Звездолет бунтаря

– Кельси Хов и Эдгар Рей. 99 баллов.

Экран высветил таблицы, где имена курсантов выстроились по убыванию оценок.

Ничего не понимаю. Почему они сняли у меня аж 3 балла? Досада.

– Этого не может быть! – истошный крик Кельси заставил меня машинально вжать голову в плечи. – Этот ублюдок не мог набрать столько баллов! Не мог! Урод!

Кельси в два прыжка оказался в центре, где Баун и Грин ошарашенно наблюдали за ним. Лицо парня побагровело, глаза вылезли из орбит. Никогда не видел его таким.

Грин скривился, сделал нетерпеливый жест, будто отгонял назойливую муху. И к Хову подскочили двое «шкафов» в черной форме – охранники. Схватили его под руки и попытались потащить к выходу. Но Кельси вырывался, орал, как безумный. Один из охранников сунул руку в карман, блеснул маленький пистолет. Приставил к шее Кельси, и тот через мгновение обмяк. Подхватив его под руки, охранники потащили его к двери. Но у самого выхода, Кельси всем телом начал вырываться. Обернулся ко мне, проорав:

– Ублюдок Рей! И ты, и твой гребаный отец скоро будут в могиле! Попомни моё слово! Мерзавец! Подонок!

Его голос становился всё тише, сорвался. Голова бессильно упала назад. И ребята в форме, наконец, вытащили его из аудитории.

– Поздравим победителей, – провозгласил Грин.

Он и ректор мгновенно растворились без следа.

Но все в аудитории сидели не шевелясь. Мерзкое представление, которое устроил Кельси, произвело на всех ужасное впечатление.

Я не выдержал и выскочил в коридор. Перевёл дыхание и уставился в окно.

Начало темнеть, серебряный свет спутников оставлял неясные пятна на дорожках между деревьями, в их кронах запутались лёгкие облачка, подсвеченные оранжевым золотом уходящей звезды. Все выглядело таким умиротворяющим.

– Поздравляю, – рядом возникла Оланда. – Боевая ничья. Никто никому ничего не должен.

– Я набрал 102 балла, – обронил я с досадой. – Мой интерфейс это записал. Почему они снизили мою оценку?

Оланда непонимающе подняла тонкие брови.

– Как ты мог набрать 102 балла?

– Я разблокировал закрытое задание. По использованию двигателей на экзотической темной материи. И решил его! За него полагалось 2 балла. Все остальное я решил.

– Хвастун. Придумал тоже, – мягкая, совсем не обидная улыбка тронула губы Оланды.

Захотелось прижать её к себе, усилить аромат духов, терпкий, напоминающий запах океана. Но её фигура, лицо вдруг заслонила едва заметная дымка, начала клубиться все сильнее, скрывая коридор Академии, проходящих мимо курсантов, которые бросали на меня завистливые взгляды. То ли из-за того, что я – победитель, то ли потому, что рядом прелестная девушка.

Я рухнул в темноту, в непроглядную тьму, словно на дно глубокого колодца. И на самом верху осталось маленькое квадратное отверстие, через которое я ещё видел едва заметные черты Оланды.

– Просыпайся! – кто-то довольно сильно тряс меня за плечо. – Эдгар, мать твою!

Открыв глаза, я обнаружил, что сижу, откинувшись, в кресле спейсфайтера. Рядом Зайцев с недовольной рожей.

Система рассчитала параметры гравитационного манёвра и отправила спейсфайтер вокруг планеты. Внизу океаны, моря, горы сменялись на чернеющие пространства, усеянные яркими огоньками – города. Импульс! Перегрузка стала нарастать, кровь отлила от головы, и в какой-то момент я отключился. Очнулся лишь перед критической точкой включения двигателей.

К счастью, Зайцев, самообладания не потерял и вовремя пробудил меня.

– Давай, нажимай кнопку! – скомандовал он.

