Дом злых ведьм с холма. Том II

– Может они потому и не особо умны, что вы подстраиваетесь под их уровень, а не стараетесь подтянуть под свой? – пробормотал я, – чтение книг такая вещь – если много читать хорошей литературы, то сам того не замечая начинаешь развиваться.

– Заумные книжки не всегда благо, чем проще слова, тем лучше, – в сомнении протянул господин Астраль, – разве кому-то из читателей захочется ломать голову над каким-нибудь трудным словом, пытаясь отыскать значение в словаре или в недрах собственного сознания?

– Не знаю, – слегка улыбнулся я, – а это плохо?

– А вы, господин Милон, – резко спросил меня господин в сером костюме, – вы бы что выбрали – написать шедевр, оставшись безызвестным или написать посредственную историю, получив свой кусочек славы и обожания?

– Безусловно, я выбрал бы первое, – сдержанно ответил я.

– Ну, это вы еще весьма молоды, вот так и говорите… – засмеялся господин в сером костюме, будто я выдал какую-то шутку.

– Повествование и сюжет, насколько я понимаю, тоже должен быть весьма примитивен, чтобы не дай богини обременить мозг читателя? – ядовито ухмыльнулся я. – Хотя если его не обременять излишними думами, там вскоре и обременять будет нечего.

– Вы слишком строги и требовательны, господин Милон! – отмахнулся господин Астраль, – большинству людей просто-напросто некогда даже взять в руки книгу! Они, как правило, заняты повседневной рутиной, заботой о семье, ее финансовым благополучием и прочими хлопотами! Их не в чем обвинить!

– Когда чем-то пылко увлечена душа, то время становиться невероятно податливым и идет на уступки, – повел я плечами, – мое писательство не воспринималось всерьез моей матушкой и она заваливала меня поручениями и заботами, которые не кончались. Но я все же находил время для своего занятия, что поддерживало во мне дух и согревало холод в сердце. Поэтому, я полагаю, что если человек чем-то по-настоящему увлечен и его интерес расплескивается через края, он всегда для этого найдет время. Сейчас же, – продолжил я, переводя дыхание, – я занят делами клана, а также благополучием своих домочадцев. И из-за этого я всегда нахожу себе оправдание, почему не могу сейчас писать. Но это лишь примитивные отговорки, ведь если бы я по-настоящему хотел, я бы писал, пренебрегая сном и здоровьем. Скорее всего, у меня выгорание, но я опасаюсь признаться в этом даже самому себе. – Я задумался, глаза мои потухли, и я решил перевести немного тему в предыдущее русло, – хотя для чтения нужно тоже иметь определенное терпение и мужество, уметь давать книге шанс, быть неспешным, что, конечно же, трудно представить в столь суетливом и быстротечном мире, как сегодня.

Эта красноречивая триада произвела неизгладимое впечатление на моих ново-обретенных товарищей. Она была так правдива и так неуместна, что ни у кого из присутствующих не нашлось, что мне ответить. Господин Астраль поспешил перевести тему в более безопасное русло:

– Господа, что ж… пора бы заняться чтением отрывков вслух и прибегнуть к легкой критике, – затем он повернулся ко мне, поясняя свои слова, – мы делимся друг с другом нашими трудами, и совместными усилиями направляем рукописи каждого в верном направлении.

– Занятно, – вяло отозвался я, едва стараясь скрыть свое презрение.

И они стали зачитывать свои наброски вслух по очереди. Я решил забиться в дальний угол и напиться, потому что испытывал моральную тошноту, безразличие и скуку вкупе. Меня нисколько не трогали их произведения искусства, я вообще был не уверен, что подобная писанина может трогать какого-нибудь уважающего себя человека. Я страдал, но вино скрашивало мои мучения, я силился думать о чем угодно, лишь бы не вслушиваться, но комната была одна, она давила своими книжными стеллажами и уже не казалась мне столь приветливой и уютной, как вначале. Искусству, наверное, тоже больно, что до него впредь дотрагиваются самые бесталанные представители человечества.

Когда очередь дошла до меня, и глаза полные любопытства устремились на мою персону, я, предвкушая, какое разочарование обрушу сию минуту на своих слушателей, как мог сдержаннее произнес:

– Я не принес свои рукописи.

– Как же так? – поджав губы, проговорил Аристарх.

– Как можно было их забыть? – взволнованно запричитали другие.

