Ветер и Сталь

Мощные гребки, на пределе человеческих возможностей, буквально выбрасывали ликкан вперëд. Вëсла синхронно поднимались, затем погружались в воду и вновь бросали корабль ближе к Койну. Мускулистые тела блестели от пота. Но было видно, что люди держаться только на силе воли и каждое движение даëтся им с большим трудом. Периодически кто-то выкрикивал что-то ободряющее, встречая одобрительный рëв. И хоть ликкан действительно буквально летел над водой, цена за это была высока – многие гребли автоматически с практически выключенным сознанием, глядя невидящим взглядом перед собой.

Скоморох пытался напоить тяжелораненых. Воин с чёрной ногой, покрытый крупными каплями пота, метался из стороны в сторону и, в бреду, звал какую-то Зои. А вот второй лежал тихо, не шевелясь. Слишком тихо.

– Громила, – позвал Скоморох, указывая рукой на раненого.

Юноша подошёл, встретился глазами с беспризорником, увидел в них ужас и растерянность. Всё понял. Но на всякий случай приложил пальцы к сонной артерии – тишина и холод. И невидящие мутные глаза, устремлëнные в синий небосвод. Провёл ладонью по лицу, закрывая глаза.

– Не довезли. – сказал он Риккардо.

И они втроём обернулись на грохот. Оказалось, упал один из гребцов. Видимо потерял сознание, а вышедшее из-под контроля, весло сработало, как рычаг и выкинуло его в проход.

– Бëрн упал! – крикнул кто-то из воинов.

– Скоморох, давай за весло! – скомандовал Громила.

Навыка гребли у беспризорника, конечно, не было, но юноша не видел иного выхода.

– Нет, – остановил его Риккардо, – он не сможет. Вы лучше помогите Бëрну. Я буду грести.

Скинул рубаху и пошёл ловить мозолистыми руками весло.

Рут со Скоморохом взяли было упавшего воина за руки и ноги, но Громила остановил их:

– Стойте, оставьте его так, подложите лучше что-нибудь под голову.

Рут скомкал пиратские тряпки, скатал валик. Начал устраивать голову. Вдруг у гребца отвисла челюсть и из уголка рта тоненькой струйкой потекла слюна, а взгляд мутных глаз глядел куда-то в пустоту.

Громила, увидевший это, пощупал сонную артерию:

– Сержант, Бëрн тоже… не дошëл.

Освобождëнные скучковались на полянке. Милое и ласковое журчание ручейка перекрывал детский плач и стоны. Измождëнные люди просто падали на землю. Между ними ходили Лила с Янасой и давали всем пить. Благо недостатка в воде теперь не было.

Ласлава собрала все возможные плащи и накидки и укрыла распухшего малыша с огромным животом.

– Мама говорила, что такое бывает от плохого питания, – сказала она Янасе, – побудь здесь с ним или даже ляг рядом— ему нужно тепло.

А сама переключилась на женщину с кровотечением. Она лежала на волокуше бледная с синими губами. Ласлава взяла её за запястье, отмечая синие ногти. Пульс не прощупывался. Коснулась сонной артерии – слабый, очень слабый. Сама она холодная и какая-то липкая на ощупь. Глаза полуоткрыты, но взгляд – в никуда, ничего не видящий.

Она лежала, как мраморная статуя, только редкие вдохи выдавали в ней жизнь, но дыхание было странным – резкий вдох, как всхлип и тишина. Потом тело, как будто вспоминало, что ему нужно дышать и звучал новый прерывистый всхлип.

Внезапно пальцы её дëрнулись. Не разжались, а именно дëрнулись – быстро, мелко, как у спящей собаки. Ласлава вздрогнула, прижала ладонь к запястью, но – ничего. Ни тепла, ни пульса.

Потом дëрнулась губа. Уголок рта скривился в мимолëтной, бессмысленной гримасе. И снова неподвижность.

