Медальон и шпага

– Милорд, – с улыбкой проговорил де Монтрей, – когда я вижу столь прелестную женщину, меня совершенно не волнует, что у нее в голове, а мисс Райт, по-моему, заслуживает доверие.

– Эту девушку зовут не мисс Райт, – перебил его Вильерс.

– Не мисс Райт? – удивился де Монтрей.

– Я помню белокурую девочку в доме лорда Флеминга – хрупкую, веселую, похожую на фарфоровую куклу. Она понравилась моему брату Фрэнсису, и он долго гулял с ней в парке. Как я ни стараюсь, не могу вспомнить ее настоящее имя, но звали ее тогда не мисс Райт.

– Да не все ли равно, как ее звали, – рассмеялся граф. – Я очень рад, что она проведет в моем доме несколько дней.

– Не собираетесь ли вы за ней приволокнуться? – усмехнулся герцог.

– Конечно, собираюсь, – без тени смущения ответил де Монтрей.

– На вашем месте я бы не спешил с любовными признаниями малознакомой даме.

– Дорогой Джордж, ваш августейший друг король Карл был абсолютно прав, когда утверждал, что покорить сердце Вильерса труднее, чем изгнать Кромвеля из Англии. Вы невыносимы со своими подозрениями!

– Я никогда не считал осторожность недостатком, – отпарировал герцог. – Не забывайте, что тайная полиция и подсылает таких смазливых девиц, чтобы на их удочку попадались легковерные волокиты.

– Милорд, – серьезно проговорил де Монтрей, – я не советую вам навешивать клеймо предателя на нашу юную гостью до тех пор, пока мы не узнает, что произошло в Англии.

– Хорошо, но мне и без того ясно, что наш заговор раскрыт, а я был уверен в успехе. Я не сомневался, что Риверсу и Рутерфорду удастся осуществить наш замысел. И вот – очередной провал! Столько усилий потрачено впустую, а главное – столько напрасных жертв!

– Этих жертв могло бы быть и больше, не предупреди нас мисс Райт об опасности, – заметил граф, – и если она сказала правду, то она, возможно, спасла и вашу жизнь.

– Да, – согласился Бекингем, – если сказала правду.

– Это мы узнает очень скоро. Я сегодня же отправлю в Англию своего человека, а вы, милорд, возвращайтесь в Голландию. Как только я получу известия о заговоре, я вам немедленно сообщу.

– Нет, я останусь в Кале, – возразил герцог.

– Милорд, – озабоченно проговорил де Монтрей, – наши дела оборачиваются не лучшим образом, а Кале не самое безопасное для вас место. Послушайтесь меня и уезжайте.

– Как скоро ваш курьер сможет вернуться обратно во Францию? – спросил Бекингем, не отвечая на предложения де Монтрея.

– Думаю, ему понадобится не меньше пяти дней.

– Хорошо, будем считать – неделя. Надеюсь, я не злоупотреблю вашим гостеприимством, если проведу эту неделю у вас.

– Вас трудно переубедить, Джордж, – покачал головой де Монтрей.

– Так и не тратьте на это время, – улыбнулся герцог. – А милое общество мисс Райт скрасит нам скучное ожидание.

– Вы напрасно смеетесь герцог, – нахмурился де Монтрей. – Эта девушка не заслуживает, чтобы о ней говорили в таком тоне.

– Я вовсе не смеюсь, – примирительным голосом оправдался Бекингем, – и совершенно с вами согласен: мисс Райт очень хороша.

* * *

Делия проводила время в доме де Монтрея как самая желанная гостья. Ей ни в чем не отказывали, не держали взаперти, и за ней никто не следил. Она могла делать все, что ей заблагорассудится с одним-единственным исключением – не покидать дом графа без провожатого. Но стоило Делии изъявить желание прогуляться по городу, как де Монтрей с радостью возлагал на себя обязанности ее кавалера. Он не скрывал своего восхищения красивой и умной девушкой, да и Бекингем, узнав Делию поближе, стал с ней гораздо любезнее, чем в первый день их знакомства.

Женское чутье подсказало Делии, что молодые дворяне не остались равнодушными к ее обаянию и были бы не прочь, чтобы ее пребывание у де Монтрея продлилось как можно дольше.

Но агент графа вернулся точно в назначенный срок. Он подтвердил слова Делии, и в тот же день девушка собралась в обратный путь, несмотря на уговоры увлеченного ею де Монтрея.

