Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви

Мама засияла от радости, а я, четырехлетняя глупышка, осталась равнодушной к этому подарку, я ждала груши. Не знала я тогда, что этот 6-томник пройдет со мной по жизни через войну и все послевоенные годы, что читать Пушкина я стану, как только научусь читать, что это будет мой самый любимый поэт. Много его стихов я выучу наизусть и встречу своего мужа, который будет знать на память поэму «Братья разбойники» и другие его стихи.

Любить и читать Пушкина научила меня моя мама. Этому 6-томнику уже 80 лет. Его обложка немного потрепана, но внутри сохранился полностью с иллюстрациями, с поэмами и сказками, переложенными листками папиросной бумаги, и только нуждается в небольшой реставрации. Может быть, дядя Леня, подарив мне этот шеститомник, вложил вместе с подарком большую, сердечную любовь к Пушкину?

Дядя Леня предполагал, что племянница в четыре года не поймет всю ценность подарка, и вытащил из чемодана два коврика – один вытканный, для пола, другой небольшой, прикроватный, нарисованный масляной краской на льняном полотне. На нем был изображен домик в лесу, Красная Шапочка, несущая пирожки своей бабушке, а позади на задних лапах догонял ее темно-серый волк с оскалом больших зубов. Коврик повесили на стену, прикрепили кнопками. Я назвала его «коблик». Дядя Леня играл со мной, ему нравилось часто повторять: «Где коблик»? Я радостно бежала в конец комнаты с вытянутым указательным пальцем и показывала на висящий коврик. Дядя Леня часто спрашивал, а я бегала, подолгу не утомляясь.

Ну а когда дядя Леня привез мне сочных и сладких груш, я была счастлива! Весна была в полном разгаре, яснее становились дни. Солнце грело сильнее. Воздух становился густой и душный. Тепло одолевало землю. Земля, смесь чернозема и большей частью глины, уже давно высохла после обильных дождей и местами давала трещины. Быстро вырастала трава и кустарник, чаще чертополох. Начали цвести сады. Солнце с каждым днем все больше припекало. Повсюду люди после работы спешили на свои огороды. Дядя Леня тоже решил обработать участок земли мамы и засадить его, чтобы к осени были овощи.

Снова посадили кукурузу, картофель, подсолнухи и немного свеклы и моркови. Два ведра картофеля купили на рынке, а также купили свеклу и морковь, кукуруза и подсолнухи остались свои с прошлого года. И только успели засадить огород, как зачастили дожди. Благодарная посадка стала проклевываться сквозь теплую землю и быстро расти. Особенно быстро росла кукуруза. Тетя Нила была универсальной хозяйкой, умела делать все. Дом у нее всегда блестел чистотой, вещи прибраны, всюду был порядок. На зиму всегда были заготовлены овощи: засолены огурцы, помидоры, баклажаны, кабачки, законсервированы компоты, сварено варенье из слив, вишен и абрикосов. А еще она умела шить, вышивать разными способами, вязать.

Она стала учить маму профессионально вышивать, вязать, и вскоре на диване появились вышитые подушечки и наволочки. В доме была старая, дореволюционная швейная машинка «Зингер», и мама училась на ней шить. Это ей пригодилось в жизни, когда пришлось шить все необходимое, и потом, после выхода на пенсию, она подрабатывала в поликлинике, реставрировала халаты, белье. Они подолгу сидели с тетей Нилой за работой, беседовали о своих женских судьбах.

Маму волновала судьба отца. После одного прошлогоднего письма от него ничего не было. И Надежду Ивановну она так и не смогла увидеть. А теперь в таком положении ехать к ней трудно, да и неудобно, а ему писать она боялась.

* * *

5 мая 1941 года мама родила сына – крупного, здорового, прожорливого. Он постоянно требовал, чтобы его кормили, быстро рос и набирал вес. Дядя Леня и тетя Нила решили ехать домой в город Сталино и обещали передать Елене Павловне (матери Владимира), что все в порядке, что у нее родился здоровый внук. Мама написала отчиму о сыне. Владимир был счастлив, он писал, что вскоре вернется с учебы и увидит своего сына, только немного надо потерпеть, в июле он получит удостоверение лейтенанта милиции и вернется домой. Преподавательскую деятельность он не хотел бросать и надеялся, что удастся совмещать новую должность с работой учителя.

