Ветер и Сталь

Мимо Клюва, как галеры, чинно прошествовали две дородные тëтки с корзинками:

– А Магаласа-то нашего убили, – сказала одна.

– Да ты что?! – Округлила глаза вторая, – а кто?

– Неизвестно, но люди говорят, видели, как человек-птица спустился ночью с неба, перебил всех и улетел обратно.

– И поделом ему, кровопийце…

Совсем рядом с Клювом крупная серая крыса, методично обгладывала рыбину.

«Мы как они, – подумал Стрижатка, – проклятые, но свободные».

Ласлава появилась в сопровождении двух воинов. Как и говорила Тень, её сопровождал седовласый хромающий ветеран, опирающийся при ходьбе на посох, но с цепким взглядом матëрого волка. На поясе короткий торентийский меч. И юнец с недавно пробившимся пушком над верхней губой. Стало понятно почему Тень назвала его щëголем – вырядился в позерскую кожаную безрукавку с металлическими бляшками, на руках кожаные наручи и перчатки, на ногах яркие синие шерстяные штаны и начищенные сапожки, а меч висит в, украшенных разноцветными лентами, ножнах. Взгляд гордый, будто ему доверили охранять самого императора, рука лежит на навершии меча. Как бы этакий бывалый воин на ответственном задании.

Клюв два раза ухнул совой. Так делали старшие в степи, подавая друг другу сигналы. И Воробей бросился к хромому, хватая его за плащ:

– Дядька, дядька! Где цирюльник? Помоги, дядька, – скороговоркой затараторил он, – у мамки зуб, где цирюльник, дядька? Он поможет?

Ветеран отмахнулся от мальца:

– Пшëл прочь.

Вороб6 отшатнулся и пока соображал, как поступить дальше – бежать или продолжать, его схватил за руку щëголь:

– А ну стой, – сказал молодой воин, его смутила бледность Воробья и его дрожание, как у листа на ветру, – ты откуда взялся, крысëныш?

Воробей захлопал глазами, стремительно наполняющимися слезами и задëргался, пытаясь высвободиться.

– Пусти!

– Попался.

Тут из толпы тенью выплыла Тень, проходя за спиной щëголя звонко «обронила» горсть медяков, переместилась в сторону и, обходя Лаславу по кругу, заточенным до остроты бритвы, кинжалом срезала ремень её сумки.

Услышав сову и отсчитав десять ударов сердца, Громила выплеснул рыбий жир на прилавок и чиркнул огнивом, высекая сноп искр.

Толпа бросилась собирать «обронëнные» монеты, толкаясь и гомоня, чем не преминул воспользоваться Воробей. Когда щëголя толкнули в спину и его хватка на какое-то мгновение ослабла, он сумел извернуться и скользнул ужом прямо по грязи между ногами многочисленных посетителей рынка. Ласлава охнула, пытаясь поймать сумку, но та кулем шлëпнулась на мостовую, вывалив ценные травы и снадобья в слякоть.

Алхимик поднялся и швырнул «хлопушку». Беспризорники заранее закрыли глаза и уши, и вспышка ослепила всех остальных, а оглушительный хлопок стал началом паники и давки в торговых рядах. Следом Алхимик бросил «дымовуху», чей дым смешался с копотью от горящих снастей и создал плотный, плохо проницаемый туман. Торговцы уже бегали, пытаясь тушить начинающийся пожар, покупатели изо всех сил стремились покинуть опасную территорию. Шум, гомон, давка, паника.

– Пожар! Пожар! – Заорал Клюв, подогревая толпу, – мы все умрëм!

Ласлава наклонилась, пытаясь собрать свои рассыпавшиеся покупки и тут, совсем рядом взорвалась «хлопушка». Девушка оглушëнно присела, ничего не видя перед собой, только светлый фон и слабо угадываемые очертания. Вдруг её обхватила сильная рука и прижала к лицу мешочек с мандрагорой. Она вскрикнула, дëрнулась, инстинктивно набирая полные лëгкие воздуха и обмякла, повисая на чужих руках.

