Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви

Вскоре они поженились и уехали в город Сталино (ныне Донецк), куда направили работать дядю Леню. Дядя Леня учился заочно без отрыва от производства в педагогическом институте и, окончив его, поступил работать в школу, преподавал физику и математику. Жилье они снимали, жили в отдельном частном домике с двумя маленькими комнатками и небольшим двориком. Хозяйка жила рядом. Тетя Нила с детства была приучена ко всему, умела хорошо готовить, стирать, гладить, убирать, шить, вышивать.

Они очень любили детей, и тетя Нила часто нянчила племянников, хотя хотела иметь своих детей.

* * *

Не прошло и года совместной жизни, как тетя Нила забеременела, очень обрадовалась, мечтала родить сына или дочку.

Однажды ночью у нее появились сильные боли внизу живота, закружилась голова, возникла слабость. Вызвали скорую помощь и отвезли ее в больницу. Оказалась внематочная беременность.

Внематочная беременность, или несвоеместная эктопическая, – это когда оплодотворенная яйцеклетка имплантируется не в полости матки, а где-либо в другом месте, откуда нет естественного выхода для рождения плода. Внематочная беременность чаще развивается в маточной трубе. Причины ее бывают разные: результат воспалительного процесса, эндометриоз, туберкулез труб, опухоли яичников, труб, нарушение развития половой системы при сильных психических потрясениях.

Но чаще всего – это воспалительные заболевания придатков матки. Из-за отека слизистой оболочки образуется склеивание ее складок, в результате чего появляются механические препятствия движению яйцеклетки по трубе. Плод развивается не позже 5–6 недельного срока, а затем труба разрывается.

Плод у тети Нилы застрял в правой маточной трубе. Трубу иссекли и удалили. Обычно после этого осматривают вторую трубу и яичник, которые, как правило, при отсутствии патологических изменений оставляются. Но по непонятным причинам врач одновременно перевязала и левую трубу, чтобы не было беременности. Обычно удаление второй трубы показано лишь при наличии в ней второго плодного яйца.

Тетя Нила ничего об этом не знала, вначале ей не сказали, у нее не спросили. Так и осталась она на всю жизнь бездетной.

Как она потом рассказывала, причиной внематочной беременности был воспалительный процесс в правом придатке. Она всегда плохо одевалась и часто простуживалась. Но почему перевязали здоровую трубу, она недоумевала. В народе тогда ходил слух о каком-то якобы вредительстве среди некоторых медицинских работников, и тетя Нила в это поверила.

Несмотря на то что у нее не было детей, жили они с дядей Леней дружно, любили друг друга, никогда не ссорились. Всю свою заботу тетя Нила перенесла на мужа. Он уходил на работу всегда в свежей сорочке, отутюженных брюках, вычищенных ботинках. Он никогда не знал, где у него находятся носовые платки, носки. Все это она ему при надобности подавала. А когда тетя Нила болела и ей приходилось лечь в больницу, дядя Леня терялся, но заставлял себя выполнять домашнюю работу. Приносил дрова, топил печку, готовил еду, убирал за собой. Как-то, в одну из поездок в город Сталино, дядя Леня познакомился с Иваном Константиновичем Якубенко, который работал бухгалтером на заводе Боссэ и там же неподалеку жил в своем отдельном домике. Они подружились. Дядя Леня бывал у Ивана Константиновича дома, познакомился с его женой, Еленой Павловной. Это была властная женщина, она подавляла своим настойчивым характером тихого и смиренного мужа. Было у них двое сыновей – Николай и Владимир.

Узнав, что сестра дяди Лени работает на шахте «Комсомолец» учительницей, Елена Павловна всплеснула руками:

– Там же работает и наш сын Владимир, тоже учитель 11-й школы. Возможно, они и знакомы.

* * *

Да, мама и Владимир Якубенко работали в одной школе уже 2 года и были хорошо знакомы. Мало того, Владимир всячески старался ухаживать за мамой. То домой ее проводит, то прогуляется со мной, а иногда принесет ей цветы и конфеты. Мама отвергала его ухаживания, говорила, что у нее есть муж, и она его ждет.

– Но ведь он вряд ли вернется! – убеждал ее Владимир.

– Вернется, не вернется, а я его люблю и другого любить не смогу, – отвечала мама.

Владимир молчал. Какое-то время не появлялся, но потом подходил, снова и снова возобновлял разговор о том, чтобы им быть вместе.

– Выходи за меня замуж, Тамара. Я тебя люблю, – однажды выдохнул Владимир.

– Да как я могу выйти за тебя, я же не разведенная!

– Это можно устроить, у меня есть знакомые в ЗАГСе, только согласись!

