Читать книгу Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви (Эмилия Викторовна Углова) онлайн бесплатно на Bookz (6-ая страница книги)
bannerbanner
Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви
Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви
Оценить:

4

Полная версия:

Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви

В тылу боролись воины-патриоты: они производили оружие, боевую технику, снабжали фронт продовольствием и снаряжением. За годы войны доноры дали фронту 1 млн 700 тыс. литров крови. Это помогло спасти жизни сотням тысяч раненых.

В августе 1943 года шли тяжелые бои за Харьков. Наступление советских войск в районе Харькова все более усиливалось, город был освобожден, противник отступал. Москва салютовала доблестным воинам, освободившим крупнейший город Украины.

Затем начались бои за освобождение города Киев. После ожесточенного сражения под Полтавой в сентябре началось освобождение Донбасса.

Несмотря на поражение под Сталинградом, фашистская армия летом 1943 года была все еще мощной силой, способной к длительной вооруженной борьбе. Немцы сосредоточили огромные силы на Курском выступе, стремясь взять реванш за поражение под Сталинградом. 50 дней продолжалась величайшая битва наших войск с немецко-фашистскими. Красная армия разбила 30 отборных немецких дивизий, в том числе 7 танковых. Действие фронта контролировали Маршалы Советского Союза – Г. К. Жуков, А. М. Василевский. В июле разгорелось беспримерное в истории танковое сражение под Курском.

Враг проиграл это сражение. Победа под Курском сыграла огромную роль для всего хода войны и имела международное значение. Еще выше поднялся авторитет СССР. В газетах цитировали И. В. Сталина: «Если битва под Сталинградом предвещала закат немецко-фашистской армии, то битва под Курском поставила ее перед катастрофой». 6 августа президент Рузвельт писал Сталину: «Советский Союз может справедливо гордиться своими героическими победами». Черчилль в поздравлении назвал поражение нацистов под Курском «вехами на пути к окончательной победе». А. Варт, английский публицист, выразился более определенно: «Выиграв Курскую битву, СССР фактически выиграл войну».

К началу 1944 года обстановка на советско-германском фронте коренным образом изменилась. Боевая мощь Красной армии значительно возросла. Произошли гигантские сражения на Правобережной Украине, в результате вся эта территория и часть Молдавии были очищены от захватчиков.

В январе войска Ленинградского и Волховского фронтов начали победоносное наступление под Ленинградом и отбросили врага на сотни километров. Успехи Красной армии свидетельствовали о том, что она могла разгромить фашистскую Германию без помощи союзников. Понимая, что Красная армия может войти в Берлин самостоятельно, без их помощи, союзники наконец-то открыли второй фронт в Европе 6 июня 1944 года, и американские войска высадились на севере Франции.

Постепенно шло освобождение территории нашей страны от врагов. Освобождена была Белоруссия, Литва, Латвия, Выборг, Петрозаводск. Опасность для Ленинграда была ликвидирована.

В сентябре Финляндия разорвала отношения с Германией и вышла из войны. Вслед за Белоруссией освободили Львов, все западные области Украины и юго-восточные районы Польши. К концу 1944 года от вражеской оккупации была полностью освобождена территория СССР, восстановлена государственная граница СССР от Баренцева до Черного моря. Гитлеровская Германия лишилась почти всех своих союзников и оказалась в полной изоляции.

В газетах и по радио постоянно сообщалось о героических победах нашей Красной армии, об освобождении городов и сел от оккупации врага. Эти сообщения поднимали дух населения, укрепляли уверенность в приближающейся победе и скором окончании войны.

Постепенно восстанавливалась мирная жизнь, населению раздавалась земля для огородов, раздавались и семена овощных культур, чтобы хоть как-то люди могли подкармливать себя и свои семьи. Теплело. С юго-востока вливалась весна. Талая вода с каждым днем понемногу убывала. Оголялась земля, выставляя разбросанные повсюду прошлогодние листья. На тополях уже кое-где разворачивались почки. Все чаще слышался гомон прилетающих птиц.

