Братство

«Господи! – обращалась мысленно к Богу Соня. – Я будто стала видеть, слышать, осязать и понимать в пять раз больше, чем раньше. Неужели ты дал это богатство мне одной?! Дай мне тех, с кем я смогу его разделить!»

***

Когда вернулся Денис, колючий от трёхдневной щетины, пропахший речным ветром, Соня не отставала от него с поцелуями и объятиями. Она словно стремилась лаской восполнить невозможность выразить ту любовь, о которой желала бы сказать словами. Поначалу Денис приятно удивился такой нежности от своей жены, даже пошутил, что она, видно, хочет завести ещё одного ребёнка. Но стоило Соне пойти в церковь один, а потом другой выходной, оставив на это время мужа с маленькими, как она резко почувствовала, что Денис совершенно явно стал отгораживаться от неё, сторониться.

– В следующее воскресенье опять пойдёшь на службу? – спросил он как-то на неделе, когда Соня готовила еду и не ожидала вопроса.

– Да, собираюсь… Но если ты планировал куда-нибудь поехать…

– Не в этом дело, – отрезал Денис, резко захлопнув крышку ноутбука. – А в том, что это стало слишком тебя поглощать. Ты уходишь туда. Ты собираешься туда с вечера, и уже вся там. Все твои мысли. А я хочу, чтоб ты была здесь. Со мной и детьми.

– Да я ведь с вами, – смущённо усмехнулась Соня.

– Не так. Воскресенье – это единственный день, когда я могу быть полностью дома. И как раз в этот день ты уходишь.

– Но ненадолго же!

– И уходишь куда? Туда, где тебя называют рабой!

– Откуда ты знаешь? – встрепенулась Соня.

– Поизучал кое-что… Посмотри, ознакомься. Я тебе оставил на компьютере информацию. Садись и читай.

Соня повиновалась. Вкладки, оставленные Денисом, резали взгляд яркими красками, тексты раздражали обилием тире и восклицательных знаков. Многое из того, что было написано на этих сайтах, Соня уже слышала от своего отца: что попы наворовали денег у старых бабок и ездят на мерседесах, что в церкви вообще всё за деньги – и крестить, и освящать. О том, что православие – нерусская вера, занесённая на нашу землю коварными жидовинами, отец в пьяном угаре тоже кричал не раз. Соня в детстве не знала, правда ли это, не могла опровергнуть и сейчас, но ей никогда не было особенно важно, какой она крови – русые волосы и голубые глаза говорили всё нужное без слов, а углубляться в дебри своего происхождения она не испытывала желания – достаточно было с неё и родителей.

– Прочитала? – учительским тоном спросил Денис примерно через полчаса.

– Да.

– Ну и как? Особенно с патриархом, с его часами за тридцать семь миллионов?

Соня молчала.

– Нечего тебе возразить? – неожиданно озлился Денис.

Она посмотрела на него – колючего, резкого, готового воевать со всем миром неизвестно за что, и спросила:

– Сколько из этих миллионов украли у тебя лично?

Денис немедленно вспыхнул, стал расхаживать по кухне:

– Ага, так деньги других людей тебя не интересуют? Слушай: если я узнаю, что ты хоть копейку отнесла в церковь – ты больше никаких денег не получишь!

По сжатым кулакам и побелевшим губам Соня поняла, что сейчас лучше всего согласиться. Похолодев, она как можно спокойнее проговорила:

– Я ничего не отнесла и не отнесу.

Муж оглядел её недоверчивым, оценивающим взглядом, бросил напоследок:

– Прочитай ещё про религию древних русов.

Соня читала. Денис отныне каждый вечер мучил её этим чтением, к которому добавились и видеоролики: открывал вкладки, спрашивал содержание. Пару раз она попыталась шутить, что он ведёт себя как учитель на уроке, но Денис глядел на неё так мрачно, что у Сони пропадала всякая охота вообще что-то говорить. Она была счастлива, когда в середине июля свёкры пригласили её с детьми погостить у себя. Денис прожил в деревне всего дней пять, потом сослался на дела и вернулся в город. Соня поймала себя на мысли, что откровенно радуется его отъезду. При этом она продолжала испытывать к мужу какую-то нежную жалость: в иные моменты, когда он гладил дворовых собак, когда брал за руки Дашку, чтобы научить её ходить, когда широко взмахивал литовкой, скашивая траву, в Денисе проглядывал другой человек – ранимый, замкнутый. Она видела его похожим на озлобленного ребёнка в детском саду, который, зажмурив глаза, с кулаками несётся на всех, кто может принести ему боль – обидчиков и необидчиков.