– Я их вовсе не забыл, я и не собирался их брать, – пожал я плечами чересчур равнодушно. – Я не ношу их с собой, не имею такой привычки.

– Что? – пронесся нервный шепот по комнате, из которого прорывались нотки недовольства и удивления.

– Вы меня извините, но я не нуждаюсь в чужих советах, лишь я сам мой главный критик и почитатель. Мне важно, чтобы моя рукопись в первую очередь устраивала меня, и пока это так, мне совершенно безразлично, что думают о ней другие. А теперь, я вынужден откланяться, – я поднялся, с наслаждением оглядывая их изумленные лица, – час уже поздний, а меня ждут дома.

И я покинул книжный клуб, так толком и не вступив в него. Не став полноценным писателем в их сообществе, не прочитав вслух чего-то достойного внимания. Внезапно я осознал, что есть другие пути и шансы, что я обладаю достаточной изобретательностью, чтобы изменить все коварство этого мира, обернув его в свою пользу.

Я настолько увлекся возмущением и несправедливостью писательства, что даже позабыл, с какой именно целью прибыл в библиотеку. Но под конец, глядя на господина Аристарха Астраль, я понял, что ни к чему разменивать силы на пешку в игре, а лучше приберечь их для короля шахматной партии.

Ведь я уже решил пойти на крайние меры, которые могут изменить весь ход событий, но раз того требует госпожа Филиция Альдофин, я рискну всем, что у меня есть.

2.

В одно славное утро, которое я чудесно проводил среди пышно-цветущих роз, безмятежно попивая кофе, оставив кузин на растерзание друг друга в столовой, к нам пожаловал почтальон. Юноша с совершенно спокойным выражением лица передал в руки Алессандры письма, журналы и прочие брошюры. Видимо этот малый совершенно не был посвящен в подробности участи его предшественника. Он так и остался в неведении, покинув нас все с тем же невозмутимым видом. И было в этом всем нечто странное для меня, ведь за последние недели я привык к абсурду граничащим с помешательством, что так любезно и по-домашнему окружали меня.

Среди прочих писем, что принес почтальон, оказался конвертик кровавого оттенка от господина Редьярда Больфис. Алессандра как раз наткнулась на него, когда Франческа тут же зацепилась за находку взглядом, едва выглянув из-за плеча домоправительницы.

– О, письмо от родителя! – удивленно и в тоже время растеряно воскликнула девушка. Видимо, писать письма было вовсе не в привычках господина Больфис.

– Неужели? – изумилась Рири, отрываясь от шитья.

Кузины вмиг столпились возле Алессандры, которая кажется, была не особо довольна данным фактом, желая поскорее продолжать исполнять свои обязанности, которых и без того накопилась уйма.

– Письмо? От Редьярда? – все еще не веря в происходящее, проговорила Роберта, внимательно читая надпись на конверте.

– Ах, не смешите, – подоспела Филиция, вырывая послание из рук дочери, – Редьярд не то, что писать письма не хочет, он не умеет.

Она резким движением вскрыла конверт ножиком для писем и вытащила оттуда пять блестящих, прямоугольных, переливающихся большими буквами на свету, приглашений.

– Что это? – брезгливо спросила Франческа, будто видела перед собой нечто неприятное.

– Приглашения на маскарад, – нахмурилась Филиция, которая была настроена как никогда скептически, – по всей видимости, ваш драгоценный папенька все-таки решился объявить о создании Великой Вампирской Империи, и избрал для этого такой изощренный и экстравагантный способ.

– Маскарад? Здесь? – еще более искривилась Франческа.

– А когда? – оживилась не к добру Рири.

– Первого июля, в полночь, в столице, – пробегая глазами содержание приглашения, ответила Филиция, – он желает видеть меня, Роберту, Франческу, Филиппу и Милона.

Произнося мое имя, тетушка сверкнула в мою сторону недобрым взглядом цепких глаз.

– Меня? – изумился я, нервно сглатывая. Непрошено оказанное внимание совершенно не нравилось мне.

– А где же наши приглашения? – нахмурилась Рири, закипая от негодования.

– Ха, – усмехнулся Скарлетт, равнодушно возвращаясь к своему прежнему занятию – рукоделию, – а ты думала, Редьярд вышлет на твое имя приглашение, если даже за дочерей нас не считает. С чего бы это?

