Ветер и Сталь

Далила, прощаясь, обняла брата.

– Будь осторожен, – сказала она, теребя его белые волосы, – и не лезь больше в птичьи гнëзда на обрыве.

Он грустно улыбнулся.

– И ты тоже… Думаешь Рамир сам не справится?… – с надеждой взглянул он на неё, хотя и понимал, что она уже всё решила и ничего изменить не получится.

– Я должна. – твëрдо и без колебаний ответила Далила.

Юноша вновь вздохнул, но вдруг улыбнулся, впервые за долгое время. Чисто и искренне.

– Возьми вот, – не стал он спорить, а протянул сестре свой плоский камень на кожанном шнурке, подаренный ранее Лаславой, – он исцелит тебя, я знаю.

Далила отвернулась, пряча слëзы, и обняла Тень, морщась от боли в рëбрах.

– Береги его, милая, – шепнула ей на ухо.

Юноша смотрел, как группа удаляется, растворяясь во тьме тоннеля.

– Что теперь, Клюв? – подошëл Алхимик.

Рука было дëрнулась к виску, как при приступе боли, но остановилась.

– Я не Клюв больше, – сказал Стрижатка, – теперь я Стриж.

Глава Тринадцатая. Разбитые сердца и скованные цепи

Глава Тринадцатая. Разбитые сердца и скованные цепи

Протосеваст, топая нарочито громко, шëл по слабо освещëнному редкими факелами коридору. Чувствуя чужое присутствие исключительно каким-то шестым чувством. Таким, как когда кажется, что в затылок дышит сама смерть ледяным ветром. Так, что волосы поднимаются дыбом. Он вырвал факел из гнезда и панически обернулся, освещая коридор позади себя. Пусто, никого.

Кириад стëр пот со лба краем тоги. Чего только не почудится. Он бросил факел к стене и шагнул в большой зал с колоннами и огромным витражным окном, сквозь которое слабо пробивался тусклый свет ночного светила и звëзд. Зал Сфер. В определëнное время года, здесь очень красиво. Когда звëзды выстраиваются определëнным образом и каждая подсвечивает свой сектор в сложной мозаике окна. Ныне же просто полутëмный зал. Чтож, он прошёл к витражу, начинавшемуся от пола и доходивший до потолка.

За спиной кто-то хрипло кашлянул и скрипучим голосом протянул:

– Ты подобрался слишком близко, протосеваст.

– Я ждал тебя, Касий, – не оборачиваясь, ответил Кириад, – ты не подозреваешь даже на сколько близко.

Он хлопнул в ладоши и из-за колонн вышли тëмные фигуры в плащах и капюшонах.

Жаль, что он не видел, как ехидная улыбка коснулась лица «купца».

– Значит, у меня для тебя сюрприз, – сказал Касий, – думаешь это твои люди?

Феоктент ощутил, как его бросило в холодный пот, он резко обернулся и увидел довольное, улыбающееся лицо. Ни тени страха, абсолютная уверенность. Мысли полетели со скоростью ветра – в чëм, где он просчитался? Неужели этот мормолик его переиграл? Но как? Они так долго планировали и разрабатывали эту операцию. Столько этапов, столько неожиданных и незапланированных потерь… А кто-то, значит, крот, причём из самого ближнего круга. Кто? И что теперь делать? Он здесь совсем один.

– Что здесь происходит? – раздался громоподобный бас и Кириад выдохнул – к нему подходил Артемитор. А этот в бою стоит десяти, даже хорошо обученных сиплинтариев, не зря ведь он его сам в своё время выбрал из полевых агентов-убийц и возвысил до должности Главы Тайной полиции, Нихтиарии. Чтобы можно было в сложной ситуации им воспользоваться. И слить потом, по ненадобности. Да, умом он слабоват, что даже и неплохо, зато в бою несокрушим.

– Ох, дружище, – теперь улыбнулся сам Феоктент, – ты вовремя. Успел как раз к беседе с нашим другом.

