Ветер и Сталь

– Кто тут у нас прячется? – Протянул Кастет, хрустя сапогами по слоям мусора на полу. Взгляд его окинул помещение и остановился на худенькой, сгорбленной фигуре в капюшоне. Из тени вышли и сблизились с ней ещё четыре такие же тщедушные фигурки. Кастет в голос заржал, тыкая в них пальцем, – это ты Клюв? – Отсмеявшись, спросил он, – нет, ты скорее дохлая селëдка. – Он презрительно сплюнул под ноги, – как ты сюда дополз вообще из своих руин и не сдох по дороге? А это твои щенки? И вы всерьёз думаете, что вас кто-то боится? – Он сплюнул теперь под ноги Клюва.

За спиной Кастета встали его амбалы, под стать ему самому. На довольных лицах ухмылки. Предчувствуют развлечение и не видят абсолютно никакой угрозы.

Пальцы левой руки предательски задëргались, предупреждая о приближающемся приступе боли, а пальцы правой впились во флакон с обезболивающим, настойкой мака. Боль проснулась, зафиксировала свой взор на Стрижатке и потянулась своими когтистыми лапами.

– Да сними ты свой капюшон, – шагнул к нему Кастет, – когда с тобой взрослые люди разговаривают.

Он смахнул с парня капюшон, обнажив его увечья.

– О! Да ты ещё и урод! – Поцокал языком амбал, – я думал люди врут, но ты правда клюв, не человек, не животное даже, просто – клюв на тоненьких ножках. – Вновь заржал Кастет.

Засмеялись в голос и его сопровождающие. Один из них руками попытался изобразить птичий клюв, что вызвало новый приступ смеха.

– Где мои люди? – Морщась от накатывающей боли, тихо спросил Стрижатка.

Кастет пнул старую деревянную бочку, развалив её в щепу и, сплюнув, на штанину подростка, нарочито весело спросил:

– Какие люди? – Развëл он руками, – а, те два шакалëнка? Так поди рыб уже кормят под причалами. Или крабы их уже съели, не знаю…

Боль набатом ударилав голову, взгляд поплыл. Силуэт собеседника начал смазываться. Руки машинально выдернули пробку из флакона и опрокинули содержимое в рот. Вроде отпускает. Тише, тише, Стрижатка…

– Что ты там пьëшь? – Засмеялся Кастет, – это тебе мамка молоко сцедила?

Вновь взрыв хохота. А боль поглотила разум. Стрижатка завыл и завалился навзвичь, трясясь в конвульсиях. Изо рта обильно пошла пена.

– Да он у вас ещё и больной, – пнул его ногой Кастет, замечая слëзы ярости на лице у одного из подростков.

Внезапно Стрижатка затих. Его видящий глаз подкатился и помутнел, а второй, невидящий, наоборот обрëл осмысленность и разумность.

Клюв поднялся. Оглядел Кастета белым, невидящим глазом, по-птичьи наклоняя голову, и резко, слишком быстро для человека, вцепился тому в глотку. Здоровяк захрипел и замахал руками, но Клюва там уже не было. Совершая очень быстрые движения, не человеческие, а скорее какие-то, как у древних хищных птиц, он с лëгкостью увернулся от ударов кулаков-кувалд Кастета, способных разбить ему череп вдребезги, зашëл тому за спину, запрыгнул на плечи и с хрустом развернул ему голову в обратную сторону.

Оттолкнувшись от падающего тела, Клюв перескочил на поперечную балку и спрыгнул оттуда на второго бандита, повторив манëвр.

Только сейчас лица оставшихся амбалов начали вытягиваться, глаза удивлëнно округляться. Один из них выхватил нож. Но Стрижатка уже сорвал с балки ржавую цепь с крюком и, обернув вокруг шеи третьего, поднял того над полом, используя своë тело, как противовес. Его беспризорники, подобно стае голодных волчат, бросились в атаку.

