Зло обязано быть великолепным

«Неужели церковь решила искоренить свою же концепцию рабства? А вместе с ней и меня, изначально решив скормить своему чудищу. Не вышло, вот и вспомнили нелюбимую альтернативу. А могли бы и тихонько отпустить за такое шоу, я же так старалась!»

– Перстень? Выглядит довольно дорого, – произнёс брат.

– Достаточно солидно для такой фигуры, как вы, Михаэль.

– Да, будь это какая-то безделушка, я бы не мог носить её постоянно, вы правы. Благодарю. – Брат взял из рук святоши какое-то кольцо и натянул на свой палец. Сверкнул алый камень, похожий на зёрнышко граната. – Насчёт Ольгерта… Вы не могли бы что-то сделать с этим уродством на его лице?

– Можете вернуться в лазарет, и его там перебинтуют. Если заплатите достойную плату, то исцелят. Рабов редко лечат за дёшево.

«Хозяевам рабов по карману дорогое лечение. Они ведь деток от раба как щенков породистых продают. Настоящий бизнес».

Я поднялась на ноги, игнорируя лёгкое помутнение рассудка, и приблизилась к Михаэлю. Тот распрощался со служителем бога и вышел в коридор.

Молча мы дошли до лазарета, где брат усадил меня на койку и сам, совсем не аккуратно и очень даже больно, начал бинтовать ожог, даже не озаботившись нанесением мази.

– Ай! Больно… – тихо скулила я.

– Молчи и терпи. Я почти закончил, – шипел брат, пока я беззвучно глотала слёзы.

– Готово. Поднимайся, плакса. Мы уходим. – Мужчина встал и направился к двери. – Ну что ты там застыл?

Я медленно поднялась и, бросив взгляд на зеркало, в котором отражался бледный и измученный мужчина – я, пошла за братом. На свободу.

* * *

Свобода пахла конским навозом и мокрой псиной. Клубились тёмные облака, нависая над нами, будто бы желая обрушиться вниз; под ногами плоской брусчаткой выложен пол; по сторонам виднелся сочный зелёный сад – трава бывает такой только весной – и забор, массивный каменный забор высотой метра три. Вдали виднелись ворота со стражниками. Но мы направились не к ним, а в сторону пристройки. Там, кого-то заметив среди коней и повозок, Михаэль махнул рукой и пошёл к лавочке, находящейся в тени раскидистого дерева. Я последовала за ним, едва оторвавшись от любования лошадьми, каретами, цветущим парком и этими чудесными хмурыми облаками. Всё завораживало меня, голова не могла перестать крутиться. Это была жадность, жадность человека, обречённого на смерть. Жадность того, кто хотел свободы, хотел побыть вне четырёх стен, вне давления арены или с видом чуть лучше, чем из окна камеры. И вот теперь я могла любоваться курящим братом, бросающим на меня нечитаемые взгляды; следами навоза на земле и весной. Настоящей весной, случившейся в моей жизни.

– Ну и что ты лыбишься? Иди сюда и сядь. Раздражаешь.

Михаэль бросил окурок и прижал его ботинком. Я послушно засеменила к нему и плюхнулась рядом, вытягивая вперёд ноги.

– Брат, сегодня такой чудесный день, мне так нравится. Эти тучи, эта зелень…

– Идиот, в каком месте я тебя спрашивал, что тебе нравится?

– Ты спросил, почему я улыбаюсь, брат, – промурчала я.

Михаэль выдохнул и поднялся. Я незаметно – как истинная леди, не иначе – сплюнула кровь. К нам подъехала карета, запряженная тройкой чёрных лошадей. Они были большими и сильными, выделяясь среди себе подобных. Всё-таки семья Ольгерта была небедной. На карете виднелся герб семьи, к которой Ольгерт принадлежал теперь немного иначе. Хотя что это я. Истинный Ольгерт прохлаждается в аду – в ином положении тут только я.