Клюв уже рядом и помогает Тени тащить потерявшую сознание Лаславу. Молодой вони из её сопровождения, стоя на четвереньках, надрывно кашлял от едкого дыма. А ветеран, прикрыв глаза ладонью и наскоро проморгавшись, уже всё видел. Он коротко размахнулся посохоми, как алебардой сверху вниз ударил Клюва по голове.

Боль расцвела яркими искрами, закружила хоровод из разноцветных звëздочек, мир моргнул и стал белым. А невыносимая боль взорвала череп изнутри.

– Нет! – Услышал Стрижатка собственный крик, – только не сейчас.

Он осознал себя лежащим на мостовой, захлëбывающимся пеной. Из невидящего глаза уже выглядывал на мир хищник.

– Нет! Нет! Нет! – Закричал Клюв, обхватив голову руками. А хромой солдат уже заносил посох для повторного удара.

Спас его Алхимик, ударом ноги опрокинувший бочку с сельдью под ноги ветерана. Тот потерял равновесие из-за удара скользких рыбин и рухнул навзничь с высоты своего роста.

Тень бросила Лаславу, возвращаясь на помощь Стрижатке, но он оттолкнул её с криком:

– Девку, девку тащи! – А его самого уже подхватывали под руки Громила и Алхимик, устремляясь к точке эвакуации – лавке кожевника. Позади пыхтела Тень под тяжестью пленницы.

Молодой воин, откашлялся и потянул меч из ножен, левой рукой вытирая слëзы от дыма. В густом сером тумане он отчëтливо увидел серый плащ, волокущий Лаславу. Он прыгнул вперëд и, отточенным движением, как на многочисленных тренировках сделал выпад, нанося колющий удар, способный пробивать доспехи.

Но тут ему на спину стремительно вскочило что-то яростно визжащее и впилось зубами в правую руку. От неожиданности и боли, юноша вскрикнул, удар ушёл немного в сторону. Он развернулся, стряхивая с себя напавшего и рубанул мечом наотмашь.

– Ах ты, крысëныш! – Выругался он, глядя вслед теряющемуся в дыму Воробью. Только кровавая дорожка на грязной мостовой осталась. Но нужно спасать Лаславу. И юноша помчался в сторону, куда ушли с ней беспризорники. Едва не свалился в открытый люк, из которого валили густые клубы едкого дыма.

– Я вас достану, крысы! – Прошептал он, стряхивая кровь с меча.

Глава Четвëртая. Крысы и совы

Глава Четвëртая. Крысы и совы

Империи. У каждой империи своя судьба и предназначение. И свой путь. Как у человека. От момента рождения и до последнего этапа в её истории. Будь то гибель или перерождение во что-то новое. Но что такое судьба отдельно взятого человека глазами империи? Мгновение. Пыль. Муравей под ботинком, которого никто даже не заметит.

Тело лежало на носилках прямо посреди тронного зала. Рядом с задумчивым видом стоял протосеваст Соларха Кириад Феоктент. Сам Соларх восседал на троне и, подперев голову, вопросительно смотрел на своего помощника.

– И для чего здесь «это»? – Поморщившись, наконец спросил правитель Эоссии.

Кириад скинул покрывало и показал небольшую ранку, как просто царапину, подмышкой.

– Солнцеликий, это тот самый раб, который подал тебе алтейский свиток. Мы долго его искали, думали сбежал, а он, оказывается, всё это время был совсем рядом. Нашли по запаху в подсобке, – Феоктент почесал переносицу, – я говорил с нихтиархонтом, по его словам, убить таким ударом способны только его лучшие силентиарии. И то таких мастеров кинжала всего несколько человек в империи. А рядом с телом нашли это. – Он с лëгким поклоном передал Соларху золотую монету с профилем алтейского императора.

Правитель повертел в пальцах монету, отметив царапину в виде полумесяца.