– Клюв! Нет! – Крик. Мелькнувшая тень, сверкнувший клинок. И холодная сталь вонзилась в живот Власока, заслонившего Стрижатку.

Беспризорники втроём забивали пятого бандита. Кто чем. Всем, что под руку попало. Клюв поднырнул и растопыренной пятернëй ткнул амбалу с ножом в глаза. Тот дико заорал, отшатнувшись и закрывая лицо ладонями.

А потом Клюв пришёл в себя. Вместе с осознанностью и зрением в видящем глазе пришла и дикая усталость. Он опëрся рукой в красное мессиво, совсем недавно бывшее головой человека, собираясь с силами.

– Они ранили Власока!

– Они пришли с оружием!

– Нарушили договор.

Гомонили без умолку беспризорники. Власок лежал, свернувшись калачиком, тихо поскуливая от боли и страха. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы всё понять. Недалече, как прошлой весной точно такую же рану в стычке с дикими кочевниками получил Крадомир. И его тогда выхаживал родовой знахарь. Умеющий и знающий многое, спасший не одного родовича от верной смерти. Но живот Крадомира вздулся, стал чëрным. Он кричал от нестерпимой боли несколько дней. Не помогало ничего. И всё равно умер, намучавшись.

– Мы отомстим за тебя, брат, – тихо сказал Стрижатка. Выдернул нож из живота Власока и резким движением воткнул его тому в грудь, – а теперь спи.

Власок. Худенький подросток. Навязчивый и часто без причины слишком весëлый и восторженный, что очень раздражало, вызывая приступы боли, но такой надëжный и, как оказалось, искренне преданный. Настоящий и единственный друг в этой беспросветной тьме, как лучик света, которому, по сути, неоткуда здесь взяться. И вот он угас. Угас навсегда. Не влетит больше в комнату, рискуя получить башмаком по бестолковой голове.

Глядя в помутневшие глаза Власока, Клюв тихо, но очень твëрдо, как шелест меча, вынимаемого из ножен, произнëс:

– Всех, кто носит зелëные ленты, как у этих, – он показал на убитых бандитов, – всех, до единого! Всех к праотцам!

Совещание в Башне Судеб, в относительно небольшом кабинете, собрало все высшие чины государства. В центре помещения разместился огромный массивный дубовый стол с разложенной картой обитаемых земель и куча свитков. Во главе стола на постаменте был установлен трон Соларха. Из-за его спины через огромное мозаичное окно с изображениями сцен побед предков нынешнего повелителя, проникал свет, окрашенный в разные цвета и играл бликами на лицах собравшихся, дорого одетых, обступивших стол со всех сторон, высоких чиновников.

Соларх сделал знак стоявшему рядрм с троном императорскому хартуларию и тот, взяв с подноса раба свиток, зачитал:

«Его Величеству Соларху Эоссии. В свете событий у Чëрных Столбов Алтея требует немедленной аудиенции для возврата незаконно присвоенного артефакта. Отказ будет расценен, как объявление войны.

Посол Алтейской империи, громил алтейского Синклита Веридон Лукреций Филострат.»

Правитель Эоссии обвëл собравшихся тяжëлым взглядом и спросил:

– Что скажете?

Человек в дорогих изящных доспехах приложил руку к груди и совершил неглубокий поклон:

– Солнцеликий, алтейцы откровенно наглеют. Они крайне активны на наших границах. По сообщениям разведки их гарнизоны увеличились в численности в два раза, а в море на рейде, в трёх днях пути от Ауроры, стоит их флот с алтейским огнëм.

Соларх взял свиток у хартулария, повертел в руках, изучая печать Синклита:

– Что скажете по поводу артефакта?

Вперёд вышел Кириад. Сегодня его шею украшала массивная золотая цепь с золотой же печатью Эоссии.

