Девять хвостов бессмертного мастера. Том 5

– Я что-то подхватила, – заплетающимся языком ответила Ху Сюань.

– Подхватила? – переспросил Ху Баоцинь, выггнув бровь. – Что и где?

Ху Сюань уперлась ладонями в колени и попыталась встать. Ху Баоцинь наблюдал за ней какое-то время, а потом взял за шиворот и поставил на ноги.

– В демоническом лесу, – ответила Ху Сюань без особой уверенности, – думаю, это совиная простуда.

– Нет в «Лисьем лечебнике» такого диагноза, – возразил Ху Баоцинь и принюхался.

Нет, лисьим вином от Ху Сюань не пахло, значит, не обманывала.

Крылья носа серебристого лиса дернулись.

А вот запах самой Ху Сюань очень даже чувствовался. Ху Баоцинь почувствовал себя неуютно, повел плечами: в носу стало горячо, словно он вдохнул раскаленного летнего воздуха. Он взял Ху Сюань за плечо и развернул к себе лицом.

– У тебя жар? – воскликнул он, заметив пунцовые щеки и поволоку в глазах.

Ху Сюань с самым серьезным видом пощупала свой лоб. Есть у нее жар или нет, она определить не смогла: она плохо чувствовала свои пальцы. К диагнозам прибавился еще один: лисий паралич? Ху Баоцинь нахмурился и сам проверил лоб Ху Сюань. Руку обожгло.

– У тебя жар! – посерьезнев, сказал Ху Баоцинь. – Сильный жар. Как ты вообще на лапах стоишь?

– Вы держите меня за плечо, сяньшэн, – ответила Ху Сюань, не заметив, что вопрос был риторическим. – Так это все-таки лисья простуда?

– Скорее всего. – Ху Баоцинь взял Ху Сюань еще и за другое плечо и подтолкнул перед собой. – Тебе нужно лечь в постель.

– А лисьи лазареты… – попыталась упереться Ху Сюань.

– Лисий лазарет, я полагаю, будет у нас дома, – пробормотал Ху Баоцинь. – Как ты умудрилась подхватить простуду?

Удивление его было понятно: за все время, пока Ху Сюань жила здесь, она ни разу не болела. У нее было крепкое здоровье, хвори обходили стороной. Ху Баоцинь и сам был таким. Нужно хорошенько постараться, чтобы подхватить лисью простуду!

– И спрятать до сих пор не могу… – пожаловалась Ху Сюань, подразумевая хвост и уши.

– Понятное дело: ты слишком слаба, чтобы их контролировать.

Он заставил Ху Сюань лечь в постель и велел лису-фамильяру принести травяной отвар, которым лечили лисью простуду.

– Завтра будешь как новенькая, – заверил Ху Баоцинь, силой напоив Ху Сюань отваром.

Ху Сюань с отвращением высунула язык: было горько и противно.

Но когда утром Ху Баоцинь пришел проверить Ху Сюань, то обнаружил, что лучше той не стало: жар только усилился, Ху Сюань разметалась в кровати, тяжело дыша, и вся горела. Ху Баоцинь нахмурился и осторожно потрогал запястье Ху Сюань. С лица его тут же слетело выражение озабоченности. Пульс о многом мог сказать, и такой опытный лисий знахарь, как Ху Баоцинь, конечно же, сразу определил причину болезни.

Это была ни болезнь, ни лисья простуда, ни какая другая лисья хворь. Это было то, через что проходят все лисы рано или поздно, – лисье взросление.

[448] Лисий гон

В жизни каждого лиса, независимо от его происхождения или лисьего статуса, наступает момент взросления.

Лисье взросление, как понятно из названия, подразумевает, что лис становится взрослым, и нередко сопровождается недомоганием или сильным жаром, как было в случае Ху Сюань.

У каждого лиса оно проходит по-своему и длится по-разному, но итог взросления всегда один: лисы перестают меняться, расти или стареть и остаются такими, какими они были в момент лисьего взросления, до самой своей смерти.

Они могут менять личины: становиться старше или моложе, притворяться мужчиной или женщиной, если захотят. Но суть останется неизменной.