Но система сделала это сама, без моего участия. Тонкий, невидимый пучок нейтрино вылетел из пушки. И прямо в гадину, которая так и сидела внутри двигателей станции. Пфф. И тварь начала сдуваться, как будто проткнули воздушный шарик.

– Попал, – спокойно оценил Зайцев.

Я выдохнул с облегчением. Наконец-то я свободен.

– Толян, давай к делу. Мне нужна точка посадки для спейсфайтера. Поближе к тому месту… ну, где может быть спортзал или бассейн.

Зайцев задумался, стал каким-то мрачным. Подёргал себя за усы.

– Схема станции у тебя имеется? – наконец, поинтересовался он.

– Только общий вид. Снаружи.

– Давай.

Зайцев приник к схеме станции.

– Вот здесь коридор. Он ведёт к центральной части станции, – проткнул изображение насквозь пальцем. – Оттуда мы легко доберёмся до бассейна. Тут есть стыковочный шлюз для челноков.

– Мой челнок не сможет автоматически пристыковаться к вашей станции. У него другие параметры.

– А, да не важно, – Зайцев махнул рукой, как будто дело касалось парковки легковой машины около магазина. – Сейчас всё устроим, – одобряюще хлопнул меня по плечу.

Лихо выхватил с пояса рацию:

– Лейтенант Зайцев вызывает базу. Приём. Лейтенант Зайцев вызывает базу.

– База слушает.

– Это ты, Павлов? Ага. Слушай. Нам надо организовать швартовку челнока нашего гостя к стыковочному шлюзу 5-5-11. Понял?

– Да, понял.

Треск в рации. Повисла тишина.

Через пару минут рация вновь ожила. Павлов в своей манере говорить быстро и невнятно, пробормотал что-то, чего я совершенно не понял. И вопросительно посмотрел на Зайцева. Но тот лишь хитро улыбался и кивал головой в такт звукам, которые выплёвывала рация.

– Ага, – наконец сказал Зайцев. – Значит так, Эдгар. Дай нам параметры своего челнока.

Вытащил плоский предмет с листами и тонкую палочку. И начал манипулировать этими предметами. С возрастающим удивлением я наблюдал за его движениями.

– Я не понимаю, что нужно.

– Как не понимаешь? Вот здесь перечислены параметры твоего челнока, или шаттла, или как ты его там называешь. Ты должен всё это рассказать Павлову. Они подготовят роботизированную руку. Она подхватит нашу скорлупку, и нежно-нежно, как младенца перенесёт в туннель стыковки, – он показал театральным жестом, как это самая «рука» аккуратно посадит мой корабль. – И вуаля, мы уже на станции.

– Я не понимаю, что здесь написано, – повторил я, ощущая себя полным кретином. —Продиктуй мне! Словами перескажи! И я смогу тебе всё объяснить.

– Шутишь? Ты неграмотный? Да? – Зайцев так издевательски ухмыльнулся, что хотелось дать ему по башке.

– Я грамотный. Но мой нейроинтерфейс переводит только ваши мыслеобразы! То есть то, что вы думаете и облекаете в слова. Все, что ты пишешь, я не понимаю!

– Ты наши мысли читаешь? Правда? – он почесал затылок. – Это неприятно, однако.

– Не все. Только те, которые потом вы воспроизводите.

– Да, б… – Зайцев хлопнул себя ладонью по лбу. – Ты ж у нас это… инопланетянин. А я уж тебя своим начал считать.

Наконец, мы поняли друг друга. Я сообщил Павлову характеристики моего спейфайтера, а Павлов передал информацию, как мой летательный аппарат должен подойти к стыковочному узлу.

Но осталась одна проблема. Движкам спейсфайтера не хватало топлива для торможения, чтобы сравняться со скоростью станции. Как это сделать? Я решил сделать пару витков. Зайцев одобрил, плюхнулся в кресло, покачиваясь в нем, наблюдал за тем, как проносятся перед глазами металлические фермы станции.