– Повелитель, эту операцию спланировал и провëл совместно с Дорикратионом и Диаэтнерионом я лично. Задумка была проста: нанять уроженца Алтеи на службе Хузгарда, пообещать золото и титул, и заполучить с его помощью контроль над восточными территориями, называемыми Великой Степью. Наëмник прекрасно справился с первой частью задания, но вмешался ряд факторов – он потерял сам символ власти, ради которого всё и затевалось, и оказался двойным агентом, нанятым ещё и Алтеей со схожим заданием. Кроме того, из-за неучтëнной в планировании случайности, артефакт попал в руки к торентийским наëмникам, которые сейчас находятся в нашем порту.

– Мы контролируем этих наëмников?

– Мы работаем над этим. – Ушëл от прямого ответа Кириад.

Соларх кивнул.

– Хорошо, протосеваст. Организуйте аудиенцию с нами этому выскочке Веридону.

Глава Третья. Тени Аурóры

Глава Третья. Тени Аурóры

Над Ауророй сгущались тучи. Но они не были похожи на дождевые облака, скорее на дымы пожарищ.

Воздух в Зеркальном зале пропитан ароматом жасмина с металлическим привкусом напряжения. Стены из перламутровых панелей отражали и преломляли лица присутствующих, будто обнажая двойственность их намерений.

Соларх, облачëнный в пурпурную мантию с золотым шитьём и венец с жемчугами, восседал на роскошном пурпурном троне, окружëнный варварскими послами, одетыми настолько пëстро и ярко, что издали больше они походили на стайку диковинных птиц, нежели на дипломатов.

Веридон, в сопровождении двух иргарриев и нескольких специалистов по Эоссии, а также толмача и писаря, стремительно влетел в зал. Только его ослепительно белая тога мелькнула пурпурной полосой. Отражëнный от зеркальных стен свет заиграл в гранях его увесистого медальона – золотого, распластавшего крылья, орла, устремившего взор на запад. Без поклона он заговорил сразу:

– Ваши наëмники незаконно завладели артефактом, принадлежащим Алтее. Я, от лица Алтейской империи требую вернуть имущество.

Соларх выжидательно, внимательно смотрел на него своим знаменитым взглядом, от которого всем хотелось укрыться, как можно скорее, да хоть сквозь землю бы провалиться. В Эоссии этот взгляд могли выдержать только несколько человек – пальцев одной руки хватит пересчитать. Остальные опускали глаза, пытались сгорбиться, съëжиться, стать как можно меньше и незаметнее.

Веридон распрямился, расправил плечи и уставился Соларху в точку между бровями. Правда пальцы его при этом до кровавых следов впились ногтями в ладони. Он с ужасом начал ощущать, как глаза медленно наполняются предательской влагой. Соларх еле заметно усмехнулся – слегка дрогнул уголок рта.

– А, если не вернëм? То война?

Громил вздрогнул. Он расчитывал совсем на другую реакцию. Или Эоссия ищет повод для войны? Тогда он не совсем удачно им его подкидывает своим требованием. Только пожилой писарь с седой острой бородкой из его свиты, опустив голову, будто в жесте почести, тихо улыбается. Пока всё идёт точно по его плану. Иначе Соларх и не мог отреагировать на письмо от Веридона, которое он аккуратно подменил своим с угрозой войны.

Почувствовав, что контроль ускользает, громил сделал резкий шаг вперёд. За его спиной вздрогнул от неожиданности писец и выронил свитки на пол. На помощь ему коршуном ринулся раб, стоявший возле стены. Веридон, пытаясь сохранить твëрдость, но всё же подрагивающим голосом, возможно от ярости:

– Война? Нет, Солнцеликий. Это будет не война, это будет урок. Урок, который Алтея преподаст тем, кто крадëт её имущество.

Соларх, пристально глядя на посла, медленно поднялся с трона. Его тень, удлинëнная светом из мозаичного окна, накрыла Веридона, будто физически подавляя его:

– Подай сюда! – Крикнул он рабу, который схватил свиток и держал его в протянутой руке перед пожилым писарем. Тот безмолвно повиновался, – урок? – с усмешкой спросил правитель Эоссии, ломая печать, – твой Синклит уже платит «уроки» варварам за безопасность границ. Или ты думал, мы не знаем о ваших тайных караванах с золотом?