И с ужасом осознал, что выражение лица Касия не поменялось.

– Что!? – в панике воскликнул протосеваст, – да что происходит?! Вы? Кто вы? Артемитор, мы же друзья, я же помог тебе, – попятился Кириад, – ты с ними?!

– Прости, – виновато хмыкнул нихтиархонт, – так надо. Ты стал слишком опасен. И да, я больше не твоя собачонка.

– Но это же я сделал тебя нихтиархонтом, – отступал, закрываясь руками Кириад, – это же мы с тобой разработали эту операцию… ты предал меня… ты предал империю… Сколько они тебе пообещали?

– Всё, – гаркнул Касий, – кончай его, Артемитор.

Тот сухо кивнул. В руке мелькнул узкий стиллет. Феоктент что-то ещё пытался говорить, просить, требовать, обещать, но бывший сиплинтарий уже не слышал его, переходя в боевой режим, голос протосеваста воспринимался просто фоном. Короткий незаметный взмах, блеснувшая в тусклом свете сталь и Кириад охнул, наливаясь мëртвенной бледностью. Он ещё стоял, смотрел на своего убийцу расширяющимися глазами. В которых помимо ужаса мелькнуло осознавание. В самые последние мгновения жизни он всё понял. Жаль, что так поздно. Недооценил…

И упал на колени, заваливаясь на бок. Чëткий, поставленный удар в подмышку и ни пятнышка крови на полу или одежде. Небольшая царапина внешне, которую и не найдут, если знать не будут.

– Браво, нихтиархонт, – захлопал в ладоши Касий, – или уже протосеваст?

Артемитор достал золотую монетку с характерной царапиной и бросил её на труп.

– Убить его! – приказал он, даже не поднимая взгляда на «купца».

Со всех сторон фигуры в плащах начали стремительное сближение с целью, окружая и отрезая от выхода.

Выражение лица Касия мгновенно сменилось с иронично-весëлого на угрюмо-сосредоточенное.

– Это ты зря… – протянул он, выхватывая изогнутый кинжал.

Его плащ распахнулся покрывалом, обнажив не дорогую тунику, а плотную чëрную одежду воина, сам «купец» заметался по залу со скоростью, которую сложно было от него ожидать, не как седой старик, а как молодой и ловкий прирождённый ассасин. Раздалось несколько взрывов-хлопков, ослепивших вспышками профессиональных имперских убийц, зал заволокло дымом. Сиплинтарии закашлялись, закрывая лица. И когда дым рассеялся, Касия в зале уже не было.

– Ушëл, – разочарованно пробурчал Артемитор.

– Прикажете перекрыть выходы? – спросил ближайший подчинëнный.

Нихтиархонт на мгновение задумался:

– Нет, пусть уходит. Он нам ещё пригодится. И приберитесь здесь, чтобы ничего лишнего.

Время перевалило далеко за полночь. Патруль давно прошëл по своему маршруту и затворился в казарме. Даже пьяные вопли надсмотрщиков уже почти затихли. Рудник постепенно окутывала тишина и обволакивала тьма из-за гаснущих постепенно факелов.

Бойцы замерли на позициях. План разрабатывали тщательно, не торопясь. Подготовили необходимые приспособления и инструменты. Операция предстояла более, чем сложная. Всё зависело от слаженной работы всей группы, иначе охрана рудника воспользуется своим численным превосходством и результата достичь будет очень и очень и сложно, тем более без потерь.

Из принесëнного Стрижаткой пиратского оружия Далила сразу выделила небольшой композитный лук. Не степной, конечно, и послабее, но тоже неплохой и как раз под её женскую руку. Да, женщины Степи никогда не становились воительницами, в отличии от тех же виланок, но оружием пользоваться умели. Особенно луками.

– Я буду рядом, сестра, – сказала Далила Терезе, – и прикрою.