Ху Баоцинь свой истинный облик тщательно скрывал: он повзрослел очень рано и выглядел лисом-подростком, а не дело Верховному лисьему знахарю так выглядеть, поэтому он выбрал для себя личину молодого, но состоявшегося во всех отношениях лиса и поддерживал эту видимость уже многие тысячи лет.

Ху Сюань вступила в стадию взросления, уже когда физически развилась. Хоть она и уверилась в своей неудачливости, момент лисьего взросления у нее наступил в самый подходящий для лиса момент. Юность была пиком жизни любого лиса.

– Это не простуда, – сказал Ху Баоцинь с облегчением, – это лисье взросление. Сюаньшэн, ты знаешь, что это такое?

Разумеется, Ху Сюань знала, что такое лисье взросление.

«Лис перестает меняться», – так было написано в «Лисьем лечебнике».

– То есть я так и останусь кудрявой? – с трудом выговорила Ху Сюань, дышать и говорить было тяжело. – И не смогу прятать хвост и уши?

Ху Баоцинь фыркнул:

– Кудрявой ты была и останешься. Лисья масть при взрослении не меняется. Когда силы восстановятся, сможешь спрятать хвост и уши. Главное, не сгореть.

Он нахмурился и потрогал лоб Ху Сюань. Слишком горячий даже для процесса взросления.

«Неужели одновременно настали?» – неуверенно подумал Ху Баоцинь.

После лисьего взросления наступало лисозревание, другими словами – лисий гон. Лисы начинали заглядывать другим под хвосты, интересоваться лисьими лежбищами и лисоблудить. Но Ху Баоцинь не мог припомнить, чтобы и то, и другое приходило одновременно хоть к кому-то.

«Нужно проверить, так ли это».

Изменение пульса еще ни о чем не говорило, но он припомнил, как Ху Сюань на него огрызнулась. Лисья сварливость нередко была предвестником лисьего гона. И проверить это можно было лишь одним способом.

Ху Баоцинь протянул руку, потрепал Ху Сюань по волосам и аккуратно почесал ее за ухом.

Вообще-то подобное поведение причислялось к лисоблуду: трогать других лис за уши и уж тем более почесывать за ними могли только лисы, состоящие с ними в близкой или интимной связи. Не родственники по крови или не связанные лисьими узами лисы на то не имели права. Посягательство на уши считалось оскорблением и был чревато последствиями. Недаром и наказания за лисопреступления тоже зачастую касались ушей. Но именно по реакции ушей можно было точно определить, наступило лисозревание или нет, поэтому Ху Баоцинь презрел Лисье Дао.

Ху Сюань и без того полыхала жаром, а когда Ху Баоцинь потрогал ее за уши, то совсем разомлела и часто задышала. Шерсть у нее на хвосте распушилась и пошла волнами. Ху Баоцинь опять нахмурился. Да, это лисий гон, все симптомы налицо. Он невольно скользнул взглядом по телу Ху Сюань. Сложно было отвлечься и не замечать призывного фиалкового благоухания, исходящего от ее кожи.

Сексуальная энергетика лис во время гона сшибала с ног тех, на кого была нацелена. Ху Сюань вряд ли понимала, что и почему с ней происходит, но инстинктивно отреагировала на почесывание ушей.

Ху Баоцинь снова протянул руку и вплел пальцы в кудрявые волосы. Дыхание Ху Сюань опять участилось, по глазам пошла поволока, тело задрожало.

Ху Баоцинь почувствовал, что в горле стало сухо и колюче, как от жажды. Словно это был его первый лисий гон, а не Ху Сюань. Он еще раз попытался – и безуспешно – отвести взгляд от тела Ху Сюань, крылья носа его задергались.

Лисы пьянеют от запаха других лис во время гона, опьянел и Ху Баоцинь. Он взобрался на Ху Сюань, распуская одеяние и оправдываясь тем, что только так можно остановить лисий гон.

