Ветер и Сталь

Прежде, чем захлопнуть дверь, Ветерок сказал ему:

– Убил бы. Но я дал тебе слово. Тебе отомстит брат Далилы. Клюв. Знаешь такого?

И без того бледный, хозяин стал белее снега, послышался звонкий звук текущей жидкости. Конечно, он уже слышал о Клюве. В криминальной и околокриминальной среде информацией владели даже лучше, чем в официальных эшелонах власти империи.

В последний раз взглянув с презрением на полубезумное животное, в которое только что превратилось то жалкое подобие человека, Рамир брезгливо поëжился и защëлкнул замок.

Время близилось к закату. Песка в огромных часах осталось совсем чуть. Когда на пристани наметилось какое-то движение. Сначала рабы установили подобие сцены и трибуну, а потом на феллатоне прибыл сам протосеваст собственной персоной. Сейчас весь его вид подчëркивал высокий государственный статус – роскошная синяя тога с вышитыми серебром сферами, золотая имперская печать на толстой цепи, ковровая дорожка, которую расстелили для него рабы и почëтный караул из Варварской стражи императора.

Он ступил на дорожку и важно прошествовал к трибуне.

– Наши дорогие торрентийские друзья! – Обратился он к виланцам. Его голос почему-то был прекрасно слышен на всех трёх кораблях, – ваш капитан просил аудиенцию у Соларха, но ввиду большой занятости нашего солнцеликого императора, он уполномочил провести встречу с вами мне – протосевасту Кириаду Феоктенту, второму лицу в государстве и правой руке нашего правителя. Надеюсь, моя кандидатура удовлетворяет вашим требованиям, Страж?

Жон, стоя на палубе, приложил руку к груди, выражая согласие.

– Так как главный преступник, виновный в поджоге рынка и убийстве уважаемого гражданина Магаласа, а также в похищении реликвии «Коготь Вещего Вепрея» Рамир покинул ваши корабли и его местоположение не установлено до сих пор, полагаем, что он просто бросил вас, то оглянитесь, уважаемые друзья, – виланцы начали оглядываться – позади с шумом и плеском погружая вёсла в воду, эскадра дозорных кораблей длинной колонной, двигалась к выходу из гавани, к опускающейся, с жутким скрипом и лязгом, цепи, – мы снимаем с вас все ограничения, вы вольны покинуть наш гостеприимный город в любое время. Или можете остаться нашими дорогими гостями и далее.

Виланцы недоумëнно переглядывались. Уже морально готовые к последней битве насмерть, уже видевшие свою героическую гибель буквально через несколько часов, получили внезапную отсрочку.

Только капитан сохранил абсолютную невозмутимость внешне, стоял, как статуя, скрестив руки на груди.

Люди вокруг него начали расслабляться – лица разглаживались, на многих появились робкие улыбки. Напряжение последних дней спадало, как та самая цепь, что опускалась обратно в море.

– В качестве компенсации за неудобства, – продолжил Кириад, – прошу принять эти три бочонка вина, – он указал рукой на бочки, которые катили рабы, по одной на каждый корабль, – если у вас остались ещё вопросы, уважаемый Страж, я готов ответить.

Жон всколыхнулся и медленно трижды хлопнул в ладоши.

– Блестяще, Кириад, – хмуро сказал он, – вопросов нет.

Развернулся спиной к трибуне и негромко приказал:

– Бочки примите, но к вину не прикасайтесь. Передайте на «Скалу» и «Морену» – план не меняется.

– Ты правда решил их отпустить? – Полушëпотом спросил, стоявший в свите протосеваста и подошедший к нему, нихтиархонт.

– Пусть уходят, – не разворачиваясь ответил Кириад, при этом приветливо махая рукой виланцам и улыбаясь своей белоснежной улыбкой, – пусть все увидят, что от нас им никакого ущерба нанесено не было. А там, за стенами, всякое может случиться.

– А, понял, – ухмыльнулся Артемитор, – пираты совсем распоясались.

– Хоть бы и пираты, – процедил сквозь зубы Феоктент, – а ты займись руинами, уверен, мальчишка там.

– Да зачем нам этот план уже? – Бушевал в трюме Руэнсо, – всё уже хорошо, степняк сбежал – и попутного ветра ему! Зачем нам начинать войну с Эоссией?!

Его поддержала добрая половина, если не больше, экипажа флагмана. Шум и гомон поднялся знатный. Каждый хотел высказаться, а так как желающих было слишком много, то получался просто беспорядочный шум.