Свекровь с рождением детей стала к Соне добрее, и та с благодарностью отозвалась на её ласку, стала называть «тётя Света», а свёкра заодно – «дядя Коля». В прошлом году они со свёкром взяли под опеку мальчика тринадцати лет, которого тоже звали Николаем, дальнего родственника. Соня слегка удивилась этому решению – мама Дениса никогда не казалась ей сентиментальной. Но сама тётя Света, когда они вместе работали на огороде, вдруг стала рассказывать ей:

– Я же после Дениса два раза была беременна, и аборты делала. Очень старалась, чтобы не было лишних детей. Куда их, думаю? Хоть бы этого поднять. Спираль поставила, а телевизор стала поднимать – у меня эта спираль возьми и выпади! Ох, намаялась. А потом мы уже нормально зажили, и морозилка была, и стиральная машинка…Он ещё одного ребёнка хотел – я-то уж не очень. Но, может, родила бы, а всё – не получалось. И вот Коля как узнал, что у его двоюродного брата сын осиротел, так говорит мне: давай съездим. Он даже и не хотел его брать, а я сама подумала: давай возьмём, может, это нам вместо того ребёнка, которого мы не родили? Да?

– Да, – тихо проговорила Соня, вздрагивая от навернувшихся на глаза слёз: от рассказа свекрови её раздирали смешанные чувства – ужас, сострадание, непонимание, нежность.

– Но вы не рожайте больше! Вам хватит! И так тебе повезло – за один раз отстрелялась. Я бы в молодости, честно говоря, если близняшек понесла – ох, не знаю, наверное, аборт бы сделала.

– Они ведь живые, – не выдержала Соня. – Дети…живые.

Тётя Света посмотрела на неё с непониманием.

– Ну, где живые? Там мяса кусочек, с фасолинку размером. Тут ничего такого нет, и кролики скидывают, и козы, – все. Ну, потом, конечно, он внутри шевелиться начинает – тогда уже чувствуешь: живой!

Соня с трудом понимала свекровь, но не чувствовала к ней отторжения: ей было понятно, что циничные рассуждения тёти Светы о жизни и смерти происходят вовсе не от внутренней злобы, а от какой-то слепоты и нечувствия. Словно мир представал для матери Дениса запелёнутым в кокон, грубым и, наверное, воинственным. Для самой Сони, несмотря на всю пережитую ей в юные годы боль, он виделся красивее и добрее.

Больше всего Соне хотелось рассказать о своей вере, и она втайне надеялась, что некрещёная свекровь когда-нибудь готова будет услышать об этом. Пока что она говорила о радостных моментах своего детства, многое при этом приукрашивая, додумывая красочные детали, диалоги. О плохом ей вспоминать не хотелось, к тому же Соня попросту боялась открывать всю правду о себе, чтобы не потерять расположение новой родственницы. Свекровь в ответ делилась детскими историями Дениса:

– Он у нас болезненный был… Родился маленький, синий....

– Как синий? – не поняла Соня, которой сразу же вспомнился фильм «Аватар».

– Пуповиной обвитый… Погибнуть мог, да откачали его. Маленький пугливый был. Вскрикивал всё, однажды ночью пришёл ко мне и кричит, аж задыхается: «Лев, там лев, я лева боюсь!» Утешала его… Потом болел сильно, астму поставили. Врачи даже говорили, что может не выжить… Мама моя его выходила. Она знающая была, заговоры знала… Мне это не передавала. Да я не интересовалась как-то. Мы больше с папой были близки: он меня и на рыбалку брал, и мотоцикл научил водить – видишь, до сих пор езжу, а?!

– Да, здорово, – улыбнулась Соня.