Вряд ли Ху Сюань понимала, что происходит, да и рука Ху Баоциня все еще почесывала у нее за ухом, и прежде чем она успела испугаться, все случилось, а когда все случилось, то горящее лисьим гоном тело подчинило остатки рассудка, и тогда уже было не до того, чтобы что-то понимать или пугаться. Голова ее металась по подушке, запрокидывалась. Ху Баоцинь ловил ускользающие от него губы и никак не мог поцеловать их. А поцеловать было нужно… нужно?.. Он ведь так давно хотел это сделать.

– Сюаньшэн… Сюань, – позвал он, крепко вжимая ладонь в щеку Ху Сюань.

Взгляд той на мгновение стал осмысленным, не затуманенным лисьим гоном. На склонившегося над ним Ху Баоциня она взглянула едва ли не с ужасом и дернулась всем телом, выбрасывая вперед локоть, чтобы защититься, но они были одним целым сейчас, крепко сцепленные, не говоря уже о разнице в силе, поэтому ей не удалось ни освободиться, ни спихнуть с себя серебристого лиса.

– Это единственный способ снять жар лисьего гона, – объяснил Ху Баоцинь. – Тебе больно? Потерпи.

Больно Ху Сюань не было. Она вообще ничего не чувствовала, кроме изнуряющего жара и где-то глубоко внутри засевшего страха. И боялась она не Ху Баоциня, а того, что сознание опять помутится и она лишится контроля над собственным телом.

– Почему… так? – выговорила Ху Сюань. – Всегда теперь будет… так?

– Первый гон пройдет, – успокоил ее Ху Баоцинь, – когда мы… закончим. Завтра утром ты снова станешь прежней. Выспишься и пройдет. Сюаньшэн?

Голова Ху Сюань опять запрокинулась. Ху Баоцинь продолжил, искреннее веря, что лисьи забавы – лучшее лекарство от лисовзросления. Так оно и было, всего-то и нужно было унять первую лисью похоть…

Но к утру жар Ху Сюань только усилился.

«Еще не хватило?» – растерялся Ху Баоцинь, поднимая с Ху Сюань одеяло и глядя на ее тело.

Оно казалось еще соблазнительнее, чем накануне. Потеря девственности должна была унять первый гон, но Ху Сюань в полузабытьи буквально фонтанировала лисьими феромонами.

«У кого из нас гон?» – слабо подумал Ху Баоцинь, чувствуя, что не может противиться их дурманящему зову.

У лис была легенда, что раз в лисий тай-суй рождались на свет лисы, способные подчинять себе других лис одним мановением хвоста. Ху Баоцинь всегда полагал, что речь шла о Владыке лис – так лисы звали Владыку демонов – или о мифическом Лисьем боге, но сейчас, где-то на задворках мыслей, подумал, что могла иметься в виду власть лисьих феромонов. Если бы Ху Сюань чего-то потребовала от него сейчас, Ху Баоцинь сделал бы это, не задумываясь.

– Лисодержимость… – пробормотал Ху Баоцинь.

И ни один «Лисий лечебник» не помог бы с нею справиться.

[449] Лисодержимость

Пришлось сделать это еще несколько раз, прежде чем жар лисьего гона начал спадать, но Ху Баоцинь так и не смог избавиться от сухого царапанья в горле и сосущей прохладцы в животе. Он слишком долго этого ждал, так просто не отпустишь.

Когда у него возникли эти мысли и желания? Они противоречили Лисьему Дао. Учитель, возжелавший собственную ученицу… Ни один здравомыслящий лис так не поступил бы.

«Лисодержимость…» – повторял про себя Ху Баоцинь.

Ху Сюань пришла в себя. Отголоски жара в теле еще чувствовались, но мыслила она уже ясно, и с глаз спала пелена. Она лежала в собственной кровати, накрытая до подбородка одеялом. Одежды на ней не было. Глаза ее широко раскрылись, когда она увидела рядом с собой Ху Баоциня, лицо залила краска.

Ху Баоцинь сидел, отрешенно глядя в пространство, на другой половине кровати, в одном лишь небрежно завязанном тонком нижнем одеянии, верхнее было накинуто поверх самой Ху Сюань. Последнее она ошибочно приняла за одеяло.