Доспехами пираты не пользовались, предпочитая ловкость и подвижность в морском бою. Поэтому на ней кожаная куртка. В ближний бой отправлять её никто не планировал, а на расстоянии и такая защита – защита. И на поясе оружие последнего шанса – кинжал.

Сигнал начала операции – крик совы. Распространëнный сигнал среди степичей. Древичи обычно предпочитали волчий вой, но сговорились так.

Рудник затих. Только ночное светило с интересом глядело на стремительные события под собой, поглаживая невысокие пики гор Железного Хребта своими тусклыми лучами.

Ухнула сова. Редкая гостья предгорий. И Корвин с беспризорниками накинули верëвки на зубья частокола. Подняться на стену, прокрасться каждый к своей вышке и аккуратно устранить дозорных. Снова ухнула сова – Корвин выполнил задачу, чуть позже ещё три крика – путь свободен.

Русолав крякнул и перевалился через стену. Подал руку, вытянув, как пушинки Рамира с Эриком.

– Вперëд! Вперëд!

Они утром бегом устремились к казарме. Эрик по пути собрал все горящие факелы, мимо которых они пробегали. За ними на стену карабкались ратники. Но у них иная задача – контроль территории и страховка группы Рамира, на случай если у них что-то пойдëт не так.

Вот и казарма. Эрик сходу закинул пару факелов на крышу, а Рамир прислонил, заготовленные ранее, клинья между косяком и стеной, вбивая их молотом, намертво заклинивая дверное полотно. Сложность была в том, что дверь в казарме, в отличии от рабских бараков, открывалась внутрь и изнутри запиралась на засов. Поэтому пришлось поломать головы, как её заблокировать.

Пока Рамир забивал клинья, Русолав приставил, захваченный из запасов беспризорников, крюк и несколькими ударами обуха боевого топора забил его в дверь. Потом просунул в него толстый деревянный кол так, что тот краями заходил за косяки и держал дверь. К моменту, когда внутри казармы началось движение, дверь уже была надëжно заблокирована и воины поливали стены маслом. Экономно. Так как располагали небольшим количеством. Казарма запылала. Панические вопли задыхающихся стражников холодили кровь. Но каждый сам выбирает свою судьбу.

Русолав ткнул растопвренной пятернëй в сторону барака надзирателей и пять ратников устремились туда. Дверь оказалась не заперта. Слишком они верили в свою неуязвимость и безнаказанность. Полупьяные бывшие рабы никакого сопротивления профессиональным воинам оказать не смогли. Им оставалось только визжать, как свиньям на забое и захлëбываться собственной кровью.

Рамир замер на миг перед бараком с сородичами, переводя дух. Какое-то непонятное волнение охватило его. Рядом остановился Русолав, положил руку на плечо, скосил глаза:

– Готов, малец?

Рамир молча кивнул. Готов.

– Тогда пошли, – здоровяк взмахнул топором, снося металлическую скобу на которую закрывалась дверь, дëрнул на себя. В нос ударила жуткая смесь тяжëлых ароматов – человеческих испражнений, давно немытых тел, пота, крови и гнойных ран. И всё это настоянное в закрытом помещении с прикованными к стенам на ночь людьми.

Раздались женские крики, пронзительный девичий визг, отчаянно заплакали дети. В свете факелов было видно, что исхудавшие, избитые и измученные женщины подались вперëд, насколько позволяли цепи, пытаясь создать заслон, закрыть детей своими телами.

– Нет! Нет! Не надо! – кричали они.

– Уберите факелы. – скомандовал Рамир, – не бойтесь, мы пришли за вами, я Ветерок. Я Рамир.

– Нет!

– Рамир погиб.

– Не смотри!

Он шагнул назад, в проëм, чтобы лунный свет упал на него и попросил подсветить себя.

– Рамир!

– Это он!

Раздался плачь. Теперь почти весь Барак погрузился в рыдания.

– Родные, держитесь, мы вытащим вас!

