Медальон и шпага

Гроуту стоило большого труда восстановить спокойствие, и прошло несколько минут, прежде чем страсти улеглись и Кейвуд смог продолжить допрос.

– Мистер Монтегю, в одном из писем, адресованном вам неким Джефри Уайтлоком, упоминается о корабле из Франции. Уайтлок пишет, что на этом корабле в Англию нелегально должны прибыть несколько ваших сообщников, и называет имена людей, которые обвиняются в измене и подлежат немедленному аресту, если они осмелятся вернуться на английскую землю.

– У вас не может быть такого письма, – поспешно возразил Монтегю.

– Почему? – поинтересовался Кейвуд.

– Потому что его не существует.

– Вы хотите сказать – больше не существует? Но вы ошибаетесь: письмо у нас есть, вернее, то, что от него осталось. Вы пытались сжечь письмо, но вам помешали солдаты, и нам удалось спасти вот этот обрывок.

Кейвуд помахал в воздухе обгорелым клочком бумаги, надеясь, что он произведет на Монтегю устрашающий эффект, но презрительная усмешка так и не сошла с лица сэра Кларенса.

– Этот клочок ничего не значит, – ответил он Кейвуду. – Мало ли что мог написать некий Уайтлок. Я не могу отвечать за слова другого человека. Если корабль придет, арестуйте неугодных вам пассажиров и тогда обвиняйте меня в связях с изменниками.

– Хорошо, – нехотя согласился Кейвуд, – оставим письмо Уайтлока. Тем более что оно самое безобидное из всей вашей переписки. Нами найдены документы, уличающие вас и мистера Дугласа в причастности к роялистским мятежам весной этого года. Вы подстрекали мятежников и выступали против правительственных войск с оружием в руках. Кроме того, мы располагаем доказательствами, что вы неоднократно получали крупные суммы денег от испанцев для осуществления ваших преступных замыслов. Как же так, сэр? Вам, английскому дворянину, не претит принимать помощь от врагов нашей страны? Или вам неизвестно, что Англия находится в состоянии войны с Испанией?

– Известно. И я должен признать, что союз с испанцами стоил мне долгих моральных мучений, но мне легче примириться с подданными короля Филиппа, чем с прихвостнями Кромвеля, хотя они и мои соотечественники.

– Ваши связи с испанскими шпионами не могут расцениваться иначе как измена.

– В этом вопросе я с вами абсолютно согласен, – проговорил Монтегю. – Но ради того, чтобы избавить Англию от узурпатора, я готов пожертвовать своим честным именем.

– Не сомневаюсь, – сказал Кейвуд. – Но я еще не сказал самого главного: к нам попал тщательно разработанный план покушения на лорда-протектора, начертанный вашей рукой. Из этого плана явствует, что убить протектора должны были вы.

Монтегю слегка побледнел.

Кейвуд довольно улыбнулся.

– Вас, наверное, удивляет, что ваша переписка попала к нам руки? – спросил он Монтегю. – Вы хранили документы и письма в тщательно скрытом тайнике, но с Божьей помощью нам удалось его обнаружить.

– Правильнее сказать, с помощью предателя, обманом проникшего в мой дом! – воскликнул сэр Кларенс.

– Мистер Монтегю, – невозмутимо продолжал Кейвуд, – почему, спасаясь от погони, вы решили укрыться в Рутерфорде?

– Поблизости не было другого жилья.

– Ошибаетесь, сэр: по пути в Рутерфорд находится Говард-Холл. Почему же вы не поехали туда, если вам было все равно, где заночевать?

– Ночевать у графа Говарда? – воскликнул Монтегю. – Да всем известно, какая у него репутация!

– Какая же?

– Он отъявленный “круглоголовый”!

– А герцог Рутерфордский – ваш сообщник?

Монтегю понял, что увлекся и совершил ошибку.

– Нет, – поспешно возразил он, – герцог ничего не знал о заговоре.

– Так что же заставило вас выбрать именно его дом: старая дружба и родство убеждений?

– Какими бы ни были наши отношения, это не значит, что герцог причастен к заговору, – возмутился Монтегю. – Он… он не хотел пускать нас, но мы стали угрожать ему оружием и вынудили предоставить нам убежище.

– Вы угрожали вашему сообщнику-роялисту? – насмешливо спросил Кейвуд. – Разве это совместимо с вашими представлениями о чести?

– Мы были вынуждены так поступить.

– Но герцог Рутерфорд утверждает, что никаких угроз не было.