Веридон побледнел. Пальцы разжались, оставив на ладонях кровавые полумесяцы. Он обернулся к своей свите, ища поддержки, но увидел лишь опущенные головы. И только пожилой писарь, Касий кажется, из купцов вроде, как он в свите, вообще, оказался? И только Касий едва заметно кивнул, как бы говоря: не бойся, дожимай их. Веридон почувствовал горький привкус на языке – тот самый чай, который подал Касий перед аудиенцией. Мысли спутались, а гнев вспыхнул, как алтейский огонь.

– Наш флот в двухдневном переходе от вашей столицы! Уже завтра от Ауроры могут остаться только дымящиеся руины. – Теряя контроль, с яростью выпалил громил.

Соларх пробежал свиток глазами, передал его Кириаду и картинно захлопал в ладоши. Его тень из-за преломления света в перламутровых стенах, как будто обросла шипами.

– Браво, посол. В моём дворце лицо, представляющее Алтейскую империю, угрожает уничтожением моей столицы.

А Кириад развернул свиток и зачитал:

– Пятый и шестой имперские мраки в новолуние атакуют эосские форпосты в Тратии. Командующий сухопутными силами «Север» Марк Аврипод.

– Это… Это… – Растерянно протянул Веридон, вновь оглядываясь на свиту, но теперь все головы понуро опущены, – это провокация… Возможно, Хузгард…

– Хузгард за сотни лиг отсюда, – перебил его Кириад, – а вы здесь, пугаете нас войной и планируете атаковать нас.

– Мы уходим. – Громил резко крутанулся на месте, но запутался в собственной тоге, едва не растянувшись на полу. Его поймали и удержали от позорного падения его иргиаррии,– ваше высокомерие погубит Эоссию, Солнцеликий, – уходя, бросил он, – когда наши керамиды войдут в гавань, вы вспомните этот день.

Когда алтейцы ушли, Соларх опустился на трон, замечая на полу затоптанный золотой медальон с алтейским орлом:

– Соберите весь наш флот, – обратился он к дорикратору, – при необходимости мы должны любой ценой потопить алтейские корабли. – Он поправил венец, – усильте пограничные гарнизоны, перебросьте часть войск из Номадии в Тратию. И пошлите гонцов в Торению, нам понадобятся их наëмники.

– А ещё нужно найти того раба, – добавил Кириад, – как-то он очень точно подхватил нужный свиток.

Руины. Руины – даже не трущобы. В трущобах как-никак живут люди, имеют какие-то свои клетушки-коробки, своë жильë, угол. У многих есть семьи, надежды, мечты… В руины же не заходят даже бродячие собаки. Весь самый отъявленный сброд столицы собран здесь. И терять местным жителям абсолютно нечего. К тому же часть городских стоков собиралась тут же, в подземных ëмкостях. Поэтому ароматы стояли крепкие. С непривычки обычный городской житель долго находиться в руинах не мог.

В полуразрушенном здании, очень красивом ранее, с лепниной и скульптурными композициями, ныне сером и безликом, возле начерченой углëм на стене карте подземных коммуникаций, собралась группка тощих подростков. Среди них выделялся лишь один седобородый старик.

– Вот здесь вход в ваше поместье, – поставил старик крестик на карте, – там будет решëтка и узкий лаз в винный погреб. – Он оглядел худых, как воробьëв, ребят, – но вы пролезете. Дорога вам знакома, не раз там ходили. Если пройти дальше, выйдете в порт.

Стрижатка кивнул:

– Хорошо, старик, пойдëшь с нами. Если там будет засада, то… – Он многозначительно повертел в пальцах узкую, но длинную заточку, с рукоятью замотанной тряпицей.

