Баллада о вечном змее: судьба и плен

– Вид лучше. Море невероятно пленительно.

Реналь бы восторгался бескрайними голубыми просторами и дальше, но взгляд тоскливо возвращался к команде, которая сопровождала его в морском путешествии: усталые, морально изнемождённые, на некоторых из них красовались следы недавнего боя. Смотря на них, у принца каждый раз невольно сжималось сердце. Он не мог оставить их умирать.

– Капитан… – Реналь незаметно поморщился от такого обращения, но быстро собрался и продолжил: – За каждого из этих людей король заплатит выкуп. Поэтому… Я прошу вас, оставьте их в живых.

Рэймонд внимательно посмотрел на кучку пленников высшего сорта. Да, они были с равендорского фрегата, но не рыцарского. Зачем королю лично спасать каждого из них? Хейз понимал, что сундук зарыт куда глубже, чем кажется.

– Выкуп? С каких пор король платит за освобождение моряков? – хмыкнул капитан, надеясь вывести пленника на чистую воду.

Как раз в это время среди уставших и поникших моряков воспрял духом один из них. Его голос быстро набрал силу, разрывая тишину, которая обычно следовала за кровавыми схватками. Рэймонд скользнул взглядом по нему, отмечая неосторожно обмотанный грязными тряпками обрубок руки. Видимо, в сражении с пиратами, на чьём корабле они находились, этот матрос напросился на наказание – вероятно, за излишнюю храбрость или слишком громкие слова. А теперь он снова рисковал, дёргался, выкрикивал слова о бесчестии, стыдил пиратов чуть ли не строчками из рыцарского кодекса.

Рэймонд слегка качнул головой, наблюдая за представлением. Не первый раз команду «Бунтовщика» после боя сопровождало подобное поведение. Несколько пиратов обернулись, ухмыляясь или закатывая глаза от бессмысленных попыток. Матрос не унимался, переходя на личности, настолько пылким было его чувство справедливости.

Реналь сразу же узнал в нём Хатберта, отчаянно пытавшегося исправить положение. При виде капитана «Королевской волны» горло сжалось в болезненном спазме. Даже изображать равнодушие в такой ситуации оказалось сложно и гадко. Трудно оставаться спокойным, когда смерть проходила так близко, напоминая о собственной хрупкости. Наверно, глядя на то, как принц мило общался с капитаном пиратов, связанные равендорские матросы с радостью загнобили бы его за меркантильность.

Лан Эккелю помешали досмотреть, чем закончится представление, устроенное Хатбертом. Капитан пиратов встал перед ним, испытывающе всматриваясь пленнику в лицо. Реналю сразу стало неуютно от подобного взгляда.

– Если все здесь, – вкрадчиво начал Рэймонд, нарочно играя на нервах пленника, – то ты у нас особенный. Что же в тебе такого удивительного?

Реналь смирился с тем, что его всегда сравнивали с братьями, привык ловить на себе хищные взгляды придворных, слышать шепот за спиной и… Он такой загадочный, этот третий принц. Но ничего по-настоящему особенного в нём не было. Удивительным был его отец, его старший брат, которому повезло родиться первым. И тем не менее, эта простая истина делала его неприкосновенным.

В данной ситуации только знатное происхождение могло хоть как-то повлиять на мысли капитана. А Реналь боялся представить, что могло твориться в голове этого человека.

С трудом оторвав взгляд от пленников и подняв его на пирата, лан Эккель впервые за долгое время гордо произнёс:

– Перед вами третий наследник на равендорский трон.

– Ваше Высочество, – удивление в голосе не удалось скрыть до конца, но Рэймонд спрятал его за пленительной ухмылкой, расплывшейся по лицу. Короткий поклон выглядел смешно, но Хейз этого и добивался. – Какие замечательные обстоятельства для нашего знакомства.

Определённо намного лучше, чем в тронном зале перед королём в ожидании собственной казни.

Реналь не мог ответить тем же. При всей любви к морским путешествиям он бы всё отдал, чтобы в жизни не встретиться ни с одним членом берегового братства. Слушала ли судьба его просьбы? Совершенно точно нет. Иначе бы не привела к принцу два пиратских корабля за день.

– Я передумал, – вдруг выкрикнул капитан.

У Реналя сердце в пятки ушло от неожиданности. Он затаил дыхание, надеясь, что высокий статус стал основанием для более мягкого решения.

