Медальон и шпага

– Человеку свойственно ошибаться, – неуверенно оправдался сэр Ричард.

– Человеку – да, но не генералу Бредли, – холодно возразил Кромвель. – Возвращайтесь в Оксфорд и выполняйте свой долг. Не вас учить, как это делается.

Протектор склонился над бумагами, давая понять, что аудиенция окончена. Бредли не оставалось ничего другого, как покинуть кабинет правителя Англии.

* * *

Первым посетителем, кого принял Бредли в своей резиденции, вернувшись в Оксфорд, был капитан Уолтер. Сэр Ричард не успел сменить свой дорожный костюм и отдохнуть после долгого путешествия, как адъютант Эдвардс доложил о визите Уолтера.

Капитан выглядел явно озабоченным.

– Хорошо, что вы так быстро вернулись, сэр, – произнес Уолтер. – Мне необходимо с вами поговорить.

– В мое отсутствие что-то произошло? – спросил Бредли.

– Пока нет, сэр, но может произойти, если эта судейская крыса Кейвуд не перестанет совать свой нос туда, куда его не просят.

– Чем вам не угодил Кейвуд?

– Сэр Ричард мне кажется, что Кейвуд разнюхал о причастности Фрэнка Говарда к заговору, – взволнованно проговорил офицер.

– Как разнюхал?! – воскликнул Бредли.

– Не знаю, но я заметил, что шпионы Кейвуда уже несколько дней мотаются по окрестностям Рутерфорда и Говард-Холла. Кейвуду известно, что четвертый заговорщик был ранен и не мог далеко уйти, вот он и разыскивает его след. Это хитрая бестия, сэр! Недавно он расспрашивал моих солдат; все пытался выяснить, зачем вы заезжали в Говард-Холл, с кем там говорили, сколько там пробыли, и тому подобное… Он и ко мне приставал со своими дурацкими расспросами.

– Что вы ему сказали?

– Ничего. Я терпеть не могу эту судейскую крысу, и разговор у меня с ним короткий, но два дня назад, проезжая мимо Говард-Холла, я увидел, как шпионы Кейвуда, переодетые крестьянами, о чем-то оживленно беседовали со слугой графа Говарда. Вы знаете, что преданность прислуги – понятие весьма относительное, и если они предложили лакею некоторую сумму денег, то могли выяснить все, что нужно, чтобы понять, зачем вы приезжали в Говард-Холл, и докопаться до тайны Фрэнка Говарда.

– Да, это возможно, – задумчиво проговорил Бредли.

– Ваше превосходительство, – сказал Уолтер, – надо что-нибудь предпринять, чтобы у Кейвуда отпала охота рыскать возле Говард-Холла. Если постараться, можно найти способ избавиться от него без лишнего шума.

– Я вижу, вы стали ярым защитником Фрэнка Говарда? – усмехнулся Бредли.

– Сэр, я не одобряю поступок Фрэнсиса, но уважаю его отвагу и не хочу, что боевого офицера таскали по судам, как уголовного преступника, – серьезно ответил капитан.

– Я переговорю с Кейвудом, – сказал Бредли, – и намекну ему, что он несколько переусердствовал в своем служебном рвении. Надеюсь, у него хватит ума понять, в чем дело, а если нет – там будет видно.

– Когда начнется суд? – поинтересовался Уолтер.

– Вероятно, в самые ближайшие дни. Вас обязательно вызовут как свидетеля. Помните о своем обещании, и ни слова о Говарде, хотя я не думаю, что Кейвуд осмелится идти против моей воли и упомянет его имя на суде. Ему придется довольствоваться тремя жертвами вместо четырех.

– Сэр, – возмутился капитан, – нет надобности напоминать мне о моем слове.

– Отлично, Уолтер. Завтра я хочу встретиться с заговорщиками, и вы будете сопровождать меня в тюрьму.

– Мне предупредить коменданта?