Ласлава подняла глаза к лицу. Бледное. Совершенно белое. На лбу и висках выступили капли холодного пота, стекавшие по вискам, как слëзы. Дыхательный всхлип оборвался на середине. Пауза растянулась. Стала вечностью.

Опираясь на свой короткий лук, не боясь его повредить, подошла Далила:

– Кира, – хрипло позвала она, – ты держись… Помнишь… Курган Ветров… – каждое слово давалось ей с трудом, сама серая от боли и усталости, она пыталась воззвать к сознанию соплеменницы, – с Мудром… Как вы просили… Пращуры услышали вас! Слышишь? Лучик… Ваш сын – твой дар… Твоя победа! Весь род ликовал, когда он родился! Ты должна жить ради него!..

– Далила, – подняла на неё полные слëз глаза Ласлава, – она… ушла.

Тишина повисла в воздухе. Новые слова, которые словно команды бойцу подняться были готовы сорваться с губ, застряли в глотке, как колючие ежи, мир померк, будто сумерки сгустились.

– А! Нет! – взорвалась Далила, огнëм вспыхнул её взгляд, она отшвырнула лук и рубанула рукой воздух, – твари! Будьте вы прокляты!

Развернулась. Лила попыталась её схватить.

– Отстань! – в ярости откинула руку девушка и стремительно бросилась вглубь рощицы.

– Мама! – словно почувствовав что-то очнулся и открыл светлые глаза мальчик, лежащий под одеялами рядом, – где мама? Как она?

Над ним склонилась Янаса, наскоро размазав влажные дорожки на лице и пытаясь улыбаться:

– Всё хорошо, малыш, – подрагивающим голосом произнесла она, – мама спит. Она поправится. Только и ты поправляйся – маме нужна твоя помощь, – погладила она его по тоненьким волосëнкам.

Пятеро воинов разошлись по окружности, охватывая лагерь в охранный периметр. А другие пять, скинув доспехи, пошли к ручью смыть с себя пот, грязь и кровь последних дней.

Рамир обошёл рощицу по кругу от одного схрона к другому и повернул к лагерю, когда его внимание привлекли странные звуки – то ли стоны, то ли всхлипы. Он достал нож и, крадучись, пошёл на звуки.

– Далила?! – девушка, скрючившись, обхватив колени руками, облокотилась боком о ствол дерева, – что ты здесь…

Она вздрогнула, услышав шаги. Но узнала голос. Попыталась подняться, пошатнулась, опëрлась о дерево, вновь попыталась выпрямиться и почти упала, не окажись Рамир рядом. Уцепилась за его рубаху и повисла на нëм, пряча лицо:

– Рамир… они… всë… всё сломали, – тихий, еле слышный шëпот.

Ветерок осторожно обнял её. Попытался неловко погладить. По спине, по волосам. Чувствуя, как её тело сотрясает мелкая дрожь. Вдруг она подняла лицо и с закрытыми глазами потянулась губами к его губам.

Рамир ощутил словно его окатили ведром холодной воды.

– Далила… нет, – мягко, но твëрдо, продолжая удерживать её за плечи, отстранился он, – ты мне, как сестра… и я…

Она словно включилась, взглянула на него ставшими огромными, как озëра, глазами:

– Прости… – шепнула она, – да я знаю… Я вижу, как вы смотрите друг на друга… Такое больше не повторится, Кан.

Взгляд её расфокусировался, глаза прикрылись и она потеряла контроль над телом, опускаясь на прошлогоднюю листву на подкосившихся ногах.

– Папа! – не пряча слëз, просила Ласлава, – снимите с них эти кандалы!

Русолав поскрëб бороду. Его ратники выкопали три ямы и разводили в них костры. Скорее для тепла. Так как готовить им было всё равно нечего и не из чего. Солнце уже висело над горизонтом, окрашивая западную часть небосвода в кроваво-красные цвета.