– Этих возьмите с собой. Я потом придумаю, что с ними делать. – Рэймонд указал на королевских моряков, а после безразлично махнул рукой в сторону связанных пиратов. – А остальные всё ещё в вашем распоряжении.

До того как стемнеет или поднимется сильный ветер, пиратам предстояло много работы. Им необходимо было перетащить всё ценное на «Бунтовщика» – ящики с порохом, бочонки с ромом, мешки с серебром и золотом, оружие, редкие ткани и документы, которые могли принести немалую выгоду. Но в первую очередь Рэймонду нужно было обезопасить свою собственную добычу. Перед перспективой получить в качестве пленника принца, даже самого младшего, всякое его правило об отсутствии заключённых на корабле меркло. Как и надежды Реналя на скорое возвращение домой.

На палубе кипела суета: кто-то подтягивал канаты, помогая поднять особо тяжёлые тюки, доски глухо стонали под весом шагов, цепи лязгали, когда кто-то перетаскивал захваченные сундуки, а волны, подыгрывая происходящему, с шумом накатывали на борта.

– Прошу, Ваше Высочество, на более безопасное судно.

– Я с радостью последую с вами на борт, как только вы соизволите развязать меня.

– Как по мне, лучше уж в верёвках, чем под дулом пистолета. Или принц привык к более дорогим украшениям? – Хейз поманил пленника парой громоздких колец на пальцах. Все они в большинстве случаев были трофеями, но не уступали по красоте украшениям из королевской казны.

– Вы будете угрожать принцу оружием? – притворно изумился Реналь. На этот раз его голос звучал легко и насмешливо, уж точно не так, как подобало пленнику. Однако он всё ещё отдавал себе отчёт, не собираясь заигрываться с этим человеком. Запёкшиеся пятна крови и трупы на палубе прекрасно напоминали о том, на что способен пират рядом с ним.

Рэймонда же их светская беседа невероятно забавляла. Иначе бы он не позволил принцу общаться с ним подобным образом.

– Ну же, Ваше Высочество, – тем не менее, Хейз настойчиво подтолкнул пленника к трапу, – у нас на кораблях не бывает принцев.

Наконец они ступили на безмятежную палубу «Бунтовщика». Здесь, в отличие от захваченного судна, всё было пропитано привычной уверенностью. Рэймонд гордился своим маленьким шлюпом больше, чем если бы у него в распоряжении был королевский фрегат или галеон.

Матросы, гудя, разбредались по кораблю: одни поднимали трофеи с захваченного судна, другие лениво переводили связанных пленников. Доски палубы скрипнули под их ногами, но для команды это был знакомый звук, не тревожный, а приветственный. Как если бы они переступили порог дома.

Рэймонд повёл плечами, сбрасывая с себя последние остатки напряжения. Недолго думая, он всё же подошёл почти вплотную к принцу, взял его за локоть и небрежно приподнял чужие руки.

Реналь уже хотел было возмутиться, забывшись в приятном наблюдении за корабельной суетой. Но вовремя замолчал, осознав, что пальцы пирата освобождали его от ненавистной верёвки. Они скользнули по узлам быстро, уверенно, без излишнего замедления. Почувствовав долгожданную свободу, принц невольно облегчённо выдохнул, потирая ноющие запястья, где ещё оставались следы давящих узлов.

– Уместно ли будет сказать «добро пожаловать»? Не дворец, но своего рода сокровищница, не так ли?

Во взгляде принца появилось что-то неназванное. Оно явно ощущалось в короткой паузе, будто слишком долгой для подобного разговора.

– Набитая чужими богатствами? – с вызовом спросил Реналь, не спуская с капитана пристального взгляда. – Что же, в этом есть некоторое сходство с дворцом, – тихо, почти с тоской признался лан Эккель.

Довольная усмешка капитана осталась незамеченной, потому что принц, поддавшись порыву, облокотился о борт корабля и на мгновение зажмурился, подставляя лицо солоноватому воздуху. По щеке скользнул солнечный зайчик, щекотнул нос, запутался в пушистых чёрных волосах. Реналь подставил ему ладонь, долго смотря на золотистое пятнышко, будто пытаясь удержать его, но оно мерцало, дрожало и таяло, как сама свобода, едва коснувшись горизонта.

Здесь, вдали от дворцовых интриг и пустых разговоров, ощущая под пальцами шершавое дерево корабля, легко представить себя независимым, бороздящим морские просторы капитаном собственного судна.