Мама через знакомого фотографа сделала фото сына и отправила его отчиму. Через две недели она получила письмо, в котором он написал, что у него отличный сынишка и хотел бы назвать его Валерием.

А Валерий рос здоровый и крепкий, не зная никаких детских болезней. У мамы было много молока, и она кормила его столько, сколько он требовал.

«К концу лета ему будет 4 месяца, – думала мама, – и его можно будет оставить на бабушку, а самой возвратиться на работу в школу».

Дядя Леня обещал еще приехать и помочь собрать урожай с огорода. 12 июня приехала Елена Павловна, новая свекровь мамы, приехала посмотреть внука и помочь в чем-нибудь. Очень энергичная и предприимчивая, она организовала прополку огорода, нашла двух знакомых мужчин, которые пропололи весь огород, и теперь только ждали дождя для полива.

Лето шло жаркое, с разноцветьем и ароматом трав, с долгими теплыми дождями, с густым запахом полей и лугов. По утрам рассыпалась алмазная роса в траве и на листьях кустов и деревьев, днем – синее небо с высокими белоснежными облаками, вечера – теплые, мягкие, ароматные, закаты – огненные, ночи – короткие и тревожные.

По синему небу плыли и таяли белые облака. Солнечные лучи жгли раскаленную землю. С востока надвигался дождь. Черная туча медленно ползла, глухо прогромыхал гром. Небо часто рассекала изогнутая желто-белая молния. От ветра пригибались головки подсолнухов. Сразу полил обильными потоками дождь. Это был благодатный дождь для огородов. Небо, вымытое дождем, сияло своей голубизной. Зазеленела умытая ливнем степь, на небе изогнулась яркая радуга. Вдали еще глухо грохотал гром. С пригорков неслась мутная вода, образуя шумные ручьи. Урожай удавался богатый. Уже можно было кое-что собирать. Оставались дозревать кукуруза и подсолнухи.

21 июня было теплое, солнечное. Елена Павловна пришла с рынка, она сумела кое-что продать из привезенных ею вещей, купила продукты и с бабушкой Анной Алексеевной стала готовить обед.

Мама гуляла с детьми. Утром, подоив коров, хуторяне погнали их на пастбище. Шли спокойно, разговаривали, смеялись. Выпускники готовились к вечернему празднику. Вечером, нарядные, веселые парни и девушки танцевали вальс на площадях под звуки музыки, летевшей из радиотарелок. Всю ночь потом бродили по улицам парами.

Глава 3. Война

Было безмолвное, настороженное, задумчивое июньское небо. Была самая короткая, тихая и теплая ночь 22 июня. Теплом и ароматом цветения дышали кусты, деревья. На востоке небо начало светлеть, медленно гасли звезды. Еще до восхода запели первые птицы, перекликались проснувшиеся петухи. Стояло полное безветрие. Солнце еще не посылало свои первые лучи. Перед самым восходом все замерло в напряженном, таинственном ожидании первых лучей. Деревья и трава стройнели, готовые встретить солнце. На мгновение все затихло. И вдруг в безмолвном синем небе пророкотали зловещие моторы воздушных бомбардировщиков. Самолеты летели с запада на восток, пересекая государственную границу СССР.

Люди не понимали, не смогли быстро опомниться от надвигающейся беды. Еще на днях они слышали по радио, как пел Марк Бернес «Любимый город может спать спокойно», и верили, что в любом случае нас защитят и не дадут пройти врагу через нашу границу.

В страшном мареве – знойном, едком, необычном для людей как военных, так и мирных – вставал первый день войны – 22 июня 1941 года.

Над нашей местностью еще бомбы не падали, а лишь летали самолеты-разведчики, нагоняя тревогу и страх на людей. Сообщений никаких не было, слухи о нападении Германии на СССР с быстротой ветра доносились от одного человека к другому и сеяли панику.

В 12 часов дня на базарной площади зашипела черная тарелка-радио, а потом раздался мерный четкий голос: «Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза! Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление». Говорил по радио В. Л. Молотов. Все жители поселка собрались у столба с громкоговорителем. Все слушали внимательно и напряженно.