– Ну, а Динька потом стал поправляться. В десять лет вообще крепкий стал, сильный, что бычок. Как, слушай, по волшебству! С двенадцати лет и учиться хорошо начал. И в учёбе всегда был такой аккуратный, тетради в обложечках, почерк идеальный! Но характер у него тяжёлый, это да…

***

Из деревни Соня ехала успокоенная, отдохнувшая – всё-таки три недели не приходилось постоянно возиться с ребятишками, бабушка подхватывала то одного, то другого. В автобусе они ехали на последнем сиденье, где не было подлокотников у кресел, и Даша с Данилом на полпути уснули. Соня прикрыла одного курткой, другого вытащенным из сумки свитером. Мир вокруг, сосредоточившийся в плавно едущем междугороднем автобусе, казался таким дружелюбным и уютным, что Соне захотелось продлить это время безмятежности, возвращаться в город на час, на два подольше. Пока ребятишки спали, она молилась про себя – читала недавно выученные «Богородице, Дево», «Отче наш», «Трисвятое», обращалась к Господу своими словами, прося о мире в доме, о здоровье всех родных, отдельно – о свекрови.

«Прости её, Господи, за такие слова о детях, она ведь просто не понимает. Благослови её за то, что она такая добрая бабушка. И приведи её к покаянию, пусть узнает, увидит Тебя, пусть крестится и будет Твоим чадом», – горячо молилась Соня, уверенная в том, что Господь в недолгое время исполнит её искреннее желание.

Денис встретил их радостно, приготовил дома полный холодильник продуктов. Но уже к вечеру ничего дурного не ждавшая Соня услышала:

– Надеюсь, ты прекратишь ходить к попам? Ты как-то прожила без них почти три недели, очистилась от этого дурмана.

Соня внутренне напряглась, укрепилась:

– Я хожу не к попам, а к Богу.

Денис подскочил:

– Для меня это то, чего не существует. Бог! Покажи мне его?! Где он? Ты можешь его услышать, осязать, увидеть? С чего ты решила, что он есть?!

Соня вспомнила шутку, которую прочитала на православном сайте – о том, как некий профессор утверждал то же самое, что Денис, а хитрый студент спросил его: «Можете ли вы сказать, что ваш мозг не существует, если не видели и его и не осязали?» Но приводить этот пример Соня остереглась и предпочла другой, похожий:

– Мы не всё можем пощупать и увидеть. Например, любовь к… – Соня замялась. – Любовь к детям.

– Любовь к детям обусловена биологически, – безапеляционно заявил Денис. – Мы любим своё продолжение. Родитель обязан заботиться о ребёнке, потому что это его потомство. Он глотку перегрызёт за своё дитя – нормальный родитель, мать или отец.

– А…другая любовь? – рискнула спросить Соня, чувствуя, что сейчас не услышит ничего хорошего, но в то же время желая наконец узнать, что на самом деле думает Денис.

– Любовь мужчины к женщине, женщины к мужчине – это тоже инстинкт, мощнейший. Пару тянет друг к другу, потому что совпадает их биохимия.

– А если безответная любовь? Если любит одна только сторона? – пошла в наступление Соня.

– Это невроз. Нормальный человек увидит, что ему не отвечают, и будет искать другую.

– А любовь к родителям? К бабушке? – Соня в одно мгновение решила, что завтра же их навестит.

– Это обыкновенная благодарность. За то, что тобой занимались в детстве и чему-то научили. Это социальное чувство.

– А если мы любим людей, которые уже умерли?! – выкрикнула она, чувствуя, как к горлу подступают слёзы.

– Это невроз, – бросил Денис, уходя из кухни.

Соня плакала навзрыд, долго не могла успокоиться. Чтобы унять икоту от слёз, она выпила воды, прошлась по кухне и только теперь увидела, что ноутбук остался на подоконнике. Соня зашла на сайт храма, чтобы проверить, не изменилось ли время богослужения, и, зайдя в одну из вкладок, наткнулась на объявление:

«Евангельские встречи

Ты недавно открыл для себя слово Божье?

Хочешь разобраться в том, для чего и как жить, кем быть в этой жизни?

Есть трудности с родителями, друзьями, второй половинкой?

Хотел бы получить ответы на богословские вопросы?

Мы ждём тебя каждую субботу в храме Рождества Пресвятой Богородицы после вечерней службы, в 18.00.

Продолжается набор в молодёжную группу, места ограничены».

Искра вспыхнувшей радости сменилась растерянностью. Как она будет ходить на эти встречи, если Денис по субботам дома и отпускать её будет только со скандалом? А если скрывать от него, куда уходишь, то надо брать с собой детей. Но какие встречи с двумя маленькими детьми? И вообще, подходит ли она в свои двадцать четыре года под понятие «молодёжь»? Может быть, там собираются подростки? Но на фото, прикреплённом к объявлению, были девушки и парень примерно Сониных лет, даже чуть постарше. А рядом с ними сидел тот самый длинноволосый молодой диакон, который во время первого Сониного причастия строго спросил, исповедовалась ли она.