– Но у меня еще и маленькая дочка, – сопротивлялась мама.

– Я буду любить дочку, как свою, – умолял Владимир.

– Нет, нет, нет!

Какое-то долгое время, может быть, с полгода, они не виделись. Работали в разные смены и на разных территориях. Кроме того, у Владимира был отпуск, и он уезжал к родителям в город Сталино.

Знакомые уговаривали маму выйти замуж за Владимира, объясняя это тем, что ей легче будет жить, да и у «органов» она не будет на виду, перейдет под другую фамилию. Мама об этом и слышать не хотела. Говорила: «Как можно выходить замуж без развода, при живом муже?» «Но тебя легко разведут, если захочешь, сейчас это просто делается», – настаивали сотрудники. Раньше всем, у кого мужья в заключении, даже предлагали развод.

Мама заколебалась. Любви к Владимиру она не испытывала, но как человек он ей нравился. Цельный, порядочный, трезвый. Вокруг него было много молодых, свободных женщин, а он выбрал ее, старше на 4 года, замужнюю, с ребенком. Но как же Виктор? Может быть, он вернется, а она с другим, как же тогда? Виктор написал, что, наверное, не вернется, что будет дальше, неизвестно, а жизнь идет – и очень трудная жизнь. У нее нет защитника, нет никакой опоры, да и посоветоваться не с кем. Фатовых теперь нет, да и не знает она, где они. Бывшие друзья остались там, откуда она переехала. Мама ее, Анна Алексеевна, говорила, что по этому очень судьбоносному вопросу совет дать не может: «Решай сама, как тебе сердце подсказывает и разум». В таких раздвоенных мыслях и сомнениях она пребывала долгое время.

Владимир приехал в разгар лета и сразу появился у мамы с большим букетом цветов.

– Все, больше я ждать не могу. Я люблю тебя, очень скучал и понял, что нам нужно быть вместе!

Мама молчала и была в смятении.

– Завтра я приду к тебе. А ты приготовь паспорт и свидетельство о браке, – сказал Владимир и ушел.

Мама понимала, что она может переступить порог дозволенного, некую неосознанно ощущаемую нравственную черту. Она это не только понимала, но и чувствовала, так как очень любила Виктора, моего отца. Вспоминала первое с ним знакомство, встречи, внимание и заботу к ней с его стороны, со стороны его доброй, умной матери. Как он носил к морю каждое утро больную дочку и благодаря ему девочка выздоровела и уже начинала говорить слово «папа». Он был счастлив, пел ей песни, играл на скрипке колыбельную Моцарта:

Спи, моя радость, усни,

Глазки скорее сомкни…

Дочка не хотела засыпать, вставала в кроватке и тянулась ручонками к отцу, а он пел и играл до тех пор, пока она не закрывала глазки.

И потом вдруг, неожиданно, в их квартиру вторглись страшные, мрачные люди в черных кожаных куртках. Они перерыли все книги, все рукописи его. Нашли эти троцкистские статьи и брошюры, что-то кричали оскорбительное. А потом увели его в темную, непроглядную осеннюю ночь.

Мать, Надежда Ивановна, стояла на пороге дома в наброшенном на плечи халате, расстроенная, и плакала. Мама даже плакать не могла, она ничего не понимала. Что это все значит? Надолго ли ушел муж? Ночь. Безмолвие. Слышен только шум колес отъезжающего черного ЗИМа. Туманная и луговая сырость. На западе у горизонта вставала темно-лиловая опара туч. Посредине над землей ярко высвечивался Млечный Путь. Сорвалась и стремительно скатилась к горизонту падучая звезда.

Растерянная мама вошла в дом. В кроватке плакала разбуженная шумом дочка. Мама взяла ее на руки, подошла к свекрови, но слов утешения не смогла найти. Потом ходила в прокуратуру к следователю. В школе ее не трогали: такие случаи, как у нее, уже часто повторялись, да и как преподаватель она была на хорошем счету.

Теперь, вспомнив все это, она достала портрет мужа, моего отца, поставила его перед собой и расплакалась:

«Прости, дорогой мой, я не предаю тебя, мне просто очень трудно жить, я могу не выжить. Если мы с тобой встретимся, я тебе все-все расскажу, и ты поймешь меня, поймешь, что я иначе не могла поступить, и простишь меня».

Утром пришел Владимир, взял ее свидетельство о браке с Виктором и быстро ушел. «Что теперь будет со мной? – думала мама. – Простится ли мне этот грех?»