Капитану хотелось схватиться за голову. Настолько оперативно и эффективно вывести из строя его, одно из лучших и самых боеспособных подразделений обитаемого мира, до сих пор не удавалось никому. Никогда его бойцы не проявляли малодушия. Ни под градом стрел, ни под алтейским огнём, не пасовали перед многократно превосходящими силами противника, выдержали, не дрогнув, таранный удар элитных хузгардских Стальных Воронов, а тут всего лишь одна речь… и они посыпались…

Жон ударил кулаком по столу:

– Отставить разговоры! – В его глазах вспыхнул, не свойственный ему адский огонь, – это приказ! А приказы не обсуждаются. Или это бунт? – Он с вызовом уставился на воинов, перевëл взгляд и вперил его в Руэнсо, – если это бунт, зачинщики будут казнены.

Молодой сержант потупился, но, вдруг, вскинул голову и дерзко посмотрел на Стража:

– Это не бунт, капитан. Это очевидность. Ты готов развязать войну с союзной нам Эоссией, подставить нас всех под удар, наши семьи. И всё это ради чего? Из-за степняка? – Он помолчал, оглянулся на толпу, ища поддержку, – я предлагаю просто спокойно уйти. Или даже не уходить, а спокойно произвести ремонт кораблей, тоже, кстати, повреждëнных из-за твоего степняка, и потом продолжить путь в Торению. Правильно я говорю? – Повысил он голос.

Но сзади его поддержали всего несколько робких возгласов. Он увлëкся своей речью и не заметил, как преобразился командир. Страж был в ярости.

Однако, гневаться Жон не стал, наоборот, он заложил руки за спину и сделал несколько шагов влево-вправо, а потом вполне спокойно и буднично распорядился:

– Арестовать. Сержант Руэнсо, ты разжалован, сдай сержантский стиллет.

Дождался пока арестованного уведут, перекатился с пятки на носок и сказал:

– Главное достижение виланцев – это дисциплина. Железная дисциплина. Именно благодаря стальной дисциплине мы, виланцы, выжили. Выдержали колосальный натиск сильнейшей державы и сохранились, как народ и государство. И, если кто-то забыл про это, я напомню лично. Приказы не осуждаются и не обсуждаются, а беспрекословно исполняются. Несогласные есть?

Только опущенные головы и тишина в ответ.

– Сержанту… Бывшему сержанту – сорок плетей на палубе и под стражу. План не меняется! Корректировки внесём по ходу выполнения. Живыми нас отсюда никто не выпустит. Поэтому надеемся и просим Вейру помочь нашим союзникам, от них много зависит теперь.

Глава Восьмая. Разорванные цепи

Глава Восьмая. Разорванные цепи

В подземный зал заходили молча. Далила уже шла сама. Будучи бледной, как снег и опираясь на подруг, но на своих ногах.

Подземелья проходили сложно. Девушки оказались слабее, чем ожидалось. Часто останавливались, переводили дыхание, собирались с духом. При этом подпускали к себе только Рамира и Лаславу. Даже когда Янаса оступилась, потеряв равновесие, и её заботливо поддержал ратник, то у неё случилась истерика от его прикосновения – она закричала, отшатнулась, едва не упав, и расплакалась, закрыв лицо. Лаславе пришлось долго её утешать.

– Сестрëнка, да я же помочь… – Недоумëнно пробурчал воин.

В зале потрескивали костры, стонали раненые, суетились обученные Лаславой девочки-беспризорницы. На подходах к залу группу встретили дозорные караулы – всё в порядке.

В глубине зала поднялась тощая фигурка. Как-то полубоком. Чтобы не так было видно уродства. Клюв. Потом он увидел в каком состоянии Далила и из его глаз брызнули слëзы. Он напролом бросился к ней и обнял, охнувшую от такого напора, сестру.

– Далила, милая, что они с тобой сделали?

Она слабо и вымученно улыбнулась, глядя с нежностью на брата:

– Живой, глупыш мой маленький, – погладила она его по лицу, едва касаясь пальцами его жутких шрамов, – живой…

Стрижатка еле сдерживал рыдания.

– Прости, – дрожащим голосом произнёс он, – что не пришёл за тобой раньше… Я глупец…

Ратники помялись и разошлись. Ласлава умчалась в лазарет, только раздавался её голос:

– Отвар ивы сделали? Тащите сюда! Где отвар мяты? Я же говорила приготовить. Приготовьте немедленно! А здесь повязку почему не поменяли?