– Вполне понятно: герцог не желает усугублять нашу вину. Но мы ему угрожали. Спросите у Дугласа.

Дуглас кивнул, хотя Кейвуд ни о чем его не спрашивал.

– Ваша честь, – сказал Кейвуд Гроут, – у меня больше нет вопросов к мистеру Монтегю. Я думаю о том, что произошло в Рутерфорде, нам лучше расскажет сам хозяин замка – герцог Рутерфорд.

– Спрашивайте, сэр, – разрешил Гроут.

– Милорд, – обратился Кейвуд к герцогу, – сэр Кларенс Монтегю заявил, что он и его сообщники силой заставили вас впустить их в замок. Это правда?

– Нет, – ответил Рутерфорд, – меня никто не принуждал.

– Вы знали, что граф Риверс осужден за измену?

– Да.

– Милорд, вы человек прекрасно образованный и, надеюсь, сведущий в законах нашего государства. Вы не могли не знать, что скрывать такого преступника, как Риверс, запрещено под угрозой самого сурового наказания.

– Я никогда не считал графа Риверса преступником, – возразил Рутерфорд.

– Нам известны ваши роялистские убеждения, – проговорил Кейвуд. – Но сейчас речь не о них. Вы знали, что Монтегю, Дуглас и Риверс замешаны в роялистском заговоре?

– Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, – сказал герцог.

– Вы состояли в этом заговоре?

– Нет.

– Вы уверены?

– Уверен.

Кейвуд мрачно усмехнулся и достал из рукава камзола сложенные в несколько раз листы бумаги.

– Если позволите, милорд, – проговорил он, – я зачитаю выдержки из одного письма. Письмо это довольно длинное, поэтому я прочту всего несколько строк из начала и конца этого послания.

“Дорогой герцог! Граф Риверс подробно рассказал мне о вашем смелом замысле. Я нашел его безупречным и до конца продуманным. Если удастся осуществить ваши планы, никакие случайности не спасут Кромвеля от справедливой кары и придет конец его незаконной власти”. Далее, ваша честь, – проговорил Кейвуд, отрываясь от письма, – следует точное и подробное изложение преступных намерений заговорщиков, главным из которых названо убийство лорда-протектора. А заканчивается письмо следующими словами: “Примите мою благодарность за ту неоценимую помощь, которую вы оказываете нам, не считаясь со смертельной опасностью, угрожающей вашей жизни. Только вы, с вашим тонким умом и хладнокровием, способны подготовить этот заговор. Я надеюсь на вашу удачу и заранее одобряю все, что вы сочтете нужным предпринять, чтобы избавить Англию от узурпатора”.

– Что это за письмо? – спросил Гроут.

– Это письмо было зашито в подкладке плаща графа Риверса. Он забыл плащ в доме мистера Монтегю, когда спасался от ареста. Письмо адресовано герцогу Рутерфорду, из чего следует, что истинным руководителем заговора и, более того, автором преступного плана был не граф Риверс, а милорд герцог и все его заявления о непричастности к заговору лживы от начала до конца.

Герцог Рутерфорд побледнел от гнева и ошеломляющего удара и в недоумении посмотрел на Дугласа и Монтегю: их лица выражали полнейшую растерянность и удивление.

– Господин Кейвуд, – вмешался Бредли, – вы не допускаете мысли, что письмо подложное?

– Нет, ваше превосходительство, подлинность письма не вызывает сомнений.

– Кем подписано письмо? – спросил Гроут.

– Взгляните сами, ваша честь, – сказал Кейвуд, передавая судье письмо.

Гроут бегло просмотрел листы, и вдруг его лицо странно изменилось.

– “Карл Стюарт, король”, – прочитал он.

Члены трибунала дружно повернулись в сторону Рутерфорда.

– Милорд! – воскликнул Бредли, обращаясь к Рутерфорду. – Правда ли то, что написано в письме Карла Стюарта?

Герцог на секунду задумался, потом с сожалением улыбнулся и ответил:

– Правдивость короля не подвергается сомнению.

Бредли в бешенстве швырнул на стол перо, которым он делал записи на листке бумаги. Чернильные пятна забрызгали его мундир и попали на камзолы соседей.

Гроут воспринял его вспышку негодования как сигнал к окончанию заседания и объявил перерыв до завтра.

* * *

– Что за фокус выкинул проклятый Кейвуд с этим странным письмом? – спросил Монтегю Рутерфорда, когда они вернулись в тюремную камеру.