В конце марта 1945 года приехал с фронта Николай (дядя Коля) – брат отчима Владимира. Он вернулся к себе домой еще в декабре из госпиталя, весь израненный. Воевал танкистом. Под Курском танки попали в огненный смерч. Из танка Николая бойцы вытащили в бессознательном состоянии, еле довезли до госпиталя. Ранение было в грудь (задело правое легкое), в глаз и левую ногу. Левый глаз потерял он сразу. Во время операции натянули его верхним веком и зашили. Нога была ранена пулей навылет, раздроблена до осколков средняя часть левой большеберцовой кости. Еще были ожоги плечевого пояса. Отлежавшись несколько месяцев в госпитале, он приехал домой к матери, которая совсем поседела от горя, не получая вестей от обоих сыновей. Дома он постепенно восстанавливался, только психика была сильно повреждена, ночами он часто кричал от кошмарных снов.

Дядя Коля приехал к нам истощенный, без одного глаза, с рубцами после ожогов, с остеомиелитом левой ноги, опираясь на палочку, он был мало похож на бывшего бойца. Постаревший, с наполовину седыми волосами, молодой еще мужчина был инвалидом. Война, если кого не убила, то покалечила, сделала глубоким инвалидом. Но, несмотря на множественные ранения, дядя Коля был бодр, шутил, рассказывал военные анекдоты и разные истории из своей трехлетней военной биографии.

Он сразу полюбил племянника, дал ему игрушечную винтовку и стал показывать, как надо стрелять и убивать фашистов. Валерий бегал за дядей Колей, не расставаясь с ним ни на минуту, спрашивал его обо всем, смеялся, будто чувствовал в нем свою родню.

Дядя Коля прожил у нас весь апрель, решив остаться до 5 мая, дня рождения Валерия. Ему исполнялось 4 года. В начале мая дни стояли солнечные и теплые.

Травы зеленели густо и темно, вершины их просвечивали на солнце, пырей жадно стремился вверх, вытягивая свою метелку. В один из солнечных дней решили обедать во дворе. Вынесли стол под дерево, разложили еду и, конечно, поставили бутылку водки. Дядя Коля пил одну стопку за другой и быстро хмелел.

Радио у нас молчало. И вдруг мы услышали радостный крик соседей, которые выбегали из домов и кричали: «Победа! Победа! Победа!» Мы вскочили и включили радио. Голос Левитана звучал торжественно: «Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена… Вечная слава погибшим героям…»

Дядя Коля, неуемный, подвижный, возбужденный, хмельной, влез на стол и, несмотря на увеченную ногу, стал отплясывать, опираясь на костыль, и тоже кричал: «Победа! Победа!» Валерий тоже лез на стол и топал на нем ногами. Вниз со стола полетели тарелки, сковородка, кастрюли. Мама и бабушка смотрели на них и смеялись и плакали.

– Теперь, наверное, вволю будет хлеба и сахара, – сказала бабушка.

Чай все еще пили с сахарином. Дядя Коля засобирался домой.

– Может быть, вернется Володя, или что-нибудь о нем узнаю, – сказал он, прощаясь с мамой.

В один из августовских дней мама решила собирать урожай на огороде, который был в пяти километрах от дома. Стояли теплые, безветренные дни. Лишь изредка в ясном небе проплывали белые пушистые облака. Жарко пригревало солнце.

Неожиданно приехал брат мамы – дядя Леня и нашел нас на огороде. Он привез буханку белого хлеба, сливочное масло и мед. Навсегда я запомнила, как мы резали куски пушистого белого хлеба, намазывали их маслом, а сверху поливали ароматным медом. На солнце мед переливался янтарем и волнистыми изгибами ложился на хлеб. Все мы зачарованно смотрели на эту красивую процедуру и, смакуя, откусывали по кусочку деликатесные бутерброды. Дядя Леня рассказал, что он приехал из дома, из города Сталино, что тетя Нила заболела и лежит в больнице, у нее обострилась бронхиальная астма, часто стали возникать приступы удушья, особенно ночью.

По совету профессора Болотова она курит сигареты, состоящие из двух трав в равных частях: багульник и мелкая жгучая крапива. Приступы надолго снимаются, но болезнь полностью не проходит.

– Это у нее на нервной почве, – говорил дядя Леня. – Она нервничает по всякому пустяку, и до сих пор не может успокоиться, что у нас нет детей. Но еще до того она часто простуживалась, часто у нее были бронхиты и воспаления легких. Мы подумываем о том, чтобы взять на воспитание племянника, кого-нибудь из детей ее сестер и братьев, или моих племянников. Жаль, что это будет на время. Но навсегда никто не отдаст.

Мама подумала о том, что, может быть, отдать им меня на год в третий класс: ей бы легче было хоть немного оставаться с матерью и маленьким сыном. Подумала, но ничего не сказала, постеснялась.