В гостиной Делию ждал герцог Бекингем. Он не меньше графа был опечален поспешным отъездом девушки, хотя и держался со своим неизменным высокомерием.

– Мисс Райт! – взволнованно проговорил он. – Мне крайне неловко, что я не могу сейчас отблагодарить вас за вашу неоценимую услугу, но, когда король Карл вернется в Англию, – а я уверен, этого ждать уже недолго, – вы сами выберете себе достойную награду. Я ваш должник, мисс Райт, вы спасли мне жизнь, и, клянусь вам, я никогда не забуду об этом.

– Вы дали опрометчивую клятву, милорд, – заметила Делия. – Я могу попросить вас о том, что вам будет нелегко мне дать.

– Я не беру своих слов обратно, – решительно возразил Бекингем, – и в залог я дам вам медальон. – Герцог снял с шеи небольшой изящный медальон, инкрустированный жемчугом и изумрудами. – Здесь наш герб и мои инициалы. В тот день, когда я верну вам свой долг, вы вернете мне этот медальон, – сказал он.

– Нет, милорд, – запротестовала Делия. – Я не могу принять такой дорогой залог.

– Не отказывайтесь, – настойчиво попросил герцог. – Мне больше нечего вам предложить, а эта вещь всегда будет служить вам пропуском ко мне, какое бы положение я не занимал.

Делия взяла медальон, внимательно рассмотрела его со всех сторон и на минуту задумалась.

– Герцог, – нерешительно проговорила она, – а если судьба распорядится так, что с этим медальоном я пришлю к вам другого человека? Вы не откажете ему?

– Нет, – ответил Джордж Вильерс. – Пусть этот человек окажется хоть лондонским бродягой, его просьба будет выполнена.

– Прощайте, милорд, – произнесла Делия.

– До встречи в Уайтхолле, – попрощался герцог, целуя ей руку.

Глава 12. Защита генерала Бредли

Генерал Бредли впервые боялся принять решение. Впервые за долгие годы службы он переживал состояние мучительного сомнения, незнакомое прежде его сильной натуре.

Перед ним лежали документы следствия, окончательно подтверждающие вину роялистов, и Бредли оставалось только назначить день суда, чтобы заговорщики получили по заслугам, но генерал вновь и вновь перелистывал протоколы допросов, вновь и вновь перечитывал знакомые наизусть страницы, брался за перо и снова откладывал его, не решаясь поставить последний росчерк.

Сомнения Бредли объяснялись не сочувствие к заговорщикам. Он без колебаний отправил Риверса в Лондон, где осужденного графа ждала смерть на плахе. Он был равнодушен к судьбе Монтегю и Дугласа, но среди обвиняемых был еще один человек – герцог Рутерфорд, который и поколебал решимость волевого генерала.

Когда-то, десять лет назад, жизнь Рутерфорда уже была в руках Бредли, и сэр Ричард мог распорядиться ею по своей прихоти. И сегодня генерал вновь оказался перед нелегким выбором. В его памяти невольно всплыла история многолетней давности, оставившая в его душе глубокий след.

Бредли вспоминал лето 1645 года, битву при Нейзби, триумф парламентской армии и молодого роялистского майора, отважно прикрывавшего отступление солдат, невзирая на серьезные раны.

Через несколько дней Бредли узнал майора среди пленных офицеров королевской армии. Необъяснимая симпатия заставила сэра Ричарда отправиться на заседание военного трибунала, чтобы узнать приговор роялисту, так поразившему его своим мужеством.

Герцог Рутерфорд стоял перед судьями, сохраняя поистине королевское достоинство. Он отвечал на вопросы без тени страха на лице и выслушал вердикт трибунала с хладнокровием античного героя.

Совершенно неожиданно в душе Бредли что-то перевернулось. Его симпатия к Рутерфорду сменилась жгучей, беспощадной ненавистью. Сэр Ричард мог простить человеку многое: превосходство в богатстве, могуществе, славе, но не мог простить одного – превосходства в душевном мужестве.

Бредли вовсе не был слабой личностью. Он был настоящим мужчиной, способным не дрогнуть перед самыми тяжелыми испытаниями. Он был уверен, что может совершить непосильный остальным подвиг. Он верил в свое предназначение для высокой цели, и эта вера в собственную исключительность не допускала в его сознании существования равного ему по силе духа соперника.

И вот он встретил человека, в котором инстинктивно распознал превосходство личности. Сэр Ричард воспринял это как смертельное оскорбление. Ему казалось, что Рутерфорд отнял у него что-то сокровенное, принадлежащее только ему одному.