– Не знаю, Кларенс, – в растерянности ответил герцог. – Я ничего не понимаю.

Монтегю нахмурился и медленно прошелся по камере.

– Я не верю вам, милорд, – серьезно проговорил он.

– Не верите?

– Да. Я не дурак и могу отличить неведение от недостойного обмана.

– Сэр Кларенс! – возмущенно воскликнул герцог. – Выбирайте выражения!

– Я стараюсь, милорд, но это именно то выражение, которое определяет суть вашего поступка.

– Кларенс, – надменно сказал Рутерфорд, – вы говорите со мной так, словно хотите меня оскорбить. Я не знаю, что вас возмутило в письме, которое зачитал Кейвуд. Оно касается только одного меня.

– Одного вас? Нет, милорд, оно касается и меня, и Дугласа. Я думал, что мы заслуживаем большего доверия с вашей стороны, но оказалось, что вы и Риверс лгали нам, вы водили нас за нос, как мальчишек на побегушках!

– Кларенс, – холодно произнес герцог, – я бы подумал, что вы пьяны, если бы не был уверен в обратном.

– Не беспокойтесь, я напьюсь, – зло рассмеялся Монтегю, – но сначала ответьте мне: почему вы разыгрывали не причастного к заговору человека? Неужели вы опасались, что я и Дуглас способны вас предать? Когда мы дали вам повод так подумать о нас? Или десять лет нашей преданности Стюартам уже ничего не значат, и вы принимаете нас за шпионов тайной полиции?

– Вы заблуждаетесь! – воскликнул герцог, поняв негодование молодого человека. – Клянусь вам своей честью, что я не знал о заговоре!

– Но как же вы объясните содержание королевского письма?

– Несколько месяцев назад граф Риверс приезжал в Англию и посетил меня в Рутерфорде. Как обычно, мы обсуждали возможность реставрации королевской власти, и я высказал свои предположения. Но я не мог знать, что Риверс расскажет о нашей беседе королю, и тем более не мог представить, что высказанное в частной беседе мнение воспримут как тщательно подготовленный план заговора.

Раздражение Монтегю сменилось растерянностью.

– Если все обстоит именно так, как вы говорите, почему вы не заявили об этом суду? – спросил он.

– Кто же мне поверит, Кларенс? – усмехнулся герцог. – Как я смогу доказать, что не помогал Риверсу в организации заговора? Как я докажу, что он использовал мои идеи без моего согласия, а сам я ничего об этом не знал? Нет, это наивно, и мое заявление не вызовет ничего, кроме смеха судей.

– Но ваше имя не упоминается ни в одном документе заговора, – сказал Монтегю.

– Мое имя упоминается в письме короля, – возразил герцог. – И это самое веское доказательство моей вины. Письмо доказывает, что идея заговора принадлежит мне и главой столь неблагонадежного предприятия король изволит видеть только меня. Великолепный подарок для Кромвеля! Ему нужен был виновник – влиятельный, известный, знатный роялист, которого можно покарать в назидание всем недовольным. И он его получил в моем лице.

– Милорд, а если вам поговорить с генералом Бредли? – неуверенно предположил Монтегю. – Мне показалось, что он пытается вам помочь.

– Это была минутная слабость. Бредли слишком хороший солдат, чтобы не выполнить приказ командира. Вот увидите, Кларенс: судебная комедия закончится смертным приговором.

–Я знаю, милорд, – вздохнул Монтегю. – И эта комедия не кажется мне смешной.

* * *

На следующий день заседание суда целиком было посвящено допросу свидетелей.

– Лично у меня виновность подсудимых не вызывает сомнения, – вполголоса поделился своим мнением с Бреди судья Гроут. – Мне кажется, что в этом деле больше нечего выяснять. Но порядок есть порядок, – вздохнул он с видом человека, обреченного на пустое времяпрепровождение.

Первым вызвали капитана Уолтера. Капитан был единственным свидетелем, который знал больше, чем знало следствие, но Уолтер сдержал слово, данное Бредли. Он прекрасно разыграл роль туповатого солдафона и умело ушел от вопросов, которые случайно могли бросить тень на Фрэнсиса Говарда. Остальных свидетелей Бредли не опасался. Они не могли добавить ничего существенного к тому, о чем уже не раз упоминалось в первый день заседания.