За последние несколько суток его беспризорники выследили и вырезали почти всю банду безвременно почившего Кастета, везде оставляя свой знак мести – крысиную голову или крысиный череп. Но в процессе этого увлекательного действа появилась новая информация, что за Кастетом стоит некий Магалас, живущий на роскошной вилле в элитном квартале. Более того, один из пленных и замученных бандитов перед тем как воссоединиться с пращурами орал что-то про степняков-рабов и девку с родимым пятном в виде звезды на запястье. Стрижатка невольно скосил глаз на своë запястье – на нём тоже чëтко виднелось родимое пятно, как звезда. Но бандит толком ничего не знал и было принято решение нанести визит его боссу.

Крысиной тропой, как беспризорники звали городские канализации, добрались быстро. Благо все стены испещрены символами, ведомыми лишь тем, кто их оставил, но указывающие направление чëтко.

Некоторая сложность возникла с решëткой – вмурованной в стену на неудобной высоте. Но парни справились и с ней. Встав друг другу на плечи, выкорчевали опорные камни и, орудуя металлическими прутами, как ломиками, вынули решëтку.

Далее, оставив деда-проводника в погребе под присмотром двух беспризорников, расползлись по поместью. Луна ещё не взошла и тусклый свет давали только редкие факелы и дорогие свечи в коридорах. Скользя тенями, они не щадили никого из тех, кого встречали, будь то охранник или служанка.

Стрижатка нашёл дверь в кабинет хозяина и бесцеремонно ворвался внутрь. Помещение оказалось очень хорошо освещено люстрой с, наверное, сотней свечей. За массивным дорогим столом сидел пухлый человек в белоснежной тоге,на шее сверкала толстая золотая цепь, а на пальцах множество перстней, и ковырялся в наваленных кучей свитках. Рядом на дорогом, обтянутом шëлком, стуле сидел другой человек в шерстяной тунике с серебряным кубком в руке.

Увидев незваного гостя, оба резко вскочили с вытянутыми лицами. Стрижатка, не останавливаясь, по ходу движения ткнул заточкой в печень человеку в тунике и, выдернув оружие, с размаха пригвоздил правую руку пухляша к столу.

– Сидеть! – Рявкнул он.

Человек в тоге, скуля от боли и ужаса, покрывшись испариной, рухнул обратно в кресло, теребя колокольчик вызова охраны. Или прислуги. Отчëтливо запахло мочой.

– Хоть обзвонись, – рассмеялся ему в лицо Клюв, – хочешь, можешь даже поорать, – и начал шевелить заточку, как рычаг в ране – человек завопил, откинулся на спинку, пытаясь левой рукой отстранить пришедшего монстра, – никто тебя здесь уже не услышит.

Стрижатка выдернул заточку и с силой воткнул в плечо своему визави. Потом резко и сильно ударил его ногой так, что тот опрокинулся вместе с тяжёлым креслом и, по инерции, перекувыркнулся через голову. Засеменил ногами, пытаясь отползти в угол. Замечая из-под стола, как его посетитель уже затих в луже чего-то красного, то ли крови, то ли расплескавшегося из серебряного кубка вина.

Клюв навис над ним, по-птичьи разглядывая единственным глазом. Как птица смотрит перед тем, как склевать червяка.

– Ты Магалас? – Тот мелко и быстро закивал. – Это хорошо. Ты хотел убить «Клюва»?

– Нет, нет, нет… Только поговорить, это этот дуболом Кастет, это он всё.

Стрижатка почувствовал прикосновение боли к вискам. Лоснящееся лицо босса бандитов начало расплываться. Он зарычал, злясь на несвоевременный приступ и нанëс тому несколько сильных ударов. Болью в кулаках после столкновения с костями черепа, пытаясь загасить боль головную. Тихо, Стрижатка, тихо…

Вроде отпустило. Залитый кровью Магалас отдыхал, потеряв сознание. Клюв поднялся и подошёл к столу, разгрëб рукой свитки.