И пока мы проносились мимо станции, я сумел заметить торчащую из мешанины ферм станции длинную, сложенную пополам конструкцию. Это и есть та самая «роботизированная рука».

Хвать! Скрежет металла. Манипулятор подтащил мой спейсфайтер к широкому круглому отверстию и аккуратно внёс внутрь.

– Все, приехали, – Зайцев спрыгнул с кресла и направился к выходу.

– Эй, Толян, шлем-то надень. Там за бортом немного холодно. Замёрзнешь.

Зайцев тихо выругался, нацепил шлем и подождал меня. Когда дверь отошла, осторожно выглянул наружу и показал мне большой палец вверх. Жест напарника я не понял. Но решил не узнавать, чтобы он совсем не посчитал меня кретином.

Выход из туннеля мутным красноватым светом освещали аварийные лампы.

Высокая металлическая дверь медленно пошла вверх, открыв нам путь. Зайцев снял шлем, вдохнул полной грудью воздух.

– Хорошо как. Вот мы и дома. Пошли, брат!

Огромное помещение с потолками в двух- или даже в трёхэтажный дом. Пустые контейнеры из серебристого металла, разбитые агрегаты на массивных станинах, деревянные ящики на стеллажах. Какие-то запчасти, рассыпанные инструменты. Кто-то хорошо похозяйничал на этом складе. И явно приводить всё в порядок никто не собирался.

На фоне хаоса и запустения яркими пятнами на стенах выделялись плакаты. Для усиления образов художники в основном использовали три цвета – белый, черный и красный. Очень много красного. Практически все главные объекты плакатов рисовались красным, кричаще-красным. Заглавными буквами шли лозунги. Я не сразу смог понять, что там написано. Если написанный текст от руки для меня вообще выглядел, как каракули ребёнка, то печатный я мог разобрать. На фоне планеты, окрашенной в ярко-красный цвет, я разобрал надпись: «Слава советским людям – покорителям космоса». Это слово «советский» меня заинтриговало. Насколько я понял из воплей Григорьевой, планета, к которой мы прибыли, называлась Земля. Разумная раса – земляне, или люди. Но что такое «советский»? Мой нейроинтерфейс выдал мне справку, что это означает того, кто даёт советы. Но это совсем не подходило к пафосному лозунгу.

Надпись на следующем плакате заставила совсем впасть в ступор. Художник изобразил космический корабль, допотопный, с многокамерными и явно устаревшими химическими двигателями (такие мы на своей планете использовать перестали давно), взлетающий в ослепительно яркой вспышке света со стартовой площадки – толстая дуга, которую пересекало стилизованное изображение большого молотка. И венчала всё это странное сооружение пятиконечная звезда. Сверху я разобрал надпись: «Коммунизм – стартовая площадка для освоения космоса».

Что такое «коммунизм»? Почему именно он стал какой-то стартовой площадкой для исследования космоса?

– Эй, ты там заснул? – весёлый голос Зайцева заставил меня отвлечься от изучения артефактов земной расы. – Дуй сюда быстрее. А то налезут мимики.

Я оторвался от изучения следующей картинки, где в стиле детского примитивизма художник изобразил три космических корабля (и все в ярко-красном свете) с надписями: «Союз-6, Союз-7, Союз-8». Они рвались куда-то в небо на фоне стелы с пятиконечной звездой.

Гордая надпись гласила: «Победный старт космической эскадры».

Что-то зашуршало внизу. Я бросил машинальный взгляд. На агрегат с разбитой стеклянной трубой выбралось странное существо. Я бы решил, что это большой мохнатый паук, но для того, чтобы называться так, ему не хватало чёткости. Все очертания его менялись, будто состоял он из черной дымки.

– Эдгар! Беги сюда! Быстро! Оно тебя сейчас убьёт!