Кучер спрыгнул на землю, желая открыть нам дверь, но Михаэль его остановил.

– Раб, а ты мне на что? Открой дверь и помоги забраться.

– Куда едем? – спросил кучер.

Я нахмурилась, но всё-таки подошла к карете. Дёрнула за ручку, отворяя дверь, и с немым вопросом распахнула путь внутрь.

– Домой. – Михаэль самодовольно улыбнулся, но заметив, что мне данное «унижение» как зайцу морковка, цыкнул и полез внутрь.

– А мне можно с тобой сидеть или лучше с кучером? – заглядывая внутрь, спросила я.

«В прошлой жизни мне хотелось иметь брата, который бы защитил случись что. Интересно, если я буду хорошей, мы поладим?»

– Залезай уже сюда.

Пожав плечами, я забралась в карету. Дверь за нами всё-таки закрыл кучер; щёлкнул замок. Я уселась на мягкий тёмный диванчик ближе к окну и облокотилась о спинку, наслаждаясь удобствами. Вообще, в жизни я видела карету только один раз и то в музее. Побыть в ней для меня было в новинку, и я была безмерно этому рада.

– Закрой шторы, – стоило нам двинуться, произнёс сидящий напротив Михаэль, заметив, что я, оглядев и ощупав всё, до чего могла дотянуться, уже во всю таращусь в окно.

– Зачем? Там такой вид красивый, брат, – нахмурилась я.

– Закрой и сядь подальше от окон, Ольгерт, – скрещивая руки и смотря на меня тяжёлым взглядом, потребовал мужчина. На его пальце сверкнуло кольцо, так и напоминая о моём месте в этом мире.

Я робко кивнула, плотно зашторивая окна, и уселась в самый центр. Мне и так многое позволили. Каюсь, думала, буду бежать за каретой до первого публичного дома, где меня и продадут. А вот нет – еду вместе с Михаэлем, причём в дом Ольгерта, а не на распродажу рабов.

Скрипнули ворота. Ещё полминуты было более-менее тихо, а потом до слуха стал доноситься гул разъярённой толпы. Множество голосов сливались воедино, не давая понять ни словечка. А после послышались удары о карету. Сначала что-то кидали, а после и вовсе начали шатать транспорт. Лошади жалобно ржали, но карета не останавливалась, не особо быстро петляя. Наконец, стали слышны отдельные слова:

– Смерть убийце!

– Да будет народная казнь!

– Он убил моего сына, сжёг мой дом, теперь я убью его брата и сожгу его живьём!

Меня проклинали, угрожали, унижали бесконечными криками. И я понимала, что они правы. Что Ольгерт действительно заслужил совсем не ту свободу, что досталась мне.

Я смотрела в пол, на свою новую обувь, на ноги брата и думала о том, что, приказывая зашторить окна, тот на самом деле позаботился обо мне. Что он подумал обо мне, человеке, сломавшим его жизнь. Я бы не смогла быть настолько сильной. Будь я на месте Михаэля, а дядя на моём, я бы вытащила дядю на крышу и дала людям выплеснуть на него свой гнев… Но брат Ольгерта был человеком лучшим, чем я. Хоть и вредил тому по малолетству знатно.

– Спасибо, что позаботился обо мне, – честно произнесла я, когда толпа рассосалась и мы наконец поехали быстрее.

У меня даже вышло чуть легче дышать, стоило толпе стихнуть. На арене впечатления от публики были другие. Там я не боялась, что ко мне кто-нибудь прыгнет и начнёт убивать. А вот здесь шанс того, что дверь выломают или подожгут, был намного выше.

– Хватит говорить слова для тебя не свойственные, меня от этого в дрожь бросает, придурошный.

Михаэль поморщился и закрыл глаза, как бы заканчивая этот глупый диалог. Я же пристально рассматривала расслабленную фигуру мужчины, который совсем меня не боялся.