– Нас пытаются столкнуть лбами, – сказал он.

– Да, Солнцеликий, – согласился Кириад, – монета алтейская, эта царапина – символ агентуры Хузгарда, раб убит прямо во дворце под носом у стражи. Они подобрались слишком близко.

– Найди того, кто это сделал.

Феоктент склонил голову.

– И ещё, – побарабанил Соларх пальцами по подлокотнику трона, – кто убил этого… как там его… Магаласа? Алтейцы?

– Уверен, что нет, – возразил Кириад, – не их почерк. Возможно акция устрашения Хузгарда, но вряд ли. Магалас был нужен им. Через него шëл нелегальный поток рабов в обе стороны.

– Кто-то из наших? Тайный мститель?

– Нам убирать его тоже не выгодно – проще контролировать одного Магаласа, чем десяток отморозков, режущих друг друга. Месть – такой вариант рассматривается, но не как основной. Думаем, что просто их внутренние разборки.

– Разберись с этим. – Приказал повелитель, – мы должны гарантировать безопасность жителей Райского Сада. Это залог стабильности государства.

Кириад поклонился. Ему было плевать на криминальные разборки, но его, как и повелителя тревожило, что это всё произошло в элитном районе города и никто ничего не заметил, не видел, не слышал. Так нельзя. Так к кому угодно могут прийти в следующий раз. Этот случай требовал показательного ответа неповоротливой, но могучей машины империи.

Гибель же раба встревожила и лично его. Оказалось, что чужой убийца спокойно хозяйничает на их территории, в святая святых. Под следующим ударом может оказаться даже он сам.

Однако маховик войны уже запущен. И отыграть назад не получится. Ни у Эоссии, ни у Алтеи. Весь вопрос лишь в сроках. И ещё бóльший вопрос: кому это выгодно?

Подземные тоннели дышали сыростью и затхлостью. Где-то капала вода, где-то бежала ручейками прямо по чëрным стенам и сливалась в центре с нечистотами, мерно текущими в сторону руин. В дрожащем свете факела настороженно мелькали попискивающие серые тени потревоженных крыс.

Клюв шёл впереди. До боли сжимая острые грани своей заточки, так как боль головная отдавала раскалëнным металлом, с каждым шагом впиваясь глубоко в кости черепа. За ним ковыляла Тень, прижимая руку к кровоточащему боку. Её лицо, обычно бесстрастное, кривилось в гримасе страдания. Ласлава, следуя позади со связанными руками, ловила каждое её движение взглядом.

– Всё, привал, – тяжело рухнул на сырой пол Клюв.

Беспризорники растянулись вдоль стены, выбирая наиболее сухие места.

– Зачем я вам? – Тихо спросила Ласлава, – чтобы обменять меня на Рамира?

Боль будто взорвалась в голове. Клюв подскочил и с криком сильно ударил кулаком в стену.

– Будь он проклят! – Закричал он, – трус! Сбежал, когда нас убивали!

Ласлава вздрогнула от неожиданности. Беспризорники тревожно переглянулись. Забегали глазами в поисках убежища.

– Кто сбежал? – Не поняла лекарка, – откуда?

Твой Рамир сбежал, когда нас убивали! А потом, когда мы гнили в рабстве, расслаблялся на кораблях под охраной!

Озарение коснулось лица девушки.

– Вы из его рода? – Обрадовалась она, – он искал вас…

– Врëшь! – В бешенстве указал на неё заточкой Клюв, – ты всё врëшь!

– Нет, это правда, – смело возразила Ласлава, – мы нашли его едва живого. Из-за ранения он мог потерять руку, из-за потери крови и заражения, он еле выжил. Мама смогла вылечить его. Несколько дней он не приходил в себя, бредил, звал постоянно кого-то, то Силамира, то маму, то какого-то Стрижатку…

Детское имя, прозвище, уже давно забытое даже им самим, ударило кувалдой по ушам, проникнув вспышкой боли в глубины мозга и… мир стал белым.