Голос Зайцева выражал такую явную тревогу, что я улыбнулся. Паучок из дыма. Что тут страшного?

Но решил не рисковать, развернулся и заторопился к выходу.

Прыг! Мохнатая тварь перепрыгнула через меня и вдруг превратилась в такой же гаечный ключ, который выпал из разбитого ящика с инструментами, который попался мне под ноги. Абсолютно тот же цвет, размер, даже небольшое пятно ржавчины. Это так заинтриговало меня, что я присел рядом.

Прыг! Скок! Прыг! Весь мелкий хлам, выпавший из ящика, обратился в стайку мохнатых дымных пауков. Они, как на пружинках, заскакали вокруг меня.

– Твою мать, Эдгар! Они сейчас тебя убьют! Это мимики! Они…

Договорить Зайцев не успел.

Глава 7. Принципы коммунистического общества Земли

Удар. Боль. Удар. Боль.

Я с трудом разлепил глаза. Надо мной сидело нечто мохнатое и било разрядом тока. Удар был слабый. Но башка болела ужасно, будто по ней прошлись кувалдой.

Я привстал, сбросил мерзкую тварь. Оказалось, мой скафандр успел включить силовое поле, которое защитило мне голову – шлем-то я надеть не успел. Мысленно включил отталкивающее магнитное поле. Встал на четвереньки, опираясь на край агрегата, поднялся.

Ух, как болел затылок. Попытался вспомнить, что произошло. Твари разом прыгнули на меня. Я не удержался и сверзился вниз, здорово приложившись башкой о бетонный пол.

Медленно и осторожно поворачивая голову, огляделся. Куда подевался Зайцев?

– Толян! Зайцев! Ты где?!

Может быть, услышу стоны, шевеление? Боль в затылке чуть затихла, медпомощь скафандра вколола болеутоляющее. Поплёлся в поисках напарника. Мерзкие твари пытались запрыгнуть на меня, но тут же отскакивали. А магнитные подошвы моих ботинок оставляли от них лишь грязные пятна.

За лестницей с проржавевшими перилами я обнаружил рельсы, которые уходили куда-то вбок, в глубокую нишу, закрытую длинными полосами светло-серого пластика. Видимо, оттуда выезжали грузы. Одна из вагонеток стояла брошенная поперёк рельс. Пройдя по платформе поверху, я увидел белеющий скафандр.

В вагонетке лежал труп Зайцева. Ноги безвольно, словно лишённые физической основы, свесились наружу, а голова, или то, что от неё осталось, лежала внутри, на дне. Мерзкие твари обглодали всё лицо Толика. Остался лишь выбеленный череп. Постояв пару минут над телом, я вздохнул и двинулся к лестнице. На верхней площадке бросил последний взгляд и толкнул дверь.

И дух захватило. Открылся невероятный вид – потолок огромного зала уходил куда-то ввысь, так что я даже не смог рассмотреть, где он закончился. В центре, в стеклянном цилиндре, окаймлённом изящным бронзовым геометрическим орнаментом, платформа лифта. По бокам входа – статуи больших лежащих львов с окладистой гривой, из бронзы или какого-то другого золотистого сплава. Перед лифтом – прямоугольный газон. Здесь раньше, наверняка, благоухали прекрасные цветы, но сейчас на высохшей земле валялся лишь хлам, обрывки бумаг, ветки, засохшие лепестки, комки грязи.

С одной стороны зал закрывала высокая стеклянная стена, заключённая в квадратные рамы из того же золотистого сплава. Попытался задрать голову, чтобы понять, где она заканчивается, но боль вновь ударила по мозгам, выбив слезы из глаз.

Постоял задумчиво около стекла, бездумно рассматривая плывущий по сине-чёрной тьме космоса серебристый диск звезды, ослепительный свет приглушал светофильтр. И теперь казалось, что это лишь белая тарелка.