– Вот же старый…! – стараясь сгладить нелестную характеристику, еле сдерживала себя Ребекка, – а я так хочу на маскарад! Вдруг там будет…Черный демон! Обидно сопротивляться судьбе и добровольно не явиться на столь важную встречу!

– Ты можешь поехать вместо меня, – с холодным безразличием в голосе предложила Филиция, – мне совершенно ни к чему ехать в столицу, трястись в неудобной повозке, затем в поезде. Еще и лицо Редьярда лицезреть, ведь какую бы маску он не напялил на себя, я его все равно узнаю.

– Ой, спасибо, маменька! – обрадовалась Рири, – Скарли, Мэри, вы не будете против?

– Нет-нет, – растерянно произнесла Мэри, уткнувшись в пяльцы с вышивкой, словно прячась в них, – как я могу оставить Руслана на такой долгий срок? А о том, чтобы взять его с собой не может быть и речи. Поэтому мы останемся тут… не можем же мы… – она что-то еще рассеянно пробормотала себе под нос, будто уговаривала себя. Кончено она была дочерью Холодного принца, но Редьярд являлся ее официальным отцом и растил ее с пеленок. Было заметно, как Мэри все это неприятно, и как подобные намеренные выходки ее, так называемого родителя, ранят кузину до глубины души.

– Мне тоже лучше остаться дома, – серьезно проговорила Скарлетт с тревогой поглядывая на Мэри, – я терпеть не могу подобные мероприятия.

– Спасибо большое, сестрички! – бросилась целовать их Рири, – я обязательно привезу вам гостинцев!

Роберта видя состояние Мэри, что тщетно старалась его скрыть, тут же предложила всем остаться дома. Но благородная Мэри сердечно заверила нас, что ничуть не расстроена и что она прекрасно проведет время в компании своего сынишки, ведь когда у тебя появляется ребенок, это накладывает определенные обязательства, и ты уже не можешь вести прежний беззаботный образ жизни, как в юности.

– Можете отправляться завтра утром, – распорядилась Филиция, – Милон, как раз будет сопровождать вас, чтобы вы не чувствовали себя уязвимо.

Она тут же насмешливо улыбнулась, забавляясь собственным словам, и сестрицы охваченные воодушевлением от предстоящей поездки, тут же начали свои непростые сборы. Было решено, что мы отправимся раньше и погуляем по городу, затем посетим маскарад, и когда развлечения яркой и шумной столицы наскучат нам, мы вернемся домой.

На следующее утро, чуть солнце коснулось сонного и ленивого пригорода своими ласковыми лучами, я нагруженный невероятным количеством сумок и чемоданов стоял возле кареты, укладывая все это на крышу на пару с кучером. Удавалось нам это с переменным успехом, та или иная кладь норовила выскочить из общего строя, минуя тугие ремешки, которые утягивали всю эту громоздкую конструкцию. Я чертыхался и ворчал про себя, недоумевая – зачем им столько вещей, если мы едем всего лишь на пару дней?! Я вот, например, ограничился всего лишь своим маленьким чемоданчиком и умудрился уместить в нем все необходимое.

– Вам бы, господин Милон, посочувствовать нам, женщинам! – сетовала на судьбу Франческа, словно по волшебству вытаскивая откуда-то еще один чемодан, – вы-то, мужчины, можете ограничиться самым скромным багажом, не то, что мы, несчастные женщины! Сколько всего возложено на наши хрупкие плечи!

Да кто же вам мешает ограничиться скромным багажом?!

Вслух я кончено этого не произнес, дабы не быть сбитым с ног от шквала возмущений и недовольств.

Ехали мы не лучше, чем собирались, и я проклинал про себя все на свете – чертов маскарад, Вампирскую Империю, Редьярда и его приглашение на мое имя. Бесконечная болтовня Франчески и Рири заглушали мой голос в голове, отчего я не мог прочесть ни строчки из книги, которую взял, дабы скоротать время в пути. С таким же успехом можно было выкинуть роман в окно, что я бы и сделал от злости, но я слишком бережно относился к книгам. Казалось, даже глухой не будет избавлен от участи слушать дивную болтовню моих кузин: «А кто там будет? А как они будут выглядеть? Как будут смотреть на нас? А как будут танцевать? Мы узнаем кого-нибудь? Узнают ли нас? Те платья, что мы взяли точно подойдут, или нужно было вместо них прихватить парадные по такому важному случаю? Прически сделать более пышные или скромные? А туфли?…»

Потоку вопросов не было конца, мой глаз нервно дергался, и мне хотелось кричать, словно птеродактилю, который слишком долгое время провел наедине с женщинами. В один момент мне стало даже жаль Черного демона и принца (пока что, к его счастью, безымянного), которым по хотению моих сестер предстояло вести их под венец и после слушать обо всем на свете всю оставшуюся жизнь. И если принцу повезло и его жизнь, очевидно, имеет свойство подходить к концу, то Черный демон бессмертен и ему бедолаге не позавидуешь! Ведь даже у самого способного из всех мужчин не хватит терпения это выслушивать.