– Клюв! Быстрее! – Выхватил из сумки флакон с обезболивающим Алхимик, но тот уже завалился на спину, забившись в судорогах. Изо рта обильно пошла пена.

– Поздно. Разбегаемся.

Но Клюв уже поднимался рваными нечеловеческими движениями. Склонил голову, по-птичьи разглядывая оставшуюся стоять перед ним Лаславу своим невидящим глазом. Видящий глаз подкатился и был почти закрыт веком. Девушка смотрела на него без страха, с жалостью. И, вдруг, она запела. Запела нежную и мелодичную колыбельную песню древичей. Точно такую же, как ей пела её мама в детстве. И сделала шаг к Клюву. Он замер, будто обомлев. Песня древичей оказалась очень похожей на песню степичей. Так пели и ему. Мама, после и старшая сестра Далила… К горлу подкатил ком…

Ласлава подошла совсем близко и протянула связанные руки к его изуродованному шрамами лицу. Стрижатка замер, как птенец в гнезде. Тепло от её рук обожгло кожу, проникая всё глубже и боль пятилась, съëживалась, и отступала, не в силах противиться этому теплу. Этому жару, изгоняющему боль, уже ставшую самоей сутью сущности Клюва.

Он вдохнул ароматный, свежий воздух родной степи, густо настоянный на травах. Впитавший в себя свет ласкового солнца и силу земли, и сделал шаг, отворив полог шатра. Дом. Мама готовит что-то вкусное у очага. Лепëшки. Она повернулась и улыбнулась ему.

– Заходи, сынок.

– Мама… – пролепетал он, как маленький, уткнувшись в её, пахнущие дымом, волосы, – мама…

Слëзы катились по щекам у обоих. И у Клюва, и у Лаславы. Беспризорники осторожно возвращались.

– Что?! Как… Как она?! – Едва не споткнулся Алхимик.

– Ложись, сынок, – распахнула постель из тëплых шкур мама и Стрижатка свернулся калачиком в уюте и безопасности.

Клюв заснул прямо на полу. Впервые без кошмаров, провалившись в крепкий, целебный сон.

– Как ты это сделала? – Спросила Тень.

– Он очень сильно ранен, – устало присела рядом Ласлава, – как и Рамир. И их раны не лечатся микстурами. Покажи мне свой бок.

– Не трожь. – Отшатнулась девушка.

– Умрëшь. И оставишь его без своей «тени».

Рана оказалась пустяковой. Просто царапина. Но кровоточила знатно.

Лекарка оторвала небольшой мешочек с травяным порошком, пришитым к подолу. Дунула им на рану и замотала тряпицей.

– Не будем тебя больше связывать, – благодарно отозвалась беспризорница.

– А где… Где Воробей? – Вдруг спросил Громила.

Действительно. Только сейчас группа заметила отсутствие самого маленького её участника.

– Получается, что его с нами и не было, – сказал Алхимик, – он остался там, на рынке.

– Он спас меня, – поднялась на ноги Тень, – я вернусь за ним. Встретимся в руинах.

– Погоди, – остановила её Ласлава, протянув небольшой высушенный корешок, – разжуй, если станет плохо. Или сохрани для Воробья.

Девушка кивнула и растворилась в темноте, как призрак.

Солнце уже клонилось к закату. Брунхиль стояла на палубе, прижимая к груди платочек Лаславы и с тревогой смотрела на густые клубы дыма над городом.

– Всё, пойду за ней, – заткнул боевой топор за пояс Русолав, – хватит ждать.

Толпа на набережной гудела, многие указывали на дым, поднимающийся чëрным столбом. Люди были на грани паники. Уже появились отряды когнатов, чтобы сохранить подобие порядка.

– Постой, – остановила Русолава Брунхиль, увидев две фигуры, направлявшиеся к их кораблю. Седовласый старик тяжело хромал и опирался одной рукой на посох, а второй на молодого, безусого ещё, воина, – это… это же Гарт и Эрик… – её глаза округлились от ужаса, а руки прижались к лицу. Она так и застыла, не в силах ни пошевелиться, ни сказать ни слова.