Бредли не понимал, что с ним происходит. Это было как навязчивая идея, как внезапно подкравшееся сумасшествие.

Бредли охватил приступ дикой злобы. Он хотел избить офицера, отправить его на самые жестокие пытки, только бы увидеть на его лице панический страх, унизить его и втоптать в грязь.

И судьба уготовила Бредли нелегкое испытание.

По роковому совпадению сэр Ричард получил приказ привести в исполнение приговор, вынесенный герцогу Рутерфорду.

В день казни, рано утром, когда Бредли прогуливался на окраине городка, наслаждаясь свежестью рассвета и мыслью о том, что это последнее утро в жизни Рутерфорда, к нему подъехал курьер из Лондона.

Узнав майора (а Бредли был тогда еще майором, как и герцог Рутерфорд), курьер вручил ему пакет. Сэр Ричард вскрыл послание, пробежал глазами по строчкам, и его словно поразило громом: в пакете было помилование герцога Рутерфорда.

От неожиданности он едва не выронил бумагу из рук, но курьер этого не заметил: передав пакет, он тут же ускакал в штаб армии, куда торопился с другим срочным донесением.

Бредли в растерянности крутил в руках злосчастное послание, задыхаясь от злости и досады, и вдруг ему в голову пришла низменная мысль…

Курьер передал ему пакет, не поинтересовавшись, приведен ли в исполнение приговор. Курьер не видел, как Бредли вскрыл депешу. Да и самого курьера никто, кроме сэра Ричарда, в городке не встретил. Случай отдал жизнь герцога в руки Бредли, и сейчас он мог безнаказанно его расстрелять, заявив, что приказ опоздал. При этом Бредли ничем не рисковал: после победы при Нейзби вряд ли кто-то стал бы обвинять храброго офицера в исполнении справедливого приговора.

Бредли сознавал всю подлость своей затеи, но не мог остановиться. Он действовал вопреки воле, словно под влиянием какой-то сатанинской силы. Он приказал все подготовить к расстрелу и поставил герцога перед строем солдат.

Медленно отдавая команды, сэр Ричард не сводил взгляда с лица Эдвина Рутерфорда. Ему вдруг показалось, что герцог прочитал его мысли и теперь презирает, как подлого вора из лондонским трущоб.

По лбу Бредли заструился холодный пот. Это был настоящий поединок, более жестокий, чем обычная дуэль. Сэр Ричард лихорадочно сжимал клинок обнаженной шпаги, не замечая, что сталь поранила его ладонь и кровь капает на зеленую траву.

Волнение офицера не укрылось от герцога Рутерфорда. Он объяснил его замешательство проявлением сочувствия и ободряюще ему улыбнулся.

– Смелее, майор! – проговорил герцог. – Вы всего лишь выполняете приказ, и у вас нет причин мучиться угрызениями совести. Но если вы желаете снять с себя всякую ответственность за мою грешную душу, я сам могу дать команду вашим солдатам.

– Вы? – натянуто усмехнулся Бредли. – Вы хотите командовать собственным расстрелом?

– А почему бы и нет, сэр? – в тон ему ответил Рутерфорд. – Мы с вами в одном чине и присягали на верность одному королю.

Это было уже слишком. Намек на измену привел Бредли в бешенство. Ему оставалось только взмахнуть рукой, чтобы прекратить весь этот кошмар. Он поднял руку, но… не смог подать команду.

Рутерфорд одержал победу, и Бредли сдался. Он приказал отвести герцога обратно в тюрьму и через своего подчиненного передал ему помилование.

Эдвин Рутерфорд так и не догадался о недостойном фарсе с расстрелом и, более того, считал майора своим невольным спасителем. Он полагал, что только непредвиденная отсрочка казни спасла ему жизнь, позволив дождаться запоздавшего помилования.

Долгое время Бредли не мог простить себе этого подлого поступка. Он черным пятном лежал на его совести, не давая ему покоя, пока постепенно бурные события гражданской войны заглушили эти воспоминания.

Десять прошедших лет сильно изменили Бредли. Закаленный в сражениях генерал-майор мало походил на молодого вспыльчивого офицера, каким он был в 1645 году. Отбросив всякую чувствительность, он твердо верил в правоту своих действий и презирал душевную слабость.