– Нет, не стоит. Я жду вас в десять часов утра, а сегодня вы свободны.

Уолтер ушел.

Бредли остался один, озадаченный малоприятным сообщением капитана.

* * *

Появление генерал- майора Бредли в тюрьме стало для здешнего начальства полной неожиданностью.

Комендант, невысокий, полный человечек с круглым самодовольным лицом, бежал за Бредли по коридору, уверяя его на ходу в безграничной преданности.

Он проводил генерала в свои апартаменты, довольно роскошные для столь мрачного заведения, и послал за Кейвудом, который, как обычно, находился в тюремном кабинете.

Кейвуд вошел, сохраняя на лице подчеркнутую серьезность. В его суровом пуританском облике было что-то вызывающее и даже дерзкое. Он не смутился под жестким взглядом Бредли и, застыв в позе исполнительного чиновника, стал ждать вопросов генерал-майора.

Бредли сидел в кресле коменданта, похлопывая хлыстом по запылившимся ботфортам. Напротив стояло другое, свободное кресло, но Кейвуду он сесть не предложил.

– Кейвуд, – надменно проговорил генерал, – до меня дошли слухи, что вы не считаете дело о заговоре графа Риверса законченным и продолжаете заниматься расследованием?

– Да, сэр, – ответил Кейвуд. – Я хотел просить вас повременить с судом.

– Повременить? – усмехнулся Бредли. – Ваше усердие весьма похвально, но вам не следует забывать, что не на все вопросы можно получить ответ.

– Мой долг, ваше превосходительство, до конца искать истину, – невозмутимо проговорил Кейвуд.

– Истину? – рассмеялся Бредли. – Поиски истины – это дело философов, а ваш долг – искать преступников. На сей раз они, к счастью, найдены. Не так ли?

– Но четвертый заговорщик еще не найден, – возразил Кейвуд.

– Если он не найден, это ваш промах, – язвительно заметил генерал. – У вас было достаточно времени для поисков.

– Смею заметить, ваше превосходительство, что в поисках четвертого заговорщика я мог рассчитывать только на ловкость моих осведомителей. Дуглас и Монтегю отказались выдать сообщников, а применять допрос с пристрастием вы запретили.

– Да, запретил. Эти господа носят имена, покрытие славой их достойных предков, и я не позволю подвергать их позорным пыткам.

– Но их признания могли бы многое прояснить, – возразил помощник прокурора.

– Кейвуд, – с презрением проговорил Бредли, – неужели вы находите удовольствие в таком занятии, как допрос с пристрастием?

– Нет, ваше превосходительство, – ответил Кейвуд, хотя его жестокость и тяга к кровавым зрелищам были всем известны.

– Ну, довольно! – решительно произнес генерал. – Протектор желает поскорее покончить с этой неприятной историей. О ней и так уже начинают поговаривать в Лондоне больше, чем нужно. Перестаньте гоняться за тенью четвертого беглеца и удовлетворитесь тем, что есть.

– Но, сэр, я почти напал на след. Дайте мне еще две недели!

– Позвольте полюбопытствовать: куда же ведет ваш след?

– Ваше превосходительство, я пока еще не уверен, – замялся Кейвуд.

– Не увиливайте от вопроса! – потребовал Бредли. – Говорите!

– Я подозреваю – только подозреваю! – что в заговоре замешан сын графа Говарда – лорд Фрэнсис Говард, – ответил Кейвуд, испугавшись гнева Бредли.

– Фрэнк Говард?! – воскликнул генерал. – Что за нелепый бред! И вы думаете, что я позволю вам порочить честное имя полковника Говарда и его сына – доблестного офицера?

– Но если он виновен?

– Он не виновен, – ответил Бредли. – Капитан Говард занят своей службой, а не роялистскими интригами.

– Ваше превосходительство, – попытался оправдаться Кейвуд, – у меня есть основания полагать, что лорд Говард находится в своем замке с того самого дня, когда вы арестовали заговорщиков.