Русолав коршуном слетел по сходням и схватил молодого Эрика за грудки:

– Где она? – Медведем заорал он ему в лицо.

– Тихо, отец, – положил ему руку на плечо пожилой Гарт, – малец не виноват, он их чуть не изрубил и потом метался в пожаре искал, даже обгорел вон… Это я, старый дурень, не углядел… – Старик отвернулся, – я не смог. Старая развалина…

На глаза Эрика навернулись слëзы. Но не от страха, от разочарования.

– Нет, Гарт приложил их главаря так, что тот чуть к пращурам не отлетел. А вот я не смог… Если бы был чуть быстрее, чуть точнее и, если бы не тот крысëныш…

– Какой крысëныш? – Русолав отпустил молодого воина, но руки его заметно подрагивали, – что вообще произошло?

– Они полезли со всех сторон, как крысы, их было много…

– Всё произошло слишком быстро. Они спланировали заранее. Каждый знал, что делать…

– Да кто – они? Что случилось? – Уже заорал сотник.

Эрик опустил глаза.

– Дети, не дети, – сказал Гарт, хватаясь за поясницу и морщась от боли, – оборванцы какие-то. Они похитили нашу Лаславу.

– А вы на что?! – В ярости взревел Русолав, – вы – два воина не смогли справится с оборванцами?

Сзади подошла Брунхиль, погладила его по могучим плечам, успокаивая, и повернулась к Эрику:

– Покажи руку, – тот показал обширный ожог, – болит?

– Не важно, – ответил воин, – я найду этих крыс. Это дело чести! – Сквозь стиснутые зубы процедил он.

– Гарт, пойдëм на корабль, я осмотрю тебя, – бледная лекарка поднырнула под левую руку старика и, хоть её саму трясло, она включилась в привычную для себя работу, – мне не нравится, как ты выглядишь.

Русолав с Эриком также поднялись на палубу. Из трюма выглянул Рамир с мучительно-вопросительным выражением лица. Он также извëлся в ожидании. Из-за его плеча показался Корвин, который, не смотря на ранения, был с ним рядом и пытался поддержать друга.

– Рассказывай. Обстоятельно, с самого начала. – Подошёл Жон.

И молодой воин начал рассказ. Как они пришли на рынок, Ласлава купила необходимые ей лекарства и они уже шли обратно через рыбные ряды, когда к ним прицепился мелкий оборванец с какой-то глупостью. Ну он, Эрик, сразу заподозрил неладное, думал, что он стащить что-то хочет, а потом взрыв, дым, пожар, он потерял ориентацию на какое-то мгновение, когда пришёл в себя, увидел, что девочку тащат двое. Потом Гарт приложил посохом одного, тот упал и забился в конвульсиях, но Гарта свалили. Тогда Эрик сам бросился в погоню и проткнул бы эту никчëмную, тщедушную тень в сером плаще, если бы на него сзади не бросился тот самый давешний мелкий оборванец. Пока его скинул, крадуны уже попрыгали в люк и устроили густое задымление. Так, что не продохнуть. Но он пытался найти другой вход в канализацию, бегал по горящему рынку, нашёл, спустился, заблудился. Кое-как выбрался наверх, там его привалило горящим прилавком. Сумел завал раскидать, вернулся назад, отыскал в огне Гарта и помог ему выйти из пожара.

– Сумку её мы, правда, оставили где-то там. – Виновато потупился Эрик, завершив рассказ.

– Да и Лорт с ней, с сумкой, – сжал пудовые кулаки Русолав, – надо идти её спасать. Где то место, помнишь?

Алаберто сделал останавливающий жест рукой:

– Погоди, дружище. Если её похитили, значит она жива и нужна им живой. И, значит, пока ей ничего не угрожает. И, опять же, значит, скоро мы увидим их требования. И, кажется, я догадываюсь, что им нужно. И кто. – Он покосился на Рамира.