«С придурошными нужно быть осторожнее, братик. Будь на моём месте оригинал, он мог бы что и натворить. Память Ольгерта даже без его души очень легко и непринуждённо прямо сейчас предлагает мне придушить родственника, забрать кольцо, угнать лошадь и скрыться в неизвестном направлении. Горящая огнём метка, кажется, против этой идеи. И я с ней согласна. Такого „подарка“ Михаэль не заслужил. Посмотрим, что там дома будет. Нужно дождаться, когда срок гиганта подойдёт к концу, и вернуть обратно магию. А после… если его смерть свяжут со мной, скроюсь, забрав немного ценностей, и постараюсь сделать так, чтобы меня не нашли и не убили за новое правонарушение. Да, планы, конечно, наполеоновские. И отнюдь не весёлые».

– Не могу ничего обещать, – скромно улыбнулась я.

А карета всё продолжала и продолжала везти нас в особняк бывшей семьи главного злодея современности.

Глава 9

Особняк, знакомый мне по воспоминаниям Ольгерта, создавал впечатление напыщенной скромности, то есть он был большим, но внешняя отделка разительно уступала внутреннему наполнению. Если фресок, лепнины и колонн в полной мере не было снаружи, то они обязательно находились внутри. Само здание построено с некой отсылкой на местное рококо, лишь только более мрачное, будто бы один из создателей желал вычурности, подвижности и света, в то время как второй стремился к тьме и минимализму. Так что снаружи это было весьма чудесное тёмно-синее здание, а внутри… Внутри глаза рябили от обилия деталей. Вроде как мама Ольгерта их просто обожала. Средний сын же никогда особого внимания на них не обращал, воспринимая как данность.

Карета остановилась, стоило проехать чудесный зелёный сад и добраться до главного входа. Брат разрешил расшторить окна, когда ему надоел мой пристальный взгляд, так что я во все глаза (во весь единственный здоровый глаз) любовалась открывшимися пейзажами. Мне даже не мешало то, что окончательно стемнело и электрических фонарей в этом мире ещё не завезли. Дверь кареты открыл дворецкий, помогая Михаэлю выйти к выстроившейся в ряд немногочисленной прислуге. Я знала, в этом месте работает куда больше людей.

– Мы вас ждали, господин, – поклонился дворецкий и косо взглянул на меня.

Я же спрыгнула на землю подле брата, ожидая дальнейших действий и параллельно рассматривая людей вокруг. Слуги были одеты в белые рубашки и чёрные брюки, причём и девушки, и мужчины; на некоторых висели серые фартуки, пара стояла в жилетах. Ощущение от этого приветствия было странное. Хоть слуги и выказывали своё уважение не мне, но внутри что-то дёргалось, и на мгновение можно было представить, что я английский лорд, приехавший в свою усадьбу, чтобы испить чаю, любуясь своим таким красивым садом, а после, в свете свечей, с важным видом писать письма до самого рассвета…

– С сегодняшнего дня Ольгерт более не является частью нашей семьи. Отныне он становится нашим с братом личным рабом. Если вам нужна его помощь, а он не занят нашими поручениями, смело нагружайте его чем вашей душе угодно. А пока найдите для него комнату и выдайте униформу, – сказал Михаэль прислуге, а затем обратился уже ко мне. – Ольгерт, мы с братом ждём тебя на ужине. Не забудь упасть в ноги Габриэлю и поблагодарить его за всю ту милость, что он тебе оказал.

Михаэль первым вошёл в дом и сразу же побрёл в сторону своего кабинета. Меня же грубо схватила за руку одна из новых слуг – старых тут уже не было, поменяли; только лишь дворецкий был прежним – и потащила в неизвестном направлении. Я видела презрительные взгляды остальных, но её – был совсем уж озлобленным. Когда мы дошли, служанка сказала:

– Твоя комната. Одежда уже внутри, раб.