Они вошли внутрь, утопая в зловонном хлюпающем слое из размякшего земляного пола и нечистот.

Женщины плакали. Некоторые нянчили детей, кто-то пытался прикрыться ветхими остатками лохмотьев, в которые превратилась их одежда.

– Рамирушка! Живой! Слава Свару живой!

Русолав, не щадя боевого топора, рубил вбитые в стену металлические проушины, освобождая людей.

– Кто может сам идти – выходите наружу. Там встретят наши. Цепи будем снимать позже.

В барак заглянул Корвин:

– Рамир, там несколько рабов Ел Елi, я не могу их оставить.

Ветерок взглянул на Русолава. Тот понимающе моргнул и выглянул из дверного проёма:

– Алтан, Зрад, помогите Корвину.

Разведчик благодарно склонил голову, прижав кулак к груди.

А Рамира за штанину дëргал пацанëнок лет пяти, но с очень взрослым взглядом:

– Дядько, дядько Ветерок, – говорил он, едва не плача, – там мама. Она не может идти, помогите.

– Где?

Пацанëнок показывал грязной ручкой и тянул за штанину. Рамир вновь встретился глазами с сотником.

– Давай я, малец, – сказал он, вручая Рамиру свой топор, – где твоя мама, малыш?

– Она там, – тыкал ладошкой мальчишка с неестественно раздутым животом, – её обидели сильно…

Эвакуация затягивалась. Почти три десятка обессиленных женщин, отягощëнных цепями, с растëртыми от кандалов конечностями передвигались крайне медленно. Ещё пять оказались идти вообще не в состоянии. Для них пришлось организовать носилки. А ещё дети, особенно маленькие, которые панически боялись мужчин в доспехах, истерически плакали, не шли на руки и не отходили от матерей. Большую помощь оказывали подростки, особенно мальчики, девочки,в основном, были крайне подавлены и скованы.

Ратники растянулись кольцом, охватывая периметр, двое заняли места на вышках, дабы исключить неожиданности. На холме, в лунном свете, Ветерок увидел два силуэта – Терезу с арбалетом и Далилу с луком, девушки тоже цепко держат ситуацию на контроле.

Обры, освобождëнные Корвином, оказались мужчинами, но в состоянии более худшем, чем сородичи Рамира. Один, ослепший, попросил воды и нож. И приказал оставить его.

– Уходи, брат, – сказал он Корвину, – спаси кого сможешь. И поможет тебе Тенгри.

– Русолав! – подошёл ратник, – мы нашли арсенал.

Здоровяк пожал плечами. Да, оружие и амуниция очень бы не помешали, но нести это добро некому – свободных рук итак не хватало.

– Возьмите только щиты и копья, – ответил он. Посчитав это вооружение предметом двойного назначения. И из копий, и из щитов можно, при определëнной сноровке, смастерить носилки, что сейчас наиболее актуально в их ситуации.

– Где эти мрази, – спросил у Рамира подросток немного младше его самого, Вламир, кажется его зовут, – надзиратели?

– Они не выжили, – ответил Ветерок, – я сам проверял, – соврал он.

Вламир с досадой громыхнул цепями:

– Я бы их тварей и второй раз убил бы…

– Брат, нам нужна твоя помощь, – постарался переключить фокус его внимания Рамир, – помоги нести тех, кто сам идти не может.

Вереница измученных людей медленно покидала рудник через отворëнные ворота, оставляя позади догорающую казарму с гарнизоном и залитый кровью барак надзирателей. И только луна беспристрастно взирала сверху, лаская серебристыми лучами-щупальцами всех без различий и освещая путь своим блëклым светом.

Солнце поднялось, ознаменовав начало нового дня. Сегодня уже третий день, как виланцы появились в бухте Трëх Скал. Первые сутки они проспали почти без движения, на вторые начали подниматься, но ощущения вызывали полнейшей небоеспособности – бледные, с дрожащими конечностями, покачивающиеся при ходьбе, некоторые даже падали.