– Алхимик! – Позвал он единственного умевшего читать беспризорника. В той, прошлой жизни, он был учеником настоящего алхимика, но оказался на улице после внезапной кончины своего учителя. – Посмотри здесь, может есть, что важное.

Подросток принялся бегло изучать документы.

– Вот, – сказал он, – списки рабов, проданных на рудники, – он начал зачитывать, – номер один: Арас, сын Арамира… Номер четырнадцать: Стрижатка, сын Хавана; номер пятнадцать: Далила, дочь Хавана…

Клюв выхватил свиток и коршуном накинулся на лежащего Магаласа. Пнул его ногой, так что тот заскулил, пытаясь сжаться в комочек, и затряс документом перед его лицом:

– Где эти люди? – Кричал Клюв, выдернул свою заточку и несколько раз воткнул в бедро Магаласа, – где они?

– На рудниках! – Завизжал от ужаса и боли криминальный босс, – перепродал на рудники. Только трёх девок, самых красивых – в «Феникс».

– С таким пятном была? – Показал Стрижатка запястье.

– Была, была, – закивал босс, – красивая… Кричала сначала, плакала, но потом вроде смирилась…

Лучше бы он этого не говорил. Из белого невидящего глаза на Магаласа взглянул хищник. Тихо, Стрижатка, тихо…

– Все уходим! – Поднялся Клюв, – ничего отсюда не брать! Уходите, я догоню.

Он спрятал заточку и вынул широкий и острый, как лезвие, нож. Повернулся к Магаласу. Тот сразу всё понял…

– Я дам золото! – Истошно заверещал он, переходя на истеричные повизгивания, – много золота, кучу золота!

Стрижатка скосил взгляд на заляпанные кровью свитки:

– Только это «золото» меня интересует.

– Я их выкуплю! Я всех освобожу!… Нет, не надо… – плакал, размазывая слюни и сопли Магалас.

– Они кричали. Теперь покричишь ты. – Нехорошо улыбнулся лицом-шрамом страшный посетитель.

Беспризорники покидали роскошную, утонувшую в крови, виллу, ныряя по-змеиному в узкий лаз. Стрижатка, уходя, обернулся – в глубине кабинета, копошилась, путаясь собственных кишках, бывшая гроза всего теневого мира столицы Эоссии, а, возможно, и доброй половины обитаемого мира.

– Никто не уцелеет, – хмуро проговорил Клюв. А на добротном, дорогом столе осталась одиноко лежать крысиная голова.

Жители трущоб говорят, что если ад существует, то городские руины – это его самая жëсткая версия, а им самим бояться нечего, они и так уже живут в филиале ада на земле.

Запах дыма от догорающего костра смешивается с плотной вонью канализации. Лучи заходящего солнца скользят по стене сквозь многочисленные проломы и трещины. Сырые стены почти почти полностью покрыты угольной росписью – нарисованы карты, планы, схемы передвижения. В центре помещения худой подросток в рваном грязном плаще сортирует своë нехитрое имущество, приговаривая:

– Две дымовые, одна хлопушка… Яд. Яд, яд, куда я дел яд?

Клюв вышел из тени. Ободряюще похлопал Алхимика по плечу и ткнул заточкой в карту:

– Завтра с утра девка опять пойдёт на рынок. С ней будут двое: старый хромой ветеран и молодой щëголь. – Бросил взгляд единственного глаза на тоненькую фигурку в капюшоне, точившую кинжал, – ты уверена, Тень?

Та отложила точильный камень, проверила качество заточки, приложив лезвие к ногтю и ответила:

– Следила три дня. Каждый раз одни и теже: хромой старик-ветеран и молодой. Молодой меч носит, но не точно, что умеет пользоваться…

– Считаем, что умеет, – перебил Клюв, потирая висок, горящий, словно раскалëнный гвоздь вставили. Кое-как сросшиеся кости черепа начинали пульсировать в такт ударам сердца. Он сжал заточку так, что острые грани впились в живую плоть и лишь сосредоточение на этой новой боли помогло удержаться от крика и балансировать на грани потери сознания.