Мама была комсомолка и в Бога не верила. В школе и в институте ее учили, что религия – это дурман для народа. Но где-то в глубине своей беспокойной души, она каким-то шестым чувством ощущала, что все это не так и что человек может быть наказан за несправедливые поступки Высшим судом.

Любовь к музыке я унаследовала от отца. Эту фотографию с шутливой подписью он подарил моему дяде Леониду Федоровичу Заварзину

Анна Алексеевна, моя бабушка, ничего не могла ей посоветовать, у нее все в жизни было иначе, в семье все было стабильно. Стабильна была и суровая жизнь в бедности и в болезнях, из-за которых умерло у нее много детей. Но теперь ей было многое непонятно в этот безнравственный, безбожный век. Вокруг поступали все, как кому угодно. Может быть, Тамара будет счастлива, и бог простит ее?

На следующее утро Владимир пришел с большим букетом алых роз и большой коробкой.

– Открой коробку и быстро переодевайся, – сказал он, загадочно улыбаясь.

Мама открыла коробку и вытащила оттуда платье из жоржета небесно-голубого цвета с разбросанными по нему стеблями белых ландышей. Мама засмотрелась на такую красоту. Впервые у нее такое красивое платье. Она надела его, взяла из букета семь красных роз и пошла с Владимиром в неведомое будущее.

Глава 2. Отчим

Владимир был счастлив. После двух лет беспокойства и тревог наконец любимая женщина была с ним. Его мало беспокоило то, что он разорвал ее брачное свидетельство с Виктором. Главное, что он получил новое, свое свидетельство, о том, что она – Тамара Заварзина – стала теперь Тамарой Якубенко. Его только смущало, что Тамара не говорила ему о любви, и вспоминал, как однажды она даже сказала ему, что не любит его, а любит своего Виктора. От этих воспоминаний он мрачнел и какое-то время ходил грустный. Но Владимир был оптимистом и не давал себе подолгу тосковать, отгонял тревожные мысли и утешал себя тем, что он постарается сделать все от него зависящее, чтобы Тамара его полюбила и была счастлива с ним. Он помогал ей во всем, ходил на рынок, покупал продукты, много гулял с дочкой. А однажды он взял девочку, уехал с ней в город Горловку и провел там весь день: катался с ней на качелях, водил ее в цирк и покупал ей фруктовое мороженое, чем вызвал у нее восторг. Когда они вернулись вечером домой, она, счастливая, бросилась к матери и стала ей рассказывать о своем путешествии скороговоркой, перебегая с одного впечатления на другое. Она стала называть его папой.

Лето стояло жаркое, сухое, вокруг сплошные степные равнины, на которых высоко поднимались пирамиды угольных терриконов.

Правительство раздавало населению земельные участки под огороды. Учителям тоже выделяли такие участки, и мама получила небольшой кусок земли. Владимир помог вскопать огород, и они засадили его кукурузой, картофелем и подсолнухами. Немного посадили свеклы и моркови.

Мама постепенно успокаивалась. У нее прошло очередное обострение экземы, которое всегда возникало при нервном перенапряжении. Она себя чувствовала увереннее с Владимиром, прошел страх и растерянность. Только Виктора, моего отца, она не могла забыть, часто вспоминала его, когда оставалась одна, и все думала, думала о его такой тяжелой, жуткой судьбе. За что судьба так несправедлива к нему, доброму, ласковому, очень талантливому человеку. Он был инженер-мелиоратор, написал половину диссертации об осушении заболоченных земель с помощью березовых и эвкалиптовых насаждений. Это было актуально, так как в тех землях развивалась масса малярийных комаров. Он прекрасно играл на скрипке, любил произведения Баха, Моцарта, Вивальди, Паганини, Чайковского. У него, кроме большой библиотеки русских и иностранных классиков, была еще и большая фонотека. Были пластинки с записями великих исполнителей, таких как Александр Пирогов, Евгения Смоленская, Надежда Обухова, Ирина Масленникова, Леонид Собинов, Федор Шаляпин, Елизавета Шумская, Иван Козловский, Сергей Лемешев, Алексей Иванов.

Они исполняли главные партии в операх «Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Пиковая дама», «Русалка», «Риголетто», «Травиата», «Фиалка Монмарта». Пластинки мама сохранила вместе с патефоном, и они дали толчок моему музыкальному развитию. Отец был талантливым художником, умел подбирать нужные качественные краски, которые сохраняли картины надолго. У мамы остались три его копии в уменьшенном варианте: «Море» Айвазовского, «Ночь над Днепром» и «Мельницы на берегу реки. Украина» Куинджи, списанные с почтовых открыток. И теперь так резко оборвалась его творческая многогранная деятельность.