К трём спасëнным из жуткого плена девушкам подсели Тереза и девочки-беспризорницы. Но девушки молча хлебали бульон и сиротливо жались к друг дружке, слушая, что рассказывают за костром. Слушали Терезу, её повествования про битвы, о том, как с Рамиром ходили за алтейским огнём и как жгли потом им чëрных всадников, как отбивались от обров на кораблях.

– Стрижатка, – позвал Рамир, – как Тень?

Тот поднялся из круга костра и подошёл к Рамиру.

– У неё лихорадка, бредит, маму зовëт… – грустно ответил он, – но Ласлава говорит, что это так и должно быть. Главное, чтобы рана не гнила.

Ветерок согласно кивнул.

– Ласлава знает, что говорит, – он показал свою руку, – старый виланский лекарь хотел отрезать, но её мать смогла спасти.

Помолчали, глядя на пляшущее пламя.

– Мы уйдём утром, – сказал Рамир, – если что ты знаешь место встречи. Через пять дней.

– Знаю, Ветерок. Я здесь пригожусь роду.

– Девоньки у тебя останутся, – показал взглядом на спасëнных девушек Рамир, – с ними мы не сможем остальных вызволить.

– Конечно, – согласился Клюв, – я прослежу, чтобы волос с их головы не упал. И… спасибо, кан! – Он склонил голову.

– Брось, это мой долг. Да и Далила мне дорога не менее, чем тебе – росли вместе, как сестра. С Драмирой и Любомирой они подружки… были…

Рамир грустно замолчал. Судьба сестëр была ему неведома.

Стрижатка положил ему руку на плечо:

– Мы всех найдëм и за всех отомстим, кан. Никто не уцелеет!

После полуночи Клюв с группой беспризорников ушли по подземельям к башне с подъëмным механизмом, как и было уговорено ранее. Встретились там с дежурившими парнями.

– Все спят, – доложили те, – даже часовые.

– Значит не ждут здесь нападения, – заметил Стрижатка, – тихо расходимся и всех, кого встречаем – к праотцам. Без шума! Тела прятать.

Тени расползлись по коридорам башни, оставляя после себя кровь и смерть, а когда небо начало сереть, в самом верхнем окне-бойнице загорелся свет.

Напряжение на кораблях достигло предела где-то к полуночи. Жону пришлось в приказном порядке заставлять людей спать. Хотя бы пару часов – это уже хорошо. Потом неизвестно ведь, как сложится. Может долго спать не придётся, а может наоборот заснут на веки где-нибудь на дне морском.

Группа сопровождения подготовилась – короткие мечи, кольчуги, щиты. Никаких лат, броня лëгкая. И щиты потом придётся бросить – в подземелье брать с собой не получится. Женщин и детей также одели кого во что – в кольчуги, в кожаные панцири, в простые стëганки – и то защита какая-никакая.

– Капитан, – раздался голос Руэнсо, находящегося в отдельном запертом отсеке, – позволь искупить, капитан, пусти в башню. Лус попутал, но я не подведу, я искуплю!

– Ты давал уже обещание. И в верности клялся. – Не стал проходить мимо Жон.

– Я виноват, что усомнился, сто раз виноват, но не губи, прошу, дай искупить.

Алаберто задумался на мгновение и откинул засов:

– Готовься.

Небо начало сереть. А людей стали будить. Гребцы разминались и готовили вëсла. Заплакали разбуженные дети, пошла волна перешëптываний. А в верхнем оконце-бойнице башни вспыхнул свет.

– Пора! – Скомандовал Жон.

Три бригатты почти синхронно выпустили ряды вëсел и, как гигантские сороконожки поползли вдоль причалов. В порту пока было тихо, только сильный ветер выл и свистел, путаясь в мачтах.

Стрижатка и Громила наблюдали с вершины башни, где порывы ветра грозили скинуть их вниз, как корабли подползают и бросают сходни, как бегут воины с огромными щитами и строятся стеной, как из глубин порта после тревожного горна тяжело шагают ряды эосских солдат.

– Смотри, эти уходят, – сказал Громила, махнув в сторону эскадры, которая ждала виланцев по ту сторону цепи.

– Море штормит сильно, – ответил Стрижатка, – боятся, что побьются их корабли о скалы или о крепость. Надеюсь, наши новые друзья знают, что делают… Всё, спускаемся, пора встречать.

– Щиты! – По привычке скомандовал Руэнсо, но воины сами знали, что делать – выстроились стеной, прикрыв собой путь от кораблей до башни. Дверь уже была распахнута и тощая фигурка в серых лохмотьях зазывала внутрь, махая рукой:

– Сюда, быстрее!