– Ну да, – сдался он, – когда, если не сейчас? Пока ещё светло…

Тело Киры лежало накрытое плащом. Погребальный костёр решили разводить по утру.

Мëд для обработки ран закончился. Из медикаментов у Лаславы осталось лишь немного крепкого вина. А лоскуты для повязок Лила стирала сейчас в ручье. Более крепкие женщины из освобождëнных и мальчики-подростки подхватили эстафету и теперь сами поили водой больных и слабых.

– Ты поговори с ними что ли, – обратился Русолав к Лаславе, – предупреди, что будем делать.

Она кивнула.

– А куда малец запропастился? – беспококойно заозирался здоровяк.

Словно услышав его, сквозь затрещавшие кусты, проломился Рамир, пыхтя и отдуваясь, с тяжëлой ношей на руках.

– Далила! – воскликнула Ласлава, – ты нашёл её!

Бросилась к девушке, пробуя пульс. Откупорила флакончик с крепким вином, плеснула немного ей в рот.

– Мне нужны плащи, куртки, всё, что есть! – закричала она, – и перенесите её поближе к огню!

Русолав махнул воинам:

– Помогите!

Рамир обессиленно опустился на колени, глядя перед собой. Эрик и Алтан осторожно подхватили Далилу и понесли.

Сотник окинул взором весь лагерь, сглотнул ком в горле и заворчал:

– Кандалы ещё эти снимать…

Между тем, сумерки сгущались, грозя покрыть мир темнотой, словно непроницаемым одеялом.

Откуда-то внезапно материализовался Корвин:

– На рудник прибыла конница, – доложил он, – около полусотни пик.

Глава Пятнадцатая. Ручей слëз

Глава Пятнадцатая. Ручей слëз

Сначала, сидящий на дубе наблюдатель увидел точку на реке, которая постепенно приближалась, увеличиваясь и обретая очертания корабля.

– Корабль на реке! – заорал он вниз.

Вздымающиеся вëсла по обоим бортам, но как-то странно, не синхронно, из-за чего корабль двигался немного раскачиваясь; небольшая мачта – скорее вспомогательное устройство движения, основное – вëсла. Низкий силуэт, узкий корпус. То, что это не торенская бригатта было ясно уже давно, но и не эосский дозорный, способный ходить по рекам. Так это же…

– Это пираты! Тревога!

Под дубом крик наблюдателя продублировал тревожный горн. Началось движение в лагере – воины слаженно разбирали оружие, надевали доспехи. Никакой суеты, никакой паники – повседневность. Обычная боевая работа. Лагерь подвëргся опасности, воины быстро среагировали, как делали ни единожды. И не только на тренировках.

К моменту, когда пиратский корабль подошёл на достаточное расстояние, чтобы можно было разглядеть, что происходит на его палубе, виланцы были готовы отразить любой удар – плотный ровный строй, стена щитов и лес копий.

Вдруг на носу ликкана какой-то оборванец, пират не иначе, развернул узнаваемое знамя – изображение волка на небесно-голубом фоне.

Марцелл нахмурился. Захлопнул забрало:

– Третья сотня, к бою! – скомандовал он. Пираты, значит, перебили вторую сотню и завладели флагом, а теперь пытаются деморализовать и их, хвалясь своей победой. Это вам дорого обойдëтся, – арбалетчики!

– Помогите! Помогите! – раздалось с пиратского корабля.

И только сейчас Марцелл обратил внимание, что из всех рядов вëсел гребли только несколько. И то кое-как. И ликкан, по сути, уже не был управляем – течение начинало толкать его в правую скулу, медленно, но верно разворачивая его носом к берегу.

– Здесь ваши! Помогите!

Сержант выругался, кляня свою невнимательность. Бросил на землю щит, копьё, скинул шлем:

– Отбой. – скомандовал он, – это вторая сотня.