И вдруг арест герцога Рутерфорда разбудил в Бредли чувство старой искупленной вины, заставив его терзаться в сомнениях. У бесстрашного генерала не хватило смелости оставить за собой последнее слово в этой досадной истории с неудавшимся заговором, и он попытался свалить дело на плечи лондонских служителей закона. Рискуя подорвать свой авторитет, он отправил Кромвелю письмо, недвусмысленно намекая на свое желание устраниться от дела. В подробном отчете о раскрытом заговоре он особо подчеркивал связь обвиняемых с видными деятелями роялистской эмиграции и представлял себя недостаточно компетентным в вопросах подобного рода.

Ответ из Лондона пришел на удивление быстро. На пакете красовалась личная печать лорда-протектора. Испытывая непривычное волнение, Бредли вскрыл послание: Оливер Кромвель срочно требовал его в Лондон.

* * *

В залах и галереях бывшего королевского дворца Уайтхолла было многолюдно и шумно. Как некогда при казненном короле Карле I, здесь снова собирались царедворцы, раболепно ожидающие благосклонного взгляда монарха – ныне некоронованного властителя Англии Оливера Кромвеля. Безжалостно расправившись с монархией, сэр Оливер тем не менее легко примирился со многими атрибутами королевского образа жизни. Он с комфортом расположился в резиденции ненавистных Стюартов, и двор нового правителя Англии соперничал своей пышностью с лучшими дворами Европы.

Появление в Уайтхолле генерала Бредли привлекло к нему всеобщее внимание. Он считался другом Кромвеля, и посетители дворца наперебой спешили выразить ему свое почтение. Сэр Ричард не успевал отвечать на поклоны и приветствия и почувствовал огромное облегчение, когда дежурный офицер прервал лицемерные уверения в дружбе и верности.

– Лорд-протектор ждет вас, ваше превосходительство, – сообщил он сэру Ричарду.

Бредли последовал за офицером в кабинет протектора. Кромвель сидел за огромным столом, устало откинувшись на спинку резного кресла. Его постаревшее за последний год лицо носило печать скрытого недуга.

– Здравствуйте, сэр Ричард, – обратился он к Бредли в ответ на поклон генерала. – Мне приятно видеть вас в добром здравии.

– Я получил ваше письмо, милорд, – сказал Бредли, пожимая руку протектору, – и немедленно поспешил в Лондон. Но меня несколько удивило срочное приглашение.

– Это связано с тем прошением, которое вы отправили мне на прошлой неделе, – сухо проговорил Кромвель.

– Вы с ним ознакомились?

– Да, я внимательно прочитал ваши бумаги и должен признаться, что я вами недоволен. Вы просите передать дело о заговоре Риверса лондонским судьям. Мне непонятно, почему вы отказываетесь от него.

– Я изложил свои доводы в прошении, – ответил Бредли, понимая, что тон Кромвеля не сулит ему легкого разговора.

– Эти доводы не показались мне убедительными…

– Милорд, – начал Бредли, – обвиняемые принадлежат к известным фамилиям: Аллан Дуглас происходит из могущественного шотландского рода…

– Могущественного в прошлом, Бредли, – прервал его Кромвель. – Миновало то время, когда правитель Англии должен был опасаться мести своенравных кланов.

– Пусть так, но Кларенс Монтегю состоит в родстве с адмиралом флота Эдвардом Монтегю, который назначен на этот пост по вашей рекомендации.

– Если я не ошибаюсь, родство Кларенса с адмиралом весьма отдаленное, – заметил Кромвель.

– Да, милорд, и все же я счел своим долгом уведомить вас о подробностях дела, чтобы впоследствии не возникло неприятных недоразумений. Я полагаю, будет лучше, если дело заговорщиков заслушает лондонский трибунал.

– Лондонский трибунал? – переспросил Кромвель, и презрительная усмешка исказила его бледное лицо. – Чего ради, Бредли? Кларенс Монтегю – не Карл Стюарт и даже не герцог Бекингем. Он и Дуглас – не такие высокие особы, чтобы поднимать вокруг них столько ненужного шума.

– Я высказал свое мнение, милорд, – холодно отрезал Бредли.

– Не узнаю вас, генерал, – надменно произнес Кромвель. – Вы как будто боитесь этих роялистов. Раньше я не замечал за вами сочувствия подобным личностям.

– Ошибаетесь, милорд, я им не сочувствую. Мне только хотелось узнать ваше мнение об этом деле.

– Какого черта, Бредли, вам нужно мое мнение? Если все обвинения подтвердятся, так пусть правосудие и свершится. Не понимаю, сэр Ричард, что вас смущает? Поверьте мне, адмирал Монтегю не будет в претензии, если вы избавите его от такого родственника, как Кларенс.