Отпустив мою руку, девушка тотчас вытерла свою о фартук и указала на дверь в самом конце коридора. Память Ольгерта не припоминала, зачем там вообще была нужна дверь, но, стоило мне войти внутрь, всё встало на свои места. Небольшую комнату использовали как склад для инвентаря. По стенам тянулись стеллажи с мылом, тряпками, униформой, щётками, магическими камнями, вениками; в углу стояли швабры, вёдра, рулонами скатанные ковры, ненужная мелкая мебель вроде лампы на высокой ножке или потрёпанной табуретки. Всё, конечно, покрыто пылью и паутиной. Но больше, чем валяющийся посреди всего этого помятый спальный мешок – моё новое спальное место, я оценила стоящую прямо за ним громоздкую картину с изображением маленького Ольгерта. Это был масляный портрет, на котором пятилетний мальчишка застыл полубоком и гордо вздёрнул нос вверх. Его голубые глаза ярко сияли на бледном лице, а волосы мило кучерявились.

– А здесь уютно, – я не сдержала улыбки.

«Немного переставить шкафы, скоординировать инвентарь поплотнее, включить дополнительный свет, убрать пыль и грязь, и будет хорошо. Но для начала нужно бы переодеться в новую униформу. Лучше прийти на ужин первой, чем огрести от братьев за опоздание».

Выбрав одежду себе по размеру, я аккуратно сложила и спрятала ту, что была дана мне ранее. Покопавшись в хламе, вытащила из-за стеллажа треснутое зеркало в человеческий рост и внимательно себя осмотрела.

«Когда рана на лице заживёт, буду писаным красавцем, не иначе».

– Надо бы всё-таки сначала навестить дедушку-лекаря.

Не все аристократы нанимают личных лекарей, но эта семья была именно той, что и прислугу, и хозяев всегда проверяет на предмет разных болячек. Бзик матери, который лишь укрепился, стоило родиться младшему брату Ольгерта. Хоть лекарь и владел магией лишь на самую малость (её хватало только на лечение мелких ран), как врач он был ценен и дорог.

Боязно ходить по чужому дому ещё и неуютно видеть его в своих воспоминаниях в чуть других красках. Но ждать, когда моё новое лицо загноится, я не хотела. Так что, не давая себе и шанса на отступление, крадучись добралась до дедули. Ольгерт редко навещал старика, да и тот всегда был холоден с парнем, так что увидеть недовольное лицо старого мужчины было для меня ожидаемой реакцией.

– Что?.. Я думал, ты помер. Что забыл здесь дьявол-губитель?

Дедок вскочил из-за стола, за которым до того молол в ступке какое-то растение. Вся комната так и пропиталась запахом трав.

– Здравствуйте. Простите, вы не могли бы перевязать мне голову или дать заживляющую мазь с бинтами, чтобы я сам это сделал? – указав на забинтованную голову, попросила я.

Дед вскинул бровь и подошёл ко мне.

– Сядь на стул, ирод.

Проглотив очередное оскорбление, я опустилась вниз, давая старику размотать бинты.

– Сам, что ли, так погано себя заматывал?

– Нет, Михаэль. Он старался.

– Тьфу, руки бы ему оторвать за такие старания, – выругался старик, а затем удивился: он увидел метку на моём лице. – Ба-а… Да ты теперь из этих? Так вот почему вернулся. – Старик слегка растерялся, но после твёрдо добавил, больно стукнув меня по макушке. – Так тебе и надо, душегуб. Помереть тебе бог так просто не дал, заставил страдать. И хорошо.

– Ага, дал шанс на искупление, – кивнула я.

– Откуда тебе такое слово вообще известно? Я своими руками лечил столько народа, которого ты покалечил, а ты мне про искупление? Пустослов.