– Я готов. – Взвился тот, – я потерял слишком многое, чтобы… позволить ещё кому-то страдать из-за меня. Им нужен Коготь – пусть подавятся, им нужен я – пусть берут…

– Ещё неизвестно ЧТО именно им нужно, – остановил его Жон, – возможно что-то другое. Не забывайте, мы – самодостаточное боевое подразделение. Высокоэффективное. Но сейчас не об этом. А о том, что мы не спасëм Лаславу. Мы все любим её, как дочь, и искренне переживаем за неё, но рынок сгорел, а значит нас туда не пустят когнаты. Да даже, если мы и пройдëм так или иначе, то без проводников и без карт мы просто заблудимся в подземельях. Но если за оборванцами стоит кто-то серьëзный, а я убеждëн в этом – слишком хорошо спланирована операция, не уровень шпаны, то очень скоро с нами выйдут на контакт. И мы получим информацию. Тогда сможем планировать что-то.

Русолав в ярости взмахнул боевым топором и с гулким звоном вонзил его в дерево мачты.

– Что ты предлагаешь? Ничего не делать?

– Почему ничего? Нет, мы будем действовать: я подам официальное требование местным властям вернуть Лаславу или провести следственные мероприятия, остальные мелкими группами расходимся по городу, заходим во все районы, посещаем все таверны и кабаки, сборища. Слушаем, общаемся, ищем. Но лезть в подземелья – бессмысленно.

Рамир рванул к сходням, но его остановил Жон:

– Уже ночь. Начнём действовать с утра. Сейчас не найдём ничего, кроме ненужных нам приключений.

– Но она же там одна! – Чуть не плача, воскликнул юноша, – как она там, что с ней?

– Начнём утром. И это приказ. – Отрезал капитан.

Корвин стиснул подрагивающее плечо Рамира.

– Держись, брат.

Тереза поймала глазами его взгляд:

– Степняк, если что, я пойду с тобой.

Если бы слуги и рабы, спешащие по коридорам, знали, что массивная картина с изображением Соларха на коне не так проста, как кажется, а скрывает за собой потайную дверь в тайную комнату, были бы крайне удивлены.

Круглое небольшое помещение без окон располагало спартанской обстановкой – простой стол, на нём карты, свитки с донесениями, массивный канделябр на десяток свечей и простые деревянные, грубо сработанные, кресла со спинками. В стенах горящие факелы для дополнительного освещения и вторая дверь, ведущая в потайной коридор, опоясывающий дворец по периметру, проходя глубоко в стенах.

В комнате встретились двое. Один в синей тоге – протосеваст Соларха Кириад Феоктент и второй в чëрном плаще с вышитой серебром эмблемой в виде совы – нихтиархонт Артемитор Квалистрат, глава тайной полиции.

– И что говорят твои соглядатаи? – Спросил Феоктент. Он стоял, опираясь руками о стол, – диверсия алтейцев?

– Нет, – нихтиархонт откинул капюшон, показав седую голову и гладко выбритое лицо с колючими глазами цвета стали, – мой человек видел, что поджог устроила руинная шпана. Они похитили девку-виланку.

Кириад выпрямился. Сложил руки на груди и потëр подбородок.

– Кто за ними стоит? Чей заказ?

Нихтиархонт разочарованно крякнул.

– Мы никогда не воспринимали руины, как организованную силу. Да и не были они таковой до последнего времени. Поэтому у меня нет информаторов среди местного отребья. Вообще давно надо было выжечь там всё огнём…

– Зачем огнём? – Задумчиво произнёс Кириад, – они могут быть нам полезны. Даже сейчас можно сыграть на опережение. Девку, говоришь, похитили, это хорошо. Через два часа мне нужна полная полная информация по ней. Кто такая, с кем дружила, кого любила, с кем спала и так далее. Сделай, пожалуйста, Артемитор.

Тот кивнул.