– Милорд, – нерешительно обратился Бредли к протектору, – среди обвиняемых есть еще один человек – герцог Рутерфордский…

– А! Укрыватель заговорщиков! – воскликнул Кромвель. – Надо полагать, это сын герцога Элджернона Рутерфорда, погибшего при Марстон-Муре?

– Совершенно верно.

– Прекрасная семейка: и отец, и сын – отъявленные роялисты!

– Не совсем так, милорд, – возразил Бредли. – Один представитель этой семьи преданно служит новой власти.

Кромвель на секунду задумался.

– Да, знаю, – проговорил он, – лорд Дарвел. Кажется, он помощник капитана на адмиральском флагмане “Ланкастер”. Я хорошо помню этого молодого офицера. Он был на приеме в Уайтхолле среди тех, кто отличился в войне с Голландией.

– Лорд Дарвел – один из самых достойных, самых смелых офицеров нашего флота, – сказал Бредли.

– Не спорю, – согласился протектор, – но заслуги лорда Дарвела не распространяются на его брата.

– Милорд, – настойчиво проговорил сэр Ричард, – герцог Рутерфорд оказался среди заговорщиков совсем случайно…

– В этой жизни ничего не происходит случайно, – прервал его Кромвель. – Каждый случай так или иначе спровоцирован поступками или замыслами людей.

– Иногда бывают исключения…

– Герцог Рутерфорд к таким исключениям не относится. Он уже был осужден по обвинению в государственной измене, и, если мне не изменяет память, именно вы должны были привести приговор в исполнение.

– Да, – еле слышно подтвердил Бредли.

– Я был против помилования Рутерфорда. Меня уговорил главнокомандующий Ферфакс, но, как видно, Рутерфорд не взялся за ум. Второе помилование -это уже слишком. Я не жажду крови, но и не хочу потворствовать роялистским проискам. Избавьте меня от этих высокородных преступников.

– Как вам будет угодно, милорд, – сдержанно поклонился Бредли.

– Да, кстати, – обратился к Бредли Кромвель, словно что-то вспомнив, – вы захватили корабль, прибывший из Франции?

По тону Кромвеля Бредли понял, что протектор знал о его неудаче и сознательно приберег этот вопрос напоследок.

– Нет, – ответил генерал.

– Почему?

– Корабль не пришел.

– Это не кажется вам странным?

– Нет. Я думаю, что роялистов кто-то вовремя предупредил.

– Кто?

– Это мне неизвестно.

– Я вижу, вы осведомлены гораздо хуже, чем следовало бы человеку, занимающему ваше место, – язвительно проговорил Кромвель.

– Что вы имеете в виду, милорд? – насторожился Бредли.

– Я расскажу вам одну историю, сэр Ричард, которая, как мне думается, имеет некоторое отношение к истории с кораблем. Рано утром третьего сентября (заметьте, это примерно через неделю после ареста заговорщиков) на одной из отдаленных улиц Лондона были найдены мертвыми два молодых человека. В одном из убитых опознали некоего Беннета, агента тайной полиции из Оксфорда, а вот второй оказался нашим общим знакомым сэром Джоном Эксли.

– И Джон Эксли вернулся в Англию? – воскликнул Бредли.

– А он никуда и не уезжал, – ответил Кромвель. – Полиция сбилась с ног в поисках этого негодяя, предполагали, что он за границей, а Эксли, оказывается, проживал в Лондоне на улице Оружейников под именем Уильфрида Рассела.

– Я не нахожу ничего странного в том, что агент роялистов перерезал горло агенту осведомительной службы.

– Верно, на первый взгляд убийство выглядит малопримечательным: сведение старых счетов, и только, если бы не одно обстоятельство.

– Какое?

– У Эксли был найден носовой платок с гербом одного очень знатного рода. Вы не догадываетесь, чей это герб?

– Нет.

– Герцогов Рутерфордских, сэр, и, кроме герба, на платке красовались инициалы – Д. и Д.

– Герцога Рутерфорда зовут Эдвин, – заметил Бредли.

– Но у него есть сестра, которую зовут Делия.

– И что же из этого следует?

– Из этого следует, что Эксли и леди Дарвел были знакомы.

– В этом нет ничего преступного, – сказал Бредли. – Эксли мог ухаживать за леди Дарвел и получить платок в знак ее расположения.