Наблюдая за принцем с ленивой полуулыбкой, Рэймонд не вмешивался. Он видел, как выражение лица принца смягчилось – будто на мгновение тот забыл, где находился и кем был.

Реналь ещё немного постоял так, ощущая прохладу моря на коже, прежде чем медленно опустил ладонь. Светлячок солнца исчез, утонул в движении пальцев, но что-то внутри осталось – лёгкое послевкусие мечты, от которой не хотелось отказываться.

Он развернулся к капитану:

– Вы успели ограбить и захватить чужой корабль, но так и не представились.

– Капитан Реймонд Хейз, – пират демонстративно приподнял свою треуголку, пёстрое бордовое перо припало к земле, словно кланяясь, – а это «Бунтовщик» – гордость моей команды.

Небольшой шлюп ожил. По сравнению с предыдущим пиратским кораблём здесь ощущалось приятное тепло, хотя принца по-прежнему окружали пираты. Атмосфера «Бунтовщика» никак не могла скрыть того, что происходило на другой палубе. Но именно здесь опасная свобода пропитывала каждую щепку. Признаться честно, Реналь и сам отдал бы всё на свете за такую жизнь. Дома постоянным его спутником была одна только скука. Мечта же связать свою судьбу с морскими путешествиями тянула Реналя к новым возможностям. Его не интересовала жизнь пирата. Принц когда-то думал о том, чтобы стать, например, открывателем новых земель или простым путником, плавающим от континента до континента.

Сейчас подобные мысли были невероятно опасны. Лан Эккель не мог позволить себе потерять бдительность и довериться Рэймонду. Нужно просто добиться расположения, а потом действовать по обстоятельствам.

– А мне что, называть вас маленьким принцем? – нетерпеливо спросил Хейз.

Реналь глядел на пирата долго и пристально; чем дольше смотрел, тем ярче в его взгляде искрилась какая-то загадка.

– Лучше называйте меня Реналь, – сдался лан Эккель. Это куда лучше, чем «маленький принц» или любое другое глупое прозвище. – Только не говорите, что я вам позволил. Это может не совсем хорошо сказаться на моей репутации.

После этих слов Рэймонд как-то помрачнел. Тень скользнула по его лицу, прежде чем взгляд стал холодным, тяжёлым, лишённым привычной ленивой насмешки. Он опёрся одной рукой на фальшборт, будто намеренно отрезая принца от происходящего на палубе.

Реналь растерялся, не найдя в синих глазах ни намёка на прежнюю лёгкость.

– Не забывайся, маленький принц, – голос Рэймонда зазвучал ниже, опаснее. Реналь сразу вспомнил, где и в каком положении находился. – Ты здесь пленник, просто дороже, чем остальные. Позволять ты мне ничего не можешь. Тебе лучше не знать, на что я способен, когда другие думают о себе слишком хорошо.

– Я и так знаю, – осторожно напомнил Реналь, вжимаясь спиной в борт корабля. – Вы убили людей. Многих, я видел.

– Считаешь пиратов людьми? – хмыкнул Рэймонд. – Я убил тех, кто готов был дать мне отпор, твоих морячков я не трогал. К тому же, у них была потенциальная добыча, которая теперь принадлежит мне. Всё просто.

Он чуть склонил голову, наблюдая за тем, как принц боролся со своими мыслями. Пальцы капитана скользнули по борту. Рэймонд зажал пленника между бортом и собственной властью.

Реналю как никогда хотелось стать с кораблём единым целым. Но что бы сейчас ни произошло, он это заслужил. Потому что забылся.

– Я не режу людей просто так. Это не так приятно, как ты думаешь.

Реналь выдохнул медленно, напряжённо. Но Рэймонд снова перебил его, каждым словом опуская принца всё ниже:

– Я знаю, что ты хочешь сказать. Я не безумец.

– Разве Соколиный глаз безумец? – выдавил из себя Реналь. Он много слышал о короле пиратов, который расправлялся с членами морского братства и любыми другими моряками просто так. Поэтому счёл подобное поведение привычным для всех пиратов: убийство ради удовольствия.

Сравнение с Соколиным Глазом Рэймонду определённо понравилось, но виду он не подал. Хейз восхищался королём пиратов, но, зная, как ужасно сложилась его судьба, цеплялся за собственные принципы сильнее всего. Всё своё детство Рэй прожил в бедности, мечтая познакомиться с собственным отцом, поэтому сейчас он хватался за любую возможность удержаться на плаву и подняться ещё выше.