По сходням спускались женщины с детьми, совсем младенцев несли на руках. Но медленно, очень медленно, хотя и торопились. Арбалетчики с взведëнным оружием заняли позиции на кораблях, держа под прицелом порт и стены.

– Папа, – широко распахнула синие глаза, как у матери, Алисана, – я – воин, я останусь.

Жон не смог ничего сказать, к горлу подступил ком, он молча сгрëб дочь в охапку. Смахнул предательскую слезинку и только потом прошептал ей на ухо:

– Ты – воин, доченька, потому и пойдëшь. Кто, кроме тебя сбережëт Милоша? – Он погладил по голове, жмущегося к ним, малыша, – да и остальных? Я знаю, что ты справишься. Всё, пора, бегом! Это приказ, солдат!

Алисана схватилась было за край его плаща, но тут же одëрнула сама себя и послушно взяла братика за ручку, затопав по сходням.

– Виланцы! – Раздался голос, еле слышный из-за воя штормового ветра, – вы обвиняетесь в убийстве наших людей и в захвате нашей башни! Вы объявляетесь вне закона! Отныне вы – враги Эосской империи и нашего солнцеликого Соларха!

– Будьте вы прокляты, предатели! – Крикнул ему в ответ Жон, – отчаливаем.

Бригатты отползли от пристани, когда в зоне видимости появились первые шеренги сферофоров, закрывавшихся удлинëнными овальными щитами. Но и башня уже втянула последних виланцев, захлопнув массивную дубовую дверь. Прямо по курсу кораблей выход из гавани и бушующее море, окатывающее холодными волнами, разбивающимися тысячами солëных и острых, как ножи, брызг.

– А теперь держитесь! – Капитан сам встал у руля.

Заклиненный подъëмный механизм пах железом и маслом. Рядом стоял беспризорник с факелом, готовый его поджечь. Штормовой ветер гудел в узких бойницах. Испуганно плакали маленькие дети.

– Быстрее, быстрее! – Подгонял Стрижатка.

К узкому входу в лаз, находящийся на высоте выше человеческого роста, выстроилась вереницей очередь. Два воина держали прямоугольный щит и, как на лифте, поднимали всех очередных. По ту сторону лаза, в подземелье уже ждал третий воин с беспризорниками, они принимали преодолевших лаз и помогали аккуратно спуститься. Больше всего сложностей возникало с детьми – они отчаянно боялись лезть в каменную щель, в темноту. Цеплялись за матерей, тормозили весь процесс. Особенно сложно пришлось с грудничками.

А в дверь уже били тараном. Металлический засов звенел и подпрыгивал в пазах, сама дверь скрипела и стонала от каждого удара.

– Держать дверь! – Крикнул Руэнсо, – тащите сюда всё, что можно!

Он и ещё два воина упëрлись в хрустящее дерево могучими плечами. Беспризорники притащили массивную лавку, из неё сделали подпорку. На какое-то время это задержит штурмующих.

Море встретило корабли бушующей стихией. Волны возносили жалкие скорлупки ввысь, чтобы с размаху бросить в бездну. Вода смыкалась над палубой, заливаясь в трюм. Корабли жаловались и плакали, как живые существа, скрипом и стонами ломающегося дерева умоляли прекратить эту издевательскую пытку над ними. В прожжëнные дыры в корпусе врывалось море, хозяйничая внутри кораблей.

Жон невероятным усилием смог развернуть свой флагман против ветра. Команда, как один, вычëрпывали, сменяясь, воду, словно заведëнные откачивали помпой, но положение было близко к критическому. Сам флагман откровенно «дышал на ладан», лишившись большей части снастей и впитывая воду, как губка. Дело грозило закончиться очень печально.

Дверь, предательски затрещав, проломилась по центру и в дыру показалось остриë тарана – заточенного брёвна. Сразу из отверстия полетели стрелы. Не целясь, просто по площадям.

Руэнсо ткнул туда мечом – раздался чей-то вскрик и закрыл дыру своим щитом, отскакивая и морщась после каждого нового удара тараном.

– Быстрее! – Закричал он, понимая, что время уже на исходе.

Очередь действительно ускорилась. Женщины уже не уговаривали детей, а просто забрасывали их в щель и ныряли следом сами.

Со звоном вылетела металлическая скоба, державшая засов. Ещё один удар и дверь рухнет.