Поскольку Ху Баоцинь сидел к ней боком, то Ху Сюань заметила, что плечи и спина у него расцарапаны. Осознание пришло не сразу, но никого, кроме них, здесь не было, а значит, и никто другой это сделать не мог, кроме нее самой. Ху Сюань вскочила бы, настолько было сильно потрясение, но телом владела слабость, какой она никогда прежде не испытывала.

Хвост и уши, к слову, все еще были на месте. Ху Сюань несколько отвлеклась и постаралась сосредоточиться, чтобы их спрятать. С хвостом вышло, с ушами – нет. Ху Баоцинь повернул голову, услышав шебуршание со стороны Ху Сюань, и та сразу замерла.

– Очнулась? – спросил Ху Баоцинь, протягивая руку, чтобы потрогать лоб Ху Сюань. Голос у него был хриплый и надтреснутый.

– Сяньшэн… – только и произнесла Ху Сюань.

Она не знала, что сказать.

Почему они вообще оказались в одной кровати и оба были в столь неподобающем виде? Она смутно помнила, что Ху Баоцинь что-то говорил ей, нависая над ней в первый раз, но жар стер память об этом, а вот о том, что они делали весь день напролет, Ху Сюань очень даже помнила.

Ху Баоцинь долго держал ладонь у нее на лбу, потом взял ее руку и проверил пульс на запястье. Ху Сюань была красная как рак. Ху Баоциня, как ей показалось, все это нисколько не смущало. Он был сосредоточен так, словно готовился поставить диагноз пациенту. Чего ему стоило сохранять эту видимость!

– Думается мне, лисий гон отступил, – сказал Ху Баоцинь непринужденно. – Ты помнишь, что я тебе говорил, Сюаньшэн?

Ху Сюань отрицательно покачала головой.

– Жар первого гона можно снять лишь так, – объяснил Ху Баоцинь. – Думаю, стоит продолжать… лечение еще какое-то время.

– Но у меня нет жара, – сказала Ху Сюань, с самым серьезным видом потрогав себя за лоб.

– На всякий лисий случай, – добавил Ху Баоцинь. – Еще какое-то время. Недолго. Несколько лисьих дней.

Ху Сюань не могла не думать, что жизнь ее стала странной с того дня.

Она была уверена, что лисий гон прошел, но стоило Ху Баоциню к ней прикоснуться – и она начинала сильно в этом сомневаться. Уши и хвост то и дело подводили, хоть она и старалась их прятать, и вылезали в самые неподходящие моменты, а что с нею делалось, когда Ху Баоцинь почесывал у нее за лисьим ухом!

Но накатывающий на нее в эти моменты жар уже не был мучительным. Лисий гон прошел, точно прошел, это что-то другое, и это что-то только притворяется лисьим гоном… И лечение давно уже пора было прекращать, но Ху Баоцинь приходил каждый вечер и ложился с ней в одну постель, словно комната Ху Сюань была и его комнатой… или их общей комнатой.

Может, это не у Ху Сюань лисий гон, а у Ху Баоциня теперь? Явных симптомов не было, но вел он себя точно не так, как обычно. Днем, конечно, он гонял Ху Сюань в хвост и в холку, как и полагалось учителю гонять ученика, но вечерами словно превращался в другого лиса. Это раздвоение лисности Ху Сюань смущало и даже тревожило.

Заговорить об этом Ху Сюань решилась только через несколько лисьих месяцев. Отговорка «на всякий случай» уже не прошла бы, Ху Сюань уверилась, что никакого лисьего гона у Ху Баоциня нет: когда тот заснул, Ху Сюань проверила у него пульс и температуру, они были обычные, лисьи, как и у нее самого сейчас, и повышались, только когда они лисились, а значит, нужно прекратить лиситься, и тогда никаких «на всякий случай» не понадобится.

– Сяньшэн, – сказала Ху Сюань, когда Ху Баоцинь в очередной раз собирался распустить пояс, – почему вы это делаете?