Роберта изредка вступала в беседу, так как была занята рукоделием. Она была словно спасительный глоток свежего воздуха в душный день, когда разбавляла разговор чем-нибудь дельным.

Филиппа же вообще предпочитала не участвовать – она задумчиво глядела в окно и молчала. Я, как и обыкновенно страдал, находясь в подавляющем меньшинстве, но кому до этого какое дело, правда? Для некоторых представительниц прекрасного пола мужчины все равно, что разменные монеты! А нас, между прочим, нужно беречь, ведь нас изначально рождается меньше, и мы постоянно подвергаем себя различным рискам!

Наконец, мы достигли вокзала, и я наивно полагал, что страдания мои подошли к концу, но в поезде все прерванные разговоры возобновились с новой силой. Ни о каком отдыхе не могло быть и речи, ни о каких просьбах помолчать тем более. Моя инициатива могла обернуться для меня же в худшую сторону, и я прекрасно понимая последствия моей опрометчивости, мудро молчал. Нам подали мятное желе с киви из зеленного чая, и это было единственным, чем я мог насладиться в этом нелегком для меня пути. Если так поглядеть, то вся эта поездка, словно моя жизнь – страдания и опасность воспротивиться этому.

Затем мы заселились в самый дорогой и роскошный отель столицы (не считая отель Леди Пай, ведь кузинам туда был вход запрещен), я решительно выкладывал на стойку купюры, не успевая считать через сколько примерно мои дорогие сестрички пустят меня по миру. Вот что удивительно – приехали мы в гости по приглашению их отца, но вынуждены поселиться не в его доме, а в отеле. Их отец – создатель нового государства, богатейшей империи, но вынужден содержать их я. Мне начинает казаться, что я где-то упустил нечто важное.

Зато у нас был уютный номер с прекрасным видом на главную площадь с большой просторной гостиной, маленьким баром и столовой. Из гостиной, которая являлась общей, вели двери в три светлые спальни. В одну заселились Роберта с Рири, во вторую Франческа с Филиппой, а мне, после стольких месяцев тесного и скромного существования в маленькой гостевой, посчастливилось почивать на огромной мягкой кровати с пологом и диванчиком в изножье. Окно моей новой почивальни выходило на душистый сад, что в эту пору цвел пышными бутонами прекрасных цветов и кустарников. Спал я там, как человек, советь которого была абсолютно чиста, и я готов был еще раскошелиться и задержаться в столице, лишь бы и дальше спать в столь прекрасной обители.

Обслуживали нас, как самых важных и знатных гостей, ну а мы естественно вели себя соответствующе. Роберта теперь имела особенный статус – невеста главы графства и это обязывало всех окружающих относиться к ней, как подобает. После того, как мы расположились в номерах, нас накормили вкусным обедом, состоящим из тушенного бекона с картофелем под соусом бешамель, закусок в виде пряных кабачков с сырным соусом, и десерта – лаймового чизкейка с мятным чаем. После мы решили прогуляться по знаменитым местам и уютным улочкам столицы. Кузины смеялись и были невероятно увлечены столь внезапной вылазкой в свет. Не щадя моего несчастного кошелька, они транжирили деньги с невероятным упоением на различные забавы, развлечения, а также на безделицы и подарки домашним. Не упустили мы и вампирский бутик, где продавались за баснословные деньги костюмы и аксессуары для маскарадов, который так любил проводить Редьярд. Кузины крутились и вертелись перед зеркалами, советуясь друг с дружкой и заставляя продавца вынести им самые лучшие наряды из своих закромов. Меня тоже удостоили вниманием и выбрали под мой костюм маскарадную маску. Мои дорогие сестрички еще не знали, что на этот маскарад у меня свои большие планы, поэтому их милый аксессуар мне, увы, ни к чему.