«Сегодня, в 4 часа утра, без объявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и другие, причем убито и ранено уже более 200 человек. Налеты вражеских самолетов и артиллерийский обстрел были совершены также со стороны Румынии и Финляндии. Это неслыханное нападение на нашу страну, несмотря на наличие договора о ненападении между СССР и Германией, является беспримерным в истории цивилизованных народов. Вся ответственность за это нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германское фашистское правительство».

Стоящие у громкоговорителя жители замерли. Женщины плакали, мужчины стояли, понурив головы.

Молотов объявил о войне в 12 часов дня, но война уже шла на Украине 8 часов. Огонь войны проносился через поля спеющих хлебов и людских огородов, через леса и степи, насквозь пересекая города и села. Под ярко-желтым солнцем оставались изуродованные трупы людей, сожженные скелеты машин, столбы с оборванными проводами и руины зданий.

Вражеская лавина двигалась, сметая на своем пути все живое. Танки, орудия, автомашины, мотоциклисты с крестами свастики, цистерны с бензином двигались на восток, на Москву, туда, где вставал новый день. Фашисты уже много часов утюжили бомбами Киев, Харьков, а до Горловки весть об этом не сразу дошла. На улицах заговорили большие черные тарелки-радио. Люди собирались вокруг столбов с репродукторами, слушали, ужасались, а потом внутренне собирались и обсуждали, что делать. Многие тут же решали идти в военкомат записываться на фронт.

Все сразу изменилось. Женщины ежедневно провожали на фронт своих мужей и сыновей.

Сталин выступил по радио на двадцатый день войны. Впервые в советское время в официальном обращении прозвучала фраза «братья и сетры»…

Елена Павловна Якубенко засуетилась поскорее уехать домой в город Сталино.

«Коля, наверное, уйдет на фронт, – говорила она, прощаясь с мамой. – Да и Володя может приехать проститься перед уходом на фронт, ведь Харьков недалеко. Возможно, он уже приехал, а меня нет. Да и Иван как бы с горя не запил», – говорила Елена Павловна, прощаясь с мамой.

Елена Павловна была волевой и мужественной женщиной и никогда не поддавалась панике. Даже когда услышала объявление о войне, она сразу же осмыслила обстановку и тут же составила план действий.

– Я думаю, Леонид приедет скоро, чтобы тебе помочь, Тамара.

Мама растерялась. Произошла тяжелая перемена в жизни. И так трудно было. Виктор в ссылке с неизвестным будущим. Владимир ушел на фронт, и она опять осталась одна. У нее старенькая мать и двое детей: одной скоро пять лет будет, а малышу полтора месяца. Как жить, на что? Она ответственная за жизнь матери и двоих детей.

И здоровая, породистая женщина постепенно стала собирать всю свою внутреннюю энергию, понимая, что надеяться ей теперь не на кого. Разве что Леонид? Если приедет он, то, конечно, будет временная помощь, но теперь она должна все делать и решать сама.

Бабушка моя, Анна Алексеевна, делала все, что могла: следила за детьми, готовила еду, прибирала в комнате, помогала купать внука.

* * *

Мама получила письмо от отчима, в котором он писал:

Пока нет возможности приехать повидать тебя и сына. Сильные мира сего, генералы и весь высший офицерский состав, в срочном порядке бегут из города. Уезжают неизвестно куда, а нас беспомощных заставляют защищать город. А как мы будем его защищать? Город бомбят, связь нарушена. И это письмо я отправляю тебе с оказией, один мой знакомый едет в Горловку по поручению его командира. Мы большей частью сидим в бомбоубежище, изредка выходим, чтобы хоть как-то связаться с другими товарищами, такими, как мы. Когда немцы войдут в город, мы уйдем в глубокое подполье, покидать город нам не разрешено ни при каких обстоятельствах. Вот такая обстановка. Если удастся выжить, сразу приеду к тебе, повидать тебя и сына. Очень соскучился. Передай матери и отцу, чтобы держались мужественно, они у меня сильные. Целую. Твой Владимир.

В июне война еще не подошла так близко к шахтам Донбасса. По радио постоянно звучали призывы: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Мы победим». Сообщалось, что наши войска ведут ожесточенные бои, и все верили пропагандистским заявлениям, что дальше старой границы мы фашистов не пустим.