Кейвуд допрашивал свидетелей, не проявляя особого желания восстановить истину во всех ее мельчайших подробностях. Он ограничился тем, что досадил Бредли, отыгравшись на Рутерфорде, а выдать суду Фрэнсиса Говарда было равносильно самоубийству. Бредли никогда не простил бы ему такого оскорбления, и Кейвуд предпочел не идти против воли генерал-майора.

Все члены трибунала понимали, что допрос свидетелей ведется только для проформы. Они нетерпеливо поглядывали на часы и на Гроута, давая ему понять, что пора сворачивать заседание. Офицеры спешили покинуть холодный зал и согреться кружкой вина в ближайшей таверне.

Наконец Гроут объявил перерыв, и суд удалился для вынесения приговора.

Обсуждение не заняло много времени. Все члены трибунала принадлежали к числу наиболее рьяных противников королевской власти и в разное время отличились особой беспощадностью к роялистам. Вполне понятно, что от такого состава суда заговорщики не могли ждать ни малейшего снисхождения.

Приговор был составлен в предельно коротких выражениях: Кларенс Монтегю, Аллан Дуглас и Эдвин Дарвел, герцог Рутерфорд, признавались виновными в государственной измене. Все подсудимые единогласно приговаривались к смертной казни.

Никто из роялистов не дрогнул, выслушав приговор. Жизнь, полная опасностей, научила их не бояться смерти.

Покидая зал суда, Бредли прошел мимо заговорщиков, которые должны были вернуться в тюрьму в сопровождении конвоя. Он задержался возле герцога Рутерфорда и с сожалением посмотрел на молодого человека.

– Видит Бог, милорд, – обратился он к герцогу, – я пытался вам помочь, но вы совершили досадную ошибку.

– А вы как будто хотите оправдаться передо мной? – усмехнулся Рутерфорд.

– Я хочу вам сказать, что уже ничего не смогу сделать для вас, как бы я ни хотел спасти вас от смерти.

– Я не просил вас об этом, генерал, – возразил герцог.

– Мне искренне жаль, милорд, – с легким волнением проговорил Бредли, – искренне жаль.

Рутерфорд недоверчиво покачал головой и, не ответив генералу, последовал за конвоем.

На улице у входа в суд Бредли ждали капитан Уолтер и адъютант Эдвардс.

– Сэр Ричард, – сказал Эдвардс, приближаясь к генералу, – сегодня с утра вас разыскивает какой-то человек.

– Кто он такой? – спросил Бредли.

– Я никогда его раньше не видел, а свое имя он отказался мне назвать.

– Если он не представился, то и не будем о нем больше говорить.

– Мне этот человек показался подозрительным, – сказал Эдвардс.

– Подозрительным? Чем же?

– Когда я ему сказал, что вы присутствуете на заседании суда и сегодня никого не примете, он как-то странно изменился в лице, поинтересовался, где проходит суд, и быстро ушел. После его ухода мне стало не по себе. Я пожалел, что сказал ему, где вы находитесь, и, бросив все дела, поехал сюда, чтобы встретить вас.

– Вы видели здесь этого человека?

– Да, он прогуливался возле суда.

– Как он выглядит?

– Молодой человек, с выправкой военного… А вот, кстати, и он.

Бредли повернулся в ту сторону, куда указывал адъютант: по улице шел высокий дворянин в черном бархатном костюме. Его камзол украшал белый воротник из дорогих фламандских кружев. На черном бархатном плаще блестел тонкий золотой позумент.

Незнакомец подошел к Бредли и сдержанно поклонился. Лицо дворянина показалось генералу знакомым, но он никак не мог вспомнить, где он его видел.

Это был молодой человек лет двадцати пяти, стройный, с безупречной выправкой военного, как верно подметил адъютант Эдвардс. Красивое лицо незнакомца с утонченными благородными чертами обрамляли длинные темно-каштановые волнистые волосы, которые локонами выбивались из-под бежевой широкополой шляпы, украшенной белым пером и золотой пряжкой.

– Я имею честь говорить с сэром Ричардом Бредли? – спросил незнакомец, внимательно глядя на генерала выразительными темно-синими глазами, казавшимися почти черными в тени густых темных ресниц.

– Да, сэр, – ответил Бредли.

– Я давно жду вас, ваше превосходительство.

– Что вам угодно? – надменно спросил сэр Ричард.

– Мне угодно поговорить с вами.

– Для начала, сэр, вам следовало бы представиться.

– Мое имя вам хорошо знакомо, – ответил молодой человек. – Я – капитан Дэвид Дарвел.