– Даже если и так, какая связь между его пребыванием в Говард-Холле и заговором?

– Фрэнсис Говард ранен, – ответил Кейвуд.

Бредли невольно вздрогнул. Он понял, что Кейвуд сумел узнать гораздо больше, чем можно было ждать от этого неприметного чиновника.

– И что же? – спросил генерал, стараясь придать своему голосу безразличие и суровость.

– Остается выяснить, когда и как получил лорд Говард свою рану, тогда я отвечу и на остальные вопросы, которые не дают мне покоя.

– Вам не придется ничего выяснять, Кейвуд, – сказал Бредли. – Я был в Говард-Холле и все, что нужно, выяснил без вас. Оставьте Фрэнсиса Говарда и займитесь теми, кто виновен.

– Ваше превосходительство, возможно, вас ввели в заблуждение, – не унимался Кейвуд.

– Что же, по-вашему, я недостаточно хорошо выполняю свой долг? – гневно воскликнул Бредли. – Кажется, вы думаете именно так?

Кейвуд смутился под стальным взглядом генерала.

– Ваше превосходительство, – промямлил он, – я не смею так думать.

– Вам надо твердо усвоить, что я не терплю, когда за моей спиной плетутся темные интриги, – надменно и сурово произнес Бредли. – Помните ваше место, Кейвуд, и не забывайте печальную участь тех, кто пытался взлететь над горами, имея только куриные крылья.

Кейвуд был достаточно умен, чтобы не понять скрытый намек и угрозу, и его непроницаемое внешне лицо дрогнуло.

– Да, ваше превосходительство, – пробормотал он. – Конечно, вы правы.

– Я не сомневался, что вы поймете мои слова так, как надо. А теперь я хотел бы увидеть обвиняемых.

– Заговорщиков? – переспросил Кейвуд.

– Да.

– Прикажете привести их сюда?

– Нет, думаю, не стоит. Лучше вы проводите меня к ним в камеру.

Кейвуд поклонился и открыл Бредли дверь в коридор.

В сопровождении Уолтера генерал проследовал за Кейвудом по длинному лабиринту тюремных галерей, слабо освещенных лучами солнца, с трудом пробивающимся сквозь узкие оконца.

Возле камеры заговорщиков Бредли приказал Кейвуду и Уолтеру остаться и один вошел к обвиняемым. Тяжелая дверь с грохотом захлопнулась за его спиной.

Молодые люди играли в карты. Увидев Бредли, они бросили игру, ожидая, что он скажет.

Сэр Ричард молчал, внимательно рассматривая лица молодых людей.

Нетерпеливый Кларенс Монтегю встал и отвесил генералу издевательский поклон.

– Джентльмены! – воскликнул он. – Какой высокий гость посетил нашу обитель!

– Вы неисправимы, Монтегю! – усмехнулся Бредли. – Наверное, даже на эшафоте вы не откажетесь от своих шутовских выходок!

– А вы хотели бы увидеть меня рыдающим от страха? – спросил Кларенс. – Не дождетесь! Такого удовольствия я вам не доставлю!

– Ваша особа, мистер Монтегю, занимает меня сейчас меньше всего, – отпарировал Бредли.

– Не сомневаюсь! Но позвольте узнать: какого черта вы к нам явились?

– Я пришел сказать вам, что суд над вами состоится через неделю, и если у вас есть какие-нибудь просьбы, скажите мне, я постараюсь их выполнить.

– Чего ради такая милость?

– Я – офицер и отдаю вам должное, как бывшим офицерам королевской армии, – сказал Бредли.

– Вот так история! – рассмеялся Монтегю. – Нам еще не вынесен смертный приговор, а он уже спрашивает нас о последнем желании! Черт возьми, занятно!

– Я вам говорил, Кларенс, что нашу участь решат заранее, – усмехнулся герцог Рутерфорд.