Но враги продвигались быстро вглубь страны. А земля точно не замечала разразившейся страшной грозы. Она жадно, ненасытно наслаждалась теплом щедрого солнца, золотом его лучей, долгими днями, сверкала красками несметных радуг, наливалась, полнилась и зрела садами, лугами, полями. Урожай как никогда удался. Росла и толстела кукуруза, картофель выдавал спелые, крупные клубни, свекла наливалась соком. Маме помогли убрать урожай с огорода дядя Леня с тетей Нилой. На тачке они перевезли созревшую кукурузу и овощи, а оставшееся дозревать они решили перевезти позже. Вместе с мамой они разложили кукурузу на полу для просушивания, для заготовки на зиму, овощи сложили в холодной земляной кладовке.

Фронт приближался. Была объявлена эвакуация населения. Когда немцы перешли Днепр и стали подходить к Донбассу, военную и авиационную технику с летчиками эвакуировали дальше на восток.

Эвакуировали и совхозное имущество, угнали скот, увезли сельхозтехнику. Закрывались все учреждения. Но в эвакуацию уехали немногие, в основном руководители хозяйств и их семьи. В поселке появилось много беженцев из занятых немцами областей.

В Артемовске оставалась с двумя детьми моя тетя Клава, родная сестра мамы. Старшей ее дочери, моей двоюродной сестре Майе, было 9 лет, а младшему Володе – 4,5 года, как и мне, мы с ним одного года рождения, только он старше меня на 3 месяца. Их отец, Шишко Степан Иванович, находился в это время в городе Сталино. Он работал инструктором Сталинского обкома партии. Недавно его перевели на эту работу из Артемовского горкома партии. Накануне он получил двухкомнатную квартиру в доме для работников обкома партии и собирался перевезти туда свою семью. Но началась война, и Степан Иванович записался добровольцем на фронт.

Обеспокоенный тем, что семья его оставалась на территории надвигающейся немецкой оккупации, он оформил документы на эвакуацию семьи и ордер на получение денежного пособия на них.

По просьбе тети Клавы Степан Иванович оформил эвакуационные документы и на нашу семью. Он принес маме удостоверение и сказал, чтобы она быстро нас всех собирала в дорогу. Удостоверение было от 10.11.1941 года. В нем значилось:

Предъявитель сего тов. Шишко, жена инструктора Сталинского Обкома партии, при ней семья:

Дочь Майя Степановна 1932 г.р.

Сын Владимир Степанович 1936 г.р.

Мать Заварзина Анна Алексеевна

Сестра Заварзина Тамара Федоровна 1908 г.р.

Дочь Заварзина Эмилия Викторовна 1936 г.р.

Сын Якубенко Валерий Владимирович 1941 г.р.

Следуют по линии фронта по эвакуации.

Мама в эвакуацию уезжать отказалась. Сказала: «Что будет, то и будет, останемся все здесь дома. Куда я поеду с полугодовалым ребенком, 5-летней дочерью и престарелой матерью? В дороге нас могут разбомбить». Так мы и остались встречать свою судьбу дома.

Степан Иванович приехал в Артемовск, чтобы проводить семью до железнодорожного вокзала. На вокзале он посадил тетю Клаву и детей в эшелонный вагон – теплушку. Там находилось много других семей, эвакуировавшихся из города. Тетя Клава взяла с собой самое необходимое в дорогу: продукты, теплую одежду и обувь. Степан Иванович переночевал с семьей в ожидании отправления поезда. При расставании плакали. Но Степан Иванович был оптимист, успокаивал жену и говорил, что скоро мы разобьем фашистов и он заберет семью обратно. Еще дома он достал карту и, начертив крест, где была обозначена Германия, сказал: «Скоро Германии будет конец. Победа будет за советским народом».

Семья ехала в Узбекистан около трех месяцев с остановками. Когда эшелон проезжал через город Сталинград, в два задних вагона попали фугасные бомбы и эшелон остановился. Были погибшие и раненые. Создалась паника. Через два часа отсоединили разбитые вагоны, и эшелон двинулся дальше. Так ехали 2,5 месяца с остановками до Узбекской Республики. Наманган, поселок Тюрокурган. Там беженцев распределили по баракам, где жили узбеки. Жизнь была очень трудной. Первое время питались продуктами, купленными на деньги, которые дал семье отец. Майя не училась. По норме все эвакуационные получали по 1 лепешке в день, овощные супы, крупы джугара (белое зерно), маш (меленькая зеленая фасоль). Взрослым дали работу при совхозе – сбор хлопка и созревшего мака.