В общем, пробыли мы в бутике, по меньшей мере, часа два, и наконец, набрав пакетов с покупками, оставили несчастного продавца разгребать те завалы платьев, что так и не были выбраны моими кузинами. Малой кровью, мы, как и предполагалось, не обошлись, но я уже не смел уповать на малые растраты при таком количестве дам.

Пока мы возвращались обратно в отель в экипаже, я все размышлял, так уж ли часто баловали моих сестричек? Филиция, судя по всему, придерживалась суровых методов воспитания, а Редьярд едва ли был в состоянии изображать подобие родителя. Интересно, как они проводили свои деньки, будучи маленькими девчушками, которых очевидно уже тогда не жаловали в пригороде? Как приняли к себе Рири со Скарлетт? И самое главное, каких жертв им стоило обращение в вампирш? Я ничего о них толком не знал, хотя все это время они были от меня на расстоянии вытянутой руки.

Я внимательно оглядел кузин, пытаясь представить, какими они были в свои юные годы. Всегда ли Франческа была такой воинственной и громкоголосой? А Роберта и раньше казалась горделивой и надменной? Или все же в какой-то миг осознание собственного бремени сделало ее такой? А Филиппа? Сделалась ли она молчаливой в тот миг, когда Берти Пай разбил ее сердце на маленькие кусочки и оно нынче скрыто под маской задумчивости? Но с Рири… с ней же могло произойти что угодно, ведь она оказалась последней выжившей ведьмой-воровкой, и я никак не мог себе вообразить, как так произошло.

С этими мыслями я не заметил, как мы вернулись в наш номер, и я устало опустился в кресло возле камина в общей гостиной.

– У вас все хорошо? – спросила Роберта, когда мы собирались расходиться по спальням.

– Да, а что, мое лицо выражает какие-либо муки, на ваш зоркий взгляд, дорогая Роберта? – игриво спросил я, наливая себе вина на сон грядущий, – хотя как тут не грустить и не сетовать на судьбу, когда мои кузины считают меня миллионером, в то время как мой кошелек пуст?

Я улыбнулся ей, говоря все это в шутливом тоне, стараясь не выдать своих истинных тревог и мыслей.

– Не прибедняйтесь, по моим наблюдениям, вы и правда весьма состоятельны, но отчего-то не желаете этого признавать, – улыбнулась она в ответ, – так что матушкины слухи оказались не так уж и неправдивы.

– Вы очень проницательны, я уже говорил об этом? – засмеялся я, напуская на себя непринужденный деланный вид, однако глубоко в душе я горько осознавал, что вновь оступился. Такими темпами я вскоре сам себя закопаю в могилу, – в любом случае, у меня все отлично. Завтра будет маскарад – занятно хоть какое-то время побывать не под своей личиной. Да и при таком раскладе – мало ли кто нам там может встретиться?

– Вы что-то задумали? – хитро прищурилась Роберта.

– Задумывает обычно ваша матушка, я лишь из страха и слабости перед властной женщиной, подчиняюсь, – пододвинулся я ближе к огню, погреть ноги на решетке.

– Мне стоит начинать бояться? – усмехнулась Роберта, сделавшись так прелестна в своей хитрости.

– Нет, вовсе нет, лишь наслаждаться шоу, – еще хитрее прищурился я.

– Как скажите, дорогой братец. Вы знаете, что если вам понадобиться какая-либо помощь, от мелкой просьбы, до избавления от трупа, каждая из нас не откажет вам.

– Я знаю. Благодарю.

– Спокойной ночи, – тихо сказала она, направляясь в свою спальню.

– Сладких снов, я посижу тут еще, подумаю, – тяжело произнес я последние слова и в задумчивости уставился в огонь, что казался, был наполнен тревогою и мрачными предзнаменованиями, прямо как моя душа.

3.

Я видел Черного демона всего однажды и мельком, но этого было вполне достаточно, чтобы понять всю его сущность и черноту души. Говорят, у него множество обликов и в тот единственный раз он предстал в одном из них – и зная, видя собственными глазами его жуткое лицо, даже будучи в человеческом обличии, я бы никогда не позволил Рири выйти за него замуж – угрожал бы он мне или умолял отдать ее ему. Может, как глава клана я и желал бы такого исхода, но как брат… но как кто-то больше, чем брат – никогда.