И тут безнадёжное отчаяние охватило меня. Как теперь попасть в тот спортзал или бассейн? Где могли быть Дарлин и Ларри? Я не знаю, куда идти.

Рядом с лифтом я обнаружил на стойке схему станции, и понял, что надо опуститься на пару этажей. Но как? Если здесь электронный пропуск? Придётся взломать.

Но тут я ощутил себя таким смертельно усталым, таким потерянным, что руки опустились. Отошёл к диванчику, плюхнулся, и откинувшись на спинку, закрыл глаза.

Плюх! Что-то тяжёлое свалилось рядом, заставив меня подскочить.

Рядом бледный и грустный сидел Зайцев.

– Ты живой, Толян! Как тебе удалось? А я тебя уже похоронил. Там, на складе труп нашел в скафандре. Думал, это ты.

– Нет, это не я, – совершенно без иронии проронил Зайцев.

Опустил голову, заложил руки между колен.

– Ты чего это?

Я попытался его обнять, но он отстранил меня, глухо проронил:

– Извини, что бросил тебя. Струсил. Я испугался, понимаешь? Увидел этих тварей и убежал.

– Ну и что? – не понял я. – Правильно сделал. А так бы они тебя сожрали. У меня скафандр такой. Включил силовое поле и всех тварей сбросил. Не переживай, парень! Всё в порядке!

– Не смогу себе простить. Никогда.

– Да ладно тебе. Хватит киснуть. Нам надо моих ребят выручать.

– А у тебя сильно голова болит? – поинтересовался Зайцев уже более бодрым голосом.

– Ну да. Я затылком приложился о бетон. Больно.

Я врал, чтобы отвлечь Зайцева, но он воспринял всё всерьёз. Засуетился. Вытащил из своего ранца моток бинтов, квадратную подушечку.

– Давай я тебе перевяжу.

Тонкую подушечку-пластырь Зайцев приложил мне к затылку, замотал голову аккуратно бинтом. И действительно боль начала проходить, ушла, оставив лишь лёгкий туман в голове. Может быть, болеутоляющее подействовало? Или все-таки у Зайцева был какой-то чудодейственный способ облегчать страдания?

– Ну как? – спросил участливо.

– Прекрасно все. Сможешь лифт включить?

– Конечно, – обрадовался Зайцев, слабо улыбнулся.

Около лифта Зайцев остановился и взглянул на схему. Что-то там проверил, просмотрел.

– Нам надо на первый этаж спуститься, – наконец, выдал вердикт.

Я бросил взгляд и присвистнул:

– Так это пять этажей. Почему мы сразу на тот ярус не посадили мой спейсфайтер?

– Потому что, – с напором объяснил Зайцев, – там не было роботизированной руки, чтобы пришвартовать твою птичку. Понял? Ничего, быстро доедем.

Он провёл пластиковой карточкой в электронном замке. Лязг, глухой нарастающий гул. Платформа остановилась, с едва заметным перезвоном створки раскрылись.

Мы уселись на мягкие диванчики по бокам платформы. И лифт начал спуск.

– Слушай, Толян, объясни мне, что такое «советский»? – захотелось Зайцева вывести из уныния, в котором он пребывал по-прежнему. – Я там на плакатах, на складе, прочёл лозунг: «Слава советским людям – покорителям космоса».

– Подожди, – с каким-то явным недоверием, Зайцев поднял на меня тяжёлый взгляд. – Ты же говорил, что читать не умеешь?

– Я не говорил, что не умею читать, – его слова меня задели. – Я не понимаю фразы, написанные от руки. Слова печатными буквами я пересылаю через нейроинтерфейс, и он переводит в мыслеобразы.

– Сложно у тебя как, – Зайцев вздохнул. – Ну ладно. Разберёмся. «Советский» – это значит, человек, который живёт в нашей стране, в Советском Союзе.

– Вот как? А почему же «советский»? Что это означает?