Тетя Клава устроилась работать учительницей в школе, в специальных классах для эвакуированных детей. Учились не по классам, а все вместе. Затем для эвакуированных открыли столовую и выдавали паек. Люди приходили с котелками и получали порцию супа и лепешку. Кормили один раз – в обед. Люди покупали у узбеков фрукты, курагу, крупы.

Климат был тропический, многие не переносили его и заболевали тропической малярией, переносчиком которой был комар Anophelis (самка), плазмодий. Спорозоиды комаров проникают через кровь в печень. Много людей умерло, особенно школьников. Семья тети Клавы тоже заболела тропической малярией. У детей были тяжелые приступы малярии. Температура доходила до 40 градусов, трясла лихорадка, были явления психоза (бред до потери сознания). В медпункте, куда обращались эвакуированные, назначали акрихин и хинидин (препарат из коры хинного дерева).

Водилось много разных и других болезнетворных насекомых, например, пауки тарантулы и скорпионы, от укуса которых многие быстро погибали. Погибших закапывали в землю без гробов, и собаки растаскивали трупы. Это было ужасное зрелище.

Бомбежка дошла и до Горловки. Репродуктор то и дело вещал: «Воздушная тревога! Воздушная тревога! Всем проходить в бомбоубежище!» А ближайшее бомбоубежище было одно на большую площадь. Мама не знала, сколько человек оно вмещает, и, когда объявляли воздушную тревогу, она забирала бабушку, меня с Валеркой и бежала в поле прятаться в кукурузу. Кукуруза к тому времени выросла очень высокая и могла укрывать людей. Кроме того, кукурузное поле было недалеко, можно было успеть до него добежать. Немцы бомбили в основном фабрики, заводы, шахты. Шахту «Комсомолец» взорвали наши при отступлении. Взорвали мельницу, элеватор, железную дорогу.

Элеватор горел несколько дней, он находился в соседнем поселке Кутейниково. Это было очень большое здание, специально построенное под зерно последнего небывалого урожая. Когда стены рухнули, люди бросились собирать уцелевшее зерно. Многим это спасло жизнь. Люди мастерили ручные мельницы, чтобы молоть зерно. К этому поселку тянулись людские потоки. Голодные люди меняли вещи на горелую пшеницу и кукурузу.

В школу попала бомба, и она сгорела. Дядя Леня и тетя Нила смогли приехать только в конце сентября. Поезда шли загруженные различным инвентарем, оборудованием для военной техники, различной продукцией для фронта.

Люди забирались на крыши вагонов и так ехали до нужной станции или спрыгивали на ходу поезда. Поезда, перегруженные, шли медленно. После приезда дядя Леня и тетя Нила сразу же занялись поисками какой-либо квартиры, чтобы переселить семью из коммунального жилищного кооператива. Ходили по всему руднику. Много было брошенных домов, в один дом хотели уже совсем было вселиться, но почему-то дядя Леня заколебался, там не было погреба. И хорошо, что не вселились, через несколько дней в этот дом упала бомба, и он сгорел.

Через несколько дней поисков обнаружили одноэтажный дом из четырех- и двухкомнатных квартир с кухней и погребом. Каждая квартира через крыльцо выходила во двор с палисадником, отгороженным низеньким забором. Дом стоял через дорогу напротив шахты. Шахта не работала, была взорвана нашими отступающими войсками.

Вокруг шахты была разбросана куча угля, а позади высился огромный террикон из угольной породы. В доме был погреб. Это главное, что хотел иметь дядя Леня для нашей семьи.

После переезда в новый дом дядя Леня занялся перевозом овощей с огорода. Вдвоем с тетей Нилой они собрали кукурузу, подсолнухи, выкопали картошку и на тачке по нескольку раз перевозили в дом собранный урожай. Особенно хорошо удалась кукуруза. Все продукты уложили в вычищенный и побеленный гашеной известью погреб. Силос от кукурузы и подсолнуха высушивали и складывали на чердаке сарая. Дядя Леня хотел купить или выменять на хуторе двух коз, чтобы поить нас молоком.

