Ветер и Сталь

С холма спустился, хромая, Вламир:

– Дайте мне копьё, я буду сражаться.

– Да что же это делается? – раздался отчаянный женский крик.

– Будьте вы прокляты, окаянные! – вторил ей второй.

– Мальчики, родненькие, да как же?..

Всадников под чëрным знаменем уже можно было разглядеть. Даже суровые, сосредоточеннные лица. И против них тонкая ниточка строя ратников. Куда вам? Сметут и не заметят даже!

Пока все взгляды были прикованы к надвигающейся лавине всадников, с тыла, со стороны, считавшейся безопасной, раздался топот. На гребень холма, развертываясь в боевой порядок, поднимался отряд в синих плащах.

– Гражданские на холме. – доложил разведчик.

– Где Русолав?

– У подножия. Готовятся к бою с погоней.

– Силы противника?

– Тагматон клибанов.

Леон кивнул.

– Второй десяток – прикрыть правый фланг! – скомандовал сержант, – третий – левый фланг. Остальные – за мной!

Протрубил горн. Взметнулось знамя Великого Дома Аргент – волк на небесно-голубом фоне. Раздался синхронный топот десятков ног в тяжëлых боевых сапогах. Чентура шла в бой.

Никогда ещё прежде Рамир не испытывал столь противоречивых чувств. С одной стороны долг перед сородичами, спасëнными с такими усилиями и с потерями, а с другой – ставшие друзьями и боевыми товарищами ратники, а Русолав, этот грубоватый с виду, но очень добрый и ранимый великан, который стал за это время, как отец. Да, долг велел быть со своими людьми, но сердце рвалось помочь, хоть как-то, прикрыть собой и воинов, которые, не думая ни мгновения, не колеблясь ни секунды, встали стеной за чужих, по сути, людей, выйдя против превосходящих сил на верную смерть, и Русолава.

Рядом стоял, кто мог стоять, весь его род. Весь оставшийся род. Женщины сжимали кулачки, девочки закрывали лица, боясь увидеть, что произойдёт, а мальчиков переполняла ярость. Вся их злость, накопленная за время плена, аккумулировавшаяся неделями, сфокусировалась на клибанах, как на источнике всего самого плохого что происходило с ними, с их сопленниками, как истинном и незамутнëнном источнике абсолютного зла. Которое без колебаний необходимо уничтожить. Стереть с лица земли, искоренить и сжечь даже память о нём.

– Мы будем биться! – вокруг Вламира собралась группка подростков.

Рамир кивнул:

– Ты отныне не Вламир. Теперь ты Воислав, – юноша покорно склонил голову, – берите колья. Снимайте с носилок, это уже не важно. Они пожалеют, что настигли нас! Корвин, ты?

Степняк выхватил кинжал:

– Нет, брат, я по своему, – он зажал кинжал в зубах и скользнул змеëй в заросли сухой травы.

Но, вдруг, раздался раз горна. В тылу! И чуть позже пронзительный девичий визг и, полные ужаса, женские крики. Кто-то падал, обречëнно, на землю, кто-то пытался закрыть собой детей, кто-то как мог совершал попытки убежать от рядов, закованных в сталь, солдат.

Ратники внизу, услышав горн и крики, резко обернулись. На мгновение в их позах застыло недоумение, сменившееся ликованием, когда они узнали синие плащи виланцев. Щиты дрогнули, но строй удержали – клибаны были уже рядом.

А на холме первой сориентировалась Ласлава.

– Не бойтесь! Это наши! – закричала она, останавливая и обнимая до смерти перепуганных людей, – они пришли к нам на помощь! Они спасут нас.

Тереза, занявшая позицию с арбалетом, развернулась на колене вместе со взведëнным оружием. Но тут же его опустила, а сама поднялась на ноги:

– Леон?! – удивилась, – а где Жон?

Латники разошлись каждый на шаг в сторону, проходя сквозь группу испуганных женщин и детей, и вновь сомкнули ряды. По правому склону громыхала сапогами вторая контра, по левому – третья.

– Русолав! – закричал Леон, – желание забрать всю славу себе не делает тебе чести, поднимайтесь сюда.

Сотник загоготал, но строй ратников, не разворачиваясь, попятился вверх.

Остановились и клибаны, хотя уже и подошли на расстояние броска.

Русолав с Леоном обнялись, как старые друзья.

– Идите в тыл, – хлопнул здоровяка по плечу сержант, – прикройте там, мало ли…

– Парни, вперëд! – скомандовал сотник, – точнее – в зад.

От отряда клибанов отделилось три всадника: знаменосец, командир в роскошном шлеме с чëрным гребнем и в плаще и, видимо, телохранитель. Неспешно подъехали к холму. Командир поднял руку и сказал:

– Вы не враги нам. Но наш приказ ясен: вернуть сбежавшую собственность империи и тех, кто похитил ее, презрев законы Эоссии. Уступите дорогу – и продолжите свой путь.

Леон поднял забрало:

– Эти люди под нашей защитой. А те, кто, как ты сказал, их выкрал – вообще часть нашего отряда. Поэтому, хотите иметь дело с ними, будете иметь дело с нами

Командир клибанов пожал плечами и развернул коня.