– Господи! – Соня подошла к окну, отдёрнула тюль, прижалась к стеклу горячим лбом. – Прости, что я боюсь прийти просто так и встретиться с ними сама. Помоги мне познакомиться с этими людьми, да будут они мне братьями и сёстрами! И дай мне духовного наставника, чтобы направлял по пути к Тебе!

Глава 5. Встреча.

С тех пор, как Феде исполнилось полтора года, Оля перестала получать пособие, и Андрею волей-неволей пришлось выйти на подработку. Олины родители ещё год назад отдали им старенький «Ниссан Альмеро» и теперь не раз предлагали зятю таксовать. Это был способ, которым добывали копейку в семейный бюджет многие священники. Но Андрей водил не очень уверенно, ночных передвижений по городу вообще опасался, да и салон «Ниссана» не отличался просторностью, а на морозе плохо закрывалась дверь и скрипела ходовка.

Поразмыслив, Андрей пришёл к выводу: лучшее, что он умеет делать в плане зарабатывания денег – это создавать рекламные сайты. И, хотя во время учёбы в семинарии ему, тогда слепому идеалисту, это занятие приходилось не слишком по душе, сейчас он взялся за него почти с энтузиазмом. Делая сайт по турам в Абхазию, Андрей в красках расписал великолепие старинных тамошних церквей и горячо помолился внутри себя, чтобы его сайт и купленная благодаря этой рекламе путёвка и вправду заставили кого-нибудь восхититься красотой христианской веры, сердцем к ней прильнуть.

Андрей вообще теперь находил смысл в тех вещах, которые совсем недавно казались ему обычной рутиной: в вечернем купании ребёнка, в разговорах за ужином с Олей, а иногда и приходящими в гости родителями, даже в оплате квитанций за воду и свет. Всюду ему виделась наполненность, осмысленность, возможность проявить ответственность и любовь.

До начала предоглашения оставалось около недели. С Семёном договорились так: посмотреть, сколько народу придёт всего, и потом уже решить вопрос о количестве групп – две, три или вообще одна. Если людей наберётся слишком мало, то занятия будут вести поочерёдно Андрей и Семён. Если будет две или три группы катехуменов, то каждый получит своих учеников и будет их наставником все полтора года, а, скорее всего, и дольше.

Объявление на сайте и такое же на двери храма висело давно, однако на него Андрей уже мало рассчитывал: больше уверенности было в том, что старшие – все, кто были в православном клубе при Покровском, кто ходил на остров с отцом Семёном – приведут с собой супруга, сестру, друга, брата. И, вполне возможно, не одного. Андрей уже спросил Алёну, есть ли у неё знакомые, ищущие путь к вере, и получил вполне конкретный ответ: есть, двое – муж и жена, правда, с маленьким ребёнком, которого иногда будет не с кем оставить. Андрей сразу же заверил, что ребёнок препятствием не станет: сама же Алёна, а вместе с ней работающая логопедом в садике Света станут помогать таким оглашаемым, по мере необходимости нянчиться с детьми. Свою маму Андрей сразу же определил в группу отца Симеона: не в его силах было становиться учителем для собственной родительницы, которая его же и привела в отроческие годы к вере. Оля изъявила горячее желание ходить в ту группу, где руководителем будет её муж. Андрей согласился, но предупредил, чтобы на людях они никак не показывали своих отношений.

– Ты будешь такая же оглашаемая, как и все, – заявил он непререкаемым тоном.

В храме, разумеется, все знали о готовящейся инициативе. Отец Алексей скромно выразил сочувствие:

– Будем с тобой с Божьей помощью одно дело делать: я – опекать детей, а ты взрослых.

– Да, конечно, – с улыбкой ответил Андрей, ободрённый хотя бы такой поддержкой. Разглагольствовать о том, что катехизация – отнюдь не опека, в этот момент не хотелось.

***

Дни в конце сентября стояли мокрые, пасмурные. С утра сыпал бисерный дождик. Юные берёзки, посаженные в сквере вокруг храма, пожелтели, как показалось Андрею, враз – в пару дней сменили цвет с тёмной зелени на лимонный. В дождливые дни было тяжело вставать, даже если не мучила головная боль; грубой и неудобной казалась одежда, не лез в горло кусок; но зато после холода улицы особенно приятным теплом оделяло пространство храма.

