скачать книгу бесплатно
– Вот… пожалуйста. Пятнадцать миллиардов лет.
Вымученно киваю. Прячу свое замешательство под маской вежливости. Смотрю на разрезанную вселенную.
– Вы хотели идти домой, – напоминает он.
Осторожно возражаю:
– Уже нет.
Не говорю, что идти мне больше некуда.
Наш выпускной
Сегодня был выпускной.
Долгожданный.
Уже и не думали, что доживем, ну да, до выпускного мало кто доживает. Кто разбился, у кого сердце не выдержало, кто и вовсе повесился потихоньку, понял, что не видать ему диплома, как своих ушей.
А мы вот дожили.
Собрались в большом зале, пришли пораньше, украсили крылья кто в что горазд, я золотые монеты на крылья прицепил, меня цыганским бароном обозвали, Лика серебряную пыль на крылья присыпала, ее сахарной пудрой обозвали, Тимка красные звезды на крылья прицепил, его все обозвали советским истребителем, а-а-а, разбегайся, кто может, щас на таран попрет…
Рассаживались. Расправляли крылья, хвастались, у кого длиннее, ну и что, что у тебя длиннее, а у меня зато крылья больше за лето выросли, да-а…
Учителя говорили торжественные речи. Те самые учителя, которые еще вчера орали, да что из тебя вообще выйдет, толк из него выйдет, бестолочь останется. Теперь обнимали нас крыльями, милые вы мои, хорошие… Большому кораблю большое плавание, Человек создан для полета, как птица для счастья, мы все как один в этот знаменательный день…
Вспоминали. Какими пришли сюда, маленькими, неумелыми, с еще не оперившимся крыльями, смущенно краснели перед приемной комиссией, ну-у, у меня крылья есть, так мне бы летать… Думаю, что смогу…
Пили шампанское. Пробки в потолок, испещренный поколениями пробок.
Вспоминали. Как первый раз, а ты летать умеешь, а что тут уметь… и потом этот-то что-тут-уметь взлетает и падает, стремительно, с треском. И ты ждешь своей очереди, кусаешь губы, и почему-то как никогда хочется выйти, где тут комната с кругом и треугольником на двери… А потом – пошел, и боишься лететь, и кто-то пинает тебя сзади, хороший разгон, и падаешь, и сами расправляются крылья, машешь, выше, выше, выше… Аплодисменты, учитель кивает – пять баллов. И бежишь в толпу однокашников, ну-ка, какая сволочь меня спихнула…
Вспоминали. Прощались. Тихонько спрашивали друг друга, кто куда пойдет дальше, да не знаю еще, да подумаю, да…
Учителя говорили напутственные речи, что вы еще не крылатые, это жизнь надо прожить, пролетать, вот тогда крылатыми будете. Вот как мы летали.
Расставались. Пели песни, ор-лята учатся летать. По-ра в путь-дорогу. Потому, потому, что мы пилоты. Ну, когда заберет меня маленький самолет. Гал-ки, птицы, как люди, видят солнце на блюде.
Напивались допьяна, подтрунивали друг над другом, ты как завтра летать будешь, а завтра и не буду, на фиг надо… а так, зигзагами-зигзагами…
Разошлись под утро, расползлись, разъехались по домам от Альма Матер. По норам, по туннелям под низкими потолками. Сидели дома, выслушивали завывания родственников, а у меня Сашка землекопом работает, а у меня Танька землекопщицей, а у меня Юрка шахтером устроился, а Ирка, дура, в археологи поперлась, о чём думала… А ты когда работу искать будешь?
Кивал. Буду-буду. Когда-нибудь. Ходил по туннелям с низкими потолками, на четвереньках, конечно, иначе тут никак. Перебирал любимые детские книжки, фантастику какую-то, дескать, за глубинами нашего мира, за толщей камня есть другие миры, огромные пустоты. Прятал крылья под плащом, поджимал под себя, чтобы не оттоптали в давке.
По статистике крылья обрезают в среднем через три года после окончания учёбы. И идут в землекопы. Я дал себе зарок продержаться хотя бы лет пять. Хотя по той же статистике в среднем через пять лет выпускники глотали горсть таблеток, а в предсмертной записке писали…
Незнание законов
– Что вы скажете в свое оправдание?
– А в чем, собственно, я…
– Встаньте!
Что за бред, какого черта я вставать должен. Какого черта вообще превращают судейство в фарс…
Встаю. Все в зале смотрят на меня. Как мне кажется, с ненавистью. Лихорадочно соображаю, что я мог натворить. Вроде бы ничего такого… вроде бы…
– Вы нарушили закон земного притяжения.
Вздрагиваю. Это новенькое что-то…
– К-когда… нарушил?
– Сегодня в семнадцать тридцать выходили из супермаркета…
– А что, нельзя было выходить?
– …поднялись в воздух. Все видели, как вы летели до гостиницы.
– Летел. Ну а что мне прикажете, с сумками по земле тащиться?