Беспризорники сварили похлëбку из припасов пиратов и предлагали всем желающим. Но многие от пищи отказывались, демонстрируя полное изнеможение и апатию. Пили только воду.

Хуже всех пришлось раненым. Один умер. Других до сих пор лихорадило. У одного его переломанная нога почернела и стала холодной, как камень. Состояние их не улучшалось, хотя Громила раздобыл вино и промывал им раны, а также смешивал с питьевой водой, полагая, что такой напиток придаст людям сил. Но спустя два дня он понял, что переоценил свои силы и недооценил тяжесть состояния виланцев. В первую очередь сложно ему было морально. Особенно его сильно подкосила смерть раненого. В частности ещё вчера вечером воин открыл глаза, пришёл в себя, попытался встать, даже съел несколько ложек похлëбки, но ночью ему стало хуже, у него случился жесточайший приступ – он бредил, потом кричал, плакал и в конце концов испустил дух, издав жуткий вопль. Буквально на руках у Громилы, который в растерянности просто наблюдал, не зная что делать и как ему помочь. Сам бледный с дрожащими руками.

И вот настал третий день этого кошмара. Он уже сам походил на своих подопечных – такой же трясущийся с тëмными кругами под глазами. Невольно ожидая следующих смертей или любых других неожиданностей.

Чтобы отвлечься он со Скоморохом и Рутом начали переправлять с берега на пиратский корабль пожитки виланцев. Для этих целей пришлось приспособить плот, на котором вывозили с кораблей трофеи. Так как их оружие и доспехи весили весьма прилично. Вплавь не доставить – утянут на дно.

На берегу голый по пояс Риккардо, в одних портках, вошёл в воду, нырнул. Вынырнул, отряхнулся, зафыркал, как тюлень и вышел на сушу, демонстрируя сухое, но мускулистое тело, иссечëнное множеством шрамов.

– Вторая чентура! – максимально бодро, хорошо поставленным командным голосом, таким, что слышно и сквозь грохот битвы, обратился он, – слушать меня!

Воины отреагировали вяло, кто-то остался лежать и даже не повернул головы. Но командира это не смутило, видно, что он был готов.

– Наши семьи, наши жëны, наши дети ушли всего два дня назад с Геленсо, – громыхнул он так, что его голос отрекошетил от всех трёх скал и умчался в морскую даль, – мы можем их догнать, если напряжëмся. Нам нужно совершить последний рывок и добраться до своих родных! Там отдохнëм.

– А если они уже уплыли? – тихо спросил кто-то.

Риккардо нашёл взглядом спросившего:

– Да, Эмилиан, и ты веришь, что твоя Милана так легко уплывëт без тебя?

Тот смутился, качнул головой, хотел что-то сказать, но не нашëлся, просто опустил глаза.

– Ну, а если капитан увëл корабли? Что они сделают? – задал вопрос другой голос.

Риккардо поднял бровь в недоумении, как бы сомневаясь в адекватности спрашивающего:

– Капитан?! Жон?! Как ты себе это представляешь? Он хоть раз кого-то бросал? Напомни сколько он сам получил шрамов, когда вытаскивал лично тебя из плена липовичей?

Воин пристыженно замолчал.

– И вот пока мы нежимся здесь на пляже, наши семьи, капитан, наши братья там подвергаются ежедневной опасности. Их могут найти эоссцы. И что с ними тогда будет?

Поднялся рослый латник:

– Сержант прав, братья! Мы должны идти к дубу. У нас есть корабль, у нас есть воля, у нас есть единство. Я иду с Риккардо. Кто с нами?

Волна прошла по лежащим воинам, начались перешëптывания, кто-то говорил в голос, многие зашевелились. Начали вставать. Ещё один, ещё, ещё…

– Я иду.

– Я готов.

– Давайте выдвигаться.