Быстро скинув доспехи и оставшись в одних портах, он привязал верëвкой тросс к руке и бросился в воду. Благо, что корабль оказался близко к берегу, а низкий борт не представлял сложности для профессионального воина. Он взобрался на палубу и затянул узел на штевне. Махнул рукой и огляделся.

Гребли на корабле только два каких-то оборванца в лохмотьях и всего пять воинов из второй сотни. Все остальные лежали в разных позах на банках, между ними, в проходе. И как-то их неожиданно мало оказалось. Из семи десятков здесь осталось не более трёх. И в каком состоянии, и все ли живы из лежащих – не известно. А раненые из трюма «Морены»?

Марцелл встряхнул головой и пошёл вдоль рядов, вглядываясь в лица и осторожно останавливая, работающих в автоматическом режиме, гребцов.

На берегу громогласно командовал Леон. Тросс закрепили и готовили полиспаст. Действия выверенные, точные, отработанные. Так уже вытаскивали более тяжëлую бригатту, правда выше по течению, справятся и сейчас.

– Вы герои! – громко сказал Марцелл, – вы бились до конца и не сдались!

Крупный оборванец поднял на него серое лицо с запавшими глазами, попытался встать, но рухнул обратно.

Сержант опустил руку ему на плечо:

– Вы дошли.

Рассвет заявил о своих правах, свет растëкся над лагерем в небольшой рощице, через которую, звонко журча, протекал прозрачный ручеёк. Но красоту и свежесть раннего утра омрачал стойкий дух давно не мытых тел и гноящихся ран, да периодическое покашливание, икота или плачь детей.

Вчерашнее мероприятие по освобождению людей от оков стало настоящим испытанием и сущей пыткой и для освобождаемых, и для освободителей. Заканчивали уже глубокой ночью при свете огней. У ратников, сбивавших кандалы от перенапряжения и переживаний тряслись руки. Нужно было бить точно и сильно. При этом учитывать хрупкость и, порой, неадекватность бывших рабов. Большая нагрузка также легла на плечи Лаславы, Лилы и Янасы, которые успокаивали, уговаривали и, местами, даже держали людей. А потом оказывали в потëмках им помощь. Чем могли, тем, что было и осталось.

У Русолава сердце кровью обливалось, глядя на осунувшееся, уставшее лицо дочери. Вот и сейчас, уснула вчера позже всех, а ни свет, ни заря уже пошла собирать целебные травы.

Ещё более печальный сюрприз ждал её по возвращении. Умер Лучик. Сын Киры, мальчик с раздутым животом. Хоть она и ожидала этого исхода, была внутренне готова к нему, но захлюпала носом и размазала по лицу слëзы. Рядом с телом тихо плакала Янаса, закрыв лицо ладонями.

– Отмучался, бедненький… – всхлипнула проходя мимо женщина-степнячка.

– Мама, что там? – спросил маленький мальчик, опасливо жмущийся к её ногам.

– Пойдëм, малыш, пойдём… – потянула она его.

Ласлава пошла с обходом по оставшимся. Осмотрела бледную Далилу. Она была крайне слаба и не могла подняться. И почему-то отворачивалась, боясь встретиться взглядом.

– Ей стало хуже, – сказала Тереза, просидевшая возле подруги всю ночь, – после того, как сходили до ветру, в кусты. Её рëбра, опять.

Вернулся Рамир с фазаном. Поставили единственный котелок сварить бульон. Всем нужно поддерживать силы. И освобождëнным, и освободителям.

– Надо идти, – позже сказал Русолав.

– А как же погребальный костёр? – заплакав, спросила одна из женщин.

– На руднике уже конница. Увидят дым – нагонят.

– Но они же не станут так ветрами…

Алтан снял шлем, тряхнув гривой русых волос:

– У нас, у древичей тоже принято сжигать своих умерших, а пепел потом прикапывать в Священной Роще, часть под Именным Древом, а бóльшую часть под Родовым Дубом. Но если человек погиб на чужбине или в плену, он из-за этого не станет ветвью Родового Дуба? Станет. Только путь его будет чуть длиннее и сложнее. Также и ваши родовичи станут ветрами, но немного позже.