К проходящим ратникам метнулась тощая фигурка и повисла на шее одного из них:

– Алтан, миленький, не ходи туда больше, – горячо зашептала она, – я боюсь!

Воин мягко отстранил молодую женщину:

– Заряна, моë место в строю, иди к Лаславе, там безопасно.

Десяток продолжил движение, оставив, Заряну, которая опустилась на колени и спрятала лицо в ладонях.

Рядом стоявшая женщина покачала головой:

– Как же так, Заряна? Олав ещё быть может и жив, а ты уже на чужого вешаешься…

Маленькая девочка подëргала её за лохмотья:

– Мама, мама, почему ты плачешь?

Прозвучал горн клибанов и строй конников начал разгон. Шли хорошо, ровно, мощно, никто не вырывался вперёд и не отставал. Чувствовалась выучка и дисциплина. Грохот копыт нарастал, сосредоточенные лица не обещали ничего хорошего никому, кто встанет против этой стальной лавины. Копья опустились, наконечники грозно сверкнули, неся на своих остриях смерть и страдания.

– Вейра! – разнеслось над строем виланцев и щиты сомкнулись в единую монолитную стену, устремив навстречу врагу лес своих, не менее грозных, копий.

Но перед самым строем торенцев, за считанные мгновения до столкновения, клибаны, не останавливаясь, разделились на два потока. Один двинулся вправо, второй – влево, как бы обтекая основные силы третьей сотни с флангов. Леон ахнул. Такого маневра он не предусмотрел! На мгновение сержант застыл, его ум лихорадочно искал решение, пока стальная лавина уже огибала фланги, устремляясь к беззащитному тылу.

Первым нашëлся Рамир. Он увидел, что виланцы ничего не могут сделать манëвренным всадникам, а те, держась на безопасном расстоянии, мчатся к своей цели. Видел, как стоят латники и как растерялся Леон.

– Арбалетчики! – закричал он.

– Залп! – поддержала его, прдключившись, Тереза.

Первые ряды копейщиков опустились на колено, открывая простор стрелкам, а те разрядили своё оружие в недосягаемых латниками врагов.

Заржали, опрокидываясь, поражëнные лошади, вылетали из сëдел и всадники.

– Свободная охота! – продолжила командовать Тереза.

Теперь арбалетчики били на выбор. Жужжание тетивы слилось в непрерывный гул. Болты впивались в спины удиравших всадников, сбрасывали их с коней, заставляли лошадей вставать на дыбы. Каждый выстрел находил цель в этой мельтешащей, отчаянно пытающейся уйти от расплаты массе.

А там, где остался стоять командир, наблюдая за ходом боя, уже превратившимся в избиение его отряда, вместе с парой телохранителей, откуда-то из пожухлой травы, где невозможно спрятаться нормальному человеку, если ты не человек-змея, стремительной молнией выпрыгнул Корвин. Вскочил на круп лошади командира и провёл кинжалом по его горлу. Затем также стремительно перепрыгнул на круп к знаменосцу, нанося серию ударов сверху вниз, под доспех. Сбросил тело, подхватив его знамя и, как копьëм, поразил знаменем, имевшим свой стальной наконечник, телохранителя в бок.

Третий телохранитель уже в панике нахлëстывал лошадь, направляя её в куда-то в сторону. Не важно куда, лишь бы подальше от этого татуированного смуглого ужаса.

– Командир погиб! – раздались крики среди клибанов.

– Командир пал!

– Отходим!

Остатки тогматона уходили прочь, наплевав на приказ, а в спину им летели смертоносные жалящие арбалетные болты.

Этой ночью развели костры не таясь, не боясь дыма. Вместо сдавленных стонов и плача детей теперь слышался мерный гул голосов, звон котлов и даже редкий смех. Люди, впервые за долгие недели, почувствовали себя в безопасности. На кострах готовили пищу из принесëнных с собой виланцами припасов. А Ласлава обрабатывала раны, переданной мамой, мазью из мëда с хлебной плесенью. Отпаивала больных отваром трав и бульоном вдоволь, как нужно, а не сколько есть, и заматывала чистыми тряпицами.

Вокруг холма выставили боевое охранение и часовые перекликались друг с другом. Русолав сидел перед костром с Леоном и рассказывал ему о своих приключениях. Сержант делал вид, что слушает, но смотрел в одну точку:

– Не очень из меня командир получился… – пожаловался он.

– Да брось, – швырнул обглоданную кость в огонь Русолав, – с кем не бывает?

– С тобой не бывает, с ним вот, – кивнул Леон в сторону Рамира, – он молодец, прирождëнный командир.

Сотник тоже взглянул на Ветерка:

– Ну малец у нас, да, порода!

У соседнего костра Корвин очищал от запекшейся крови свой кинжал.

– Завтра буду лошадей ловить… – вдруг мечтательно произнëс он, глядя куда-то сквозь сталь лезвия.

Где-то ухнула во тьме сова, да завыли вдали волки.