Подразделения уже стояло в полном составе, за исключением тяжелораненых.

– Наши друзья и союзники уже почти переправили наши вещи на корабль. Давайте все вместе поможем им, а также перевезëм Бослава с Игнатио и выходим, – сказал Риккардо, – это очень быстрый корабль, это пиратский ликкан, не успеем обернуться, а уже будем под дубом обнимать своих жëн и детей. Вторая чентура! Вперëд!

– Да! – слаженно заорали два десятка глоток.

Глава Четырнадцатая. За гранью

Глава Четырнадцатая. За гранью

Вначале Ласлава увидела троих ратников с овальными эосскими щитами и копьями, а потом… А потом она увидела то, что повергло её в шок. Она вскрикнула и мысленно обратилась за помощью к Родовому Дубу, как учила ещё родная мама-древичанка, хватаясь за амулет на шее. Её даже немного пошатнуло. Она увидела сколько и в каком состоянии люди. Едва не заплакав, поняла, что не успеет везде и, что у неё попросту не хватит ресурсов на всех. Да даже самой простой воды. А ведь здесь у всех явное обезвоживание.

Небо уже заметно светлело. Подкрашиваясь алым цветом на востоке. Солнце поднималось со стороны родных степей. По тропе, осторожно ступая, спускались с холма Тереза и Далила. Не теряя бдительности, не убирая далеко оружие. Вот они увидели застывших в ступоре Лаславу, Лилу и Янасу, а затем и вереницу освобождëнных степичей.

– Тëтя Мора! – воскликнула Далила, узнав родное лицо, – Вламир! Алинка! – она сделала порывистый шаг вперёд, но сморщилась от резкой боли. Она стиснула зубы и пошла дальше, игнорируя боль. На первое место вышли родные лица – кто выжил? О Свар, что же с ними сделали! Про свои страдания она уже забыла.

Глаза Лаславы забегали по каждой фигуре, отмечая состояние и фиксируя видимые повреждения. Она рванула им навстречу.

– Воды! – закричала она, – принесите мне всю воду сюда! Рамир, папа, нужна вода даже из ваших фляжек!

Она пошла вдоль спасëнных, прикасаясь к детям, отмечая нет ли лихорадки, какой пульс. Увидела малыша со вздутым животом. Он уже не мог идти сам. После того, как «спас» маму, приведя к ней Русолава, так и обмяк. Его погрузили на щит и несли два ратника, боялись повредить. Суровые, безжалостные воины были сами бледны от всего увиденного.

– Янаса! Лила! – громко позвала Ласлава, – сюда, ко мне!

Девушки вышли из ступора и автоматически подошли к ней.

Лекарка взяла флягу.

– Поить всех. Но не больше глотка. По чуть-чуть.

Ощупала малыша, мрачнея на глазах. Но постаралась не подавать вида. Смочила его губы водой.

– Он… очень плох, – сказала подошедшей Далиле, – сердце может остановиться.

Женщина на волокуше. Бледная, как смерть, без сознания. Мама малыша. Сразу видно обильное кровотечение из-под лохмотьев.

Ласлава достала чистую тряпицу:

– Янаса, – громко обратилась она, – держи так, вдави.

Девушка послушно исполнила.

Вдруг женщины испуганно отшатнулись, рядом пронзительно завизжала девочка-подросток, другая замерла, прикрыв глаза. А всего-то подошёл ратник с флягами, наполненными водой.

– Тише, тише, родные, – запела Далила, – Искорка, успокойся, – прижала она к себе вздрагивающую девочку, поглаживая по грязным, спутанным волосам, – это наши воины, они защитят вас… Зрад, – обратилась она к ратнику, – медленнее и осторожнее, вы пугаете их.

– Да, простите… – шепнул могучий воин, виновато понурив голову, ведь встречался с подобным уже, когда спасли девушек из борделя, – не хотел…

Ласлава осматривала страшные гноящиеся раны на конечностях от железных кандалов.