– Да, – поддержал его Рамир, – подумайте о тех, кто остался лежать в Степи или, кто пал на руднике. У них тоже не было погребального костра. Но все они станут ветрами и все останутся в наших сердцах. А для нас важно сохранить то, что осталось. Даже надломленная ветвь рода может дать новые зелёные побеги. Наша цель – думать о живых и об этих новых, зелёных побегах.

Не убедили. По глазам видно, но люди готовы принять неизбежное. Ничего, поймут. Возможно позже. Словно в подтверждение послышался тихий плач, прерванный обречëнным взмахом руки.

Рамир сменил ратника и копал яму. Точнее могилу. Стараясь вложить всю свою злость, всю накопившуюся ярость в каждый удар. Штык небольшой походной лопатки врезался в грунт, словно сокрушая врага.

– Остановись, Рамир, – обратился к нему сотник. Обратился по имени, а не как обычно «малец», – уже достаточно. Сверху ещё вон то бревно бросим, никто не найдёт.

Ветерок стëр тяжёлый пот рукавом и поднялся.

– Вдоль ручья пойдëм, – сказал Русолав после того, как с погребением закончили, забросав неглубокую могилу сверху брëвнами и ветками.

Рамир кивнул:

– Да, он впадает в Койн, больше тут некуда. Да и без воды нам не обойтись.

Для Далилы наладили волокушу. Тереза запретила ей вставать, хотя попытки были. Безуспешные.

– Я потащу, – отказалась воительница от помощи ратника.

Пошатывающийся караван вытягивался в длинную вереницу, гусеницей проползая между деревьями и холмами вдоль журчащего ручейка. И только Корвин,сидя на дереве, видел, как эосские конники начали собирать своë становище, разбитое вчера перед воротами рудника.

Лагерь укрепили, организовали дежурства, регулярные смены. Он стал небольшим защищëнным городом, живущим по своим строгим законам и распорядку. Несколько наблюдателей на самом дубе зорко следили за окрестностями. Вокруг лагеря вынесли далеко вперëд и расположили цепью сеть секретов так, чтобы даже ночью подкрасться было бы крайне сложно. А подвести большой отряд незамеченным становилось невыполнимой задачей.

Сержанты собрались в центральной палатке, в которой организовали штаб отряда. Леон нависал над картой, копируя поведение капитана; Марцелл сидел на пустой бочке и подводил кинжал; Горазд, скрестив руки груди, стоял возле входа. Риккардо перенесли с остатками второй сотни бережно перенесли в отдельную палатку, где сразу организовали круглосуточное дежурство при них.

Потери «Морены» оказались катастрофическими. Потерян сам корабль со всем имуществом, погибли два десятка раненых, лекарь Бергионсо и сорок один человек из основного состава второй чентуры, сюда же добавились потери стремительного броска на ликкане. Не дошли пять человек. Жизни ещё четверых висели на волоске. У остальных уровень истощения достиг предела, но вероятность выздоровления сохранялась.

– «Купца» придётся бросить, – задумчиво произнёс Марцелл, имея ввиду корабль на котором приплыли семьи с Геленсо.

– Бросишь, – ответил Леон, что-то отмечая на карте, – нужно понимать сколько нам ждать Русолава с Лаславой.

– Гм… Ты даже не сомневаешься, что они придут? А если у них что-то пошло не так? Эти ребята из Ауроры, которые наши союзники, сказали, что они освободили степнячек из борделя и собирались идти ещё освобождать из рудника. Ты представляешь себе, что такое эосский рудник? Это полноценная крепость с гарнизоном.