Глава 14. Правосудие лорда-протектора

Перед генералом Бредли стоял человек, которого он меньше всего хотел бы встретить в эту минуту. Он с удовольствием уклонился бы от разговора с молодым офицером, но сэр Ричард понимал, что первый помощник капитана на адмиральском флагмане был не тем человеком, которого так просто можно было бы убрать со своего пути.

– Я согласен выслушать вас, сэр, – обратился он к Дэвиду Дарвелу, – но, на мой взгляд, вы выбрали не самое удачное место для беседы.

– Ваше превосходительство, – с достоинством проговорил молодой человек, – было бы странным, если бы я находился в другом месте, когда решается судьба моего брата.

– Понимаю, вы намерены поговорить со мной о деле герцога Рутерфордского?

– Да.

– Вынужден огорчить вас, капитан: приговор вынесен, и я ничего не могу изменить.

– Вы хотите сказать, что суд закончился? – спросил лорд Дарвел.

– Закончился, – подтвердил Бредли.

– Так быстро? – воскликнул молодой человек. И вам хватило двух дней, чтобы рассмотреть дело о заговоре?

– Это был один из тех случаев, когда отпадает необходимость в длительном разбирательстве.

– Какое… какое решение вынес суд? – с волнением спросил лорд Дарвел.

– Сожалею, милорд, – с сочувствием проговорил Бредли, – но государственная измена – тяжкое преступление.

Лицо молодого человека дрогнуло.

– Значит, смертная казнь? – тихо спросил он.

– Да, – подтвердил Бредли.

Выразительные темно-синие глаза молодого человека вспыхнули от гнева.

– Но это невозможно! – воскликнул он. – Это какая-то ужасная, нелепая ошибка! Эдвин не изменник!

– Вы заблуждаетесь, капитан, – холодно проговорил Бредли. – Заблуждаетесь, как заблуждался и я, когда думал, что ваш брат виноват только в укрывательстве заговорщиков. Но то, что я услышал сегодня на суде, стало для меня полнейшей неожиданностью. Я был потрясен, узнав, что заговор графа Риверса уместнее назвать заговором герцога Рутерфорда.

– Генерал, я убежден, что это недоразумение!

– Я бы тоже хотел в это верить, но факты неоспоримо доказывают вину герцога, и судьям не потребовалось много времени для вынесения приговора. Дело закончено, милорд, и ваше ходатайство несколько запоздало.

– Я приехал в Оксфорд только сегодня ночью. Обстоятельства не позволили мне вернуться раньше.

– Даже если бы вы и приехали раньше, я не думаю, что это что-нибудь изменило.

– Генерал, я не верю в виновность брата, – сказал лорд Дарвел, – не верю, что бы вы мне не говорили. Я сегодня же отправлюсь в Лондон и добьюсь пересмотра дела.

– Капитан, вы храбрый и заслуженный офицер, но никто в угоду вам не будет менять законы. Вина герцога Рутерфорда доказана, и если бы вы слышали, как он сам обличал себя на суде, то поняли бы, что любые попытки спасти его были заранее обречены на провал. Оправдать герцога вам не удастся. Вам остается только одна надежда – добиться помилования от лорда-протектора. Но ваш брат отказался подать прошение о помиловании.

– Отказался?

– Наотрез.

– Вполне понятно. Эдвин не считает себя виновным.

– Но мнение вашего брата еще не основание для его помилования.

– Я надеюсь, что сумею убедить лорда-протектора назначить пересмотр дела.

– Как хотите, капитан, но я не разделяю ваших надежд.

Молодой офицер хотел еще о чем-то спросить генерала, но явно не решался. Его взгляд выдавал растерянность и волнение.

– Генерал, – наконец обратился он к Бредли, – когда должны привести приговор в исполнение?

– Думаю, очень скоро: нет никаких оснований откладывать казнь.

– Генерал! – воскликнул лорд Дарвел. – Я прошу вас, повремените с исполнением приговора, пока я не вернусь из Лондона.

– Сколько вам потребуется времени?

– Я прошу десять дней.

Бредли на секунду задумался.

– Хорошо, – сказал он. – Я даю вам десять дней, хотя прокурор и будет недоволен моим вмешательством.

– Я еду в Лондон немедленно.

– Желаю вам удачи, капитан, – сказал Бредли.

Лорд Дарвел учтиво поклонился и быстро скрылся в лабиринте узких улиц.

* * *

– Ну что, Дейви? – воскликнула Делия, бросаясь навстречу брату, едва он вошел в гостиную замка. – Ты говорил с Бредли?