– Что слышно о Владимире? – спросил Леонид.

– Пока ничего. Не знаю, что и делать, сердце подсказывает недоброе, вестей от него нет с августа 1941 года. Сын растет, а отца еще не видел, мне так больно на него смотреть.

– Может, надо сделать запрос? – спросил Леонид.

– Но куда и кому, я не знаю.

– Ну хорошо. Я постараюсь узнать об этом, когда вернусь домой. Зайду к родителям Якубенко, повидаю Николая. Может, он что-нибудь знает? – сказал дядя Леня и заторопился уводить нас домой, так как надвигалась большая темная туча. В густо-синем небе поплыли раскиданные ветром облака. Небо заволокло тучами. Накрапывал мелкий, как сквозь сито, дождь.

* * *

Леонид Федорович Заварзин – родной брат мамы – был статный, красивый молодой мужчина (моложе мамы на 4 года), с темными вьющимися волосами, всегда подтянутый, гладко выбритый, аккуратный, всегда одет в чисто выглаженную рубашку и отутюженные со стрелками брюки.

Нила Васильевна (тетя Нила), несмотря на свою болезнь, очень внимательно ухаживала за мужем. У нее заранее были наглажены стопки сорочек, платков; вычищенные, выутюженные пиджаки и брюки. Когда дядя Леня выходил из дома, соседи смотрели ему вслед и любовались им. Единственное, что мешало чувствовать ему себя комфортно, это то, что с детства он был близорукий и зрение у него годами слабело. Очки он не всегда мог сменить и часто обходился без них, как только мог.

Для службы в армии до 1941 года он был признан негодным, но, когда началась война, призывали всех, невзирая на болезни. Добровольцем на фронт он не пошел из-за плохого зрения, да и помогать нужно было матери и сестре с двумя детьми.

Теперь, когда немцев прогнали, он уже больше боялся своих властей, они могли бы его арестовать за уклон от службы в рядах Красной армии. Фронту постоянно требовалось пополнение, поэтому дядя Леня временно скрывался где мог: ездил в поисках каких-нибудь продуктов. А теперь, когда тетя Нила была в больнице, он решил ненадолго съездить к матери и сестре (давно их не видел), привезти им что-нибудь из продуктов и уехать домой.

Мать, Анна Алексеевна, встретила дядю Леню со слезами, она очень беспокоилась о нем, когда он долго не приезжал. На потрепанном кожаном диване сидел четырехлетний Валерий и грыз кочан кукурузы. При входе дяди Лени Валерий с любопытством уставился на него, но уже через несколько минут они стали играть в прятки. Валерий показал ему оружие – подарок дяди Коли – и стал учить дядю стрелять в фашистов.

Дядя Леня видел бедную обстановку сестры, скромный обед: свекольный суп, пшенная каша и компот из слив, Валерию – молоко. Мяса не было. Мама, смущаясь, сказала брату:

– Я не ожидала, что ты приедешь, а то бы приготовила что-нибудь повкуснее: у нас есть лук, подсолнечное масло, яблоки.

– Да ладно, Тамара, я ко всему привык, и даже к голоду.

Подумав немного, дядя Леня начал издалека:

– Тамара, тебе, наверное, трудно с детьми и мамой. Где ты работаешь?

– Работаю в школе, получаю не много, 400 рублей, но нам часто дают продуктами: хлеб, крупы, иногда молоко. На рынке все дорого, но это временно. Война кончилась, и жизнь теперь улучшится.

– А как мама, как ее здоровье, наверное, трудно следить за детьми?

– Мама, конечно, ослабела из-за недостаточного питания. Все лучшие куски отдает Валерию. Эмма учится, ей тоже нужно лучше питаться, но я стараюсь, как могу, да и в школе каждый день дают бесплатные обеды: гороховый суп, картофельное пюре с подсолнечным маслом и компот из сухофруктов. Так что ничего, живем потихонечку.

– Тамара, а не могла бы ты отдать нам Эмму на год пожить, чтобы она у нас в третий класс пошла?

Мама оживилась, она уже об этом думала:

– Хорошо, я согласна на год. Думаю, что за этот год и у нас улучшится материальное положение.

Так и порешили. Мама отдала меня дяде Лене в город Сталино на жизнь и учебу в третьем классе.

Когда мы с дядей Леней приехали к нему домой, тетя Нила была уже дома, выписалась из больницы. Она нам очень обрадовалась, повела меня в маленькую комнатку, где стояли столик и кровать: «Здесь ты будешь жить».