– Он убит горем, я же борюсь за собственную безопасность. Такова цена славы и богатства в нашем мире. Хочешь жить – научись убивать. Хорошенькой мордашки недостаточно для того, чтобы всем нравиться.

Реналь не дрогнул, но в глубине глаз мелькнуло что-то – сомнение, страх или, возможно, понимание. Они просто жили в совершенно разных мирах. Их, как Равендор и Ущелье Рейдеров, отделял огромный горный хребет.

– Значит, такова цена свободы? – глухо произнёс принц, опустив взгляд под ноги.

Для Рэймонда она была с привкусом крови и пота, для Реналя – ощущалась свежим ветром, сказочной мечтой.

– Такова цена жизни, – сухо ответил Хейз, хотя оба прочувствовали тяжесть этих слов.

Выждав небольшую, почти мучительную паузу, капитан вдруг резко спросил:

– Скажи, маленький принц, разве ты не убил бы человека ради того, чтобы защитить собственную жизнь?

Реналь замер. Равендор с Рейгаром постоянно твердили ему об этом: во что бы то ни стало он должен был беречь себя, даже если придётся взять в руки оружие. Братья напоминали о ценности жизни при каждой удобной возможности: в беседах за ужином, в коротких наставлениях перед отъездами, в тех редких моментах, когда Рейгар сжимал его запястье, а Реналь уверял, что ему никогда не придётся пачкать руки.

«Береги себя. Во что бы то ни стало.»

Каждый раз он давал братьям обещание, что никогда не засомневается, кивал головой, предполагая, что в минуту опасности и вправду сможет постоять за себя. Это ведь его жизнь.

Но, глядя в глаза Рэймонду, окружённый суровой реальностью Реналь уже не был так уверен. Видимо, он просто хотел успокоить братьев, а на деле с наивной насмешкой относился к тому, что такое вообще могло произойти.

Принц никогда не держал в руке клинок с намерением убить, но с ответом всё же определился:

– … Нет.

Рэймонд долго изучал пленника, а затем медленно выдохнул, словно окончательно убедился в своих мыслях.

– Сожалею, – он поджал губы, – значит, ты ни во что себя не ставишь.

Ресницы Реналя предательски дрогнули. Совершенно верно. Он умел казаться другим значимым, но для себя никогда не поднимался выше третьего места. Вот только капитан «Бунтовщика» стал единственным, кто так быстро раскусил его.

О многом принц просто не подозревал. Рэймонду слишком хорошо знакомо это чувство. Но в отличие от наивного королевского отпрыска он нашёл способ и силы всё изменить.

Посчитав, что любезностей на сегодня достаточно, Хейз отошёл от принца:

– Запомни одно: ты мой пленник. Только поэтому я не отправлю тебя в трюм к остальным. Советую в ближайшее время быть осторожным и не высовываться.

Реналь сглотнул, ощущая, как напряжение между ними растянулось, накрыло его, сковав сильнее, чем верёвки, которые совсем недавно сжимали запястья.

– Что со мной будет?

– Я ещё не решил. – Жестом руки Рэймонд посоветовал следовать за ним к капитанской каюте.

Вот тогда Реналь понял, что связанные руки ничего не значили по сравнению с мнимой свободой, которую ему подарил капитан. Взгляд принца невольно скользнул к спине Рэймонда, который уверенно шагал вперёд, не оглядываясь.

Капитан не дал ему выбора – только возможность осознать, что никакие цепи не будут тяжелее тех, которые не видно. Каждый день, который он проведёт на палубе «Бунтовщика» в презрении команды, будет хуже, чем месяцы в сырой тюрьме.

Теперь жизнь принца всецело зависела от капитана пиратского корабля.

Глава 4 «До доверия по лезвию ножа»

Дни походили на медовую патоку – густые, тягучие, медленно стекающие сквозь пальцы. Реналю казалось, что он застыл в куске янтаря, словно мотылёк, чьи крылья всё ещё трепетали в надежде выбраться. Свобода так близко, но ему ни за что не покинуть плена. Он был обречён наслаждаться бескрайними морскими просторами, находясь в абсолютной неизвестности: ждала ли его смерть, помилование или вечное скитание на пиратском корабле.