– Виланцы! Щиты! – Скомандовал Руэнсо, отпрыгивая назад и становясь в плотный строй воинов.

Гулкий удар и лавка отлетела в сторону, а дверь завалилась внутрь. В проëм полезли эоссцы. Прямо на мечи защитников башни. Плотный виланский строй, стена щитов, не менее прочная, чем её каменный аналог, стальная дисциплина и слаженность. Воины стали непреодолимым препятствием для противника.

Вдруг, команда снаружи и сферофоры откатились. Лишь для того, чтобы освободить путь бойцам с тараном, которые с разгона врезались в строй торрентийцев. Воин, в которого угодило бревно, пошатнулся и этого хватило, чтобы проëм заполонили новые враги, закрывающиеся овальными щитами с пурпурной окантовкой. За их спинами скалились бородатые лица Варварской стражи с огромными двуручными секирами. Сейчас это оружие бесполезно, но когда виланцев оттеснят назад и эоссцы ворвутся в помещение, то варвары смогут рубить прямо через первые ряды сферофоров, сверху.

– Виланцы! Удар! – Крикнул Руэнсо.

Строй синхронно сдвинул щиты и ударил вправо от себя, противника наискосок.

– Щитами!

И воины ударили щитами, напирая на врагов и нанося колющие удары поверх своих щитов.

– Держим строй!

Сзади полыхнуло пламя. Это беспризорник поджëг механизм цепи. Подпрыгнул и ящеркой исчез в каменном лазе.

– По одному отходим! – Руэнсо вонзил меч в глазницу сферофора.

Воины начали отступление. Первый правый, второй, третий…

Давление врага усилилось. Виланцы остались вдвоëм.

– На счёт «три» – назад! Три!

Они спешно попятились.

– А теперь ты уходи.

Воин скривился в ухмылке:

– Ты больше не сержант…

– Мне всё равно. Это приказ! Уходи, солдат!

Тот размахнулся и швырнул щит в толпу эоссцев. Подтянулся и скрылся в стене.

А Руэнсо в щит сверху врезалась огромная секира, прорубив его на две ладони. И застряла, сделав щит неподъëмным. Перед глазами пролетела вся жизнь за считанные мгновения, детство, юность, суровое лицо отца…

«Папа, я не струсил. Я не отступил» – мелькнула мысль.

Воин не смог удержать резко отяжелевший щит и, как только совсем немного раскрылся, сразу прилетело несколько клинков с разных сторон, пробивая кольчугу и погружаясь глубоко в тело.

– Вейра! – Разбрызгав кровавую пену удивлëнно сказал виланец, видя перед собой не перекошенные яростью лица врагов, а Великую Вечную Генералессу. Он уже не чувствовал, как его плоть рвут новые и новые клинки, будто пытаясь отомстить павшему герою за свои потери.

А в башне полыхал пожар, распространяясь с помощью, щедро разлитого беспризорниками, масла.

Глава Девятая. Сети рассвета

Глава Девятая. Сети рассвета

Флагман «Щит Вейры» еле полз вдоль берега. Солнце стояло в зените и пекло нещадно, лазурное море, ровное ныне, как стол, игриво искрилось в его лучах. Корабль, наполненный водой, стал тяжëлым и неповоротливым. Море не покидало его нутро, находя всё новый путь, казалось сами доски корпуса пропитались и пропускают воду по всей своей площади. Чтобы откачивать её пришлось резко сократить количество гребцов. И те, что остались, едва двигали отяжелевший флагман.

– Держитесь, ребятки, – стëр пот со лба Жон. Он также, как и все вычерпывал воду. Люди катастрофически устали без сна и без отдыха, – нужно дойти до Койна, там сможем отдохнуть.

За три дня они не успели и уже не успеют дойти до места встречи. Три дня их только швыряло, как щепку по всему Срединному морю. И теперь они возвращались, ориентируясь по памяти капитана. Который выстраивал маршрут. Так как карты утонули где-то в трюме.

Запасы пресной воды иссякли, а свирепое осеннее солнце жарило совсем не стесняясь.

«Морену» и «Скалу» также потеряли где-то в шторме. Оставалась слабая надежда, что они выжили и также сейчас ползут к тысячелетнему дубу. А, возможно, уже ждут там…

Ничего, ничего, – попытался успокоить команду Жон, – совсем немного осталось.

Рамир проснулся первым. Время под землю – понятие относительное, но его внутренние часы сказали, что уже утро, хоть и раннее. В зале возле костров дремали дежурные. Девочка-лекарка поила раненого. И всё, остальной зал спал крепким сном. Рядом выдавал раскатистый богатырский храп Русолав, спали ратники, хотя кто-то уже тоже протирал глаза.