Эту неделю Андрей служил с молодым, всего на год старше себя, священником – отцом Владимиром. Поначалу отношения между ними казались ровными, но спустя буквально неделю Андрей заметил, что новенький батюшка смотрит на него ровно так же, как настоятель: недоверчиво-насмешливо. Вслух, конечно, ничего не говорилось, однако появился ещё один человек, которому Андрей не мог доверять.

По воскресеньям в храме служили две литургии – одна в семь, точнее, в шесть пятьдесят, другая в девять часов. Андрей ещё с лета стал звать на раннюю своих, «евангельских». Временами приходил служащий в Покровском звонарём Саша, почти каждый раз приезжала на своей машине Варя, подвозя заодно и Алёну с Катей. Приходил Володя со своей восторженной Мариной. Сторонние, незнакомые появлялись редко. Летом бывали дачники, которых заставляло вставать в такую рань расписание электричек, а с наступлением осенней слякоти остались практически только свои. Впрочем, уже месяца два Андрей стал замечать среди молящихся одну прихожанку в платке с голубыми цветами – совсем ещё молодую, едва ли старше Оли. Её взгляд казался Андрею то грустным, то скорее мечтательным. Она приходила чаще на позднюю литургию, но попадала и на раннюю. Порой она была не одна, а с двумя маленькими детьми, погодками или, вернее всего, близнецами. И тогда Андрей удивлялся тому, как мирно ведут себя эти ребятишки: Федя, в отличие от них, постоянно крутился на службе, во всё тыкал пальчиком.

В тот пасмурный, дождливый день, когда Андрей узнал, что эту прихожанку зовут Соня, было отдание праздника Рождества Пресвятой Богородицы. В конце службы Андрей ещё раз прочитал Евангелие по-русски – говорилось о призвании на брачный пир, а потом, глядя на ловившую каждое его слово Марину, спросил всех присутствующих, не ожидая ответа:

– А нас с вами, как думаете, Господь тоже звал на брачный пир? Да, конечно. Это видно уже по тому, что вы здесь. И прежде чем вы пришли сюда, вы уже прошли некий путь сомнений, исканий. Возможно, у кого-то из вас были мысли о своём недостоинстве, греховности. Это правильные мысли – и в то же время неправильные. Во времена, когда Господь жил на земле, были фарисеи, книжники – самые праведные из праведников. Но они отклонили приглашение на пир. А мы с вами, обычные люди из обычных семей, его приняли. Должны принять. Если примем, Бог одарит очень многим. Господь готовит нас для…всего. Он хочет дать нам не какой-то кусочек счастья, не капельку удовольствия, за которыми мы подчас гоняемся долгие годы. Нет, он хочет, чтобы мы были в радости всегда, пировали с ним. Наша задача – принять это приглашение, не размениваться на другое. Своё поле, торговля – в принципе, это неплохо, но это всего лишь земное. В вечности никакой торговли нет, никакой прибыли с собой не забрать. Забрать туда можно только одну «прибыль» – Дух Святой. И пример того, как не мыслить о земном, нам даёт Та, Которую сегодня снова вспоминает церковь. Это Богородица, Дева Мария. Она с самого детства жила в Иерусалимском храме, казалось бы, её жизнь с самого начала была святой, не как у нас… Но на самом деле у всех людей есть момент выбора. И её приглашение на брачный пир было особое. Она могла отказаться стать матерью Христа. Ведь архангел её спрашивал, был момент, когда Мария должна была ответить – да или нет. И она приняла своё приглашение на пир, сказала «да». И открыла двери ко спасению всем нам. Так будем же и мы уподобляться ей в открытости к слову Божьему, в умении слышать своё призвание. Аминь.

– Аминь, спаси Господи, – нестройно ответили прихожане.

Причастие было коротким, к чаше подошли только четверо из восьми, ровно половина. Благодарственные молитвы отец Владимир произносил скороговоркой. Служба уже закончилась, Андрей завершил все дела в алтаре и, выйдя на солею, услышал, как в притворе, возле дверей, отец Владимир недоверчиво выговаривал кому-то:

– Не может быть такого. Дедушка, бабушка? Сестра?

– Нет, говорю же, нет, – Андрей не без удивления понял, что второй голос принадлежал той самой девушке в платке с голубыми цветами. – У мужа отец и мать некрещёные и неверующие, а мой отец… Мой сильно подвержен греху винопития. Да и мама тоже…

– Но крёстной-то стать она не против? – с тупой настойчивостью спрашивал отец Владимир.