– Что касается вас, милорд, – сказал Бредли, подходя к Рутерфорду, – то ваша участь будет зависеть от того, как вы поведете себя на суде. Последуйте моему совету и не берите на свою душу чужие грехи.

– Спасибо за совет, генерал, – ответил герцог, – но я предпочитаю сам решать, что и когда мне говорить.

– Как хотите, милорд, я вас предупредил.

– Генерал, – нерешительно обратился к Бредли Рутерфорд, – вам известно что-нибудь о графе Риверсе?

– Граф Риверс был приговорен к смертной казни, и я передал его лондонскому правосудию.

– Он в Тауэре?

– Сожалею, милорд, но приговор приведен в исполнение.

В камере воцарилось гнетущее молчание, и Бредли не решался его прервать из-за уважения к чувствам роялистов.

– Ну что ж, сэр Ричард! – горько усмехнулся Монтегю. – С Риверсом у вас были личные счеты, и вы можете считать его смерть достойной местью. Поздравляю, вы выиграли! Сначала Риверс, а через неделю и мы!

– Я не толкал вас на преступление, – ответил Бредли, – и мне нечего сказать вам в утешение. Впрочем, вы люди мужественные и не нуждаетесь в жалости. Если вы хотите меня о чем-нибудь попросить, я вас слушаю. Но поторопитесь: мое время на исходе.

– Нам нечего у вас просить! – презрительно бросил Монтегю.

– В таком случае прощайте, джентльмены, – сказал Бредли, направляясь к двери. – Увидимся на суде.

– Подождите, генерал, – услышал он голос Аллана Дугласа и обернулся.

– Я слушаю, сэр, – учтиво произнес Бредли.

– Генерал, – обратился к нему шотландец, – вы сказали, что испытываете к нам некоторое сочувствие, как офицер к офицерам, пусть даже и королевским?

– Да, я отдаю должное вашей храбрости.

– Поэтому я осмелюсь обратиться к вам с одной просьбой.

– Говорите, сэр.

– Если нас приговорят к смерти (в чем я не сомневаюсь), я прошу вас избавить меня и Монтегю от виселицы и позволить нам умереть как солдатам.

– Вы просите о расстреле? – спросил Бредли.

– Да, и я надеюсь, что вы сможете выполнить эту просьбу.

Бредли на минуту задумался.

– Возможно, сэр, я сумею удовлетворить ваше желание, – произнес он.

– Генерал, – вмешался герцог Рутерфорд, – я присоединяюсь к просьбе моих друзей.

Бредли протестующе махнул рукой.

– Милорд, – сказал он, – я не считаю уместным обсуждать с вами эту тему.

– Почему? – возмутился герцог.

– Во-первых, потому, что я не допускаю мысли о смертном приговоре, а во-вторых, благодаря вашему высокому положению вам нечего опасаться петли.

– Это верно, – с иронией проговорил Рутерфорд. – Единственное право, которое у меня осталось – умереть под топором палача. Но я не нуждаюсь ни в каких привилегиях и хочу до конца разделить участь моих друзей.

– Милорд, – возразил Бредли, – вы опережаете события.

– Вовсе нет, сэр, – ответил герцог. – Я их предвижу.

Бредли внимательно посмотрел на спокойное, гордое лицо Рутерфорда; в его глазах сэр Ричард прочитал презрительный упрек. Бредли снова вспомнил свой постыдный поступок десятилетней давности и заметно покраснел.

– Я не забуду вашей просьбы, милорд, – сказал он и постучал в дверь камеры.

Ему открыл капитан Уолтер, держа руку на эфесе шпаги.

– Все в порядке, сэр? – поинтересовался он.

– Да, капитан, все в порядке, – упавшим голосом ответил Бредли.

Глава 13. Суд

Как выяснилось во время расследования, нити заговора Риверса тянулись к нескольким высокопоставленным армейским чинам, которых прежде никто и не мог заподозрить в симпатиях к роялистам.