Он был пленником – не цепей, а неопределённости. И это терзало больше всего. Не страх перед смертью, не злость на пиратов.

Будет ли он завтра всё ещё здесь? Может, его обменяют, казнят, или – чего он боялся едва ли не больше всего – забудут, выбросят на каком-нибудь острове, потому что капитану вдруг надоест.

С каждым днём Реналь всё острее чувствовал, как время перестало быть его союзником. Оно не шло – тянулось, точно расплавленное стекло, медленно обволакивая его сознание тревожной вязкостью. День за днём он просыпался под скрип снастей, но вместо желанного покоя слышал пустоту. От безысходности хотелось выть и скрести стены.

Конечно, положение Реналя было куда лучше, чем положение любого другого пленника. Вместо гниющего трюма ему позволили расположиться в капитанской каюте, разрешили гулять по палубе, кормили, не заставляли работать. Принц не знал, сколько продлится это путешествие, и не был уверен, захочет ли он вернуться, даже если появится шанс, но…

Он скучал. По дому, по неспешным прогулкам в саду, по тишине каменных коридоров. И особенно – по голосам братьев: твердому, порой раздражающе строгому тону Рейгара и мягкому, шутливому голосу Равендора. Они всегда были рядом, направляли, спорили, защищали, но сейчас Реналь был предоставлен сам себе. Их никогда не должно было быть на «Бунтовщике», но почему-то младший принц остро чувствовал их отсутствие.

Чтобы не сойти с ума, лан Эккель развлекал себя бесполезным дорогим хламом в каюте капитана, книгами, короткими разговорами с Рэймондом и редкими прогулками по палубе, где пиратское братство провожало его недобрым взглядом, вплоть до того, как он вновь исчезал в своей «тюрьме».

Реналь знал: если бы не Хейз, он бы давно покоился на морском дне вместе со своим экипажем, но все равно не чувствовал себя благодарным. Он не доверял Рэймонду, но то, как капитан смотрел на него, как в голосе появлялась тихая, почти невесомая ирония вместо угроз, как внимателен пират оказался к мелочам, – подкупало. Может, не будь Реналь пленником, всё сложилось бы иначе.

Но даже если однажды они с Рэймондом начнут общаться по-настоящему, его команда никогда не посмотрит на принца под другим углом. Они видели в нём чужака: нежного, вычищенного до блеска, с излишне прямой спиной и слишком тонкими пальцами, чтобы держать канат или саблю. Для них он был мягкой дичью, невольным гостем, временным элементом на борту, к которому даже не стоило привыкать. Реналь чувствовал это почти физически – в мимолётных усмешках, в нарочито громких замечаниях, в настороженной тишине, наступающей каждый раз, когда он появлялся среди них.

И всё же младший лан Эккель возвращался на палубу: поздним вечером, когда оставались лишь те, кто нёс вахту, на закате, когда склянки пробивали время ужина, или утром, как сейчас, когда солнце ещё не палило кожу, а пиратов наверху было не так много.

Немногих Реналь успел запомнить, но знакомые лица собрались на палубе, даруя «Бунтовщику» необъяснимую живость. Пираты следили за кораблём, будто за маленьким ребёнком: начищали доски, проверяли такелаж, натирали пушки и таскали ящики.

На одной из бочек, уткнувшись в книгу, сидел юноша. Он хорошо запомнился принцу тем, что носил закрытые одежды, вёл себя довольно скромно и занимал должность боцмана. Несмотря на душевный пацифизм, в команде его считали равным остальным: никто не строил козни, не подкалывал. Разве что в шутку.

– Ливретт, что это ты тут читаешь? – книга стремительно выскользнула из рук боцмана. В ответ на подобное действие он сложил руки на коленях и внимательно посмотрел на товарища, который выглядел так, будто видел книгу впервые в жизни. Реналь узнал в пирате квартирмейстера «Бунтовщика».

Калеб прикрыл её, чтобы рассмотреть название, а после с доброй смешинкой в голосе спросил:

– «Когда гаснет солнце»? Тебе ещё не надоело? – квартирмейстер лениво перелистнул пару страниц. Со своим небрежным пучком светлых волос он напоминал преподавателя, по которому сходили с ума все придворные дамы. Правда, Ливретт никогда бы не смог представить Калеба, зачитывающего строчки стихотворений томным голосом.

– Нет, – спокойно качнул головой боцман, – это не только печальная история любви, но и история о создании мира. Читая её, каждый раз находишь что-то новое. Попробуй.