– Да, я встретился с ним, – ответил Дэвид, опускаясь в кресло у камина.

– Тогда рассказывай! – приказала Делия, присаживаясь к нему на колени с детской непосредственностью

Дэвид молчал, рассеянно перебирая завитки на длинных волосах сестры. Он не знал, что ему делать: рассказать ли Делии о суде и приговоре, вынесенному герцогу Эдвину, или скрыть правду до своего возвращения из Лондона? Но если Делия узнает о суде от чужих людей, то не простит ему такой жестокой обиды. Нет, между ними никогда не было недоверия, и он обязан сказать ей о приговоре, каким бы тяжелым ударом ни было это страшное известие.

– Делия, – проговорил он, – сегодня состоялся суд.

– Сегодня? – воскликнула девушка, с недоумением глядя на брата.

– Да.

– И ты присутствовал на суде?

– Нет, меня не пустили, и мне пришлось ждать на улице, когда закончится заседание.

– Тебе известен приговор?

– Да, – подтвердил Дэвид.

– Говори же! – потребовала Делия, и в ее глазах появился страх.

– Ты только не волнуйся, – сказал молодой человек, прижимая к груди тонкие руки сестры. – Это еще не окончательный приговор… Сегодня я еду в Лондон… к Кромвелю…

– Ты не ответил мне, – решительно перебила его Делия.

– Суд признал заговорщиков виновными в государственной измене.

– Но это же смертная казнь! – воскликнула девушка.

Дэвид обнял сестру за талию, боясь, как бы с ней не случился обморок, но этого не произошло. Делия порывисто встала, и ее лицо вспыхнуло от гнева.

– Какая подлость! – воскликнула она. – Эти “круглоголовые” думают, что могут делать все, что им заблагорассудится!

– Успокойся, Делия, – сказал молодой человек. – Еще не все потеряно. Завтра я буду в столице и добьюсь у Кромвеля помилования.

– Помилования? – переспросила Делия, отталкивая брата. – Добиваться помилования, когда осужден невиновный? И о чем ты только говорил с Бредли?

– А что я мог поделать, когда суд уже закончился?

– Если бы я была мужчиной, я вызвала бы этого негодяя на дуэль, – дерзко заявила девушка.

– За что, Делия? – спросил Дэвид. – Бредли только выполняет свой долг и делает то, что ему приказывают.

– Ты оправдываешь его? – возмутилась Делия. – Неужели ты не понимаешь, что это он погубил Эдвина?

– Ты не совсем права. По-моему, Бредли не был склонен к крайним мерам, и если бы не злосчастная гордость нашего брата, все могло бы кончится по-другому.

– Это тебе сказал Бредли? – с презрением спросила Делия. – И ты ему поверил?

– Я знаю Эда, – вздохнул Дэвид.

– Чем же закончился ваш разговор с Бредли?

– Ничем.

– Ты повел себя как трус! – воскликнула Делия. – Ну почему я не мужчина!

– Если ты считаешь меня совершенным ничтожеством, – еле сдерживая раздражение проговорил Дэвид, – и настаиваешь, чтобы я вызвал Бредли на дуэль, хорошо, пусть будет по-твоему: я найду какой-нибудь идиотский предлог и затею с ним ссору, но только после того, как вернусь из Лондона. Мне еще понадобится моя жизнь по меньшей мере дней десять.

Делия подняла на брата наполненные слезами глаза и обняла его за шею.

– Нет, Дейви, – проговорила она. – Прости меня, безумную. Я сама не знаю, что говорю.

– Не плачь, моя девочка, – ласково сказал Дэвид. – Я понимаю, как тебе тяжело, но ты не должна отчаиваться. Через несколько дней я вернусь с помилованием, и весь этот кошмар останется позади.

Он поцеловал сестру и попытался ей улыбнуться. Но улыбка вышла печальной. У него было тревожно на душе, и мучили нехорошие предчувствия.

* * *

Шел уже восьмой день, как Дэвид Дарвел прибыл в Лондон, но ему все еще не удалось добиться приема у лорда-протектора. Ему не отказывали наотрез, но каждый раз находился какой-нибудь повод, чтобы отложить аудиенцию на неопределенное время: то Кромвель был занят, то ему нездоровилось, то он беседовал с французским послом… Но Дэвид догадывался, что за этими на первый взгляд благовидными причинами скрывается явное нежелание протектора встречаться с братом герцога Рутерфорда.