Несмотря на свой настрой, дедуля уже во всю мазал мой глаз, сверху накладывая повязку, не обматывая мне всю голову, как это делал брат. Лицо неприятно горело, но очень быстро боль улеглась. Я не знала, чем ответить на слова лекаря, поэтому просто молчала, слушая ругательства в свой адрес. Стоило старику закончить, он тотчас выгнал меня из своего кабинета и велел до следующей перевязки не беспокоить его. Я едва успела промолвить «Спасибо» в закрывающуюся дверь.

Теперь мне нужно было держать путь в столовую. Хоть моё тело и было голодным, оно совершенно спокойно могло ещё какое-то время прожить без еды. Но приказ есть приказ…

* * *

Просторное помещение, не имеющее ничего общего со всеми гостиными, в которых мне выпадала честь отобедать, было ровно такое же, как и все другие. Разве что миллион оттенков синего здесь особенно тщательно перетасовывались с золотом. Я боялась даже представить, сколько это всё стоит и как много времени ушло на создание мельчайших деталей интерьера. Вместо этого постаралась слиться со стеной, не мешая суетливой прислуге накрывать вытянутый стол, рассчитанный персон на десять. На меня никто не обращал особого внимания: видимо, униформа играла в этом не последнюю роль. На всякий случай набросив на левый глаз, защищённый повязкой, чёрные пряди волос, я окончательно стала своей. Мне даже выдали тряпку и шикнули протереть пыль с лепнины. Мысленно засмеявшись с расторопности работников, я забрала тряпочку и, поблагодарив за заботу, начала тщательно отмывать золотые орнаменты виноградников и выпуклые фигуры обнажённых фей. Заниматься делом, сливаясь с обстановкой, мне нравилось больше, чем впитывать человеческое презрение и ненависть.

* * *

Сначала в столовую зашёл Михаэль. Слуги тихо ему поклонились, ну и я вместе с ними. Слегка помотав головой, видимо, кого-то ища, мужчина опустился на стул и приказал принести ему первое блюдо. Не дожидаясь брата, глава приступил к трапезе, неторопливо пережёвывая мясо и запивая его красным вином. Тихо стоя по правую руку, это самое вино разливала я собственной персоной, так до конца и не поняв свою нынешнюю рокировку, ведь секунды назад моим заданием было совсем другое дело… Благо у меня имеется опыт работы на всех работах мира, на которые берут без диплома, конечно. Так что разливать вино я могла с должной тишиной и профессионализмом.

Вскоре главная дверь снова распахнулась, и к столу подошёл уже младший брат. Ненароком скользнув по нему взглядом, я не могла не отметить худую пропорциональную фигуру, изысканный наряд, состоящий из синей рубашки с рюшечками и золотистой вышивки; непривычного мне жабо и тёмных брюк на высокой посадке. Помимо явно более изысканной, чем у старшего брата, одежды, малец не забывал и про кольца, запонки; если к месту, ожерелья и просто камни, которые часто сияли на его костюмах. В голове Ольгерта было определённое слово, которым тот часто описывал своего модного брата, – пижон. Особенно ему не нравилось, что его младший братик носит «крысиный хвост» – толстую косичку вместо длинной чёлки, а все остальные волосы убирает в хвост. Я вновь бросила мимолётный взгляд на парнишку лет пятнадцати, а может, шестнадцати, отмечая общие семейные черты: его в данный момент недовольное лицо и глаза ярко-синего цвета.

– Давно не виделись, Габриэль, – поздоровался Михаэль, стоило подростку сесть по левую руку от него.

– Всего день. Ты привёл его? – уточнил младший.

– Да, должен прийти с минуты на минуту. Всё как я и обещал. Хотя до сих пор не понимаю, зачем он тебе. – Михаэль вновь жестом указал подлить ему вина, и я спокойно наполнила опустевший бокал. – Мама сегодня снова не придёт?

– Ты, может, зайдёшь к ней хоть раз, чтобы узнать, какая у неё позиция насчёт Ольгерта? Тогда и поймёшь, что маменька придастся истерике, тоске и умрёт, если увидит «этого душегуба», – рыкнул Габриэль. – И мне плесни вина, – потребовал он.