Бледно-голубые глаза Ху Баоциня уставились на нее, но Ху Сюань выдержала его взгляд. Она твердо была намерена выяснить, что происходит и почему.

– Почему я делаю – что? – уточнил Ху Баоцинь.

– Ложитесь со мной?

Видимо, столь прямого вопроса Ху Баоцинь не ожидал. Глаза его раскрылись шире, потом по-лисьи сузились. Но он все еще держал руку на поясе.

– Лисий гон прошел, – добавила Ху Сюань, – ведь так?

– Так, – согласился Ху Баоцинь.

А вот теперь уже Ху Сюань не ожидала столь прямого ответа. Она-то думала, что Ху Баоцинь опять начнет отговариваться «всякими лисьими случаями».

– Значит, уже просто нет смысла этим заниматься, – сказала Ху Сюань потрясенно.

– А разве во всем нужно искать смысл? – спросил Ху Баоцинь с таким видом, точно надеялся, что Ху Сюань ответит: «Нет, не нужно».

– Как водится, – ответила Ху Сюань.

Ху Баоцинь слегка улыбнулся, но улыбка эта точно довольной не была. Он развязал пояс и снял с себя верхнее одеяние. Серебристые волосы зашелестели.

– Похоже, мне придется говорить правду, – сказал Ху Баоцинь в сторону, будто обращался к кому-то невидимому. Ху Сюань даже невольно посмотрела в ту сторону, но никого не увидела.

– И не пытайтесь меня облисить, – предупредила Ху Сюань, – я все равно узнаю правду, так или иначе.

– Так или иначе, – повторил Ху Баоцинь задумчиво. – Все происходит в лисьей жизни так или иначе. Ты хочешь знать, почему я с тобой все еще ложусь, хотя для того уже нет причин? Хорошо, я скажу, если ты действительно хочешь, чтобы я тебе ответил. Если я отвечу, назад пути уже не будет. Ты уверена, что хочешь, чтобы я тебе ответил?

Ху Сюань на долю секунды почувствовала неуверенность, но тут же взяла себя в лапы и уверенно сказала:

– Да.

– Ладно, – согласился Ху Баоцинь и, не раздеваясь дальше, навис над нею, вглядываясь в ее лицо.

Ху Сюань опять почувствовала, что краснеет. Лицо Ху Баоциня было слишком близко, она даже чувствовала его дыхание на своей коже.

– Ты мне нравишься. Поэтому.

Ху Сюань широко раскрыла глаза.

– И ты не испытываешь ко мне отвращения, не так ли? Мы могли бы быть вместе. Если я тебе тоже нравлюсь.

Ху Сюань долго не могла ничего ответить. Признание Ху Баоциня выбило ее из колеи. Она ожидала каких угодно ответов и объяснений, но точно не такого!

– Сюаньшэн?

Ху Сюань несколько раз открыла и закрыла рот, прежде чем смогла хоть что-то сказать:

– Но у меня есть условие.

– Условие? – выгнул Ху Баоцинь бровь. – Ты считаешь, что можешь выдвигать условия своему сяньшэну?

– Да, – твердо сказала Ху Сюань.

– Ну, давай послушаем, что за условие…

– Вы… вы не будете заставлять меня превращаться в лиса! – выпалила Ху Сюань и накрыла лисьи уши руками, чтобы их спрятать. – Я… я не хочу превращаться даже частично!

Ху Баоцинь улыбнулся, но улыбка эта была грустной. Ху Сюань почувствовала, что при взгляде на нее внутри что-то заныло.

– Вот как? – вымолвил он. – Значит, я не тот самый лис.

– Что?

– Когда ты встретишь того самого лиса, тебе будет все равно, как ты выглядишь. Ну, ладно, скажем так: я почти тот самый лис.

Ху Сюань не поняла тогда, что Ху Баоцинь имел в виду. Своего того самого лиса она встретит еще многие тысячи лет спустя, и это будет вовсе не тот самый лис. Это будет тот самый дракон.

[450] Лисья ересь

«Никогда не говори об этом вслух», – предупредил Ху Баоцинь свою ученицу после ее самоволки в лисье судилище.