Я достал из чемоданчика припрятанный черный блестящий костюм с элегантной бабочкой и белоснежной рубашкой. Именно в таком одеянии предстал передо мной Черный демон в тот роковой момент, и мне понадобилось приложить некоторые усилия, дабы повторить его наряд до мельчайших деталей. После я уложил волосы прямо, как у него, надел маску, что купил втайне от кузин, чтобы они меня ни за что не узнали. И последнее самое важное действо, чтобы сохранить инкогнито – я вытащил амулет из-под рубашки, что все эти недели верно и надежно служил мне, подул на него, и, расцарапав палец, капнул немного крови. Все, теперь никто точно не узнает меня.

Сестрички добрались самостоятельно, я позаботился о том, чтобы их доставили на маскарад в отдельном экипаже. Для этого я нанял слугу-вампира, который должен был везде их сопровождать. Еще за завтраком я поставил их в известность, что ехать на вечер нам придется отдельно друг от друга из-за соображений безопасности, ведь они дочери самого Редьярда Больфис и мало ли кто захочет их вычислить под масками. Кажется, девушки охотно поверили в эту чушь, особо не вдумываясь в мои слова. Мне повезло, что с нами не было Скарлетт, она бы вмиг раскусила мою явную ложь.

Луна светила болезненным месяцем, я подобно этому мертвенному свету источал из себя небывалое хладнокровие. Ночь выдалась тихой и безветренной, что было редкостью для столицы, особенно в летнюю пору.

Мы подъехали к огромному роскошному дворцу, который пылал свечками, страстями, жаром хищников и их жертв, а также кровавым пиршеством. Здесь все мерцало и сверкало в отличие от вампирского притона, который мы имели удовольствие посетить с Филиппой. Объяснялось это тем, что Редьярд любил яркое освещение, несмотря на свою сущность – ходили даже слухи, что он опасается темноты, но он, конечно же, отрицал их, оправдывая свою нелюбовь к тьме тем, что она казалось ему какой-то холодной и вовсе не праздничной. Поэтому любое мероприятие под началом господином Больфис искрилось огнями, громыхало звучной и ритмичной музыкой, отличалось изобилием вина и танцев.

Возле входа толпились только что прибывшие господа и дамы, они раскланивались и обменивались радостными приветствиями, ведь большинство вампиров узнавало друг с друга под масками из-за запаха крови. Но здесь важно было оставаться особенно аккуратным, ведь попробовать кровь другого вампира было делом очень интимным, и многие, узнав кого-то под маской по запаху крови, имели риск поссориться со своей парой, которая их сопровождала на столь чудное мероприятие. Кого тут только не было – женщины, разодетые в пестрые откровенные платья, их кавалеры, любовники с мерзкими ухмылками на устах, их слуги-вампиры, обратившиеся в надежде на лучшую жизнь, но так и оставшись прислугой, тем самым продлив свое и без того тяжелое существование на неопределенный срок. А ведь под этими масками скрывались вполне знакомые высокопоставленные люди. Анонимность выявляет всю черноту души человека, выворачивая его наизнанку.

Я аккуратно пробрался внутрь сквозь возбужденную толпу. Благодаря амулету никто на меня не обращал внимания, и я был спокоен на этот счет. Заклинание на амулете, которое я активировал, давало мне невероятное преимущество, но часто злоупотреблять им не рекомендовалось. Благо я не являлся вампиром и зашел в здание без каких-либо препятствий. Внутри все дышало восторгом, весельем и трепетом – какие-то новомодные певцы и музыканты выступали на сцене, зал переполнялся от количества людей и нечисти, становилось душно, и воздух казался дурманящим и сладким. Но эта удушающая атмосфера совершенно не смущала гостей – кто-то с упоением танцевал, кто-то предавался обсуждениям новостей в зоне отдыха на пухлых диванах, кто-то был поглощен азартом карточных игр в отдаленном конце залы.

Сам же виновник торжества – Редьярд Больфис в окружении дам-вапирш восседал на троне, видимо, мня себя ни много ни мало новоиспеченным императором. Три роковые красотки кокетливо стреляли глазками, облепив его величество со всех сторон, не стесняясь проявлять свои чувства прилюдно, прекрасно зная, что среди гостей должна находиться не только жена главы империи, но и его дочери. Но Редьярду стыд был чужд, он что-то страстно нашептывал каждой из леди, заставляя девушек, то краснеть, то хихикать в притворном смущении.