– В принципе, она не против, но я ведь читала, что нельзя… Что крёстный должен быть ответственным и не постоянно одержимым греховной страстью… А брат говорит: я не знаю, есть ли бог. Какой же он крёстный…

– Ну, не знаю, разговаривайте с вашей бабушкой, убеждайте, – в голосе отца Владимира сквозило пренебрежение.

Андрей вспыхнул. Вот оно, отношение к таинству Крещения! Берите абы кого, лишь бы согласился. Хоть алкаша, хоть нехристя… Выждав пару секунд, пока отец Владимир вальяжно прошествовал к иконостасу, Андрей спешно подошёл к девушке, окликнул её:

– Подождите!

Она послушно повернула лицо. На бледных щеках блестели слёзы.

– Я услышал, вы ищете, кто мог бы стать крёстным? Наверное, для вашего ребёнка?

Девушка прободрилась, кивнула.

– Да, для моих детей… Их двое – мальчик и девочка. Муж категорически против, чтобы я их крестила. Он даже меня саму всякий раз со скандалом встречает из церкви.

– Почему? – возмутился Андрей, уже чувствуя себя неравнодушным к судьбе этой необычной прихожанки. – Это что, всегда так было? Даже в начале брака?

Девушка виновато улыбнулась.

– В начале брака я тоже не была верующей. То есть, я всегда знала, что Бог есть, но… Пока это было для меня неважно. Но в этом году я попала на богослужение на Пасху, в этот храм… И мне открылась такая красота! Я поняла, что больше не могу без храма… А муж стал очень агрессивным.

– А другие ваши родственники? Садитесь, – жестом пригласил Андрей.

– Как вы уже слышали. У мужа родители некрещёные и не собираются. Хотя я надеюсь, что это изменится, я молюсь за них. Мой папа сильно пьёт, я даже удивляюсь, как он ещё жив, столько лет… Мама получше, но она тоже выпивает, и ещё она в такой, как бы это сказать, депрессии… Конечно, у меня есть какие-то приятельницы, можно попросить при желании одну из них стать крёстной… Но, понимаете… Мне бы хотелось, чтоб по-настоящему. Может быть, я многого хочу, и надо, как сказал вот батюшка, принимать, что есть. Или не крестить вовсе.

– Вы всё правильно понимаете и правильно хотите! – воскликнул Андрей. – Нельзя брать любого человека в крёстные. Это важный вопрос…

Отец Владимир вышел из алтаря, выразительно брякнул ключами.

– Мне сейчас надо идти. Вот, напишите мой телефон. Позвоните мне в четверг после трёх. Обязательно позвоните! Мы договорим.

– Да, конечно… Ой, погодите! Я не спросила – как вас зовут?

– Отец Андрей, диакон. А вас?

– София, – Соня почтительно склонила голову, ощущая трепет перед этим строгим, но неравнодушным человеком.

***

Встречу Андрей назначил в воскреске, на втором этаже. Соня написала смску, что будет с детьми и просила извинения за это.

Андрей помог ей закатить наверх коляску. Некоторое время близнецы сидели смирно, занимались новенькими разноцветными бусами, и можно было спокойно поговорить. Несмотря на всю симпатию к девушке, Андрей поначалу решил испытать её:

– Скажите пожалуйста, а вы для какой цели хотели бы крестить своих детей? Чтобы у них был ангел-хранитель?

Соня улыбнулась:

– Да, у Матфея написано, что ангелы малых сих видят лице Отца Небесного… Но главное, я бы хотела, чтобы дети познакомились со Христом, чтобы стали христианами.

– И это им даст здоровье, благополучие? – закинул ещё один каверзный вопрос Андрей.

– Нет, здесь как Бог распорядится… Это даст им радость чувствовать мир по-настоящему. Чувствовать Бога, знать, что Он рядом. Ну, я как-то так это переживаю.

Андрей был поражён. Это был первый случай, чтобы мать, не выросшая в церковной семье, так рассуждала о таинстве. При всех крещениях, где он присутствовал, и родители, и батюшки в лучшем случае говорили что-то о приобщении к православным традициям, к «вере отцов». В основном от мамочек звучали благоглупости вроде «убережёт от сглаза», «будет свой ангел», «появится крёстный».