Рамир поднялся и осторожно тронул Русолава за плечо. Тот мгновенно открыл глаза и нащупал рукоять кинжала.

– А, это ты… – Миролюбиво пробубнил здоровяк, – чего тебе?

– Пора, – поймал его взгляд Ветерок и пошёл дальше.

Он также аккуратно принялся будить воинов. Реагировали по разному. В основном, спали по-военному, чутко и просыпались ещё до прикосновения.

Лаславу Рамир нашёл уснувшей в неудобной позе буквально над Тенью. Было видно, что девушка дежурила возле раненой всю ночь и заснула недавно. Видимо Тени было плохо ночью и ей пришлось быть рядом. Он ласково поправил светлую прядку, упавшую на усталое, бледное лицо. Даже во сне на нем застыла тень беспокойства – за Тень, за девушек, за всех раненых. "Ты всех спасаешь, солнышко, а кто спасет тебя?" – пронеслось в голове и он не решился будить. Наоборот бережно взял её на руки, убаюкивая, как маленькую, и отнёс на спальное место. Рамир почувствовал, как что-то теплое и щемящее сжалось у него внутри. Она оказалась такой легкой, и в то же время – целым миром, который ему нужно было защитить. Запах трав и чего-то неуловимо-своего, родного, смешался с запахом дыма и сырости подземелья. Ласлава тут же уютно свернулась калачиком, что-то бормоча во сне. На мгновение он задержался, глядя на ее спокойное теперь лицо. Воспоминание о еë руках, исцеляющих раны, о её голосе, прогоняющем тьму, согрело его сильнее любого костра. Он с трудом заставил себя отойти, обещая себе, что когда-нибудь этот кошмар закончится, и он сможет… Сможет что? Он не дал себе договорить. Подумал мгновение и укрыл девушку плащом, бережно, словно укутывая самое дорогое сокровище. Его пальцы на миг коснулись ее щеки – шероховатые от работы с оружием, неожиданно нежные в этом прикосновении. "Отдыхай, ласточка", – прошептал он так тихо, что услышать это могла только Вейра, если бы благоволила к ним в эту ночь.

Поднялся и вернулся к Русолаву.

– Сегодня не пойдëм, – сказал он, людям нужен отдых. Завтра пойдëм, время ещё есть.

Здоровяк смачно зевнул и ответил:

– И то верно, малец, – брякнулся обратно, переворачиваясь на другой бок, – свежее будем.

Через мгновение подземный зал вновь сотрясал его могучий храп.

Группа без приключений, но крайне медленно прошла путëм подземелий. Дети не могли двигаться быстрее, особенно в полумраке сырых тоннелей. Непривычным людям, привыкшим к свету и простору, тяжело находится в вонючих коммуникациях, заполненных копошащимися и попискиваюшими крысами. Даже матëрые воины и те поëживались в этой мрачной атмосфере. Впечатлительные женщины вообще пребывали в состоянии страха и стресса. А дети, особенно маленькие, плакали без умолку и требовали к себе много внимания. Поэтому шли медленно, делали остановки в местах, где посуше. И экономили факелы, чтобы хватило на всю дистанцию. Из-за чего страдало освещение и получался замкнутый круг – страх из-за мрака.

Из подземелий выбрались далеко за городом, в россыпи скалистых валунов не далеко от деревушки Дикти Эо, населëнной рыбаками. Время суток уже оказалось вечером. Серое небо не пропускало лучи заходящего солнца. Море глубоко коричневое до самого горизонта и перемещало свои водные массы, обрушиваясь с шумом и грохотом на берег, оставляя после себя множество различного мусора – от огромных каменных валунов до деревянных обломков кораблей.

Заночевать решили прямо здесь. Разводить костры запретили воины. Поэтому принимали пищу в холодном виде, благо ещё что-то осталось из провианта, который взяли с собой. Потом закутались кто во что горазд и, прижимаясь друг к другу, для сохранения тепла, засунули. Все, кроме воинов. Они распределили дежурства и расставили посты.

Утро ознаменовалось просветлением серого неба. Море всё также шумело и бушевало. Люди просыпались и разминали, затëкшие в неудобных позах после сна на твëрдых, холодных камнях, члены. Дети постарше перестали хныкать, маленькие всё ещё просились «домой». Видимо на корабли. Ну и груднички жили в своём режиме.