Узнав об этом, лорд-протектор пришел в ярость, но здравый смысл удержал его от намерения жестоко наказать предателей. Кромвель понимал, что обвинение его бывших соратников в измене подорвет и без того пошатнувшийся авторитет новой власти. Он предпочел закрыть глаза на предательство единомышленников, сделав козлами отпущения врагов-роялистов – Монтегю, Дугласа и Рутерфорда.

Во избежание огласки неблаговидных подробностей заговора процесс над роялистами решили проводить при закрытых дверях.

Большой зал городского суда удивлял непривычной пустотой. На местах для публики сидели всего несколько офицеров из окружения Бредли и солдаты охраны.

Члены трибунала, большинство из которых носили офицерские мундиры, расположились за массивным дубовым столом, таким длинным, что он скорее походил на театральный помост. В ожидании начала суда джентльмены коротали время в оживленных разговорах и не скрывали своей ненависти к обвиняемым роялистам.

Председательствовал на процессе судья Гроут – продажная и злобная личность, угодливо пресмыкающаяся перед генералом Бредли и его офицерами. Трусливый по натуре, Гроут думал не о том, как вынести справедливый приговор, а о том, как угодить Бредли и членам трибунала, которых он боялся не меньше, чем генерал-майора.

Бредли пришел в зал суда за пять минут до начала заседания и занял за столом крайнее место, словно подчеркивая свою роль стороннего наблюдателя. Он не был обязан присутствовать на суде и явился только потому, что не доверял Кейвуду, который должен был представлять на процессе обвинение по причине внезапной болезни прокурора Оуэна.

Проклиная прокурора, вздумавшего заболеть так некстати, Бредли опасался, что злопамятный Кейвуд рискнет отомстить ему за свое унижение и выведет трибунал на след Фрэнсиса Говарда.

Удостоверившись, что все, кому нужно присутствовать на заседании суда, собрались в зале, Гроут посмотрел на свои часы, призвал зал к тишине и распорядился ввести обвиняемых.

Монтегю, Дуглас и Рутерфорд вошли в сопровождении конвоя. Они сохраняли достоинство и хладнокровие, но от Бредли не ускользнули происшедшие в их облике перемены: лица молодых людей выглядели усталыми и как будто немного постаревшими.

Помощник прокурора Кейвуд поднялся со своего места. У него был торжественный и самодовольный вид. Он взял в руки хрустящий лист бумаги и бесстрастным, отрепетированным голосом зачитал обвинение.

В нем говорилось, что Кларенс Монтегю и Аллан Дуглас составили преступный заговор с целью убийства лорда-протектора Оливера Кромвеля и подготовки вооруженного мятежа. Они уличались в связях с иностранными врагами Англии и обвинялись в государственной измене.

Кларенсу Монтегю, кроме того, предъявлялось обвинение и в убийстве офицера Роберта Джонсона, которому было поручено арестовать заговорщиков, дабы воспрепятствовать их опасным намерениям.

Герцог Рутерфордский обвинялся в укрывательстве заговорщиков и пособничестве опасному преступнику графу Риверсу.

Для всех обвиняемых Кейвуд требовал самого сурового наказания, ссылаясь на тяжесть их преступлений и дерзкий отказ раскаяться в своих гнусных деяниях.

Кончив читать, Кейвуд взглянул на роялистов взглядом победителя и опустился в кресло.

– Сэр Кларенс Монтегю, – обратился Гроут к молодому человеку, – признаете ли вы себя виновным?

– Я признаю только одно из обвинений, – гордо ответил Монтегю, – убийство лейтенанта Джонсона.

– Значит, вы отвергаете обвинение в государственной измене? – спросил Гроут.

– Ваша честь, – любезно проговорил Монтегю, – такое обвинение более чем нелепо.

– Что вы хотите этим сказать? – удивился судья.