Мой адвокат откашливается. Надо же, мы еще и говорить умеем…
– Здесь нельзя летать, понимаете?
– Где здесь?
– На территории шенгенского соглашения.
Фыркаю. Слишком похоже на розыгрыш. Даже очень.
– Да ну вас, у нас в России все летают.
– В России летают. А здесь закон всемирного тяготения другой, понимаете?
– Н-не знал.
– Незнание закона не освобождает от ответственности.
– И что мне теперь… штраф?
– Вы в курсе, что здесь это карается смертной казнью?
Холодеет спина. Бред, бред, бред, бред-бред-бред-бред. Так не бывает. Не бывает. Не бывает. Чтобы люди не летали, так не бывает.
– И что мне…
– Приговор будет приведен в исполнение завтра, – судья замирает, будто обдумывает что-то, – обжалованию… не подлежит!
Стук молотка…
– …сложное дело, очень сложное… Вы бы, прежде чем в страну ехать, хоть бы задумались, какие законы, какие правила… а то ишь, кинулись…
Смотрю на адвоката. Умоляюще. Кажется, если выговаривает мне, значит, знает, как помочь. Должен знать. Просто… просто не может быть иначе. Потому что. Потому что так не бывает. Потому что я не могу умереть. Не могу. Кто угодно. Не я. Не я.
– Кто ж знал, что тут такое… с притяжением…
– Что с притяжением. Вон, во Франции скорость света официально в два раза меньше, чем в других странах.
– Да ну?
– Знать надо. А в Индии число Пи равно восемнадцати.
– Да, припоминаю что-то. Из раздела «Удивительное рядом».
– Вы бы это удивительное хоть бы перечитали прежде чем за границу-то ехать… на что надеемся, на что надеемся… Был у меня один такой, в Лондон приехал…
– Повезло.
– Вот и повезло. Надо ему было чай заварить…
– И?
– Он и догадался, чайник на огонь поставил.
– И… что?
– Как что? Ну, получил ледышку в чайнике…
– Почему ледышку?
– Ну, вы даете. А то сами не знаете, что в Великобритании при нагревании предметы охлаждаются. А он с отелем судиться поперся, хорошо я его остановил…
Спрашиваю. В отчаянии.
– А мне-то что делать?
– А что делать, раньше думать надо было, вот так, в чужую страну поперлись, хоть бы посмотрели, что к чему…
Сжимаю зубы. Нет, нет, нет. Быть не может, чтобы он мне не помог, потому что… не знаю, почему. Но быть не может.
– Вы мне вот что скажите… вы через Польшу проезжали?
– Было дело. А там что, проезжать нельзя, проползать надо?
– А вы в курсе, что на территории Польши время назад идет?
– Да ну.
– Ну да. Это значит, что у вас сегодня не семнадцатое… а пятнадцатое, получается. А это значит, что не могли вы семнадцатого ничего натворить, не было вас там, не было!
Чувствую, что оживаю.
– Думаете… сработает?
– Ну конечно. Что ж вы сразу-то про Польшу не сказали… А то вот так вот поедут… а нет чтобы законы посмотреть… В Японии вон вообще если расстояние на время поделить, не скорость получится, а масса… один вот так поехал, в ресторан зашел суши поесть…
Что я принес
Бегу по полю, да не бегу, ползу, здесь можно только ползти под шквалом пуль. Они уже не целятся, они уже ведут шквальный огонь в слепом отчаянии.
Только сейчас понимаю, что не чувствую за спиной Кирюшки. Что не слышу его, это понятно, здесь вообще ничего не услышишь за шквалом выстрелов. Только чувствую, что Кирюшки за моей спиной уже нет, хлопнули Кирюшку.
Бывает.
Мы знали, на что идем.
Знали.
Вон, Анютку подстрелили на полпути, даже не пикнула, не дрогнула, а могла бы и завизжать, всех нас выдать. Не выдала, знала, на что идет.
Знала.
И мы все знали, на что идем.
Иду по полю, даже не иду – ползу в траве, только бы не вздохнуть, не дрогнуть, себя не выдать.
Только бы добраться к истокам…
Смотрю вперед, где серебрится река, да не вода, река. Будь я проклят, если не доберусь…
Натыкаюсь в траве на что-то жесткое, твердое, да не на что-то – на остов, высохший костяк.
Значит, кто-то был здесь до меня.
Кто-то…
Снова прижимаю голову, прячусь от шквального огня. Прижимаю к груди фляги, еще пустые, ничего, там наполню…
Добираюсь до реки. Хочется зачерпнуть воду, и пить, пить, пить, вычерпать-выпить всю реку. И знаю, что не выпью, не то, что всю реку – ни глотка не выпью, нет в реке воды, и не было никогда.
Черпаю. Еще, еще, наполняю фляги, молюсь, чтобы донести хотя бы половину.
Она здесь чистая.
Здесь, у истоков.