– Рамир, цепи надо снять. Немедленно!

– Не сможем пока, – ответил за него Русолав, – нельзя здесь, уйти надо.

Рамир едва сдерживал слëзы и ярость. Но не мог позволить себе такой роскоши – сородичи должны видеть в нём надëжную опору. Оказалось, что одно дело вызволить из рабства и совсем другое то, что начиналось потом. И это «потом» даже сложнее. Значительно сложнее.

Голос Далилы убаюкивал:

– Ласлава – наша, она лекарка. Мы всем поможем, родные. Нужно немного потерпеть. Наши воины нас защитят, но нам всем нужно идти. Мы сможем. Тëтя Мора, облокотись на меня. Давайте, идëмте, – невольно поморщилась она от боли и опëрлась на лук.

Мальчики-подростки взялись за волокуши, четверо ратников подняли носилки. Трое ушли, как авангард, вперëд, трое – назад, в арьергард. Колонна медленно двинулась. Ласлава металась между людьми, проверяя состояние каждого.

Остановки пришлось делать очень часто – обессиленные и травмированные люди, особенно дети не могли долго идти. На привалах девушки обходили спасëнных, давали каждому по глотку воды. Ласлава смазывала открытые раны мëдом.

– Дайте тряпки! – в отчаянии попросила она.

Оказавшаяся рядом Далила распахнула свою куртку и рванула на себе рубаху:

– Держи, сестра!

– Ласлава… – дрожащим голосом, едва не плача, позвала Янаса и показала полностью пропитанную кровью тряпку. Женщина на волокуше слабо стонала.

– Выбрось, – лекарка скомкала новую, максимально сильно прижала, оторвала полосу от своего платья, смочила водой и положила ей на низ живота, – эту охлаждай, – сказала Янасе.

– Отвернись, – приказала Ласлава мальчика-подростку, стоявшему рядом с волокушей.

– Нужно идти, – осторожно буркнул Русолав.

– Дай ей воды, – лекарка уже мчалась к следующему нуждающемуся.

Далила подошла к шатающейся женщине с ребёнком на руках:

– Давай помогу, милая, – ласково сказала она, протягивая руки к малышу. Тот испуганно заплакал, отчаянно цепляясь за мать.

– Всё хорошо, не бойся, маленький…

Девушка взяла ребёнка. Сама бледная и сжимающая зубы от приступов боли.

– Папа, – чуть не плача просила Ласлава, – нужно снять цепи. Очень нужно!

Русолав вздохнул:

– Ну как мы их снимем здесь, дурëха? Потерпите малость.

До конца дня отошли настолько, что ещё даже был виден частокол рудника.

Воины настороженно озирались, всё более мрачнея. Такими темпами только погоню к себе привлекать, всё равно уйти не смогут.

Вода в ëмкостях заканчивалась. Ласлава уже не промывала раны, а протирала влажной тряпкой.

–Вода нужна, – еле сдерживалась она, чтобы не расплакаться, – и цепи снять…

Осторожно, крадучись, подошёл ратник и полушëпотом обратился к Русолаву:

– Впереди ручей, командир, час ходьбы.

– Наполните фляги, – распорядился сотник.

Далилу шатнуло под тяжестью. Сейчас она несла на спине девочку. Тяжёлая малышка пребольно давила на ещё не зажившие рëбра и каждый шаг отдавал болью в животе.

– Дай помогу, – остановила её Ласлава.

– Другими займись, – грубо огрызнулась Далила, – нужно идти.

Рамир, стараясь говорить громко, но мягко, обратился к сородичам:

– Впереди ручей, вода, родные, – сказал он, – там рощица, нужно дойти, там отдохнëм. Помоги, Вламир!

Подросток скрипнул зубами, одним усилием воли, потянув волокушу за собой. Окровавленные цепи гремели в такт его шагам, оставляя ярко-красную дорожку за собой.