Не услышав возмущений от Михаэля, я наполнила бокал младшего из братьев.

– Никогда с ней не общался. Слишком мама шумная.

– Ой, да ладно тебе, замени хоть на день своего братика, утешь, порадуй её старое сердце, – пропел подросток, прикладывая ладонь к груди.

– Только если ты, Габриэль, сядешь за мою работу на этот самый день, – хмыкнул Михаэль. – Мне из-за сегодняшнего пришлось столько бумаг отложить… Целая стопка.

– Ну и не надо, – надул щёки младший. – Тяжело было достать Ольгерта?

– Да, сумма вышла немаленькая. И условия не из простых.

– И где он шляется? Может, позвать за ним прислугу? Я хочу его видеть, – жуя овощи, в нетерпении ворчал Габриэль.

Поняв, что дальше скрываться не стоит и братья реально отправят на мои поиски слуг, я всё-таки решила выдать себя.

– Нужно кое-что сказать тебе о брате. Он… – начал было Михаэль.

– Наверное, мне стоит подать голос, – ставя бутылку вина между братьями, тепло улыбнулась я.

Габриэль закашлялся, а Михаэль некультурно выплюнул вино обратно в бокал.

– Ольгерт?!

– Как давно ты, чёрт возьми, здесь стоишь?!

– Я ждал вас с самого начала, а после не знал, можно ли вас отвлечь, – честно ответила я, вставая с противоположной от братьев стороны. – Сразу же хотел бы поблагодарить вас, Габриэль, за то, что спасли мою ничтожную жизнь. Я очень вам за это благодарен. И вам, Михаэль, за то, что разрешили спасти меня и посодействовали моему спасению…

– Хватит! Сядь и замолчи. Все свои оды оставь на потом, у меня от твоего лица и голоса по спине мурашки бегут! – сжимаясь, брезгливо выдал Габриэль.

– Да, я не успел сказать, теперь Ольгерт стал таким. Странным. Возможно, из-за заточения, битвы, влияния святых, или он действительно сошёл с ума где-то между делом. Но теперь у нас вот такой жуткий слуга, братец.

Михаэль, кажется, был рад реакции Габриэля. Я же молча мирилась с тем, что теперь официально являюсь сумасшедшей. Это было неплохо: дураков жалеют больше, чем озлобленных маньяков.

Я опустилась на стул и стала смотреть за тем, как ужинают братья. Это была чудесная возможность понаблюдать за настоящими аристократами и ненадолго представить, что те ничего в мою стороны не выкинут. Потому что, если выкинут, я с этим ничего сделать не смогу.

– Нет, это невозможно. Принесите Ольгерту ужин, – скомандовал Михаэль, когда ему надоел мой пристальный взгляд.

Слуги уже всего через минуту дружно выставляли передо мной тарелки с яствами. Бегло вспомнив, как есть запудренными столовыми приборами, я аккуратно насадила кусок мяса на вилку. А после всё было как в тумане.

Очнулась лишь через некоторое время, тихо про себя икая от вкусного, но быстро закончившегося блюда. Братья смотрели на меня с брезгливостью.

– Я думал, ты стал рабом, а ты стал свиньёй, Ольгерт… – пробормотал Габриэль.

– Мне кажется, наша новая покупка нас ещё удивит. Так зачем он тебе так понадобился? – спросил Михаэль брата.

– Вообще, для двух дел. Ольгерт, ты же каким-то образом стал таким могущественным магом. Я хочу, чтобы ты научил меня этому.

– Что?! Ты с ума сошёл?! Хочешь стать таким, как он?! – вскинулся Михаэль.

– Братик, я не настолько сумасшедший. Но всё-таки во мне появилась магия, и я…

– Нет, я категорически против! – одёрнул глава семейства брата. Тот сжался, но лицо его тотчас стало больше похоже на недовольный оскал.