– Ну и что? – возразил Леон, – они вчетвером сожгли охраняемый алтейский огонь и выкрали два ящика…

– Так то – просто ящики, а здесь люди. Живые. И очень измождëнные. Вторая чентура сейчас, наверное, выглядит лучше, чем рабы на руднике.

Леон поскрëб подбородок в задумчивости:

– И тем не менее. Там подобралась очень хорошая команда. Я почему-то не сомневаюсь, что у них всё получилось, но… – он замолчал, водя пальцем по карте, – им может потребоваться помощь. Где тут этот лусов рудник?

Горазд подошёл к столу:

– Он здесь, – ткнул в карту, – а здесь дорога. Зная Русолава, я уверен, что он пойдëт вдоль этого ручья…

– А если нет? – поднял на него глаза Леон.

– А если нет, то всё равно мимо этого холма они не пройдут. Если будут идти сюда, к дубу. Давай я с сотней туда выдвинусь?

Сержант задумался, поглаживая гладко выбритый подбородок.

– А что капитан? – спросил Марцелл, – может с Жоном посоветоваться?

Леон отмахнулся:

– Да не пускает к нему никого Брунхиль, кроме Алисаны и Милоша. Значит так поступим. Ты, Горазд, здесь будь. На тебе безопасность лагеря. Ты, Марцелл, останешься старшим, а я возьму твою третью сотню и пойду сюда, на холм. Подождём там два дня. Потом, если не дождёмся, отправлю разведку к руднику. Капитан всегда сам ходил на выручку, надо не отступать от наших традиций.

Марцелл крутанул в пальцах кинжал, вставил его в ножны на поясе:

– Ты Жона-то со счетов не списывай, уверен, он ещё вернётся в строй.

– Поможет в том Вейра, – кивнул Леон, – объяви своим, что выступаем поутру.

Глава Шестнадцатая. Когда падает знамя

Глава Шестнадцатая. Когда падает знамя

Осеннее солнце в этих краях припекало в полдень. Да и по ночам было довольно тепло. Ратники удивлялись и пересказывали друг другу истории из своей жизни. Как в их родных лесах по ночам уже пар валит изо рта, а деревья стоят в золотых платьях. Здесь – нет. Листва только-только местами начинает показывать жëлтые проплешины, а единственное, что массово «золотое», так это выжженная трава местной лесостепи.

Ждали погони. Старались идти максимально возможно быстро. Но получалось, как получалось. Приходилось делать частые привалы и, вообще, плестись со скоростью черепах. Вопреки ожиданиям, конники не бросились сразу по следу, а наоборот, вошли на территорию рудника и затворили ворота. Что было дальше, осталось тайной, так как Корвин покинул свой наблюдательный пост и отправился догонять, ушедший вперёд, отряд. И вот сегодня над горизонтом увидели поднимающийся столб пыли. Характерный для быстрого движения большого количества всадников.

– Догоняют, – ткнул разведчик рукой в сторону уже явно видного пылевого столба, – ни сегодня-завтра будут здесь.

Поднялись на возвышенность. Русолав приложил ладонь козырьком ко лбу:

– И догонят, – вздохнул, – ускоряться надо.

– Не сможем ускоряться, – ответил Рамир, с горечью глядя на растянувшихся на высохшей жëлтой земле людей, – где дуб находится?

– Там, – махнул рукой сотник.

Получалось так, что ручей уходил южнее и впадал в Койн где-то ниже по течению, тогда как дуб находился севернее и по течению значительно выше.

– Значит нужно идти на риск и двигать напрямую. Так будет шанс дойти…

– До пустого дуба, – ехидно заметила, перебив, Тереза, – все сроки давно вышли, нас там никто не ждёт.

– Да не, – возразил Русолав, – Жон своих не бросает…

– Я бы на его месте уплыла.

Корвин скосил на неё глаза:

– И многих ты бросила? Хоть один случай мне напомни. Только на словах ты своих бросать мастерица.