На кровати с металлическими спинками и серебристыми шариками сидел плюшевый медвежонок в ожидании, что его возьмут на руки. Но я хотела куклу. Мою куклу Майю мама не дала мне с собой, чтобы я не отвлекалась от уроков. Но я сразу же смастерила сама себе куклу из ваты и лоскутков, сделав ей платье, укутав ее в цветной кусок ткани и укрепив нитками (шить я еще не могла).

Потом тетя Нила покормила нас вкусным обедом: щи зеленые из щавеля и крапивы со сметаной и яйцом, жаренная на кроличьем жире картошка, компот их свежих фруктов с очень вкусными коржиками.

Дядя Леня и тетя Нила жили на шахте «Провиданка», на окраине города Сталино. Своей квартиры они не имели и снимали небольшой флигель из двух комнат у хозяйки, которая жила одна в большом высоком деревянном доме. Дети ее со своими семьями жили в другом городе. Престарелая хозяйка собиралась умирать, часто об этом заговаривала с квартирантами. У нее болели ноги, и поэтому она редко выходила из дома. Она даже заказала себе гроб, большой, на ножках, выкрашенный черной краской и отлакированный, оббила его, как полагается, и держала на чердаке.

Двор был большой, с садом, в котором росло много вишневых, яблоневых и сливовых деревьев. Недалеко от флигеля стояли две клетки, в которых находились кролики. Мне нравилось их кормить капустными листьями и морковкой.

Училась я не очень хорошо, на тройки и четверки. Больше всего мне нравилась история. Учительница рассказывала о жизни первобытных людей, и мне это было очень интересно.

Я очень любила кино. Помню, нас повели на новый, только что вышедший в прокат кинофильм «Кащей Бессмертный» режиссера Александра Роу. Я была потрясена увиденным сказочным сюжетом на экране и несколько дней сидела на уроках, только и думая об этом фильме, вспоминала отдельные эпизоды и рисовала их на обложках тетрадей.

В третьем классе я была еще очень маленькой, играла в куклы, прежде чем готовить уроки. Я сделала себе куклу и мастерила ей платья, сидя у стола за уроками, а с куклой играла на коленях.

Однажды тетя Нила увидела, чем я занимаюсь, подошла, отобрала у меня куклу и сделала движение, как будто выбросила ее в печку (а на самом деле забросила ее на шкаф, я потом там нашла игрушку). Для меня этот эпизод был настоящей трагедией, я долго плакала и не хотела учить уроки.

После этого со мной был еще случай. Я отрезала у тети Нилы кусок ткани – замшевые заготовки для туфель, которые она хотела заказать себе в мастерской. Я хотела из этого куска замши сшить платье своей любимой кукле. Помню, я была строго наказана, меня долго не пускали в кино и на прогулки к подругам. В общем, для меня жизнь в этом году казалась не лучше заключения под стражу.

Тетя Нила была всегда раздражительная, неспокойная, и мне доставалось от ее окриков и наставлений. Видимо, болезнь с частыми осложнениями сказывалась на ее нервозности. При обострении бронхиальной астмы она курила травяные смеси или попадала в больницу.

Спокойный дядя Леня не вмешивался в мое воспитание. Он жалел меня, спокойным тихим голосом поучал меня, помогал учить уроки и говорил, что тетя Нила всегда права, что она добрая.

К началу четвертого учебного года я приехала домой. В это время мама получила извещение об отчиме, что он без вести пропал. Маме назначили за отчима материальную помощь – 11 тысяч рублей, и она написала его матери, Елене Павловне, чтобы разделить с ней полученные деньги.

Это было временным подспорьем, но все же у нас тогда появились продукты: кроме кукурузы, еще и сахар, сало, яйца. Бабушка, освободившись от домашних забот, садилась на крыльце на стул с высокой спинкой и читала повести Гоголя, напечатанные крупным шрифтом, с картинками.

Книга была уникальна по своим размерам и крупному шрифту. Бабушка читала без очков. Она сидела стройная, с копной белых однотонных седых волос, и все мимо проходящие смотрели и любовались ею.

В четвертом классе я училась хорошо, без троек, и моя учительница, Вера Кондратьевна, всегда меня хвалила.