В 25 км от нашего рудника находился химический завод «Фенольный». Что там производилось, никто не знал, но вокруг было много хуторов, и люди ездили туда за продуктами даже под бомбежками. Немцы завод бомбить не хотели, а бомбы сыпали на большой поток людей с тачками и колясками, которые двигались в двух противоположных направлениях. Мама с тетей Нилой ездила туда менять все, что осталось от довоенной жизни: ложки, вилки, ножи, посуду, отрезы на платья и пальто, что дарил ей мой отец.

Дядя Леня периодически нанимался на поденные работы для получения продовольственных карточек. С нами, детьми, оставалась бабушка, Анна Алексеевна. Валерий рос крепким, упитанным, с налитыми щеками. Ел все подряд, ползал по комнатам очень быстро и тащил в рот все, что попадалось. Бабушка следила в основном за Валерием, чтобы он куда-нибудь не влез. Ей было 70 лет, она недоедала и была слабой, но прирожденная жажда деятельности помогал ей быть всегда чистоплотной, и эту привычку она воспитывала в нас. Водопровода не было, мама натаскивала воду из ближайшего хутора, к которому нужно было идти 1 км от дома. Там протекала из трубы ключевая вода, мама набирала воду и несла домой на коромысле, хватало почти на два дня.

Однажды во время поездки за продуктами немцы усиленно бомбили, и бомба разорвалась совсем близко. Мама с тетей Нилой погибли бы в эту поездку, но Господь сохранил их и небольшую поклажу, которую они везли.

* * *

Несколько дней в поселке было безвластие. Советские войска уже отступили, а немцы еще не пришли. В октябре 1941 года немецкие войска вошли в город Сталино, а затем и в Горловку. После этого бомбежки прекратились, и жизнь замерла в ожидании неизвестных событий.

В поселке появилось много беженцев из занятых фашистами областей. По полям и огородам на руднике бродил бесхозный скот: коровы, овцы, козы, свиньи. Хозяева их либо погибли под бомбежками, либо они потерялись. Люди вылавливали себе скотину, чтобы как-то прокормиться. Дядя Леня тоже пригнал к дому двух коз.

Благодаря тому, что у нас была кукуруза и две козы, мы не очень голодали. Бабушка варила кукурузу, промалывала ее на мясорубке, доила коз, и на завтрак у нас был стакан кукурузы с молоком. Мама часто ездила на хутора, меняла, что могла, на продукты. Бабушка меня далеко от двора не отпускала, и я не помню немцев, не видела их до отступления. Помню только, соседи говорили, что на базарной площади повесили партизана. На хутора немцы набегали, отнимая у людей кур, свиней, хлеб и другие продукты. У нас в поселке всего этого почти не было у людей.

Однажды у нас пропала коза, соседка водила ее пасти вместе со своей, и так случилось, что она не уследила и наша коза исчезла. Для нас это была катастрофа: брат подрастал, и ему надо было все больше молока, но найти козу нам не удалось, а приобрести другую у нас не было возможности.

Некоторые из местного населения приветствовали захватчиков и старались всячески им угождать. Среди них были полицаи, назначенные немцами. Кроме немцев, по улицам Сталино и Горловки маршировали строем румыны и итальянцы. Поскольку шахты и многие заводы не работали, немцев наша территория мало интересовала, и они в этих краях реже бывали.

Немецкая комендатура располагалась в одном из административных зданий в городе Сталино в 45 км от нашей шахты «Комсомолец». Возле входа стояли часовые, а над входом свисали два огромных знамени со свастикой. Немцы начали наводить свой «новый порядок». Расклеивали на русском и немецком языках на стенах домов объявления, в которых сообщалось, что за каждое нарушение приказа полагался расстрел. Жители с наступлением темноты оставались дома. Окна маскировали. Все взрослое население выходило на работу туда, куда укажут фашисты. Женщины работали в садах и на огородах. Зимой молодежь гоняли на очистку дороги вдоль железнодорожного полотна бесплатно, но зимой немцы давали паек – булку хлеба и немного сахара. Оборудовали бойни и колбасные цеха. Скот на мясо и колбасу отбирали у жителей.

Летом 1942 года жителям раздали участки земли и заставили ее вручную обрабатывать. Почти весь полученный урожай нужно было сдавать в комендатуру. На оккупированных территориях деньги не имели большого значения, преобладал натуральный обмен. Дорогой бостоновый костюм стоил полмешка картошки. Особенно ценились продукты, на втором месте были одежда и обувь.