– Сделаем.

– Но вопрос остаётся открытым: на кого работает шпана? Алтея? Или… Хузгард? Или кто-то ещё?

– Точно не Хузгард, – покачал головой нихтиархонт, – алтейцы сейчас, после отбытия Веридона, тоже ослаблены. Их осталось мало и они все у нас на коротком глазу.

– Значит внедри в их банду своих людей. Я хочу знать об этой шпане всё. Они нам очень пригодятся. А что говорят в народе?

Артемитор откинулся на спинку и глянул на Кириада своим колючим взглядом.

– Много чего говорят. Что «народный мститель» объявился. Некий «человек-птица». Он же, по легендам, прилетел с неба, убил «душегуба» Магаласа и улетел обратно; сжëг рынок, чтобы напакостить «богатеям» и разрушил храм Аромита…

– Это где настоятель украл деньги, выделенные на ремонт? – Спросил Феоктент.

– Он самый, – согласно кивнул собеседник.

– Ну-ну…

– Рабы воспряли духом, считают, что этот «человек-птица» их скоро освободит.

– Оставим пока эти городские легенды. По убийству Магаласа прояснилось?

Нихтиархонт пожал плечами.

– Есть круг подозреваемых, следствие продолжается. Врагов он себе нажил предостаточно. Да и расслабился в последнее время, поверил в свою неуязвимость. А кто-то нанял убийц, они прошли по канализации, перебили охрану, потом слуг, ну и его самого и также через канализацию ушли.

– Убийц нанял кто-то из тех, кто сейчас спешно сжигает свитки со своими тëмными делишками? – Улыбнулся протосеваст. Он-то знал, что чиновники, даже высшие чины империи, не брезговали совместными делами с бывшим главой криминального мира, а теперь избавлялись от компромата, – а крысиная голова на месте убийства никого не смутила?

Артемитор аж внутренне вздрогнул: откуда узнал? Хотя внешне остался невозмутим.

– Да, – пожевал он губами, – вопросов в этом деле больше, чем предположений. Но голову могли подбросить, чтобы запутать следствие. Сомнительно, что это сделали те же люди, которые вырезали банду Кастета. Там криминальные разборки, а здесь – казнь. Да ещё и устрашающая. С кем-то что-то не поделил из наших, – нихтиархонт ткнул указательным пальцем вверх, имея ввиду высшие слои власти.

– Знать бы ещё с кем… – Протянул Кириад.

– Найдëм. Дай только время.

– А времени, как обычно, нет, – пробормотал Феоктент, – ладно! Через два часа жду информацию по девке. Расходимся, работаем.

Он дождался пока нихтиархонт, козырнув, скроется за дверью, ведущей в потайной коридор, а сам достал свиток из складок тоги, пробежал глазами и поджёг от пламени свечи. Конечно, Артемитор о многом не договаривал, но пока пусть так, пусть думает, что всех всё устраивает.

Глава Пятая. Кровавый рассвет

Глава Пятая. Кровавый рассвет

Покрытые густой чëрной плесенью своды и дым от затухающего костра, стелящийся прямо по полу и выедающий глаза резко контрастировали с нежной, мелодичной песней древичей, которую пела Ласлава, обрабатывая рану Тени. Рядом сидел бледный, как мел Воробей и баюкал у груди перемотанную руку.

– Ты нас прости, – прошептала Тень, – мы тебе зла не хотели. У нас счëты с твоим Рамиром…

– Были. – Сказал подошедший Клюв, явно сделав над собой усилие. – Расскажи про него.

Ласлава подняла свои ясные голубые глаза. Лицо Клюва за это время смягчилось и разгладилось. Даже перестало походить на птичье, просто лицо со шрамами, под которыми угадывался симпатичный и смышлёный юноша.

– Он долго не мог спать по ночам, – тихо произнесла она, – ему снились кошмары – степь в огне, чëрные вороны… Но он сильный, он справился. Ещё ему было очень тяжело, когда он отомстил…