В конце июня 1946 года к нам приехала из эвакуации (Узбекистана) тетя Клава с Майей и Володей. После похорон мужа, Степана Ивановича, тете Клаве было очень трудно с детьми, и она решила воспользоваться предложением мамы приехать к нам и жить вместе. На вокзале их встречал дядя Леня, помог добраться к нам на шахту «Комсомолец». Стоял жаркий, солнечный июльский день. Ветер лениво шевелил листья деревьев, обрывал белый пух с тополей. Легкие, почти невесомые хлопья медленно кружились в жарком воздухе и опускались на горячую землю. Под солнцем лежала золотистая бурая степь; под зноем от палящего солнца шли, возвращаясь домой, беженцы, шли медленно, поднимая песок и пыль.

Дядя Леня нес на руках моего двоюродного брата Володю. Исхудавший, желтолицый, страдающий от припадка малярии, Володя почти не мог идти сам. X-образные рахитичные ноги с трудом несли даже легкое исхудавшее тело. Майя была постарше и посильнее, молча несла свой рюкзак. У тети Клавы были отекшие ноги. Она шла медленно, с одышкой, часто останавливаясь. Мама знала по письму, что они придут утром (поезд ходил один раз в неделю), поэтому она ждала их к обеду. Уставшие, запыленные, разомлевшие гости сразу попросили воды попить и умыться.

Мама заранее нагрела бачок воды и стала по очереди их в корыте обливать водой, меняя каждый раз воду. Затем был обед, мама приготовила его из всего, что у нас было: мясной украинский борщ, котлеты с картофельным пюре и томатной подливкой, компот из свежих фруктов. По тому, как наши гости ели, было видно, что они долго голодали.


Мама с учениками


Для проживания мама предоставила тете Клаве с детьми большую комнату – зал, а мы устроились во второй комнате, поменьше, вчетвером: мама, бабушка, я и Валера. В нашей комнате была печка, которую мы топили, и она соединялась железными кольцами – покрытиями – со второй комнатой, откуда можно было готовить. Она же и отапливала обе комнаты через разделяющую их большую стену. Стену вокруг печки я часто белила мелом, смешанным с гашеной известью и кизяком (лошадиным или коровьим навозом).

Не прошло и двух недель, как у наших родственников начались приступы малярии. Их по очереди трясла лихорадка, температура тела поднималась до 40 градусов, но она сопровождалась резким ощущением холода, не хватало одеял, одежды, чтобы укрыть и согреть больных. Лихорадка часто сопровождалась явлениями психоза – следствие как самой малярийной лихорадки, так и от хинина, которым лечили больных. Очень долго, в течении нескольких лет, мучили больных рецидивы малярийной лихорадки и малярийного психоза.

В пятом классе я решила, что буду врачом. Недалеко от дома была поликлиника, мне нравилось смотреть на врачей в белых халатах.

Неожиданно из ссылки вернулся отец. Он был надломлен свалившимися на него бедами: жуткая трагедия с его матерью, разбитая семейная жизнь, сломившая его болезнь. Отец стал понемногу выпивать. Однажды он пошел провожать меня в школу, и по дороге рассказал много интересного, например, как по срезанному стволу дерева можно узнать, сколько ему лет. Предмет, который мне трудно давался, ботаника, стал для меня интересным и необходимым.

Глава 4. Молодость

Во время учебы в девятом классе я встретилась со своим будущим первым мужем – Владимиром. Он тоже учился в этой школе и в моем 9-м классе, но только в вечернее время. У меня заканчивались уроки, и, когда я выходила из класса, Владимир первый стоял у двери со своими одноклассниками, ожидая, когда можно войти в класс (в вечернюю смену после нас).

Математику у него преподавала моя мама. Часто он пропускал первый урок и шел меня провожать (я жила недалеко от школы).

6 марта 1953 года сообщили о смерти Сталина. Для нас это был удар. Отовсюду на улицах из громкоговорителей звучали симфонии Бородина, Калинникова.

Помню, нас вывели во двор школы на линейку, построили в шеренгу. Перед нами выступала завуч школы – Гущас Бронислава Станиславовна. Вся в слезах, рыдая, она зачитала нам обращение правительства к народу. Мы все плакали. Вечером (я училась во вторую смену) я шла домой и думала: «Что же теперь будет с нами, со страной? Как мы будем защищаться теперь от врагов?» Небо стемнело, усыпалось миллионами звезд, а я все шла и думала о нависшей над нами беде.