Она грозно посмотрела на него, но потом улыбнулась и дружески ткнула кулаком в плечо:

– Отстань, дикарь.

– О да, к вам, виланкам, на хромой кобыле не подъедешь…

– Придëтся, – невольно вклинившись в разговор, продолжил свою мысль Русолав, – малец, видишь вон тот холм, на него держись. И, если что, и дальше также прямо идите. Там и дуб будет.

– В смысле «идите»? – опешил Рамир, – а ты?

– Да мы тут с парнями задержимся немного, – сказал сотник, но увидев огоньки зарождающейся паники в глазах юноши, хлопнул его по спине, – да не боись, на холме встретимся, нагоним вас.

– Так может лучше сразу вместе! – волнуясь, спросил Рамир.

– Догоним, догоним, – спокойно проговорил Русолав, пряча искорки азарта в глазах, – только пару подарочков для друзей наших оставим.

Русолав не обманул. Отряд ратников действительно вернулся в ночи. Стараясь двигаться предельно аккуратно и не шуметь. Костры преследователей, остановившихся на ночлег, были видны, как на ладони. Видимо, они и не прятались, справедливо полагая, что сбежавшие рабы никуда от них не денутся.

Сварили бульон из зайца. Поделили на всех. Варёное мясо небольшими порциями раздали самым слабым. А как только небо покраснело на востоке, продолжили путь.

– Не успеем! – обречëнно рубанул воздух Эрик.

– Успеем. – возразил Рамир.

– А я говорю – нет!

– О чëм спорите? – оглядываясь на погоню, спросил Русолав.

– До дуба, говорю, не успеем, – сказал молодой латник.

– Эм… – Ветерок уставился на него, – так а я имел ввиду, что успеем до холма…

Они напряжëнно рассмеялись.

– Да, – задумчиво протянул здоровяк, – на холме придëтся дать бой. Дальше нам не уйти.

– Каковы шансы? – с подвохом спросила Тереза.

Сотник почесал бороду и, глядя в сторону, ответил:

– Сама знаешь, не хуже моего – подороже продать свои жизни, вот наши шансы.

Отряд конников уже было видно невооружённым глазом. Скакали ровной колонной, поднимая пыль. И знамя трепетало нв ветру. Но не эосское, а чëрное полотнище с изображением скалящегося черепа в характерном шлеме.

– Это клибаны, – заметил Эрик, увидев знамя, – штурмовые отряды смертников. Даже демонов Луса не боятся… или кто там у них.

Вдруг ветер донëс отчаянное конское ржание и пыль взметнулась сильнее, закрыв собой отряд преследователей.

– О, нашли-таки наши подарочки, – довольно ухмыльнулся Русолав.

– Поднажмём, родные! – подбадривал людей Рамир, – быстрее нужно! Потерпите. До холма дойдëм – отдохнëм.

Топот копыт уже бил по ушам. Клибаны понесли потери, угодив в ловушки Русолава, но визуально это на них никак не отразилось – всё такой же монолитный строй, всё также неумолимо приближаются и чëрное знамя со зловещей «улыбкой» черепа всё также реет над всадниками.

Вот и холм.

– Поднимаемся. Нужно подняться, быстрее!

Люди плелись из последних сил, выполняя команды на автомате. Плакали дети.

– Братцы, строимся! – медведем заорал Русолав.

Ратники спешно собрались в хлипкий строй из десятка бойцов за овальными эосскими щитами. Рамир было бросился к ним, но сотник остановил его:

– Стой, малец, ты куда?

Ветерок не нашëлся что ответить, полагая, что и так всё очевидно.

– Твоë место не здесь, – толкнул его назад здоровяк, – здесь мы сами, а ты там будь. Кто, если не ты, когда они нас пройдут?

Глаза Рамира предательски заблестели, но его потянул за рукав Корвин:

– Сотник прав, пойдём, Кан. Ты нужен своим людям.