– А я тебя и не спрашивал! Ольгерт, обучи меня магии. Это приказ.

– Простите, вы владеете тёмной магией? – уточнила я. Лезть в чужие перепалки не хотелось, но выбора мне не оставляли.

– Фу, нет конечно, – вздёрнул нос подросток.

– А я не владею остальной. И магии во мне больше нет ни грамма, поэтому учить ничему не смогу.

– Что?! Серьёзно? Вообще никак?

Я покачала головой.

– Только время зря потратил… – Габриэль откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

– В следующем сезоне ты можешь поступить в академию магии. Там тебя всему обучат, Габри, – предложил Михаэль.

– Меня матушка сожрёт вместе с моими желаниями и амбициями, ты же сам это понимаешь… – закрывая лицо, пробормотал младший брат.

Ненадолго повисла оглушающая тишина.

– Ну а второе дело? – тихо спросила я.

«Было ведь ещё что-то, что ему от меня нужно».

Габриэль отнял руки от лица и посмотрел на меня с какой-то брезгливой жалостью.

«Кажется, мне не понравится его ответ…»

Глава 10

– Нам нужно выйти в свет. Втроём. Твоё наличие, Ольгерт, единственный гарант того, что мы с братом вновь сможем зажить полноценной жизнью аристократов.

– Ты хочешь пожертвовать им ради нашей стабильности, брат? – спросил Михаэль, снимая очки и потирая уставшие глаза.

– А он думал о нас, когда всё это устраивал? Ольгерт, ты о нас хоть на секунду вспоминал, когда дома крушил? Нет? – голос подростка стал громче, а глаза впились в мои, угрожающе блестя.

– Я… Простите, я почти ничего не помню из того времени. Сознание ко мне вернулось только в тюрьме.

Казалось, собеседники поверили мне, хотя их это не то чтобы обрадовало.

– Как удобно, – хмыкнул Габриэль.

– Габри… – одёрнул брата Михаэль.

– Не забывай положение Ольгерта. Разве отец не учил тебя быть кремнём?

Братья долго смотрели друг другу в глаза, будто соревнуясь в тяжести взгляда. Я же сжалась, ожидая, что будет дальше. Наконец Габриэль заговорил, объясняя план. Михаэль иногда поправлял его, но довольно сухо, будто закрывшись в невидимом коконе. Я внимательно выслушала брата, явно смущённого моей спокойной реакцией на не самые радостные новости, и, номинально согласившись на всё, чего он только пожелает, отпросилась в комнату. Михаэль бросил на меня тревожный взгляд, отпуская.

До своей каморки я дошла быстро и, хоть мне и дико хотелось спать, решила всё-таки заняться уборкой помещения. Сильное тело мужчины с чудовищной лёгкостью двигало шкафы, переносило тяжести, а благодаря росту, более высокому, чем в моей прошлой жизни, я могла доставать до верхних полок. Мысли отходили на второй план. Я во всю увлеклась перестановкой в своей новой комнате, ведь это было первое помещение, которое досталось мне бесплатно, буквально за глаз! Роскошь – не иначе. Я даже – что удивительно! – обнаружила маленькую форточку под потолком, хотя была уверена, что придётся довольствоваться лишь странным светильником.

Концепция моей комнаты состояла в следующем, а именно: ставлю стеллажи в самом начале комнаты, параллельно входной двери, деля помещение на кладовку, в которую все и всегда могут зайти, и мою личную комнату. Таким образом шкафы превращались в четвёртую стену, на которой к тому же можно было разместить свои вещи. Благодаря кристаллам с водой, найденным среди всего прочего, я спокойно помыла пол и стены, стоило лишь понять принцип работы этого магического предмета. Стёрла пыль. Уложила в угол, прямо под форточку, матрас; рядом разместила светильник и картину. На пол постелила один из ковров, к стене же придвинула табурет, чтобы складывать на нём важные вещи.