Весна вступала в свои права, погода становилась теплее, дни длиннее. Как-то я решила вымыть окна на первом этаже, где мы жили. Мимо проходил Владимир, остановился, позвал на свидание. Я возмутилась: «Как можно сейчас ходить на свидания, если в стране траур». Он ушел обиженный. Настроение у меня было грустное. В поселке, недалеко от стадиона, стояла небольшая деревянная церковь, и мне вдруг захотелось пойти в нее.

За неделю до Пасхи, в Вербное воскресенье, я впервые вошла в церковь. В воздухе чувствовалась свежесть и запах зелени; народ уже теснился, к середине пройти было трудно. Я протиснулась в боковой придел. Было очень душно, хотя были открыты все форточки. Служба шла долго, с хором, с завораживающими песнопениями.

Я чувствовала сквознячок, но выйти обратно не было возможности. Я простудилась. Вечером появилась температура, и я слегла надолго, на месяц. Болезнь затягивалась, на рентгеноскопии была выявлена пневмония. В больницу меня приходил навещать Владимир. Через месяц на рентгене нашли нерассасывающееся затемнение. Я готовилась поступать в институт, нужно было собирать документы, и я рыдала не из-за затянувшейся болезни, а из-за того, что у меня могут не принять документы в институт по состоянию здоровья.

Мама сделала для меня такую смесь: поровну мед, орехи, сок алоэ, яйца – все настаивалось на портвейне 8 дней, а затем я пила этот коктейль по одной столовой ложке 3 раза в день целый месяц. В общем, я выздоровела.

* * *

Владимир не переставал за мной ухаживать. Весна согревала землю, покрывала ее зеленым ковром, щебетали птицы, и у меня что-то пробуждалось внутри, растапливалось, оживали замерзшие струнки моего сердца, появилось желание любить. Мне было 17 лет.

Однажды вечером Владимир вызвал меня на свидание. В пустынной тишине недалеко от дома он встал передо мной на колени и сказал: «Не отталкивай меня, я весь твой навсегда». На меня это подействовало, как в рыцарском романе, и я согласилась с ним дружить. Тогда дружили, встречались, а о замужестве сразу не думали. Считали, что, по крайней мере, должно пройти не меньше года встреч. Мне до сих пор странно смотреть, как сейчас молодые люди, едва познакомившись, начинают совместную жизнь на правах мужа и жены, или, не разведясь в первом браке, живут в так называемом «гражданском» браке, не оформляя свои отношения ни юридически, ни церковно. Жаль, что святость супружеских отношений у нас не почитается.

Я понимала, что свидания могут отвлекать от подготовки к экзаменам, и у меня хватило ума не поддаваться своим чувствам, поэтому я уехала в Кишинев готовиться к поступлению в институт. В Кишиневе жили родственники тети Нилы. Я набрала с собой книг и поехала туда с дядей Леней и тетей Нилой. У дяди Лени летом был отпуск, и он каждое лето ездил в Кишинев и отдыхал у родственников тети Нилы в Ниспоренском районе, в селе Кристешты.

Кишинев – красивый зеленый город, летом весь утопает в зелени, климат теплый, мягкий, весна наступает рано, в марте температура сразу поднимается до 18–20 градусов, летом – до 28–30, а зимой – от –3 до –10 градусов; сильные морозы бывают редко.

Мне дядя Леня снял комнату неподалеку от медицинского института, на улице Ленина, от которой перпендикулярно спуску вниз находилась улица под смешным названием – Скулянская Рогатка. Комнату я снимала у пожилых супругов-молдаван – Михаила Георгиевича и Степаниды Григорьевны. Очень симпатичные люди. Степанида Григорьевна была деловая, активная женщина: занималась разведением кур и винограда (у нее был огород на окраине города). Михаил Георгиевич работал кузнецом на заводе и один раз в месяц напивался пьяным, когда получал заработную плату. Домой он приходил не сразу после работы, а через несколько часов, подгуляв с товарищами в заводском буфете. Придя домой, он сразу же набрасывался на жену и начинал ее бить, вспоминал все накопившиеся на нее обиды. Он очень ревновал ее, до смешного. А так, в остальные дни, он был очень смирный, тихо сидел на крыльце и покуривал. Очень он был похож на цыгана: темнокожий, с черными глазами, в черной широкополой шляпе. В эти будничные дни Степанида Григорьевна верховодила, бранила его, говорила, что он ленивый, не помогает ей по хозяйству, и вспоминала побои, которые он наносил ей в пьяном виде. У нее каждый раз от тех побоев были рассечены лоб или щека, и потом долго эти раны заживали.

bannerbanner