятое подразделение коммандос. Участвовал в войне против Шимбы. В декабре 1965 года подал в отставку и передал командование Петерсу. Хорошо обеспечен и практически считает себя в запасе.

Джон Петерс. В 1964 году присоединился к Хору. Дослужился до заместителя командира. Бесстрашен и совершенно безжалостен. Некоторые офицеры, служившие при Хоре, отказались подчиняться Петерсу и либо перевелись, либо ушли из пятого отряда. В 1966 году он благополучно подал в отставку.

Примечание. Шестеро вышеупомянутых – это так называемое „старое поколение“, поскольку именно они занимают видное место в войнах Катанги и Конго. Пятеро следующих – младше по возрасту, за исключением Ру, которому за сорок. Их можно считать „младшим поколением“, так как они занимали подчиненные должности в Конго и проявили себя уже потом.