– Да хрен его знает. Не объясню. Спроси Туровского, он мужик умный, всезнающий, он тебе объяснит. Я вот что скажу. Раньше существовала страна, которая называлась «Союз советских социалистических республик». Потом её разрушили, уничтожили. Многие очень хотели вернуть её назад. И вот наши учёные создали такую уникальную технологию, которая позволяет воскрешать людей.

Такая технология у нас имелась. И мы её вовсю использовали. Эта разумная раса тоже смогла её разработать. Но пока я не видел связи, между определением «советский» и этим воскрешением.

– И что? Как это связано?

– Да очень просто связано. Многие хотели вернуть страну и, чтобы это сделал самый лучший государственный деятель нашей страны за все время ее существования.

– И сколько страна существовала? – перебил я его.

– Семьдесят лет.

– Лет? Это сколько? Как вы это измеряете?

Он взглянул на меня непонимающе, поморгал.

– Что такое лет? Год – это один оборот Земли вокруг Солнца.

– Солнце – это вон та звезда, над планетой? – махнул рукой в сторону уходящего вниз серебристого диска. – Понятно. И значит, через семьдесят лет ваша страна была уничтожена? А что случилось? Война? Разбомбили все города? Население стало вымирать? Астероид упал? Вулканы взорвались?

– Да не война! Не вулканы! Территория и люди все остались. Сам государственный строй перестал существовать. Экономика. Закрылись заводы, фабрики.

Я пожал плечами. Чем больше Зайцев рассказывал, тем меньше я его понимал. Какая разница, какой у них там был строй, если все осталось – народ, территория? И зачем ради возвращения экономической системы кого-то воскрешать?

– Так. Ну и вы решили вернуть тот государственный строй. И что это за строй?

Зайцев задумался, почесал нос, огляделся. Лифт уже проезжал очередной ярус станции. На мгновение остановился, будто станция решила похвастаться очередным захватывающим дух дизайном этажа, похожего на зал роскошного ресторана с чашей бассейна (уже высохшего) в центре. Круглые столики из полированного тёмного дерева. Возле стен – кадки с пальмами, засохшие, с обвисшими серыми листьями. Наверно, раньше здесь было здорово.

– Он назывался социализм, – Зайцев вновь привлёк моё внимание. – Первая стадия построения коммунизма. Лучший строй в мире!

Сказал с такой гордостью, что я не удержался от улыбки. И тут перед глазами всплыл другой плакат с лозунгом «Коммунизм – стартовая площадка для освоения космоса».

– Понятно. Вам был нужен этот государственный строй, чтобы осваивать космос. Интересно.

Зайцев поперхнулся, глаза расширились, воззрился на меня, будто увидел чудище с хвостом.

– С чего ты это взял? – выдавил он из себя.

– Я видел плакат с таким лозунгом.

– А, ну, в общем это тоже подходит. Ну, я тебе объясню. Вот, скажем, у вас кто владеет и управляет заводами, фабриками?

– Ну, кто владеет, тот и управляет. Те, кому эти заводы принадлежат.

– Вот. Значит, у вас капитализм. У вас отдельные личности захапали себе все – заводы, фабрики, шахты, землю. Эксплуатируют рабочих – те горбатятся за гроши, а владелец кладёт прибыль в карман. Покупает себе на эти деньги яхты, самолёты, замки. А рабочие в нищете живут.

– У нас никто никого не эксплуатирует. Все наши промышленные комплексы роботизированы. Роботы выполняют программы, составленные коллективом программистов для суперкомпьютеров. И владелец завода прибыль себе в карман не кладёт. Он её вкладывает в расширение производства. Иначе его конкуренты сожрут. Ладно. Значит, у вас теперь социализм. И вы хотите построить коммунизм? Я правильно понял?