Они и не говорили об этом с того дня, оба делали вид, что ничего не произошло, но Ху Сюань не могла об этом не думать. Правда, во время лисьего гона ей было не до размышлений, но теперь, когда жизнь вошла в лисью колею, а Ху Сюань достаточно успокоилась, чтобы принимать происходящее с нею как должное, мысли вернулись.

Вероятно, Ху Баоцинь не обманывал ее, когда говорил, что изменить Лисье Дао не в его власти. Отвращение, с которым он говорил о Праволисии, было подлинным, не напускным.

Мысль о том, что ее отец играет не последнюю роль при принятии решений, радости Ху Сюань не доставила. Сплошные лисоубийцы вокруг!

Ху Сюань была слишком умна и понимала, что так просто Лисьезнахарское Дао не изменишь. Даже Верховный лисий знахарь не мог, куда ему! Но была в Лисьем Дао лазейка, которой можно было воспользоваться: лисогеройство.

Лисы, совершившие подвиг во имя всего лисьего рода, имели право на одно абсолисное желание. Что бы они ни попросили, должно было исполнить.

И вот тогда Ху Сюань начала думать, что если бы она совершила лисогеройство, то смогла бы изменить Лисье Дао. Это была очень заманчивая идея.

Проблема в том, что в современном лисьем мире негде было геройствовать: войны давно закончились, лисьи кланы объединились, лисам ничего не угрожало. Не считая блох. И Тьмы.

«Если бы мне удалось отыскать лекарство от Тьмы…» – подумала Ху Сюань.

Но о Тьме мало что было известно, даже Ху Баоцинь неопределенно пожимал плечами, когда Ху Сюань заводила об этом речь. К больным, одержимым Тьмой, Ху Баоцинь ее и на лисий чжан не подпускал.

– А если Тьма перекинется на тебя, что тогда? – говорил он и выпроваживал Ху Сюань из лазарета.

Ху Сюань очень немного смогла узнать о Тьме, только о внешних симптомах и о конечных последствиях.

«Ладно, – подумала она недовольно, – вот стану старшим лисьим знахарем, тогда сяньшэн будет мне не указ».

За все то время, что Ху Сюань прожила в доме Ху Баоциня, лисы-посыльные приходили за Верховным лисьим знахарем, чтобы позвать его на лисье судилище, лишь несколько раз. Ху Баоцинь ругался, но идти все равно приходилось. Возвращался он скоро и очень мрачным, из чего Ху Сюань делала выводы, что Праволисие свершилось. В такие дни Ху Баоцинь много не разговаривал, и Ху Сюань к нему лишний раз и не лезла.

К вечеру Ху Баоцинь обычно отходил, и спать они ложились, как повелось, вместе, но ночами ему нередко снились кошмары, и Ху Сюань просыпалась от его крика.

«Совесть загрызла», – обычно говорил Ху Баоцинь, если Ху Сюань спрашивала, что случилось.

Лисья совесть Ху Сюань тоже мучила временами. Став лисьим знахарем, она словно бы молчаливо соглашалась с Лисьезнахарским Дао.

Как-то Ху Сюань, погруженная в невеселые мысли, забрела в дальний угол дома и нос к носу столкнулась с двумя маленькими лисятами, которые гоняли сплетенный из коры мяч. Она удивленно воззрилась на них. В доме, помимо ее самой и учителя, еще кто-то живет? Но она не слышала, чтобы Ху Баоцинь брал других учеников, кроме нее, да эти лисята и были слишком малы для ученичества.

«Это ведь не его дети?» – машинально подумала Ху Сюань.

Нет, эти лисята нисколько не были похожи на серебристого лиса, а Ху Сюань не сомневалась, что дети Ху Баоциня унаследовали бы от него его шикарный окрас.

«Да он и не стал бы нарушать Лисье Табу», – еще подумала Ху Сюань.

– Кто вам разрешал выйти?! – раздалось громогласно за спиной Ху Сюань.