– Платки, полученные в знак дамского расположения, бережно хранят в шкатулке с любовными письмами, а не таскают в карманах. Но я сомневаюсь, что Эксли вообще держал этот платок в руках.

– Тогда как же он попал к нему?

– Платок был засунут за перевязь. Им пытались остановить кровь из раны, но сделал это не Эксли.

– А кто же?

– Вероятно, хозяйка платка.

– Вы хотите сказать, что леди Дарвел была свидетелем убийства? Невозможно!

– Не спешите с выводами, сэр Ричард. Джон Эксли скончался от мастерского удара шпаги, на что леди Дарвел конечно не способна. А вот агент Беннет был убит выстрелом из пистолета, а спустить курок в состоянии и слабая женщина.

– Застрелить агента мог и сам Эксли, прежде чем умер от раны.

– Куда же тогда делся его пистолет?

– Пистолет Эксли исчез? – переспросил Бредли.

– Да.

– А пистолет Беннета?

– Остался при нем.

– Оружие Эксли могло стать добычей городских воров, – предположил Бредли.

– Воров, которые не тронули деньги и драгоценности убитых и перевязали рану Эксли платком леди Дарвел? – усмехнулся Кромвель. – Нет, сэр Ричард, на месте убийства присутствовал кто-то третий.

– Из-за этого проклятого платка вы хотите обвинить леди Дарвел в убийстве агента? – возмутился Бредли.

– Меня мало волнует, кто убил агента, и тем более я ни в чем не собираюсь обвинять леди Дарвел. Когда сводишь счеты, не стоит переступать известных границ.

– Зачем же вы мне все это рассказали?

– Сэр Ричард, – проговорил Кромвель, – ответьте мне честно на один вопрос: вы разрешали леди Дарвел свидание с братом после его ареста?

– Да, – замялся Бредли, начиная понимать, куда клонит протектор. – Она упросила меня со слезами на глазах, и я не смог ей отказать.

– Когда это было?

– Я… я не помню точно.

– Вспомните, – настойчиво потребовал Кромвель.

– Кажется, первого сентября.

– Кто-нибудь присутствовал при их разговоре?

– Нет, девушка не внушала опасений.

– Сэр Ричард, – торжествующе усмехнулся Кромвель, – вы предоставили заговорщикам прекрасную возможность предупредить сообщников об опасности, чем они и не преминули воспользоваться. Герцог Рутерфорд рассказал сестре, как найти Эксли, то есть Рассела, и она срочно выехала в Лондон. Они встретились в условном месте, но их выследил агент осведомительной службы и спутал им все их планы. Чтобы избавиться от шпиона, Эксли затевает с ним ссору, но удача отворачивается от сэра Джона, и он падает под смертельном ударом Беннета. Сестра герцога Рутерфорда бросается на помощь Эксли и пытается своим платком остановить кровь. Леди Дарвел понимает, что она и тяжело раненный Эксли теперь во власти шпиона. В отчаянии она берет пистолет Эксли и стреляет в Беннета… Шпион убит, сэр Джон умирает у нее на руках… Девица покидает место поединка, прихватив с собой пистолет Эксли, а про платок в испуге забывает.

– Но, если Эксли мертв, кто же поехал во Францию? – спросил Бредли. – Неужели вы думаете, что леди Дарвел сама заменила Эксли?

– Или же она предупредила другого агента роялистов, – сказал Кромвель. – Вероятно, она знала несколько адресов.

– Я не допускаю мысли, что девушка замешана в заговоре, – решительно заявил Бредли. – Арест брата был для нее полнейшей неожиданностью.

– Нет, – сказал Кромвель, – я думаю, она всего лишь выполняла поручение герцога Рутерфорда, который оказался более осведомленным в делах заговорщиков, чем вы предполагали.

– Но герцог, в свою очередь, мог выполнять просьбу роялистов и невольно втянул сестру в их интриги, – снова вступился Бредли за Рутерфорда.

– Довольно, сэр Ричард, – прервал его проектор. – Мне странно слышать, как вы оправдываете этих заговорщиков. Вы и без того совершили много ошибок и позволили улизнуть тем, по ком плачет эшафот. Если бы не ваша непростительная чувствительность, допустившая трогательное свидание брата и сестры, сейчас в наших руках была бы крупная дичь, а не пустой вертопрах Монтегю и малозначительный Дуглас. Единственным утешением может служить арест герцога Рутерфорда, который наверняка причастен к заговору, как бы вы не убеждали меня в обратном.