– Нет. Коммунизм мы уже построили. У нас теперь все вернулось. Только в лучшем виде. Теперь у нас всё бесплатно. Учёба, медицина, жилье. И транспорт у нас теперь общественный, бесплатный.

– Как это бесплатно? А что, все люди тоже бесплатно работают? Кто оплачивает всё это?

– Никто ничего не оплачивает. Государство все планирует и все распределяет.

– Государство? А оно откуда это берет? У вас с неба падают деньги?

Зайцев ухмыльнулся, показав, какой я несведущий идиот.

– Какие деньги? У нас нет никаких денег. Их давно отменили. Люди работают, и получают всё, что нужно.

– То есть люди создают продукцию, а потом государство её распределяет?

– Да! У нас воплощены идеи Маркса! «От каждого по способностям. Каждому по потребностям». Работают по-разному, а получают всё, что нужно.

– А кто определяет потребность-то? Вот скажем у меня есть потребность в космолёте. Мне его дадут?

– Нет, конечно! – завопил Зайцев в каком-то отчаянии. – Космолёт – это излишество, предметы роскоши! Не нужны они нормальному человеку!

Судя по вскрику, Зайцев сам мечтал о космолёте. Но признаться в этом не мог. Я откинулся на спинку диванчика, помолчал.

– Толян, мой отец оплатил мою учёбу в лучшей военно-космической Академии планеты. И на 16-й день рождения подарил спейсфайтер, ну то есть, по-вашему, челнок, – я улыбнулся с чувством нескрываемого превосходства.

Зайцев насупился и буркнул:

– Ну, значит, твой отец – буржуй.

– Мой отец был маршалом, главным экспертом в комитете обороны нашей планеты. Видел будущее вооружения на много-много лет вперёд.

– Ну прямо, как Туровский, – пробормотал Зайцев. – Только его мало, кто понимает.

Да, моего отца тоже не признавали. Не понимали. Сердце сжалось от глухой боли, которую я старательно хоронил в глубине своей сущности.

– Хорошо. Значит, получается, работают у вас все по-разному, а получают одинаково?

– Получают по потребностям, – последнее слово Зайцев произнёс по слогам. – Все, что нужно нормальному человеку. Наши учёные вычислили, какой уровень жизни нужен человеку для счастливой и долгой жизни. И этот уровень нам обеспечивает государство!

Я едва смог сдержать улыбку, заслушав пафосную речь Зайцева. Неужели он реально верил, что такое можно сделать? Расспросить, кого же они там воскресили – не успел.

Лифт мягко опустился на этаж и распахнул двери.

– Ну что скажешь, Толян, сколько здесь зверья?

Зайцев только криво ухмыльнулся. А я, осторожно ступая, будто по горящим углям, вышел из лифта и огляделся.

Зал смахивал на небольшое кафе. Круглые столики, стулья с пластиковыми грязно-молочного цвета спинками. Слева от меня у стены изгибалась стойка администратора или бариста. За ней, конечно, никого не было. Только валялся какой-то хлам – проспекты, осколки стекла.

Над входом в спортзал висело большое табло, где на всех строчках уныло мигали надписи: «Отменено», «Отменено». Под ним – плакаты, пропагандирующие здоровый образ жизни. По воде в фонтане брызг бежала стройная девушка в красном купальнике, надпись внизу картинки гласила: «Спорт – это здоровье и красота!»

На другом плакате девушка в жёлтом купальнике по плечи сидела в воде, поправляя купальную шапочку. «Закаливай и тренируй свой организм».

В этих плакатах удивляла их старомодность. Выцветшие цвета, неровность линий.

Почему на суперсовременной космической станции стены украшал древний хлам? В чем смысл этих призывов?

На всякий случай я включил силовое поле над головой. Сканер живности показал, что вокруг нас абсолютно мёртвая материя, не представляющая никакой угрозы. Я не очень поверил в это. Чувствительным биосканером Дарлин, увы, я не обладал. Так что надо обойтись тем, что есть.