Она обернулась куда как поспешно. По коридору летел Ху Баоцинь, глаза его злобно сверкали, хвост был как щетка. Лисята юркнули в какой-то собачий лаз в стене, и все стихло. Ху Баоцинь остановился, тяжело дыша.

«Выйти», – мысленно повторила Ху Сюань. Выйти, а не войти, значит, лисята действительно жили в доме – тайком.

Ху Баоцинь обрушил на Ху Сюань тяжелый взгляд.

– Сяньшэн, – осторожно сказала Ху Сюань, успевшая сделать определенные выводы, – эти лисята… Вы спасли и спрятали детей какого-то лисьего знахаря?

– Ха? – протянул Ху Баоцинь, и шерсть его вздыбилась. – Я никого не спасал. Я лишь провожу эксперимент, а они мои подопытные кролики.

– Эксперимент? – еще осторожнее уточнила Ху Сюань.

– Хотел выяснить, действительно ли лисята наследуют от отца лисьезнахарство, – мрачно сказал Ху Баоцинь.

– И… – задохнулась от волнения Ху Сюань.

– Похожи они, по-твоему, на лисьих знахарей? – язвительно поинтересовался Ху Баоцинь.

– Значит, – разволновалась Ху Сюань, – не наследуют! Я так и знала! Лисьезнахарское Дао ошибается!

– Ху Сюань, – сказал Ху Баоцинь.

Ху Сюань вздрогнула, посмотрела на него. Глаза у Ху Баоциня были не просто холодные – как ледышки!

Ху Сюань сглотнула:

– Да, сяньшэн?

– Что я тебе говорил? – поинтересовался Ху Баоцинь, впечатывая ребро ладони Ху Сюань в макушку. На этот раз силы он не пожалел.

– Никогда не произносить этого вслух, – пискнула Ху Сюань. Глаза у нее заволокло слезами, это было очень больно.

– Тогда почему ты раскрыла пасть и тявкаешь об этом на весь дом? – напустился на нее Ху Баоцинь. – Это лисья ересь. Знаешь, что с лисами за нее делают?

Ху Сюань не знала, но могла догадаться, он ведь была неглупым лисом. Но это впервые, когда она слышала о лисьей ереси.

– Сяньшэн, – осторожно сказала она, выждав, когда Ху Баоцинь перестанет фырчать, шипеть и скрипеть, как и полагается всякой лисе в гневе, – а что такое лисья ересь?

Ху Баоцинь какое-то время смотрел на нее, ничего не говоря, но с таким видом, что Ху Сюань продолжать этот разговор расхотелось.

«Наверное, об этом нельзя говорить», – подумала Ху Сюань.

– Иди за мной, – суховато велел Ху Баоцинь, – и держи пасть закрытой.

Он привел Ху Сюань в свой кабинет, открыл тайник и вынул оттуда свиток. Это было не Лисьезнахарское Дао, что-то другое. Подержав свиток в руке, словно сомневаясь, стоит ли показывать его, Ху Баоцинь все-таки отдал свиток Ху Сюань со словами:

– Прочти и запомни. Это о лисьей ереси. Этого ты никогда делать не должна, что бы ни случилось.

Ху Сюань напряженно развернула свиток и стала читать. Это был свод правил, чего лисам и лисьим знахарям делать нельзя ни при каких условиях. Все эти проступки считались лисьей ересью.

– Так чем это от лисопреступлений отличается? – не поняла Ху Сюань.

– До конца дочитай сначала, потом вопросы задавать будешь, – оборвал ее Ху Баоцинь. – Совет высших лис решает, что есть ересь, а что – преступление.

Ху Сюань, хмурясь, читала свиток. Нельзя было вступаться за лисопреступников, особенно за лисьих знахарей. Нельзя было сомневаться в Лисьем Дао и тем более его оспаривать. А учителям нельзя было лиситься с учениками и наоборот. Ху Сюань покраснела и поглядела на Ху Баоциня. Тот сейчас очень походил лицом на тибетскую лису.

– Сяньшэн… – неуверенно начала Ху Сюань. – Но как же мне никогда этого не делать, если я все это уже сделала?