– Клюв, может настойку мака? – Обеспокоенно спросил Алхимик, заметивший его состояние.

Стрижатка отмахнулся.

– Нет. Мне нужна ясность. – Он ткнул заточкой в карту, – вот здесь, в рыбных рядах, – он перевëл заточку на самого младшего и тощего беспризорника, который сидел на брëвнышке и отчаянно дрожал то ли от холода, то ли от страха, – Воробей, ты подойдëшь к хромому и спросишь дорогу… К цирюльнику. Отвлечëшь. Скажешь, у мамы зуб болит или ещё что придумаешь. В это время, Тень, ты подрежешь сумку у девки, так чтобы её травы рассыпались. Когда она наклонится, вот, – он бросил ей мешочек, – знаешь, что делать.

Девушка поймала мешочек и понюхала:

– Мандрагора?

– Да, – нахмурился Клюв, – долго не держи – выключишь. Не убъëшь. Наверное. – Он перевëл взгляд, – в это время Алхимик бросает свою хлопушку и дымовуху, а Громила поджигает лоток с сетями. И помогают тащить девку.

– Так, – Громила, самый старший из них, в былом подмастерье кузнеца, поднялся, разминая свои могучие плечи, – а, если молодой рванëт за ней?

– Остановим его. Я буду рядом.

– Стражу я, если что уведу, – тоже поднялась Тень, пряча кинжал в складки плаща, – а, если щëголь, выхватит меч? Ты уверен, что не резать?

– Не его кровь мне нужна, – вновь сжал свою заточку до белых костяшек Клюв, – этих только оглушать.

– А, если… – Подал дрожащий голосок Воробей, – а, если меня схватят?

Стрижатка вновь перевëл на него остриë заточки. Малыш неосознанно вздрогнул и отшатнулся.

– Ты беги к канализации за мясными рядами. Помнишь, как от Собачника убегал?

Тот, сглотнув, кивнул.

– Помню…

– Вот. И встретимся здесь. После захвата девки, уходим через люк у кожевника. Алхимик там бросит едкие дымовухи, уйдëм. Всё, теперь всем спать. На рассвете выходим.

Солнце движется к зениту, предвещая довольно знойный полдень, но под пологами, натянутыми над торговыми рядами, сохраняется полумрак. Запах рыбы, кажется, пропитал всё пространство. Рыба свежая, солëная, жареная, маринованная, сушëная, копчëная, чего здесь только нет. Навалена кучами на прилавках, утрамбована в бочки, висит ожерельями на верëвочках. И везде стаями вьются жирный наглые мухи, создавая непередаваемую какофонию звуков, вкупе с гомоном разноголосой многочисленной толпы, криками торговцев, зазывающих к своим прилавкам, руганью покупателей, бранью грузчиков и щелчками плетей надсмотрщиков рабов. Под ногами хлюпающая грязь, смешанная с рассолами, маринадами и кровью от разделки тушек.

Клюв пристроился у входа в ряды, возле стеночки, бросив перед собой тюбетейку и изображая нищего слепого. Капюшон Тени мелькал иногда в толпе, но на считанные мгновения, тут же растворяясь в людском море. Громила стоял возле прилавка с рыболовными сетями, с видом скучающего зеваки делал вид, что изучает товар. В одной руке он держал склянку с рыбьим жиром, который якобы купил только что. Нужен жир для того, чтобы облить прилавок перед поджогом. Так лучше займëтся пламя и даст много вонючей копоти – как раз то, что нужно. Под накидкой висело привязанное на шнурок огниво. Алхимик, пряча пол плащом дымовую шашку, схоронился между бочек с сельдями. Воробей, дрожа от страха и внутреннего напряжения, замер возле лавки с копчëностями. Остальные беспризорники распределились равномерно по рынку, на случай подстраховки, если у основном группы что-то пойдëт не так.