– Как я мог готовить мятеж против законной власти, когда такой власти в Англии нет? – с наивным видом ответил Монтегю.

– Сэр! Вы оскорбляете суд! – воскликнул Гроут, пораженный дерзостью молодого человека.

– Ничуть, ваша честь, я всего лишь отвечаю на вопрос. Мы готовили мятеж не против законной власти, а с целью восстановления таковой, ибо законный правитель Англии король Карл II Стюарт находится сейчас в изгнании.

– Нам ясно, что вы хотите сказать, – прервал его Гроут под возмущенный ропот членов суда. – Но так как вы не отрицаете своего участия в заговоре, будем считать, что обвинение в государственной измене вы признали.

– Считайте, как вам угодно, – равнодушно проговорил Монтегю.

Гроут недовольно поморщился и перевел взгляд на Дугласа.

– Сэр Аллан Дуглас! Признаете ли вы себя виновным в государственной измене? – спросил судья громким, раздраженным голосом.

– Мне нечего добавить к тому, что сказал сэр Кларенс Монтегю, – ответил шотландец. – Я согласен с каждым его словом.

– Крамольных речей вашего сообщника мы уже наслышаны. Однако его никто не уполномочивал отвечать за других.

– Я не собираюсь участвовать в вашей недостойной комедии, – заявил Дуглас. – Я не признаю ваше право судить нас и отказываюсь говорить.

– Сэр, – произнес Гроут, – я вынужден вас предупредить: если подсудимый отказывается отвечать на вопрос, он априори рассматривается как виновный.

– В любом случае я не могу ждать от вашего суда иного приговора.

– Правильно ли я вас понял, сэр, что вы не будете давать показания?

– Правильно.

– Это ваше право, сэр, но если вы перемените свое решение, суд охотно выслушает вас.

– Не в моих привычках отступать от своего слова, – гордо возразил Дуглас.

Гроут с трудом подавил вспыхнувший в нем гнев, придал своему лицу любезное выражение и почтительным тоном обратился к герцогу Рутерфорду с традиционным вопросом о признании вины. Привычка подхалимничать перед высшей знатью крепко держала Гроута в своих сетях, заставляя обращаться к обладателям громких титулов в угодливых интонациях.

Рутерфорд с первого взгляда разгадал продажную сущность судьи и невольно усмехнулся.

– Я не отрицаю, что совершил поступок, который ставится мне в вину, – с достоинством ответил он, – но не считаю это преступлением.

– Милорд, – проговорил Гроут, – вы получите возможность выступить в свое оправдание.

– К сожалению, я и ваш суд слишком по-разному оцениваем одни и те же поступки, – сказал Рутерфорд.

Офицеры трибунала громко зароптали, выражая негодование, и это придало Гроуту смелости.

– У нас нет времени для философских споров, милорд, – с важностью произнес он. – Когда суд сочтет нужным, вы получите слово.

Гроут откинулся на спинку кресла и разрешил Кейвуду приступать к допросу.

– Господин Монтегю, – начал Кейвуд, – перед началом суда вы заявили, что вы и ваши друзья отказываетесь от услуг адвокатов, и высказали желание самим защищать свои интересы?

– Совершенно верно, – ответил Монтегю.

– Ваше решение не изменилось?

– Нет. В ваших адвокатах мы не нуждаемся, а таких, кто бы осмелился не петь под вашу музыку, сегодня нигде не найти.

Кейвуд довольно улыбнулся и повернулся к Гроуту.

– Позволю обратить внимание суда, – сказал Кейвуд, – что заявление подсудимого еще раз подчеркивает его неуважительное отношение к правосудию.

Судьи дружно закивали.

– Итак, сэр, – начал Кейвуд, – вы признали себя виновным в убийстве лейтенанта Роберта Джонсона?

– Да, – согласился Монтегю, – я действительно убил офицера, но сделал это непреднамеренно.