Калеб смешно скривился, задержав взгляд на рисунке с богиней Иллаидой. Раньше ему приходилось читать и учить подобное, но после того, как цель жизни немного изменилась, квартирмейстер бросил материалы для светских рыцарских бесед, сосредоточившись на морском промысле. Хотя как бы он ни старался вытрясти из головы подобные глупости, легенда о сотворении мира врезалась в память. Наверное потому, что в отличие от многих ценителей искусства, он прекрасно понимал Сиринга и Терроса, которые решились биться за сердце прекрасной Иллаиды. Морскому дьяволу Маарису квартирмейстер тоже не выносил приговора, считая, что в его положении абсолютно справедливо мстить богам за то, что они его отвергли. Одним словом, у Калеба на всё было своё неподкупное мнение.

Засмотревшись на изображение невероятной красноволосой богини, квартирмейстер не сразу понял, что книга из его рук исчезла. Он обернулся на Нано, их корабельную «мартышку». У того как всегда на голове творился полный бардак из чёрных волос, да и сам он выглядел так, будто только что оседлал стаю дельфинов.

– С каких пор на корабле у нас есть книжный кружок? – Нано небрежно схватился пальцами одной руки за корешок книги, болтая ей в воздухе.

– Если бы у нас было нечто подобное, – Ливретт попытался отобрать «Когда гаснет солнце», но почти сразу бросил бесполезную затею, – плавать было бы интереснее.

– Тут тех, кто умеет читать по пальцам пересчитать можно, – заметил Калеб.

– Хочешь сказать, если бы все умели, ты бы согласился таким заниматься? – Нано хитро прищурил раскосые глаза, глядя на квартирмейстера.

– Когда-то это бы всем нам пришлось по душе, – напомнил Ливретт, сдержав печальный вздох.

«Мартышка» засмеялся, резко хлопнув стоящего рядом квартирмейстера по плечу свободной рукой. Поймав на себе удивлённые взгляды, он объяснил причину такого хорошего настроения:

– Я представил, как мы с вами сидим все напудренные в рюшах и пьём чай из дорогого сервиза, оттопырив мизинчик.

«Когда гаснет солнце» неожиданно пошла дальше по рукам. Вот только вместо того, чтобы прицениться к рассказу, новая обладательница книги со всей силы треснула ею Нано по голове.

– Тара!

Штурман недовольно посмотрела на Нано и вернула книгу обратно Ливретту.

– Держи, – она сделала вид, что не слышала возмущений товарищей.

– Спасибо, – поблагодарил боцман, на всякий случай отложив книгу в сторону.

– Милая, – Калеб едва выдержал злой взгляд её зелёных глаз, – ты чего так взъелась?

Все на «Бунтовщике» давно знали, что квартирмейстер неровно дышал к Таре, порой ведя себя самым глупым и влюблённым образом. Только штурман нарочно игнорировала его ухаживания, делала вид, что между ними совсем не летали искры. Она была единственной девушкой на корабле, наверно, именно поэтому относилась ко вниманию Калеба так посредственно. Тара пообещала себе и Рэймонду, когда тот взял её на корабль, что ни в чём не уступит мужчинам в команде, отчего усердно трудилась, не обращая внимания ни на что, кроме карт.

– Обсуждаете, что попало. Потонувший корабль сам себя не поднимет.

– Ой, да брось. Мы уже всё сделали.

Тара не унималась:

– Да? – она вздёрнула бровь, посмотрев на Калеба с Нано. – Чья сегодня очередь проверять пленников?

«Мартышка» сокрушённо вздохнул, безвольно опустив руки. Он не забыл, но посчитал, что эти противные моряки в трюме могут немного подождать. Но не тут-то было.

Видя, как друг растерял весёлый запал, Калеб скользнул за спину Тары и проворковал:

– Разве они не могут немного потерпеть? Нам и так приходится делиться с ними провизией, а ты хочешь, чтобы мы их ещё развлекали?

– А если они перемрут? Кто будет отвечать перед капитаном?

Услышав, что речь зашла о матросах с его корабля и Рэймонде, Реналь распустил уши, как паруса, всё ещё находясь вдалеке от пиратов.

– Думаешь Рэймонду есть до них дело? – Калеб отошел от Тары, облокотившись о фальшборт. – Сдохнут, и что? Ему всё равно интересен только один из них.