«Конечно, и сам Виктор был немного виноват, – думала мама. – Собирал у себя компанию друзей, любивших выпить. Они вели опасные разговоры, были недовольны политикой Сталина, читали Троцкого. Неосторожный был он. Что теперь с ним будет? Вернется он или нет? Только бы остался жив!»

А как можно выжить в тех условиях, где зимой бывают морозы до 40 градусов? Как хочется узнать о нем, о его здоровье. Но как? Она боялась. Ей постоянно напоминали о сосланных семьях вслед за репрессированными мужьями. Но теперь она носила другую фамилию, к которой никак не могла привыкнуть. Однажды мама рискнула поехать проведать свою свекровь, Надежду Ивановну (мою бабушку) в Артемовск. Но съездила неудачно. Надежды Ивановны не оказалось дома. Соседи сказали, что она куда-то уехала, а когда вернется – неизвестно! Уже несколько дней как ее нет. Так мама и вернулась домой печальная, не встретившись с Надеждой Ивановной и не узнав от нее ничего нового о моем отце.

В августе на мой день рождения пришла открытка от Юрия Ивановича. На открытке изображен букет цветов и на оборотной стороне надпись:

На долгую память Эммочке от дяди Юры. Вырастешь большая, вспомнишь нас и свои детские годы.

Горловский район, шахта «Комсомолец»,

Ул. Стаханова, дом № 11

Заварзиной Эммочке, лично.

12.08.1940 год.

Эту открытку я сохранила на всю жизнь, как и открытку Айвазовского, с которой отец написал картину и которая висит у меня сейчас на стене.

Больше о Юрии Ивановиче и его жене не было слышно ничего. Что с ними случилось, куда они делись, осталось неизвестно.

* * *

Наступила осень. На тополях листья окрасились желтым цветом увядания. С шелестом падали сухие листья на землю. Крикливым косяком летели в голубом небе стаи гусей, мертвенно лежала трава. По утрам степь покрывалась голубоватой дымкой. В вышине стремительно неслись на запад свинцово-серые тучи. Ветер кружил столбы пыли. Разметанные ветром тучи скапливались снова. Ветер нес горькую пыль, почти до самой земли пригибались головки подсолнухов.

Учителя приступили к работе в школе. Мама вела уроки по математике в две смены – выходило больше, чем на ставку. Бабушка, Анна Алексеевна, занималась обедами и следила за мной. У меня была большая кукла, ростом почти с меня, ее прислала мне ко дню рождения бабушка, Надежда Ивановна. Куклу мы назвали Майей, как мою двоюродную сестру. Я укутывала куклу в разноцветные лоскуты и укачивала ее на руках, что-то напевая.

Бабушка была еще крепкой, жилистой, худенькой, с пышными, совершенно белыми, не похожими на седые, волосами. Она трудилась целый день, была очень чистоплотной, ежедневно протирала пыль на подоконниках, на кожаном диване с высокой спинкой и полочкой под продолговатым зеркалом, протирала пол в комнате.

Отчим перевез из общежития, где он жил, свою кровать и чемодан с одеждой, и в комнате стало немного теснее. Платяной шкаф перегородил комнату на две части, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.

Семья наша жила дружно, в мире, любви и взаимоуважении. В комнате еще жила большая серая кошка с зелеными глазами, очень ласковая. Я любила ее гладить, а бабушка каждый раз следила за этим и заставляла меня мыть руки после каждого поглаживания кошки. Так я была приучена на всю жизнь мыть руки после вхождения в дом с улицы, после прикосновения к кошке.

Приближалась зима. Заканчивался 1940 год. На земле, на крышах домов ослепительно белел снег, сверкал голубой иней, отливал под лучами закатного солнца. Раскинулась бескрайняя, заснеженная, сугробистая степь. Только издали виднелись усыпанные снегом горы шахтных терриконов. По черному небу ветер гнал на юг сплошные, кустистые тучи. Редко вспыхивала на миг желтой искрой одинокая звезда, и снова степь окутывалась темнотой, уныло свистел ветер.

Новый год встретили вместе, в семье мамы.

Днем в школе устраивалась для детей большая елка с красивыми игрушками, гирляндами из цветной бумаги. А под елкой стояли больших размеров игрушечные Дед Мороз и Снегурочка. У Деда Мороза поблескивала белая шуба, а Снегурочка была в бледно-голубом полушубке с серебристыми блестками и белой шапочкой. Вокруг елки дети со взрослой воспитательницей, учительницей младших классов, вели хоровод и пели «В лесу родилась елочка». Потом раздавали подарки – вкусные медовые пряники, конфеты, мандарины и игрушки. Дети, счастливые, прыгали и шумели.