– Что значит – непреднамеренно? – спросил Кейвуд. – Ваша слава превосходного стрелка гремит по всему Оксфорду. В городских кабаках вы показывали чудеса меткости, когда с тридцати шагов били в туза. Не хотите же вы сказать, что целились в воздух, а попали в офицера?

– Я стрелял наугад, – с наивным видом заявил Кларенс, – и мне, право, очень жаль, что мальчишка нарвался на мою пулю; я предпочел бы, чтобы на его месте оказался генерал Бредли.

Бредли никак не отреагировал на выпад Монтегю, но Кейвуда он вывел из себя.

– И это, по-вашему, непреднамеренное убийство? – взревел Кейвуд. – Вы что же, издеваетесь над нами?

– Нет, – невозмутимо ответил Монтегю, – я не издеваюсь над вами. Я даю показания и облегчаю задачу правосудию.

– Правосудию все ясно и без ваших показаний, – злобно прошипел Кейвуд. – Мы располагаем такими доказательствами вашей вины, которые вам не удастся опровергнуть, как бы вы ни изощрялись в вашем остроумии.

– А я и не отрицаю, что убил офицера.

– Нет, сэр, я имею в виду доказательства вашей измены. Когда вы с ними ознакомитесь, то поймете, что с вашей стороны глупо опровергать очевидную истину.

– Все зависит от того, что считать неопровержимыми доказательствами, – усмехнулся Монтегю.

– Извольте, сэр, – начал Кейвуд. – В вашем доме мы нашли письма и другие документы, уличающие вас в сговоре с изменниками, объявленными вне закона, а также с иноземными врагами Англии. Во главе вашего заговора стоял граф Риверс, заочно приговоренный к смертной казни. Вы знали, что долг каждого честного гражданина – немедленно выдать его властям, но укрывали его своем доме.

– Я всегда считал, что розыск преступников – дело полиции, а не частных граждан, – возмутился Монтегю. – Я – свободный человек, и никто не вправе мне указывать, кого я должен выбирать в друзья.

– Мы вам легко докажем, что вы переоцениваете свое положение, разговаривая с судом тоном римского трибуна. Против вас свидетельствуют ваши собственноручные письма. Желаете с ними ознакомиться?

– Зачем мне их читать, если, как вы утверждаете, я их сам писал, – насмешливо ответил Монтегю.

– Вы хотите что- нибудь сказать в свое оправдание?

– Я хочу сказать, что крайне удивлен, как вы, столь достойные джентльмены, могли читать чужие письма без согласия их хозяина, – с издевательской усмешкой проговорил Монтегю. – Это же настоящее свинство!

Судья Гроут так и подскочил на месте.

– Сэр! – воскликнул он, не в силах больше сдерживать негодование. – Вы в который раз оскорбляете суд! Мы будем вынуждены удалить вас из зала!

– Тогда вам придется приложить немало усилий, чтобы создать видимость законного разбирательства, – сказал Монтегю. – Я единственный из обвиняемых, кто согласен подыгрывать вам в вашем незатейливом спектакле. Разумеется, мои речи вам не по вкусу, но, по крайней мере, будет что написать в протоколе.

– Господин Монтегю! – с угрозой воскликнул Гроут и собрался приказать солдатам, чтобы они вывели Монтегю из зала, но Бредли остановил Гроута.

– Оставьте его, ваша честь, – сказал он судье. – Не стоит обращать внимание на шутовские выходки мистера Монтегю. Он не привык изъясняться в иных выражениях.

– Благодарю вас, генерал, – поклонился Монтегю в сторону Бредли. – Вы единственный здравомыслящий человек среди этого тупоголового стада.

Не успели замолкнуть последние слова сэра Кларенса, как тишину судебного зала нарушили возмущенные возгласы офицеров, и в адрес Монтегю понеслись яростные угрозы, приправленные откровенными армейскими ругательствами.